ли не тысячи километров,  -  тысячи световых лет.  И они,
словно звезды в расширяющейся Вселенной, уходили друг от друга все дальше.


                                  * * *

     Капсула с матрицей скользнула в приемное гнездо компьютера. На экране
появилось лицо Федра.
     - Ну, здравствуй, сын, - сказал Олед.
     Федр сдержанно кивнул.
     - Здравствуй,  отец. И прости, что не отвечаю на твои письма. Не вижу
смысла в столь архаичном способе общения.  Корпеть над бумагой,  втискивая
мысль в буквенные символы, нелепо!
     Олед покачал головой.
     - Существуют традиции,  освященные веками.  Когда я пишу тебе письмо,
то сам этот процесс...
     - Доставляет тебе  удовольствие?  Но  разве не  приятнее побеседовать
так, как это делаем мы сейчас? - с легкой иронией произнес Федр.
     - Я разговариваю не с тобой, - грустно улыбнулся Олед, - а всего лишь
с  компьютером.  Тебе же даже невдомек о  чем.  И  занят ты сейчас другим.
Возможно, ужинаешь...
     - У  нас утро,  -  поправил Федр,  -  хотя дело не  в  этом.  Да,  ты
разговариваешь с  компьютером.  Но  он  запрограммирован моими личностными
параметрами и воспроизводит меня таким,  каким я был месяц назад. Все, что
ты слышишь от него,  ты услышал бы и от меня.  А если бы я сам в это время
беседовал с таким же компьютером,  но воплотившим в себе твою личность, то
услышал бы от него сказанное тобой.  Какая же разница? Вот почему я считаю
писание писем  пустой  тратой  времени.  Письменность вообще  изжила себя.
Зачем учить алфавит, грамматику, синтаксис...
     - Таблицу умножения...
     - Вот именно,  и таблицу умножения, если есть гораздо более изящный и
эффективный путь.  Ведь никому не придет в голову штудировать мертвый язык
- латынь, как это делали когда-то?
     - Послушай, сын:

                 Создал памятник я, бронзы литой прочней,
                 Царственных пирамид выше поднявшийся.
                 Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой
                 Не разрушит его, не сокрушит и ряд
                 Нескончаемых лет, время бегущее.
                 Нет, не весь я умру, лучшая часть меня
                 Избежит похорон.

     Это перевод с латыни Квинт Гораций Флакк, первый век до новой эры. Но
если бы ты читал подлинник...
     - Ты сентиментален,  отец,  - сказал Федр. - Я вообще не понимаю, как
можно обижаться из-за  таких пустяков.  Подумаешь,  не пишу писем...  Мы с
тобой  достаточно близки,  чтобы прощать друг  другу мелочи.  Ведь  умение
прощать,  - ты сам говорил, - черта духовно больших людей. Кстати, я же не
упрекаю тебя за  то,  что ты,  мой отец,  почти ничего не дал мне именно в
духовном отношении. С тех пор, как вы с матерью разошлись...
     - Это так,  -  признал Олед.  - Если не считать того, что ты пошел по
моему пути...
     - Но своей дорогой,  - перебил Федр. - Так что давай жить мирно. Ведь
жизнь короткая и, право же, не слишком счастливая.
     - Не тебе на нее сетовать, сын!
     - Как  сказать...  Впрочем,  оставим этот разговор.  Знаешь,  где мне
довелось побывать недавно?
     - Откуда я могу знать, - грустно проронил Олед.
     - Так вот,  я только что вернулся из круиза по Млечному Пути.  Начали
мы с  южной ветви,  которая тянется над созвездиями Большого Пса и Ориона.
Правда, на самом Млечном Пути здесь не так интересно - созвездие Единорога
ничем  не  примечательно.  Для  человека,  обладающего не  слишком  острым
зрением,  Млечный Путь,  если смотреть с Земли,  предстает здесь как узкий
светящийся перешеек.  А  над  созвездием Ориона вообще видна  расплывчатая
полоса туманного сияния.
     - Мне приходилось бывать в этих местах.
     - Тогда  пропущу второстепенное.  Тем  более,  что  самое  интересное
произошло в  созвездии Лебедя.  Вблизи одной  из  звезд  Вольфа-Райэ  есть
любопытная  планетка.  На  ней  мне  удалось  прочувствовать,  как  Лебедь
показывает зубы.  Вначале три планетарных дня подряд был буран,  и мы даже
не смогли взять перевал. Подняться поднялись, но пришлось спускаться на ту
же  сторону.  Ветер ужасный,  ничего подобного раньше не  видел.  Включили
защитное поле, а это, сам понимаешь... Как раз перед нами чуть не замерзла
группа англичан.  Ее  спасали дисколетами.  Мы  находили обломки роллеров,
порванные тренги, пустые аль-цилиндры...
     А стоило ли так рисковать?  - спросил Олед. - Ведь есть гораздо более
изящный и эффективный путь.
     - Что ты предлагаешь? - насторожился Федр.
     - Послать  в   круиз  компьютер,   настроенный  на   твои  личностные
параметры.  Он  бы воспроизвел тебя на Млечном Пути.  Результат был бы тем
же, а риска - никакого.
     Федр помрачнел.
     - Издеваешься?
     - Просто считаю,  что  надо  быть  последовательным во  всем.  Если в
общении с  близким человеком можно подменить себя компьютером,  то  почему
нельзя это сделать в круизе?
     - Я  хочу  испытать  все  сам,  -  запальчиво  воскликпул Федр.  -  В
последний день мы шли по настоящей тундре,  на Земле такой не осталось,  и
объедались мороженой ягодой,  похожей на бруснику.  Разве компьютер ощутит
вкус брусники?
     - По-твоему,  это единственное, чего он не сможет сделать? Кстати, ты
ведь никогда не пробовал бруснику. Как же тогда...
     - Да,  не пробовал,  -  чуть ли не с ненавистью согласился Федр.  - Я
имел в  виду синтетическую бруснику,  но  ты же говорил,  что по вкусу она
неотличима от натуральной.
     - Так уверял мой дед.
     - Вот видишь! А какой ухой угощали нас таамри - замечательные ребята,
если  не  очень  присматриваться,  совсем  как  люди.  Мы  с  ними  быстро
подружились. В общем, есть о чем вспоминать!
     - Рад за тебя, сын.
     Федр задумался. Минуту длилось молчание. Потом он сказал едва заметно
дрогнувшим голосом;
     - Все-таки очень жаль,  что ты живешь на другом конце велианы. А ведь
как хорошо иметь рядом родного человека,  с  которым можно посоветоваться,
поделиться сокровенным, обратиться за помощью в трудный час...
     Олед почувствовал, что ему перехватило горло.
     - Мне тоже недостает тебя, сын, - сказал он.


