олько для  определенного ее  места?  После осмотра еще  одного города я
пошлю  его  за  тысячу километров отсюда.  Этот  третий полет  разъяснит
многое,  - его серые глаза выражали напряженную работу мысли. - В давние
времена пришелец с Марса мог бы сильно ошибиться, если бы характеризовал
Землю как последний оставшийся приют для прокаженных. Сегодня мы сделаем
аналогичную  ошибку,   что   все   это   карантинная  зона,   заселенная
паралитиками.
     - Не может быть!  -  испуганно вырвалось у  Уолтерсона.  -  Если мы
совершили посадку в  резервации для тяжелобольных,  то нам надо поскорее
выбираться отсюда!  Я  не  хочу заразиться каким-нибудь вирусом,  против
которого у меня нет естественного иммунитета.  Мне просто повезло, когда
я не попал в ту экспедицию на Гермес шесть лет назад. Помните? В течение
трех дней пребывания на планете весь экипаж погиб. Разраставшиеся во все
стороны   пучки   зловонных   отростков   на   их   телах   позже   были
классифицированы, как грибковые образования.
     - Посмотрим,  что скажет Огилви,  -  решил Лейф. - Если он сообщит,
что где-то есть более привычные для нас условия,  мы переберемся туда. А
если окажется, что они везде одинаковые, останемся здесь.
     - Останемся!  -  повторил вслед за командором Пэскью.  Весь его вид
выражал отвращение.  - Что-то подсказывает мне, что вы выбрали именно то
слово -  останемся.  -  Он кивнул на иллюминатор, за которым уже столько
времени подбирался к  ним поезд.  -  Если во  всем том,  что мы видели и
слышали,  есть  хоть какой-то  смысл,  то  это  значит,  что  мы  сели в
совершенно заслуженную нами лужу.
     - А точнее? - проявил заинтересованность Уолтерсон.
     - Мы  можем оставаться здесь миллион лет  или  же  вернуться домой.
Впервые  в  нашей  триумфальной истории  мы  терпим  настоящее и  полное
поражение.  Мы  абсолютно ничего не  выжмем из этого мира по одной очень
уважительной причине,  и  поделать здесь ничего нельзя,  я хочу сказать,
что наша жизнь очень коротка.
     - Я  не  спешу  с  преждевременными выводами,  -  поставил точку  в
дискуссии Лейф. - Подождем Огилви.
     Скоро динамик удивленно сообщил:
     - Этот город тоже заполнен ползунами. И трамваи передвигаются с той
же скоростью,  если это только можно назвать скоростью.  Если хотите,  я
снижусь и опишу все подробнее.
     - Нет,  -  проговорил Лейф в микрофон.  -  Сделайте как можно более
глубокую разведку в  восточном направлении.  Заберитесь возможно дальше.
Особенно нас интересуют изменения данного феномена.  Если обнаружите их,
немедленно докладывайте.
     Он отставил микрофон и повернулся к остальным:
     - Все, что нам остается сейчас, это не спешить.
     - Вот,  вы произнесли это!  -  воскликнул Пэскью.  -  Ставлю тысячу
против одного,  что Бойделл сидел здесь,  как и мы,  ковыряясь в зубах и
ожидая неизвестно чего, пока ему это не надоело.
     Внезапно  слушавший их  Уолтерсон разразился громким  хохотом,  чем
поверг присутствующих в изумление.
     - Что с вами? - изучающе глядя на него, спросил Пэскью.
     - Какие только мысли не приходят иногда в  голову,  -  извиняющимся
тоном произнес Уолтерсон.  -  Вот  мне  сейчас подумалось,  что  если бы
лошади походили на улиток, их никогда нельзя было бы запрячь. Это вполне
разумный принцип, но как, черт возьми, приткнуть его здесь?
     - Город в шестидесяти восьми километрах восточнее базы,  -  объявил
Огилви. - Все то же, что и раньше. Две скорости: двигаются медленно, как
покойники, и медленнее, чем покойники.
     Пэскью посмотрел в иллюминатор.
     - Клоп  быстрее  перебирает лапами,  чем  тащится  этот  поезд.  Он
наверняка остановится возле нас.  -  Немного поразмыслив, он закончил: -
Как бы там ни было, одно мы знаем точно - они нас боятся.
     Сосредоточенно что-то обдумывая, Лейф соединился с Шэлломом:
     - Мы выходим наружу.  До нашего возвращения записывайте все доклады
Огилви.  Если  он  сообщит  о  любых  быстрых перемещениях,  подайте нам
короткий сигнал сиреной.
