тупал  на  землю  сразу
всею ступней, старался ступать  как  можно  тверже,  даже  палку  какую-то
подобрал, опирался на нее как старик.
     - И ноги, что ли, потер?
     - Волна... - буркнул Анфед. -  Лодку,  говорю,  так  и  водит  вокруг
якоря...
     А перед палаткой Анфед осторожно  опустился  на  четвереньки,  так  и
вполз в палатку, сразу зашнуровался изнутри. Устал, дескать.
     Веснин покурил. Свихнуться от духоты можно. Что мог  делать  Анфед  в
тальниках?
     Круговой дальней дорогой, обойдя  кухню,  мимо  баньки,  мимо  пустой
волейбольной площадки, усыпанной сосновыми шишками, никем  не  замеченный,
добрался до тальникового мыса.
     Пусто, глухо. Лужи ржавые, комары попискивают.  Вырожденцы  -  кусать
разучились, целиком ушли в писк.
     Что тут можно спрятать? Ведь был под мышкой Анфеда мешок, а  вернулся
спортсмен без мешка... Может, притопил в луже?..
     Точно!
     Вот он мешок. Торчит краешек из воды, камнем придавлен.
     Не раскрывая мешка, Веснин догадался, что там внутри - лещ!
     Красавец! Сантиметров на семьдесят, на все девять кило потянет. Чешуя
как копейки, одна к другой. Такого не в лужу, такого на кухню тащат!
     О леще Веснин думал автоматически, в голове стояло другое.  Вчерашний
костерок, сухие молнии... Надин голос... "Если  бы  сбывались  желания..."
Вот они и начали сбываться! Чего вчера пожелал  Анфед?  Леща!  Да  такого,
чтобы чистить его от хвоста до обеда!
     И похолодел. Не только леща. Не только... Настолько "не только",  что
одна только мысль об этом и загнала Анфеда в неуютные тальники. Да  и  как
не полезешь? Ведь если сказал ты - хочу леща! - а лещ тут же и  объявился,
значит, и другое желание  где-то  на  полпути.  Зря,  что  ли,  Анфед  так
осторожно ступает по ровной земле, как старик опирается на палку? Он умный
- Анфед, мало что неудачник. Все он понимает, четко блюдет логику. Раз ему
подкинули леща, значит, и  насчет  ноги  позаботятся.  Кто  или  что,  это
неважно. Важен факт. А лещ это факт. Да  такой,  что  проклянешь  себя  за
дурацкие желания. "Ногу сломать..." Подальше, подальше от таких  подарков!
А этого леща - в болото. Вот, дескать вам,  матушка-природа  или  что  там
еще, ваш разлюбезный  лещ,  и,  пожалуйста,  не  тревожьтесь  насчет  моей
ноги...
     Умница Анфед, ухмыльнулся Веснин. Ну, прямо Филиппок, чисто сработал.
     И вздохнул. Сам-то что вчера брякнул вслух? "Судьбу сломать..."
     Лещ в мешке дернулся.
     Веснин волоком дотащил разбухший грязный мешок до  воды  и  вытряхнул
рыбину в море. Лещ как упал в воду, так и затонул. Пустил пару пузырьков и
как его и не было. Может утонул? - испугался Веснин. И сказал вслух:
     - А это уж твое дело. Я тебя, лещ, в родную стихию вернул, дальше сам
выпутывайся.



                                    8

     А вечером вдруг разошелся Ванечка, бывал он и таким. Вытащил к костру
все еще дующуюся на всех Наденьку и ударил по струнам гитары:
     - Эх, была бы дорога от звезды до звезды, на коне проскакал бы...
     - ...и туды и сюды! - хрипло поддержал Ванечку Кубыкин.
     - Вот видишь, - опустил гитару Ванечка. -  А  ты  говоришь,  Кубыкин,
голоса у тебя нет, слуха у тебя нет. Все у тебя есть, Кубыкин,  просто  ты
опустился.
     На шум выполз из палатки Анфед.  Сел  не  на  крепкий  пенек,  не  на
скамейку, - аккуратно расстелив на песке штормовку, опустился на нее.  Так
не упадешь, подметил про себя Веснин. А Кубыкин удивился:
     - Мозоли болят?
     - Да так... -  неопределенно  повел  рукой  Анфед.  И  хотел,  что-то
объяснить. Но Наденька уже взялась за свое:
     - Было что-то в воде! Было! Я не придумываю. Скажи, Кубыкин!
     - Да там в воде всякое, - авторитетно подтвердил  Кубыкин,  не  сводя
глаз с Анфеда. - Милка Каплицкая, например, таз эмалированный утопила. Мне
списывать теперь. Сколько таких дур, как Каплицкая?