     - Они живы? - осторожно поинтересовался Леверрье.
     - Как вам сказать... И да и нет, - закашлялся Милютин.
     - Бросайте курить, пока не поздно!
     - Горбатого могила исправит!  Проклятая привычка, не могу избавиться.
Да  и  не хочу,  признаться...  Так вот,  кто же знал,  что Федра внезапно
пошлют  в  Межгалактическую экспедицию,  которая должна возвратиться через
несколько земных столетий!
     - А Олед?
     - Помните его нашумевшую теорию?
     - Что-то припоминаю,  - неуверенно проговорил Леверрье. - Бесконечное
множество совмещенных в пространстве Вселенных... Галиматья какая-то!
     - Не   скажите,   -   покачал  головой  Милютин.   -   Олед   доказал
справедливость своей теории. Эксперимент удался... Счастье, что отец и сын
успели обменяться личностными матрицами!
     - Вам пришла в голову блестящая мысль - устроить им очную ставку. Но,
похоже, они не больно-то ладили между собой?
     - Зато теперь, кажется, нашли друг друга...
     - В разных Вселенных, - сказал Леверрье.


                         КОСМИЧЕСКАЯ ШЕКСПИРИАНА

     В  жизни каждого человека случаются истории,  которые,  появись они в
романе,  дорого обойдутся автору.  "Так  не  бывает!"  -  вынесет приговор
критика. И все же с Плотниковым произошла именно такая история.
     При  всей  своей строгости,  в  смысле экзаменационных оценок он  был
либералом;    двоек   практически   не    ставил,    а    просто   говорил
неподготовившемуся:
     - Вы,  видимо,  нездоровы.  Идите,  а  когда  выздоровеете и  выучите
материал как следует, приходите.
     Иногда выздоровление наступало после четвертого или пятого захода.  И
тогда профессор с удовлетворением выводил в зачетке четверку либо пятерку.
     Делать так  не  полагалось,  это было вопиющим нарушением правил.  Но
Плотников шел на него сознательно, и начальство не придиралось, потому что
в  конце концов успеваемость получалась высокой,  и факультет оказывался в
выигрыше.
     Ставить тройки профессор ненавидел.
     - Если  кто-либо из  вас  получит у  меня "удовлетворительно",  пусть
знает:  я его умышленно оскорбил, поставил на нем, как на инженере, крест,
считаю, что на большее он не способен.
     И  большинство предпочитали забрать зачетку и  уйти добровольно,  чем
получить у профессора тройку.
     Но не раз бывало, что пятерка, проставленная Плотниковым, оказывалась
в  зачетной книжке первой,  до этого были одни тройки.  Такую пятерку он в
отличие от  большинства коллег ставил без  колебаний,  даже с  откровенным
удовольствием. И, как правило, его пятерка открывала дорогу последующим, в
чем профессор убеждался на следующей сессии.
     Алексей  Федорович  не  был  подвержен "комплексу спортивного судьи":
иногда ставил отметку авансом,  что особо подчеркивал.  Ни  разу еще такой
аванс не остался непогашенным.
     В  тот день сдававшая экзамен студентка,  что называется,  путалась в
трех соснах.
     - Что с вами, голубушка? - не без сарказма спросил профессор. - Вы же
нездоровы... Идите и лечитесь!
     - Я на самом деле не совсем здорова,  - сказала студентка, вставая. -
Неделю с небольшим, как родила сына.
     - Вот оно что...
     - Виктором назвали, в честь деда.
     - Ну,   ладно...   Ставлю  Вите  пятерку,   -  проговорил  Плотников,
расписываясь в зачетке.
     Другой бы на  его  месте,  возможно,  поступил  так  же.  Только  вот
поставил бы скорее всего три балла:  как-никак,  компромисс.  Но Плотников
знал,  что делает. Мелочность была не в его натуре. А в следующем семестре
студентка  получила отличную оценку уже вполне заслуженно,  ей не хотелось
ударить в грязь лицом перед человеком, сотворившим доброе дело...
     Прошло двадцать два  года.  Алексей Федорович давным-давно забыл этот
случай.  Но  в  семье студентки он стал легендой.  И  вот однажды знакомый
спросил его:
     - Помните Витю?  Вы ему,  новорожденному, пятерку поставили. Он жених
нашей Наташки. Через полгода свадьба, почетным гостем будете!
     Но  не  довелось Плотникову присутствовать на  этой свадьбе.  Не было
свадьбы. Через несколько месяцев умерла невеста от неизлечимой болезни.


                                  * * *

     Звезды гаснут, и с этим ничего нельзя поделать. Вселенная бессмертна,
а  они умирают,  словно люди.  Но иногда люди умирают и рождаются,  словно
звезды...
     Научно-технический прогресс,  обостряя восприятие мира, в то же время