     Затем он позвонил Нолану,  Хоффнэглу и Ромеро, трем специалистам по
контакту:
     - Готовьте ваши таблицы.
     - По инструкции,  -  напомнил о  себе Пэскью,  -  до тех пор,  пока
контакт не  состоялся и  не доказано,  что чужаки настроены дружественно
или,  по крайней мере,  невраждебно, командир должен осуществлять полный
контроль за своим кораблем.
     - К  черту инструкции,  сейчас не тот случай,  -  резко оборвал его
Лейф.  -  Меня  интересует поезд.  По-моему,  уже  пора  хоть  в  чем-то
определиться. Решайте сами, идете вы или нет.
     - Четырнадцать поселков  вдалеке,  -  вмешался откуда-то  со  своей
высоты Огилви.  - И все в них так торопятся, что можно умереть со скуки,
глядя на них. Держу курс на город на горизонте.
     С  кипами цветных таблиц в  руках явились специалисты по  контакту.
Они  были без  оружия -  им  единственным запрещалось его ношение.  Этот
запрет основывался на  теории,  по которой явная беспомощность порождает
доверие.  В  большинстве случаев она находила оправдание,  и  контактеры
оставались живы.  Время от времени она не срабатывала, и жертвы получали
всего лишь достойное погребение.
     - А нам как?  -  посмотрев на вновь прибывших, спросил Уолтерсон. -
Возьмем оружие?
     - Рискнем выйти  без  него,  -  решился Лейф.  -  Раса,  достаточно
разумная,  чтобы разъезжать на поездах,  должна четко представлять,  что
произойдет,  если она только попытается тронуть нас. Пока мы будем вести
переговоры, орудия корабля будут держать их на прицеле.
     - Я не полагаюсь на их способность размышлять, как это понимаем мы,
- заметил  Пэскью.   -  За  всей  их  показной  цивилизованностью  может
скрываться самый коварный нрав в системах с этой стороны Сириуса.  -  Он
ухмыльнулся и добавил:  -  Но я доверяю своим ногам.  Если эти неспешиты
что-то и  задумают,  я  успею превратиться в легкое облачко пыли в лучах
заходящего солнца раньше; чем они что-либо предпримут.
     Лейф  улыбнулся,   и  они  пошли  к  главному  выходу.   У  каждого
иллюминатора толпились люди,  наблюдавшие за  их  спуском  по  склону  к
дороге.
     Орудийные расчеты в  башнях,  хотя  и  были  приведены в  состояние
полной боевой готовности,  тем не менее прекрасно сознавали,  что нельзя
палить во  время переговоров из-за риска попасть как в  чужих,  так и  в
своих.  Но  в  случае необходимости они могли нарушить этот нейтралитет,
разрушив пути  впереди  и  сзади  поезда,  изолируя его  для  дальнейшей
обработки.  На  все  остальное  время  им  отводилась  роль  устрашения.
Несмотря на  отсутствие всякой  видимой угрозы  со  стороны этого  мира,
среди  старых членов экипажа существовали определенные опасения.  Прежде
мирная  обстановка  не   раз  обманывала  людей,   и   они  остерегались
какого-нибудь подвоха.
     Шестерка  добралась до  железной дороги  приблизительно в  двухстах
метрах  от  поезда и  теперь повернула прямо  к  нему.  Они  уже  видели
машиниста,  сидевшего в  кабине за панелью из стеклоподобного материала.
Его   большие  желтые  глаза  напряженно  смотрели  прямо  перед  собой,
малиновое лицо  было  лишено  всякого  выражения,  обе  руки  лежали  на
рычагах.  Полдюжины пришельцев на  путях не производили на него никакого
впечатления, он даже не шевельнулся.
     Лейф первым подошел к  двери кабины -  и  встретился с неразрешимой
проблемой  номер  один.   Он  взялся  за  ручку,  распахнул  дверь  и  с
располагающей улыбкой дружески произнес:
     - Здравствуйте!
     Машинист не ответил. Но его зрачки стали перемещаться к краям глаз,
а поезд продолжал двигаться по рельсам в том же темпе, так что Лейф едва
не  выпустил  ручку  двери.  Чтобы  сохранить равновесие,  ему  пришлось
сделать шаг. Когда зрачки машиниста уже были в углах глаз, Лейф вынужден
был сделать второй шаг.
