18.


     Я  мог  себе  представить,  какое  значение  этот  проект  имел для
Чарлота. Индрис  были космической  расой, о  которой в  Галактике теперь
ничего не знали. Они, вероятно, не вымерли, но уже не были  властелинами
пространства и времени, какими они могли бы быть - потому что  опережали
и нас, и  галацеллан, и кормонсов.  Уже это одно  было проблемой первого
порядка.  Но  была  еще  одна  проблема,  решение  которой  было намного
важнее:  Если нам всем надоедят наши игры и мы пойдем по стопам  индрис,
то тогда  нам надо  знать, почему  индрис не  в силах  были понять  свои
собственные творения. Почему была  невозможна коммуникация между ними  и
их андроидами, их роботами, их големами?
     А то, что она была  невозможна, ясно следовало из истории,  которую
рассказала нам женщина. Индрис создали  из своей плоти и крови  существ,
которых не  понимали.   Вопрос о  том, были  ли анакаона "прогрессивнее"
или  "более  высокоразвитыми",  не  стоял.  Они  просто были другими.  И
беспокоило как  раз то,  что из  плоти и  крови индрис  могли возникнуть
совершенно чуждые  им существа.   Какими могли  бы получиться  существа,
которых сделали бы люди?
     Я  не  понимал  анакаона.  Их  мыслительные  процессы были для меня
книгой   за   семью   печатями.   Но   в   противоположность  Чарлоту  я
удовлетворился своим непониманием. Мне было достаточно думать о  Данеле,
как о человеке, который  застрелил пауков и спас  мою жизнь; о Майкле  -
как  о  человеке,  который  заболел,  играл  на  флейте, а потом не смог
играть, и  которому я  спас жизнь,  как и  его сестре.   Такое  значение
имели для меня "золотые".
     Для Титуса Чарлота мыслить такими понятиями было невозможно.
     Если подготовиться  к игре  в бога,  то уже  невозможно жить на том
уровне, где происходят конкретные вещи, и кому-то вредить.
     Если анакаонская женщина  была права в  том, что Чарлот  никогда не
поймет  (а  я  вовсе  не  считаю  обязательным,  что  она  права), то он
проиграл.   Тогда  он  может  выбросить  в  мусорную  корзину  все  свои
честолюбивые планы заложить краеугольный камень в здание и - камешек  за
камешком  из  всех  знаний  и  всех  тайн  Галактики  -  построить  его.
Неудивительно,  что  он  так  ценил  Элину.  Неудивительно, что анакаона
сочли себя обязанными  принять участие в  заговоре и похищении.   Должно
быть, они участвовали  в этом все  без исключения, иначе  они никогда не
собрали бы достаточно денег, чтобы подкупить Тайлера и капитана  "Белого
Пламени".   И уж  совсем было  неудивительно, что  Тайлер и  его коллега
неслись,  как  сумасшедшие,  чтобы  вернуть  девушку  из  ее   маленькой
безобидной прогулки, и что было так необходимо звать на помощь полицию.
     Для честолюбия Титуса Чарлота.   Элина была на вес  золота.  А  для
Титуса  Чарлота  во  всей  Вселенной  не  было  ничего  выше,  чем   его
честолюбие.
     Я был убежден в том, что женщина сказала правду и что она  изложила
свои причины так  полно, как только  было возможно.   Если в ее  истории

