га на дорогу.
     Здание Управления внутренних дел горело в нескольких местах. Почти вся крыша была объята пламенем. В окнах виднелись уцелевшие люди. Они просили о помощи. Некоторые, не выдержав нестерпимого жара, выпрыгивали, подобно нам, из окон. Пожарные машины, не справляясь с охватившим здание огнем, безостановочно поливали его водой. От одной машины к окнам тянулась лестница. По ней эвакуировали оставшихся в здании.
     В общей суматохе на нас никто не обратил внимания, и я, откинув защитное стекло шлема, потащил майора к ближайшей машине "Скорой помощи". Медики, лишь удивленно взглянув на меня в броне и, видимо, приняв за одного из пожарных, занялись Пантелеевым. Я же, стараясь не привлекать внимания, стал быстро удаляться от здания УВД.
     Отовсюду к горящему зданию сбегались люди.
     Некоторые, взглянув на меня, удивленно провожали взглядом. Я быстро забежал в подъезд ближайшего дома, намереваясь сбросить выдававшую во мне чужака броню. Следом за мной в подъезд заскочил еще кто-то. Я обернулся и в тусклом свете лампочки увидел, что это Морави.
     Оперативник РУЭ целился в меня из энергопис-
     Толета.
     - Я не буду долго говорить, я просто тебя убью, - сказал он и выстрелил в меня.
     Энергозаряды больно ударили в грудь, и я упал, стукнувшись спиной о стену. "Прочность энергозащиты - три процента", - доложил бесстрастно компьютер. Морави вновь выстрелил. Нестерпимая боль пронзила правую ногу. От ожога я едва не потерял сознание. "Энергозащита на нуле", - все так же бесстрастно проговорил мой бортовик.
     - Ну вот тебе и конец, Джаггер, - сказал Текс Морави и вновь выстрелил, стараясь добить меня.
     Не знаю, как я сумел увернуться, как не попал под смертоносный энергозаряд. В экстремальных ситуациях люди действуют часто за пределом своих сил. Я откатился в сторону, и энергозаряд, выпущенный Морави, взорвался рядом со мной. Я резко выхватил из-за спины гранатомет четвертой категории - единственное оружие, оставшееся у меня, - и, не целясь, выстрелил в Морави.
     Действительно, целиться из гранатомета такой мощности, с такого расстояния было ни к чему. Морави вместе с куском стены и подъездными дверями просто перестал существовать. Из образевавшейся дыры пахнуло холодом.
     "Вот тебе и вендетта", - подумал я и осторожно, стараясь не задевать обожженную ногу, скинул бесполезную броню. Быстро собрав ее в сумку, вышел на улицу. К месту нового взрыва уже спешили люди. Я, с большим трудом ступая обгоревшей ногой, побежал подальше от этого дома. Подальше от всего этого кошмара.
     Казалось, еще немного, и я не выдержу. Сдамся, плюну на все. Я так устал за последние дни. Я уже был не в силах продолжать этот бесконечный поединок. Поединок со всеми. Поединок против всех.
     Я бежал куда глаза глядят до тех пор, пока совсем не выбился из сил. Нога, казалось, вообще перестала слушаться меня. Я стоял и тяжело дышал около дома, показавшегося мне знакомым.
     "В конце концов это единственное место, куда я могу сейчас пойти. Где мне будут рады", - подумал я и, едва не валясь без сил от боли и усталости, вошел в подъезд.
     Я едва прикоснулся к кнопке звонка, как дверь тотчас открылась.
     На меня встревоженно смотрела Софья, и я, теряя сознание, свалился к ее ногам.

Глава 20

     Звезды падали к моим ногам, поднимая тучи звездной пыли. Спирали галактик, неумолимо вращаясь, пронзали мое тело. Вспышки сверхновых озаряли мой путь. Планеты, цивилизации, народы калейдоскопом мелькали перед моим взором. Я шел по Вселенной, и я был бог. Я был всемогущ, и я был все сущее. И от этого невыразимое чувство радости переполняло меня. Я создал этот мир, и благодаря мне все живущие в нем могли, как и я, радоваться жизни. Могли любить и ненавидеть, страдать и веселиться, рождаться и умирать. Могли жить. Я был счастлив дарить жизнь, дарить любовь. Дарить любовь всем: людям, планетам, галактикам.