     Только теперь начала поворачиваться голова машиниста.  Лейф  сделал
еще один шаг. Она повернулась еще немного. Еще шаг. Пятеро его товарищей
старались не отставать. В действительности это было довольно трудно. Они
не  могли оставаться на  месте и  дать поезду уползти,  и  не могли идти
нормально,  не обгоняя его. В итоге получалось нелепое движение в рваном
ритме: с маленькими шажками и длинными паузами.
     Когда голова машиниста повернулась уже  наполовину,  длинные пальцы
его  правой руки начали отпускать ручку рычага.  В  это  же  нескончаемо
долгое  мгновение рычаг  пришел в  движение.  Машинист несомненно что-то
предпринимал.   Неожиданно  оказавшись  в   чрезвычайной  ситуации,   он
лихорадочно искал выход из нее.
     Все  еще  держась за  дверь,  Лейф  продвигался вместе  с  поездом.
Остальные тоже вышагивали рядом с  ним,  соблюдая паузы.  На лице Пэскью
читалась   почтительность  человека,   вынужденного   присутствовать  на
похоронах своего богатого дядюшки,  который перед  смертью вычеркнул его
из завещания.  Воображение подсказывало Лейфу,  какие скабрезные шутки в
их сторону отпускали наблюдавшие все это из корабля.
     Проблему восстановления офицерской чести  он  решил  очень просто -
войдя  в  кабину машиниста.  Но  лучше от  этого не  стало.  Он  избежал
топтания в  комичной процессии,  но  сейчас  ему  пришлось опять  делать
выбор: или стоять в кабине, полусогнувщись, или опуститься на колени.
     Голова  машиниста,   наконец,  повернулась,  он  смотрел  прямо  на
вошедшего.  Рычаг был переведен в  крайнее положение.  Что-то  до  этого
времени шипевшее под вагоном утихло, и продвижение затормозившего поезда
происходило теперь только по инерции.  Оно измерялось уже сантиметрами и
даже миллиметрами.
     - Здравствуйте!   -   повторил  Лейф,   чувствуя,  что  никогда  не
произносил ничего более глупого, чем сейчас.
     Рот машиниста начал открываться,  образуя овал;  обнажились длинные
узкие зубы. Языка не было. Форма овала менялась, и когда машинист открыл
рот  именно так,  как  ему  хотелось,  его  собеседник мог  бы  выкурить
полсигареты. Ободренный Лейф приготовился слушать ожидаемое приветствие.
Но ничего не произошло, ни звука не вылетело из широко открытого рта, не
прозвучало ни одной ноты,  ни единого децибелла.  Лейф подождал немного,
надеясь все-таки,  что  первое слово  прозвучит раньше следующей недели.
Форма овала еще немного изменилась,  а маленькие розовые щупальца во рту
скорчились наподобие агонизирующих червячков. На этом все закончилось.
     Уолтерсон перестал топтаться по  ковру  из  клевера и,  обращаясь к
Лейфу, сказал:
     - Он остановился, командор.
     Выйдя из  кабины,  Лейф засунул руки глубоко в  карманы и  с  видом
человека,  потерпевшего  неудачу,  посмотрел  на  машиниста,  чье  ранее
абсолютно   безразличное  выражение   лица   сменялось  теперь   крайним
удивлением и  интересом.  Лейф мог  наблюдать его  мимику,  одновременно
изучая весь его томный облик хамелеона, меняющего окраску.
     - Какое внимание,  черт побери!  -  съехидничал Пэскью, подталкивая
Лейфа локтем и показывая на ряд ручек дверей вагонов. Большинство из них
медленно поворачивались.  -  Они  сейчас затопчут друг  друга в  спешке,
пытаясь выбраться из вагонов.
     - Откройте им двери, - распорядился Лейф.
     Хоффнэгл,  стоявший как раз напротив одной из них, повернул ручку и
потянул дверь на  себя.  Она  открылась с  уцепившимся за  нее с  другой
стороны пассажиром,  который не  успел ее отпустить.  Уронив таблицы для
контакта,  Хоффнэгл проворно поймал свою жертву и  поставил ее на землю.
По словам Ромеро,  все это заняло сорок восемь секунд. На лице пассажира
было написано что-то вроде озадаченности.