                                - 84 -

была ложь или недоразумения,  или неверные представления, то  лгал язык,
а не женщина.
     Эва не могла всего воспринять.   Она не понимала, как индрис -  или
кто  там  еще  -  могли  создать  существ,  которых  не  могли   понять.
Единственным аргументом женщины было:
     - А можете вы, люди,  понять своих детей п_р_е_ж_д_е, чем  сделаете
их них людей?
     Я счел это очень хорошим аргументом.
     Следующим утром мы  отправились в обратный  путь.  Майкл  и Мерседа
еще не совсем поправились, чтобы присоединиться к нам, и Данель  остался
с ними в лесу.  Эскорт из полудюжины лесных жителей доставил нас к  краю
джунглей. Женщина не пошла за нами даже туда. Она тоже осталась.
     Макса с  нами не  было. Позже  мы узнали,  что ему  удалось не быть
найденным анакаона и  что он, наконец,  сам выбрался из  джунглей. Когда
он  снова  добрался  до  цивилизации,  он  передал  на  базу обеспечения
печальное сообщение  о нашей  гибели.   Там ему  дружески разъяснили его
заблуждение и проинформировали, что нам забросили продукты на три дня.
     Когда мы пришли, он уже ждал нас.  Он опередил нас только на  шесть
часов. Наше возвращение, казалось, не слишком обрадовало его.
     Его поведение  не позволило  мне попросить  его устранить  для меня
две небольшие заботы. Мне пришлось обратиться к Линде.
     До нашего отправления мне  не удалось больше поговорить  с Майклом,
и поэтому  не смог  выразить ему  свое сожаление  о том,  что его флейта
сломана.  Я  попросил Линду передать  ему вместе с  моими извинениями за
неосторожность новую флейту за мой счет.
     С  Линдой  мы  провели  длинный  разговор  об  анакаона.  Я пытался
разъяснить ей все, что, на мой  взгляд, ей нужно было разъяснить еще  до
того,  как  мы  отправились  в  экспедицию.  Я  говорил  с  ней о прямой
коммуникации  между  разумом  и  окружением, которой, очевидно, обладали
анакаона.  Я подчеркнул,  какое значение имели их  язык и музыка при  их
взаимном  общении  и  связи  со  всем  миром.   Я объяснил ей похищение,
сказав,  что  женщина  пыталась  вернуть  лесным  жителям богов, которые
давным-давно  бросили  своих  детей  на  произвол судьбы и объявили себя
фальшивыми  богами.  Родители  нуждались  в  общении, но не смогли найти
никакой возможности.  Детям  не нужна была возможность  взаимопонимания.
Для них достаточно было б_ы_т_ь, и девушка должна была им помочь.
     С  этого  места  Линда  была  несогласна  со  мной. Она приняла мое
изложение легенды об индрис. Даже если  она не так уж любила свою  землю
обетованную, она не могла понять, что  здесь уже были другие и что  этот
мир и для них тоже означал обетованную землю и возможность вернуть  рай.
Но несмотря  на это,  она оставила  свое суждение  неизменным.  Факты не
смогли поколебать ее прочной веры.
     Она  была  откровенной.    Она  была   милым  человеком.  Мне   она
нравилась.  Но  я  не  мог  немного  не  сожалеть  о ней. Это заносчиво,
конечно, но так уж я  все воспринимал. Она показалась мне  такой пустой.
У анакаона душа  широко открыта для  всего окружающего. В  душу Линды не
имело доступа ничто,  кроме ее веры  в землю обетованную.   Она и  люди,
которых она изучала, образовывали противоположные полюса.
     И  я  не  считал  своей  задачей  давать  Линде советы или пытаться
изменить ее. Я сообщил ей, что знал, и обдумывал некоторые ее реакции  с
некоторой долей сарказма. Она не  была оскорблена, так как знала,  что я
не  имел  в  виду  ничего  плохого.   Просто  все,  что  я ей рассказал,
бесполезно сгорело.
     Линда  осталась  в   городе  на  краю   джунглей,  и  только   Макс
сопровождал нас в долгой поездке назад, в космопорт.