     - Анфед, посчитай, - привычно попросил Ванечка.
     - Я уже посчитал, - хмуро сообщил Анфед. - С Надей - две.
     - Анфед!
     Анфед  отмахнулся.  Забрал  гитару  у  Ванечки,  забренчал,  подвывая
печально, страстно:
     - Ничего такого нету, все в порядке, все ажур, только съехали  соседи
и уперли наших кур. Машка бросила Ивана, Манька вышла за Петра...
     Веснин покачал головой. Если и сегодня дождь не прольется, не вылезем
с базы, застрянем здесь навсегда.
     Но от костра не ушел.
     И дымные сумерки  уже  сгустились  над  лесом,  и  странно  зеркально
вспухло, багрово выпятилось прежде плоское  море,  и  темный  жар  сумерек
затопил лесистые  берега,  а  Веснин  все  не  отходил  от  костра,  искал
объяснений. Ну да, был лещ, но Анфед ведь не сломал ногу. Ну да,  оказался
лагерь выметенным, как Красная площадь перед праздником, но ведь ни на ком
это никак не сказалось. Ну да, слышал он, Веснин, странный  голос,  только
чего не услышишь в ночном предгрозовом, утопленном в духоту лесу?.. А  еще
Кубыкин. Вот видно, все врет, но авторитетно врет, уверенно. Что-то  такое
светится в его глазах... И, наконец, жухлая полоска, прокаленную  землю  с
которой он собрал в газетный пакет...
     Серова бы сюда. Серов - человек решений. Он немедленно вызвал  бы  на
базу своих приятелей-физиков, ну а химики здесь под боком...
     Все-таки Веснин встал.
     Но в палатке он устроился  головой  к  входу,  чтобы  слышать  голоса
ребят, чтобы слышать хвастливые, но чудовищно убедительные при этом  байки
Кубыкина. "Вот сержант мне и говорит..."
     Одно мешало Веснину - раздражение. Увязал в  чепухе,  пытаясь  что-то
осмыслить. Терял логику рассуждений. Пакость какая-то  клубилась  в  душе,
будто душу как колбу  переболтали.  Видел  бесконечную  вереницу  когда-то
недоведенных  до  конца  дел,  среди  них  -  сейчас  понимал  -  были   и
настоящие...
     Опыт... Что толку в опыте,  если  нет  возможности  его  реализовать?
Какой опыт поможет убедительно  нарисовать  будущее,  нарисовать  человека
будущего? Разве самый умный и опытный дьяк Петра  Первого  сумел  бы  дать
более  или  менее  убедительное  описание  российского  человека,  скажем,
двадцатого века? Какого же черта я берусь описывать людей,  которые  могут
жить на Земле через двадцать, даже через тридцать веков?..
     - Т_ы _н_е _п_о_й_м_е_ш_ь _о_т_в_е_т_а_.
     Подняв голову, он уже знал, что увидит.
     И не ошибся.
     Нежный газовый шлейф, слабо светящийся, переливающийся,  как  тусклая
радуга, вновь клубился вокруг ствола обожженной сосны.
     Веснин сжал кулаки. Какой смысл в столь  однобоком  общении?  "Ты  не
поймешь ответа..." А ты сделал что-то для того, чтобы я смог понять ответ?
     Расслабься, сказал себе. Ты разговариваешь сам с собой. На кого  тебе
обижаться? На эхо?
     Эхо...
     Может и правда я разговариваю сам с собой?
     Он усмехнулся. А лещ? А поведение  Анфеда?  А  визг  Нади?  А  чистая
территория? А авторитетная убедительность  начальника  базы?  И  эти  семь
ступеней? Он сам ведь только на третью  всходит...  Если  я  сам  с  собой
говорю, то может я говорю с собой будущим, явившимся оттуда,  где  человек
уже вечен? Как вид, конечно, не личность...
     Он покачал  головой.  Почему  человек  будущего  должен  походить  на
газовый шлейф и говорить голосом Кубыкина? Почему человек будущего  должен
так настойчиво напоминать о детстве, приглашать  в  детство,  ведь  там  -
боль, там ничего, кроме боли.
     Разве? - подумал он. Разве там ничего другого не было?
     А летний сеновал, дыра в крыше, а несколько звезд в  дыре?  А  душное
сено, а долгий рев коровы, пускающей с губ стеклянные  струйки  прозрачной
долгой слюны? А молочный туман над рекой, а кусочек желтого сахара к  чаю,
а болтовня у костра и печеная в золе картошка?..
     Вспоминая все эти сладкие вещи, он не испытывал облегчения. Он  видел
- газовый шлейф под сосной истончается, тает,  расползается  на  отдельные
почти невидимые волокна...