     Это было так великолепно - взять на ладонь мертвый кусок материи и вдохнуть в него искру жизни. И вот уже из беспорядочного нагромождения молекул, из хаотичного движения атомов образуется планета. Идет время, и моя искра зажигает жизнь на этой планете. Все впервые на этом островке жизни. Первый нежный взгляд женщины, первый поцелуй влюбленных, первый плач новорожденного ребенка. Я оберегаю этот созданный мною островок жизни от всех опасностей. Я хлопочу над ним, как наседка над своим выводком. Я оберегаю людей, как только могу. Наставляю их на путь истинный. Помогаю им всеми силами. Контролирую буквально каждый их шаг. Иногда позволяю им небольшие шалости. Конечно, это же мои дети. Созданные по моему образу и подобию. И, как любой родитель, я безумно люблю своих детей.
     Жизнь на планете расцветает ярким цветком, а я счастлив. В душе моей царит праздник. Я достиг того, о чем мечтал. Я создал жизнь. А что может быть прекрасней осознания того, что ты творец счастья, творец жизни?
     Вдруг в ощущение праздника нотой беспокойства проникает какая-то мысль. И от этой мысли мне становится страшно. Я не верю ей, но уже вижу, чти ее породило. Как и всякие дети, люди наконец выросли. А став взрослыми, позабыли все мои наставления. Отвергли мою любовь. Забыли бога. И брат пошел на брата. Сын на отца. Народ на народ. В душах людей поселилась ненависть. И вот уже кровь льется рекой. Помыслы и души людей наполнены злобой. Эта ненависть переполняет людской океан. Эта злоба не дает мне дышать. Я задыхаюсь от людской ненависти, злобы, страха. Мои ноги опутывают человеческая жадность, зависть, глупость. Глаза закрывает пелена человеческой лжи.
     Не в состоянии переносить все это, я последним усилием уничтожаю тот мир, что создал. И невыразимая скорбь рвет мою душу. Чудовищная боль пронзает мое сердце. Глаза мои наполняются кровавыми слезами. Мне не хочется жить.
     И тут я слышу вновь плач младенца. Не все еще потеряно. Не все люди погибли, и жизнь возрождается вновь. Но я в смятении. Я не знаю, что делать. Вновь позволить людям жить? А если они опять начнут ненавидеть друг друга, начнут истреблять себе подобных? Второй раз я этого не вынесу. Но и уничтожить эту новую жизнь я тоже не в силах. Я так люблю своих детей, что не в состоянии выразить это ни словами, ни мыслями. Сомнения терзают мою душу. Вновь боль рвет мое сердце. Я не в состоянии решить эту дилемму. Я устал, я слишком много перенес, и у меня нет сил. Пускай кто-нибудь другой, молодой и энергичный, займет мое место. А мне пора на покой.
     Кто сказал, что богом быть легко и почетно?
     Пускай тот сам попробует это ремесло. Но пусть знает, прежде чем вступить на этот путь, что бог - это любовь. Любовь ко всему. Любовь всегда. Любовь всего. Просто любовь.
     Я сижу в кабине "ТАУ-3" - небольшого корабля космической разведки. Через центральный иллюминатор и в боковые мониторы видны яркие россыпи звезд. Россыпи созвездий, абсолютно мне незнакомых. Я не знаю, как попал на этот корабль и что здесь делаю, но, странное дело, меня это абсолютно не беспокоит.
     Рядом в кресле первого пилота сидит человек. Мне кажется, что я его знаю, настолько знакомо мне его лицо и в то же время я никак не могу вспомнить, как его зовут. Я тщетно пытаюсь это сделать и тут наконец понимаю, что рядом сижу я сам. Точнее, мой двойник. Но двойник при всей своей внешней схожести все же сильно отличается от меня. Мне кажется, он намного меня лучше. Черты его лица носят неуловимый оттенок доброты. Кажется, от всего его тела исходит незримое сияние любви. И тут я догадываюсь: передо мной сидит он - бог Галактики.
     Бог, прочитав мои мысли, приветливо улыбается и говорит:
     - Верно, Леон. Ты не ошибся. Я - бог Галактики. Неотрывная часть единого бога-творца. Его наместник в этом уголке Вселенной. И пусть тебя не смущает моя внешность. Бог, ведь он не извне, он внутри людей. И очень похож на них. Или люди на него. Это как смотреть. Нисколько не удивившись заявлению незнакомца, я улыбаюсь в ответ.