                                - 85 -

     Не  было  ничего  приятного  в  том,  чтобы  снова  увидеть солнце.
Психическое возбуждение быстро  свелось на нет  психической неуютностью.
Я  был  вынужден  целыми  днями  носить  темные  очки, пока мы с Эвой не
добрались до  "Дронта".   Макс и  Эва были  в таком  же положении.  Если
учесть, что была вершина лета, то мы выглядели как опереточные мафиози.
     - Жаль,  что вам  пришлось испытать  здесь так  много трудностей, -
заметил однажды  Макс, когда  мы после  вертолета ожидали  поезд.  - Это
действительно очень  прекрасный мир.   Мы тоже  делаем из  него  что-то.
Жаль,  что  за  его  пределами  вы  не  сможете  создать  для нас лучшее
паблисити.
     - Не имею намерения,  - возразил я.   - Паблисити - это  последнее,
что вам нужно.  Ведь не мы создали искаженную картину этого мира, а  вы.
Подумайте о том, что мы имеем космические перспективы.
     -  С  такой  логикой  все   жители  планеты  имели  бы   искаженное
представление об их собственном окружении, - парировал он.
     - Не только жители планеты.   Каждый, - сообщил я ему. Конечно,  до
него не дошло, что я имел в виду.
     - Ну, - сказал он, - неважно, что вы думаете. В конце концов, вы  и
сам довольно неважный.
     -  Да,  я  такой,  -  ответил  я счастливо.  - Совершенно неважный.
Все, что я делаю,  ни для кого, кроме  меня, и ломаного гроша  не стоит.
Но получилось бы что-нибудь, если бы весь мир прекратил думать?
     Но  он  не  понял  и  этого.   Эва,  вообще-то,  тоже.  Пройдет еще
какое-то  время,  пока  она  по-настоящему  вырастет.  Она слишком много
думает не о том.
     Пока  мы  добирались  до  космопорта,  Элина  выучилась говорить по
меньшей  мере  пятьдесят  слов  по-английски.   Я  хотел  бы   торопливо
добавить, что  это только  благодаря помощи  Эвы.   Эва не слишком ценит
молчание. Девочке очень нравится, когда  Эва беседует с ней, и  Эва тоже
считает, что  та составляет  ей приятное  общество.   Может быть, дело в
том, что Элина не стала ироничной. Эва не удовлетворилась тем, что  этот
ребенок может улыбаться и  делать в подходящих случаях  дружеские жесты.
Она сочла своей обязанностью назвать  ей наши имена и передать  ей запас
слов, с помощью которого та могла  бы выразить, как она счастлива и  как
быстро идет поезд.
     Я считал это достаточно глупым.  У меня не было стремления  обоюдно
с девочкой выражать свои  чувства, но если бы  я его имел, то  выбрал бы
метод, который  позволил бы  нам что-то  иметь в  виду, когда  мы что-то
говорим.   Слова не  имеют никакого  смысла, только  производят шум. Они
кажутся мне оскорблением для Эвы, для Элины и для интеллигента в  общем.
Но я ничего не сказал. Несомненно, Титус Чарлот будет благодарен Эве  за
то,  что  она  взяла  на  себя  начальное  образование.  Но  вполне было
возможно,  что  он  оторвет  ей  голову  за  то, что она вмешалась в его
эксперимент.
     На  борту  "Дронта"  никакого  сверхпышного  приема не было. Чарлот
что-то  долго  не  по  делу  крутил  пальцами,  будто весь мир постоянно
обращался с  ним невежливо.  Когда он  впервые узнал,  что мы  доставили
девочку назад,  он был,  конечно, восхищен,  но с  тех пор  прошло много
дней, и его приподнятое настроение было уже стерто нетерпением.
     У меня не было  желания говорить с ним  о девочке.  Это  привело бы
только к длинной и совершенно бессмысленной дискуссии о чем угодно,  что
я - как  факт - принимал  охотно, но о  чем совсем не  хотел спорить.  Я
предоставил это Эве  - передать рассказ  женщины так хорошо,  как только
она могла.   Да это и  было ее задачей.   Она руководила экспедицией.  Я
был только  подчиненным. Но  я не  завидовал Эве  и внимательно  следил,

                                - 86 -

чтобы  меня  не  втянули  в  это  дело.   Я был доволен полетом "Дронта"
назад, в Коринф,  и раскладыванием событий  по полочкам в  глубинах моей
памяти.
     Подходящие  медикаменты  и  долгий   сон  устранили  самые   плохие
последствия нашего предприятия.
     Когда я, наконец, поднял "Дронта" и тем самым поставил точку  после
всей этой истории, я подумал о том, что радовался сейчас прощанию с  Чао
Фрией  больше,  чем  когда-то  с  Рапсодией.   Разумеется,  я  в   своем
неподражаемом  стиле  остался  совершенно   нетронутым  этим  миром,   и
единственное, что я  взял отсюда -  это маленький пакет  в моем кармане.
Это была вторая забота, которую Линда устранила для меня, прежде чем  мы
покинули маленький город на краю леса.
     Но  во  время  нашего  пребывания  на  Чао  Фрии  произошли  важные
события.  Союз  между  мной  и  ветром  упрочился.   Мы,  наконец, стали
душами-близнецами.  В туманности Альциона  я нуждался в его помощи,  и в
пещерах Рапсодии,  вероятно, тоже,  но это  было совсем  другое.  С того
мгновения,  когда  я  взял  в  руки  флейту Майкла, ветер стал нужен мне
постоянно, и это кончится только с моей смертью.
     Пока я  сидел, расслабившись,  в моем  контрольном кресле  во время
полета на Нью Александрию, я размышлял о  том, что я...  что мы все  еще
были  привязаны  к  Чарлоту.   Я  считал  дни, прошедшие за время нашего
пребывания на Чао  Фрии. В пересчете  с локального на  стандартное время
их было не так много.  Мой договор еще действовал.
     А что случилось бы?
     - Это важно? - спросил ветер.
     Не особенно, признался я.  Важна длительность. Первые полтора  года
самые плохие. Последние шесть месяцев пролетели в мгновение ока.
     Это я иронизирую.
     Он засмеялся.
     Это было для меня неожиданностью.
     Жизнь сурова, заметил я.
     - Она могла бы быть еще хуже, ответил он.
     Да, сказал я. Мог пойти дождь.