     - Ты уходишь?
     Иной не ответил.
     - Я не успел спросить...  -  Веснин  торопился.  -  Я  еще  не  успел
спросить...
     Иной не ответил.
     И отчаяние впрямь охватило Веснина. Он же действительно не успел.  Он
же  слышал  голос  лже-Кубыкина,  пять  минут  назад  слышал.  Что   могло
измениться за пять минут?..
     Но он чувствовал - что-то изменилось.
     Но тогда зачем все? Зачем лещ? Зачем солнечная рябь  в  темной  воде?
Зачем растения, люди, микробы, звезды, галактики?  Зачем  молнии,  духота,
равнодушие Ванечки? Зачем Надин испуг?
     З_а_ч_е_м _в_с_е_?
     - Выбери ответ сам.
     - Но ведь для этого я должен пройти все семь ступеней!
     Иной не ответил.
     Он гас. Он рассеивался.
     Реже вспыхивали зарницы, тускнело небо, звезды потихоньку терялись  в
лохмотьях  наползающих  с  моря  туч.  Молния,   непохожая   на   прежние,
крючковатая, хищная, легко скользнула над берегом, до  основания  разрушив
тьму, и  не  было  больше  тишины,  как  не  было  больше  Иного.  Стонала
обожженная сосна, надувались, трепетали  на  ветру  полотнища  палаток.  В
раскаленном воздухе, шипя, скользнули первые капли.
     Анфеду хоть повезло - не сломал ногу...
     Веснин прислушивался к дождю. Может, Серов имел  в  виду  такого  вот
соавтора? Может, вообще не бывает работ, выполненных без  соавтора?  Разве
не был соавтором Колумба тот матрос, что  крикнул  с  мачты:  "Земля!"?  И
разве не  был  соавтором  Эрстеда  тот  студент,  который  первым  обратил
внимание великого физика на странное поведение стрелки  компаса,  случайно
оказавшегося рядом с проводами, по которым пускали ток? И разве...
     К черту!
     Он нащупал газетный кулек, лежавший рядом с матрасом.  Горстка  земли
для химанализа... Интересно, можно подвергнуть химанализу душу?..
     Еще не понимая, что он делает, он, не примериваясь, запустил  кульком
в сосну. "Ты не поймешь ответа..." Наверное. Но я и не хочу его  понимать,
я хочу  добраться  до  ответа  сам,  чтобы  он  был  _м_о_и_м_  ответом!..
Ударившись  о  сосну,  кулек  лопнул,  сухая  земля  глухо  осыпалась   на
обнаженные, расползшиеся вдоль тропинки корни.
     Вот и все. Дождь все замоет.
     Веснину стало легче.
     Он слышал, как стучат капли, как душное напряжение медленно отпускает
пересохшую землю. Он слышал, как закипают  соки  в  тугих  стволах  и  как
успокаивается во сне тяжелое  дыхание  Кубыкина.  Он  даже  Ванечку  вдруг
увидел - его птичьи аккуратные  усики.  И  вот  странно,  впервые  они  не
вызвали в нем протеста... Интересно все же: какие  Ванечку  томили  тайные
желания?..
     То, что дождь наконец начался, было хорошо. То,  что  Анфед  все-таки
уберег ногу, было замечательно. То, что природа начинает приходить в себя,
было еще  лучше.  И  если  Иной  исчез,  не  следует  его  уход  оценивать
однозначно. Если он ушел, значит, он уверен в нем, Веснине, значит, он уже
уверен в том, что его не затопчут лошади. Ведь если бы  он  впрямь  считал
его беспомощным ребенком, он бы не оставил его.
     Веснин  сел  и  медленно  развел  руки  в  стороны.  Как  никогда  он
чувствовал прекрасную силу здорового еще тела, как  никогда  чувствовал  -
впереди еще не одна ступень. А соавторы...
     Он  испуганно  вздрогнул.  Откуда-то  из  дождя,  из  неясного  шума,
производимого ветром, ворвавшимся с моря в лес, до него донесся все тот же
невероятный, то хрипящий  как  труба,  то  срывающийся  на  фальцет  голос
Кубыкина. Веснин даже испугался: Кубыкин ли? Может, Иной вернулся?
     Но нет. Это ломился сквозь кусты Кубыкин.
     Он материл весь мир, он лез прямо сквозь колючий куст  шиповника,  он
хрипел, как черт знает  кто.  И  он  прорвался  сквозь  куст,  упал  перед
палаткой на колени, и невероятным голосом своим, дивясь сам себе, позвал:
     - Эй, слышь, писатель? Пойдем. Там Анфед сломал ногу.