     - Сильны же все-таки стереотипы у людей, - говорю я. - Я, как и всякий человек, представлял вас седовласым старцем с длинной белой бородой и сияющим нимбом над головой. Ну и с волшебным посохом в руках. Посохом, при помощи которого бог управляет созданной им же Вселенной.
     - Вселенная и есть бог. А для того чтобы управлять собой, не нужен никакой посох.
     - Да, это верно. Но все же видеть свое изображение в образе божества немного непривычно. Все-таки бог - это бог. А человек - это человек.
     - Все в нашем переменчивом мире течет, все изменяется. Когда-то очень давно не в этой галактике, даже не в этой Вселенной и я был обыкновенным человеком. Таким же, как ты, таким же, как все. Тогда все было другое. Свойства материи, свойства времени. Даже законы физики, и те были другие. Строение вещества базировалось совсем на других принципах, нежели сейчас. А вот человек, люди, их эмоции были точно такими же. Природа человека меняется гораздо медленнее, чем законы природы. Я был обыкновенным человеком, жил, как все, пока в один прекрасный момент не превратился в бога. В бога Галактики. В часть единого бога-отца.
     - Был ли у вас выбор? - задаю я вопрос. - Или это неумолимый рок - предначертание стать богом?
     - Выбор есть всегда. Бог так и создал Вселенную, создал людей, чтобы всегда имелась возможность выбирать. Между правдой и ложью, жизнью и смертью, добром и злом. Я свой выбор сделал и не жалею об этом. Теперь выбор за тобой, Леон.
     - Выбор чего? - Мне непонятна последняя фраза бога Галактики.
     - Именно тебя я выбрал в качестве своего преемника. Я считаю, что ты вполне справишься с этой участью.
     - Меня??? - Я так удивлен, что на мгновение теряю дар речи.
     - А почему нет? - настал черед удивляться бога Галактики. - Не боги горшки обжигают, и не из богов появляются боги. Боги появляются из людей.
     - Да... Но я? Почему я? Что, во всей Галактике не нашлось более достойных?
     - Я думаю, очень многие считают, что достойны нести этот крест. Но вот ведь незадача, они-то как раз и не справятся с ролью бога. Тот, кто уверен, что может стать богом, никогда им не. станет. Самый лучший правитель - тот, который тяготится властью. Для которого власть - обуза. А вовсе не тот, который спит и видит себя властелином народов, который один-единственный знает, как должны жить люди. Так что тот, кто считает, что достоин стать богом, как раз недостоин этой миссии. В данном случае критерии отбора другие. В первую очередь это любовь к Вселенной, любовь к жизни во всех ее проявлениях. А также чистая душа.
     - Чистая душа? - Я не перестаю удивляться. - Это у менято чистая душа? У меня, профессионального солдата, на чьем счету не одна жизнь? Мне за свою недолгую жизнь приходилось не раз убивать.
     - А ты думаешь, я никого и никогда не убил - Лицо бога вмиг стало серьезным. - Видя, как неразумно ведут себя люди, я уничтожал целые народы, целые планеты. Но делал ли я это ради того, чтобы покарать непокорных? Для того, чтобы наказать виновных? Ради жажды власти? Нет! Никогда! Уничтожая цивилизацию, погрязшую в грехе, я тотчас вновь зарождал жизнь в надежде, что, получив вновь шанс, люди станут лучше. Что любовь проснется в их сердцах. Иногда это происходило, и тогда я был на вершине блаженства, иногда же люди вновь окунались в пучину греха. И тогда все повторялось.
     - Да, но вы бог. Я же простой человек. Что-позволено Цезарю, не позволено рабу.
     - Убивать не позволено никому! Ни богу, ни человеку! Но совершаешь ли ты убийство, когда защищаешь свою жизнь? Жизнь близких, родных, просто незнакомых людей? И убиваю ли я людей, когда, заботясь о бессмертной душе, прекращаю их жизненный путь? Люди сами себя убивают. Своими нечестивыми мыслями, бесчестными поступками. Человек, который поднял на другого оружие, сам приговорил себя.
     Я задумываюсь над словами бога Галактики:
     В этот момент я слышу за спиной женский голос. Мне кажется, что это голос Майи, и я резко оборачиваюсь. Теперь я стою на земле. Вокруг темный лес. Вдалеке мелькает женская фигура, и я кидаюсь вслед за ней.