                               ---оОо---


                                  19.


     У этой истории есть еще и постскриптум.
     Вечером после нашей  посадки на Нью  Александрии я встретил  в баре
бывшего  телохранителя.  Мы,  так  сказать,  столкнулись.  Пока   Чарлот
держался вне зоны власти здешней  полиции, у него были другие  задачи, и
теперь уже не было столько возможностей ничего не делать. Но он по  мере
возможности  искал  меня.   Он  был  в  гражданском  и  выглядел   почти
по-людски.
     - Значит, ты доставил ее обратно?  - спросил он.
     - Ясное дело, - ответил я.
     - И что?
     - Ты должен мне порцию, - проинформировал я его.
     - Ты можешь доказать это перед судом?
     - Нет. Ты можешь взять с меня слово.

                                - 87 -

     Он подобрал губы,  а потом повернулся  и заказал порцию  выпивки. Я
медленно  выпил.    Я   продлевал  удовольствие.    Я   всегда   получал
удовольствие, когда выигрывал спор.
     - Ты когда-нибудь был в космосе?  - спросил я.
     - Нет.
     - Это кое-что  объясняет. Знаешь, трудность  с людьми, которые  всю
жизнь  приклеены  к  земле,  в  том,  что  им  не  хватает   космической
перспективы.   Ты чувствуешь  себя связанным  с Нью  Александрией святым
клочком земли?
     - В известной степени, да, - сказал Дентон. - Но я не фанатик.
     - Ты чувствуешь себя здесь дома, да?
     - Для меня все это о'кей.
     - Ты никогда не чувствовал ничего вроде жажды странствий?
     - Иногда. Но я с этим справлялся.
     Я был  вынужден улыбнуться  по поводу  его способа  выражаться.   -
Чувствовал  ли  ты  когда-нибудь  непреодолимое  стремление  п_о_н_я_т_ь
чудеса  вселенной?  -  продолжал  пытать  я.   -  Казалась ли тебе жизнь
неполноценной или незаполненной, если  ты при исследовании смысла  жизни
был не в силах перевернуть какие-нибудь камни?
     - Думаю, нет.
     - Твое стремление к пониманию не поддается подавлению?
     - Нет.
     Он улыбался и ждал, что я объясню, о чем это я разглагольствую.
     - Это хорошо, -  объяснил я.  -  У меня так же.   Но я очень  люблю
узнавать.   А ты  нет? Я  с пристрастием  заглядываю под  камни. Тебе не
кажется, что  от этого  можно заболеть?  Или ты  можешь представить, что
концепцией Библиотеки Нью  Александрии является любопытство,  перешедшее
в душевную болезнь?
     Скачки моих мыслей сбили его с толку.
     - Я не знаю, - сказал он.
     - Я тоже. Не хочешь выпить еще?
     - Я думал, ты выиграл спор и можешь сказать: "Я же тебе говорил".
     - Могу. Я  это только что  сказал. А теперь  я хочу угостить  тебя,
так как у меня доброе сердце.
     - Спасибо, - сказал Дентон.
     Я заказал следующий круг.
     - А не мог бы ты рассказать всю историю? - попросил он.
     -  Позже.   Сначала  нам  надо  немного  выпить. Тогда она будет не
такой скучной.
     С  этими  словами  я  достал  из кармана маленький пакет, развернул
его, поставил содержимое на ребро  на стойку бара и задумчиво  посмотрел
на него.
     - Что это? - поинтересовался Дентон.
     - Это подарок.  Для Титуса Чарлота.   Я до сих пор не передал  ему.
Это  должно  помочь  ему  в  поисках  взаимопонимания.  Это очень ценный
исследовательский прибор.
     - Да, - протянул полицейский. - Но ч_т_о это?
     - Это флейта, - сказал я.


                             -----оОо-----
                               ---оОо---