     После  этого  происшествия двери  открывали со  всей  осторожностью
налогового  инспектора,  обнаружившего странное  денежное  поступление и
аккуратно  отмечавшего  его   галочкой.   Пэскью  со   свойственным  ему
нетерпением ускорил этот процесс:  он хватал инопланетян и  ставил их на
зеленый  газон.   Самому  сообразительному  из  них  понадобилось  всего
двадцать восемь секунд,  чтобы начать соображать, как он переместился из
одного места в другое. Он смог бы распутать эту головоломку, будь у него
достаточно времени.
     Возле пустого поезда на  газоне стояло двадцать три  неспешита.  Их
рост  не  превышал  ста  двадцати сантиметров,  а  вес  -  двадцати пяти
килограммов Планеты Вечности.  Все  были хорошо одеты,  но  без различий
пола в одежде.  Детей среди них,  предположительно,  не было -  ни одной
уменьшенной копии.  Ни  у  кого  не  нашли  ничего,  хотя  бы  отдаленно
напоминавшее оружие.
     Оглядев их,  Лейф признал, что, как бы заторможены они не были, все
пребывали в  здравом уме и на вид вполне здоровы.  Их лица с незнакомыми
для  землян  чертами  несли  на  себе  печать  разума  довольно высокого
порядка.   На  это  указывали  механизмы,   которые  они  изготовляли  и
использовали,  как,  например, этот поезд, но прекрасным доказательством
этому служили их лица.
     Он   заключил,   что  Великий  Совет  имел  достаточно  причин  для
беспокойства, если, конечно, не обращать внимания на то, кто являлся его
членами.  Если  все  эти  существа,  замершие перед ним,  были истинными
представителями  планеты,   тогда  она   абсолютно  безобидна.   Они  не
представляли решительно никакой  опасности интересам землян  в  космосе.
Однако,  в то же время, в них таилась какая-то большая угроза, о которой
ему не хотелось даже и думать.
     Разложив на  земле свои всеохватывающие таблицы,  трое специалистов
по контакту приготовились объяснять,  откуда они,  их уровень развития и
цели с помощью эффективной методики символов и жестов, разработанной для
первого контакта.  Неугомонный Пэскью опять  ускорил работу,  расположив
неспешитов вокруг таблиц, поднимая каждого из этих спавших летаргическим
сном манекенов и перенося их в определенное место.
     Лейф  и  Уолтерсон решили осмотреть поезд.  Если  бы  кто-нибудь из
неспешитов и  стал возражать против подобного осмотра,  у  них просто не
хватило бы времени, чтобы хоть как-то этому помешать.
     Крыши вагонов были сделаны из  бледно-желтого прозрачного пластика,
доходившего до верхнего края дверей. Под пластиком находилось бессчетное
количество расположенных в  строгом  порядке кремниевых шариков.  Внутри
вагонов, под металлическими пластинами центрального прохода, выстроились
маленькие  цилиндры,   очень   напоминавшие  электрические  элементы  из
никелевого  сплава.   Двигатели  были  спрятаны  в   каждом  вагоне  под
крохотными кабинами машиниста.
     - Солнечная энергия,  -  сделал  вывод  Лейф.  -  Основная  энергия
движения  вырабатывается этими  солнечными батареями,  установленными на
крыше.
     Он прошелся по вагону, измеряя шагами его длину и что-то прикидывая
в уме.
     - На  каждую батарею приходится одна  целая  две  десятых на  шесть
квадратных  метров.   Включая  боковые  проходы,  площадь  вагона  равна
двенадцати квадратным метрам.
     - Ничего  удивительного,  -  высказал  свое  мнение  Уолтерсон,  на
которого эта информация не произвела никакого впечатления.  - На Земле в
зонах  с  тропическим климатом солнечные батареи используются с  большей
отдачей, а похожие есть на Драмойии и Уэрсте.
     - Да,  но ночь здесь длится шесть месяцев.  Вы знаете аккумуляторы,
которые не истощатся за это время?  Вопрос: как же они приспособились на
ночной стороне? Или весь их транспорт останавливается, когда они храпят?
     - Об  их ночных привычках лучше спросить у  Пэскью.  По-моему,  это
вполне подходит для них,  я имею в виду их сон,  - шесть месяцев для них
не  больше,  чем для нас одна ночь.  В  любом случае,  зачем нам строить
догадки? Рано или поздно мы же исследуем и ночную сторону?
     - Да,  конечно.  Но  хотелось бы  знать,  опережают ли  эти штуки в
каком-то аспекте те, что есть у нас?