год  от  года притупляет эмоции.  За  последнюю тысячу лет средний индивид
стал  рациональнее и  черствее.  Компрессия жизни,  столь  характерная для
нашего  тридцать первого  века,  сверхвысокая частота  стрессовых ситуаций
породили своего рода автоматическую регулировку душевной чувствительности,
иначе бы нам несдобровать.  Но,  как при любой автоматической регулировке,
на   фоне  сильного  сигнала  теряется  слабый:   побеждает  более  мощное
воздействие.  В  грохоте реактивных дюз инстинктивно затыкают уши и...  не
могут расслышать зова о помощи.
     Шекспир все еще велик, но по-иному - в лабиринте четвертого измерения
он  вплотную приблизился к  Гомеру,  а  Ромео  и  Джульетта превратились в
красивый,  но  не трогающий душу миф.  Живи Шекспир среди нас,  он вряд ли
стал  бы  Шекспиром:  гений,  созвучный идейному комплексу неспешной эпохи
Ренессанса с ее наивными мотивами христианской этики, гуманизма, стоицизма
и  сенсуализма,  пришел бы в растерянность от скрупулезной упорядоченности
современного общества, нивелированности характеров, приземленности чувств,
доведенного до  пресноты благополучия и  несусветного ритма жизни,  полной
надуманных  проблем   и   искусственно  создаваемых  трудностей,   которые
приходится преодолевать ежечасно, если не ежеминутно.
     Кто скажет сегодня:  "Нет повести печальнее на свете..."? Кто поможет
Шекспиру найти выход из лабиринта времени?
     - Я  подскажу  шекспировский сюжет,  - прервал Писателя Астронавт,  с
которым  тот  познакомился  в  круизе-погоне  за  быстролетящими  молодыми
звездами  типа АЕ Возничего и МЮ Голубя.  - Вы,  мой друг,  по-стариковски
брюзжите и,  более того,  клевещете на свой век.  Но вот что случилось лет
десять назад, я служил тогда в космической лиге бракосочетаний...
     - Интересно послушать!  -  обрадовался Писатель, который, конечно же,
предвидел  такой  поворот  и  просто  подначивал Астронавта в  надежде  на
интересный рассказ.
     - Двухместный  гиперсветовой  звездолет  "Гименей"  уносил  Ромео   и
Джульетту (назову моих  героев этими  именами) в  свадебное путешествие по
Метагалактике. Такие путешествия уже сделались традицией: год, проведенный
в  добровольном затворничестве,  в общении друг с другом и со звездами,  в
соседстве  с  грандиозностью  Вселенной,   считался  залогом,  а  часто  и
гарантией счастливого, не омрачаемого размолвками супружества.
     Астронавт   принялся   набивать   марсианской   мятой    трубку    из
кристаллического граба  -  подобными  экзотическими сувенирами  промышляют
кустари в  одной из  богатых ассоциаций близ  двойного звездного скопления
Персея.
     - Не томите же! - поторопил Писатель.
     - Ну-с, на чем мы остановились? Ах, да, на полете "Гименея". Так вот,
свадебное  путешествие  по  Метагалактике  -   не  прихоть...  Что  стоят,
например,  полные риска, вернее, психологически достоверной иллюзии риска,
выходы  в  открытый  космос?   Почувствовать  себя  пылинкой  в  безмерной
простертости мироздания,  микросекундой бесконечного тока времени, ощутить
ничтожество  плоти  и  величие  разума  -  значит  проникнуться  сознанием
значимости Человека,  его  нерасторжимости с  праматерью Землей,  извечной
преемственности поколений, которая сама по себе ключ к бессмертию, словом,
всего того,  что может быть противопоставлено слепому,  бездушному натиску
энтропии.
     - А вы, оказывается, поэт! - улыбнулся Писатель.
     - Не  поэт  и  не  философ.  Если  желаете,  просто архивариус.  Годы
одиночества в космосе,  возможно, сделали меня слишком болтливым: я привык
разговаривать сам с собой. Но если вам надоело...
     - Ну, что вы!
     - И  все-таки  попробуйте обойтись без  посредника,  так  будет  даже
интереснее. Вы же писатель и, следовательно, наделены даром воображения. С
милым,   как  известно,   рай  в  шалаше,   даже  если  это  гиперсветовой
шалаш-звездолет.  Представьте  черные  колодцы  иллюминаторов  с  алмазной
россыпью звезд на дне.
     - Это уже литературный штамп, - мягко сказал Писатель.
     - Придумайте что-нибудь пооригинальнее.  Конечно же,  не обойтись без
недремлющих и  безошибочных автоматов,  бортового информационного центра с
богатством знаний и  неисчислимыми сокровищами искусства.  Обо  всем  этом
прочитаете  в  справочниках,  я  их  вам  предоставлю.  Впрочем,  атрибуты
вторичны.
     - А что же первично?
     - И вы еще спрашиваете? Человеческие чувства, Шекспириана в космосе!