     Бежать тяжело. Ветви деревьев больно хлещут по лицу. Я утопаю в снегу, но все равно упорно стремлюсь за неуловимой женской фигурой. Я задыхаюсь. Каждый новый шаг дается мне все с большим трудом. Я почти без сил, но не сдаюсь. Наконец, сделав последнее усилие, догоняю женщину. Схватив за плечи, разворачиваю и вижу, что это не Майя. Это вообще ни одна из женщин, которых я когда-либо знал. Ее лицо мне незнакомо, и все же я точно знаю, кто передо мной. Это сама Смерть. Она улыбается, и у меня мурашки пробегают по телу, потом она говорит: "Леон, тебе пора. Пошли со мной". Я в ужасе отшатываюсь и тут же просыпаюсь.
     - Леонид, Леонид, что с вами? - слышу я встревоженный голос Софьи и открываю глаза.
     Я проснулся на мягком диване в небольшой уютной комнате, укутанный теплым пледом. Моя одежда висит рядом на стуле. Надо мной озабоченно склонилась Софья. Весь ее вид говорит о том, что она очень напугана.
     "Сон. Это был лишь сон", - подумал я и облегченно улыбнулся.
     Увидев меня улыбающимся, Софья успокоилась.
     - Ну и странный же сон мне приснился, - потянувшись, словно удав агра, извиняющимся тоном сказал я.
     - Да-а, перепугали вы меня. Так кричали, словно самой смерти смотрели в глаза, - сказала она.
     - В некотором роде так оно и было, - ответил я и, вспомнив события вчерашнего Дня, осторожно ощупал обожженную ногу.
     Ожог на ноге почти зажил и уже не причинял такой невыносимой боли. Лишь немного зудела заживающая кожа. Как ни странно, я никак не мог вспомнить, когда я успел вчера раздеться и доползти до этого дивана. Последнее, что я помнил, - это как свалился без сил у ног Софьи. Получается, что раздевался я вчера не без посторонней помощи.
     Заметив мое смущение, Софья пояснила:
     - Вчера вы потеряли сознание, и мы с Петей вас раздели и перенесли сюда. Вы все время бредили, говорили на каком-то непонятном языке. Вырывались. Вчера я заметила у вас очень нехороший ожог, хотела вызвать "Скорую", но Петя меня отговорил. "Если бы он хотел пойти в больницу, то пошел бы туда, а не к нам", - сказал он. Я смазала вашу рану бальзамом, и мы отнесли вас спать сюда.
     - Спасибо, - только и смог я сказать в ответ. - Не знаю, как вас и благодарить.
     - Ничего, ничего, - Софья махнула рукой, - оставайтесь здесь сколько хотите.
     - Я долго не задержусь, вот только нога немного заживет.
     - Ну-у, тогда вам придется погостить у нас. Ваша рана еще долго не заживет. Я думаю, вам все же надо обратиться в больницу. Как бы каких осложнений не было.
     - В этом нет особой необходимости, на мне все очень быстро заживает, - немного хвастаясь, ответил я и, откинув плед, продемонстрировал свою рану.
     Нога почти зажила. Внешне ожог уже не походил на свежий. Словно по песку прошлась волна. Хорошенько погладила мою ногу, но не вчера, а как минимум недели четыре назад.
     - Хороший, однако, бальзам у меня получился, - сказала удивленно Софья, взглянув на ожог, - мне его бабка Маня с третьего этажа подсказала, как смешивать. Надо будет еще приготовить баночку.
     - Да. Хороший бальзам, - подтвердил я, улыбнувшись, и тут же спросил:
     - А Петр Иванович, он где?
     - Петя с утра убежал к зданию УВД; Там вчера вечером сильный пожар был. Здание буквально дотла сгорело. Говорят, много людей погибло. Племянник наш Игорек там работает, вот Петя и побежал узнавать, все ли с ним в порядке, - ответила Софья и тут'же спросила:
     - А Майечка? Где она? С ней все в порядке?
     - Она под надежной опекой Володи и в полной безопасности, - успокоил я Софью и спросил:
     - Софья, а обо мне вы никому не говорили? Если узнают, что я здесь, у вас могут быть неприятности.
     - Нет, никому. Ни слова, ни полслова, - ответила Софья. - Петя мне строго-настрого запретил рассказывать о вас.
     Я облегченно вздохнул и тут же, вспомнив, спросил:
     - А сумка? Со мной была такая большая серая сумка?