     - Чтобы изучить их детальнее, нам нужно разобрать их по винтикам, -
возразил Уолтерсон.  -  Участие в этой работе Шэллома и его парней может
паршиво сказаться на  наших отношениях с  неспешитами.  Даже если те  не
смогут помешать нам, все равно им это не понравится.
     - Я себе не враг,  -  с упреком заметил Лейф.  - Помимо прочего, за
такое   повреждение   собственности,   принадлежащей  невраждебным   нам
инопланетянам,  меня могут отдать под трибунал.  Зачем мне самому искать
неприятности там,  где информацию можно получить прямо от них в обмен на
какие-то  другие сведения?  Слышали ли вы когда-нибудь о  разумной форме
жизни, которая отказалась бы от обмена информацией?
     - Нет,  -  ответил Уолтерсон.  -  Но я никогда не слышал и о такой,
которая  на  работу,  занимающую пять  минут,  тратит  пять  лет.  -  Он
самодовольно ухмыльнулся и добавил:  -  Нам становится известно то,  что
узнал и Бойделл, а именно - надо дать, чтобы получить, а чтобы получить,
нужно не спешить.
     - Не буду с вами спорить, у меня такое чувство, что вы черт возьми,
правы,  -  Лейф дал понять,  что вопрос исчерпан.  - В любом случае, это
забота Совета. Возвращаемся на корабль. До доклада наших специалистов по
контакту большего мы здесь не узнаем.
     Они  стали взбираться на  утес.  Увидев,  что  они  уходят,  Пэскью
поспешил за ними, оставив трио контактеров играть со своими картинками и
изображать руками змейки.
     - Ну  как  дела?  -  осведомился Лейф,  как только они поднялись на
корабль.
     - Не  очень,  -  ответил Пэскью.  -  Это надо испытать самому.  Так
недолго и спятить.
     - А в чем дело?
     - Как можно сравнивать две величины,  если одна из  них неизвестна?
Как можно попасть в такт на длительной,  почти бесконечной паузе? Каждый
раз,  когда Хоффнэгл демонстрирует символы орбит,  он доказывает принцип
фокусника:
     "Скорость рук  имеет решающее значение в  обмане",  -  и  аудиторию
охватывает интерес.  Он  повторяет свои  манипуляции медленнее -  и  они
снова  остаются в  дураках.  Тогда  он  проделывает все  с  еще  меньшей
скоростью.  - Пэскью пренебрежительно хмыкнул. - Чтобы найти, опробовать
и  закрепить самые подходящие для  понимания жесты,  этой  бедной троице
понадобится целый день,  а  может,  и  большая часть недели.  Они никого
ничему не учат -  они учатся сами.  Это,  в  полном смысле слова,  уроки
времени и движения.
     - Без этого не обойтись,  -  заметил Лейф, - даже если на это уйдет
вся жизнь.
     - Чья жизнь? - уточнил Пэскью.
     Лейф поморщился, подыскивая более подходящий ответ, но так ничего и
не сказал.
     У  выхода из  переходного отсека их встретил Гарсайд -  энергичный,
невысокого роста  человек  с  казавшимися огромными за  толстыми линзами
очков глазами.  Самой большой его страстью были насекомые - всевозможных
размеров, форм, цвета, происхождения, лишь бы это были насекомые.
     - А,  командор! - восторженно воскликнул он, просто захлебываясь от
переполнявшей его  радости.  -  Самое замечательное,  самое удивительное
открытие! Девять особей насекомого мира, ничего потрясающего в строении,
но  все  поразительно медлительны.  Если этот феномен является общим для
всех насекомых планеты,  то можно будет говорить,  что присущий им обмен
веществ...
     - Запишите это,  чтобы не забыть,  - посоветовал Лейф, похлопав его
по плечу. Он спешил в рубку связи.
     - Есть что-нибудь новое от Огилви?
     - Нет, командор. Все его доклады повторяют первые сообщения. Сейчас
он уже более чем на полпути назад, появится примерно через час.
     - Как только он вернется, сразу же направьте его ко мне.
     - Будет исполнено, сэр.
     Огилви явился в  указанное время.  Это был долговязый пилот с худым
лицом и неприятной манерой ехидно улыбаться. Войдя в командирскую рубку,
он остановился,  заложил руки за спину,  склонил голову и  с  притворной
застенчивостью произнес:
     - Командор, я должен сделать признание.
     - По вам это в самом деле видно. И в чем же оно состоит?
     - Я  совершил  посадку,   не  имея  на  то  разрешения,   прямо  на
центральной площади самого большого города, который смог найти.