     Софья, спохватившись, убежала из комнаты и через минуту принесла сумку-броню, хотя и с полностью исчерпанным энергозапасом, но все же еще вполне способную мне пригодиться. Софья, поставив ее рядом с диваном, сказала:
     - Тут все в целости и сохранности.
     Я благодарно кивнул головой. На речь у меня уже нет сил.
     Настает черед спохватываться Софье:
     - Что же это я? Совсем не подумала. Вы же, наверное, есть хотите?
     Я молча кивнул. От еды я бы сейчас не отка зался. Попытался приподняться, чтобы одеться и идти на кухню, но тут же без сил упал обратно на диван.
     - Лежите, лежите, я вам все принесу, - увидев мою слабость, засуетилась Софья.
     Говорить я был не в силах, поэтому просто лежу и смотрю на эту бесконечно добрую женщину.
     Мне показалось, что я съел так много, что сейчас лопну. На самом же деле я лишь чуть-чуть поклевал принесенный Софьей завтрак. Яичница и куриный бульон были сейчас как нельзя кстати для моего истерзанного организма. Исчерпав остатки сил на завтрак, я почти сразу уснул.
     Еще до того, как я вновь проснулся, я почувствовал посторонних. Не знаю, каким образом, но, еще не открыв глаз, я уже знал, что в комнате чужие. В последние часы все чувства и эмоции у меня обострились до предела. Вероятно, сказывалось близкое соседство тапогенного элемента.
     Внутренне готовый ко всему, я открыл глаза. И тут же едва не проглотил язык от удивления. Я ожидал увидеть перед собой кого угодно: толпу мерзких Краков, монахов ордена Света, руэнов-ских оперативников, наконец, недобитых трежи-ловских головорезов. Кого угодно, хоть барона Бордо со всей его наркосвитой, но только не того, кого увидел. В кресле, прямо напротив дивана, удобно устроился и внимательно смотрел на меня водитель старенькой "троечки", что подвез меня недавно от дачного поселка до Володиной квартиры.
     И он был тером. В этом не могло быть никакого сомнения. Теры никогда не ходят без своих гвардейцев. Несколько таких биомеханических верзил сопутствуют любому теру всю его сознательную жизнь. Оберегают его здоровье, сон и спокойствие. Оснащенные по последнему слову прогресса всеми мыслимыми и немыслимыми средствами защиты и нападения они, послушные малейшему мыслеимпульсу, готовы в любой момент защитить своего хозяина от различных невзгод.
     Парочка таких двухметровых верзил, словно сторожевые псы, стояла за спиной не в меру разговорчивого водителя "тройки". Каждое мое движение, каждое сокращение мышц отслеживалось биомехами теровской гвардии. Сканировалась каждая моя мысль, каждое подозрительное поползновение. Чтобы, не дай бог, не замыслил я сотворить какое-нибудь зло их господину. Чтобы даже помыслить не мог об этом.
     Гвардейцы не были вооружены, в руках у них не было даже энергопистолетов, но я прекрасно знал, что все это - лишь видимость, что в правой руке каждого из них вмонтирован бронебойный марколет, нейрозаряд которого пробивает броню толщиной до сорока сантиметров. А в пальцы левой руки встроен многоканальный импульсный огнемет, очередь из которого разрезает пополам космопеха, облаченного в броню "Суперстар".
     Также я знал, что под псевдобиологической оболочкой гвардейца, так похожего на человека или тера, что в принципе одно и то же, скрыт суперпрочный механизм, сделанный из высокоарнелегированной стали. Что полностью уничтожить такого биомеха практически невозможно. Что его арнелегированные внутренности не плавятся даже в эпицентре ядерного взрыва и что уничтожить гвардейца теров можно лишь прямым попаданием парамерной пушки.
     Я еще много чего знал об этих удивительных киборгах, но сейчас мне было не до этого. Я был сейчас в таком состоянии, что со мной справился бы даже Морави, не то что парочка теровских гвардейцев. "Покойный Морави", - поправил я себя и задумался.
     "Теры все-таки разнюхали об элементе "икс" и вступили в общую гонку за обладание силой бога Галактики. Вступили в этот марафон позже всех, но, похоже, всех успешней. В этом случае моя песенка спета. Сейчас я в полной их власти. Тапогенный элемент перед ними, и они без труда могут им завладет