     - Милый мой,  -  шептала Джульетта, разбуженная блеском звезд, - если
бы что-нибудь случилось... Я бы ни минуты не прожила без тебя!
     - Что может случиться? - сонно отозвался Ромео.
     - Не знаю... Мы так далеко и совсем-совсем одни...
     - Глупенькая, это лишь кажется.
     - Не называй меня так,  -  обиделась она.  -  Я все понимаю. Охранное
поле, скафандры высшей космической защиты...
     - И "ангелы-хранители", - добавил он, стряхивая остатки сна.
     - Мы  как  раз  сдавали  зачет  по  "ангелу-хранителю",  -  оживилась
Джульетта.  -  Помнишь в учебнике:  "Миниатюрный прибор,  который всегда с
вами,  непрерывно  и  заботливо  следит  за  состоянием вашего  организма,
воспринимая и анализируя биоэлектрические сигналы..."
     - "При малейших неполадках в вашей функциональной схеме,  - подхватил
Ромео,    -   он   автоматически   связывается   с   медико-математическим
координационно-вычислительным  центром.   В   случае  необходимости  будут
приняты самые безотлагательные и действенные меры"*.
     _______________
          * Пїлїоїнїсїкїиїй А.  Ф.  Спектральный анализ и кибернетика. - В
     кн.:  Будущее науки.  М., 1971, с. 132 (Международный ежегодник, вып.
     4).  См.  также:  Кибернетика. Неограниченные возможности и возможные
     ограничения. Перспективы развития. М., Наука, 1981, с. 185.

     Цитируя по памяти учебник,  они не подозревали, что в это самое время
"ангел-хранитель" Джульетты отчаянно и  безрезультатно борется с постигшим
ее недугом.  Редчайшее заболевание крови -  ураганный лейкоз -  оставалось
одной из немногих болезней, все еще неподвластных медицине...
     Джульетта,   немного  замкнутая,   самую  малость  избалованная,   но
энергичная, а со сверстниками властная и даже насмешливая девушка, была на
три года моложе Ромео. Он долго добивался от нее сначала знакомства, затем
дружбы и,  наконец,  любви. Первое время Джульетта его игнорировала, но он
преследовал ее неотступно,  хотя и ненавязчиво,  стал привычной тенью. Эта
пассивная,  но  неуклонно проводимая тактика  достигла  цели.  И  вот  уже
сыграли свадьбу. И вот уже "Гименей" в безбрежности космоса...

                 Чтоб ни грозило впереди,
                 Все беды перевешивает счастье
                      Свидания с Джульеттой хоть на миг,
                      С молитвою соедини нам руки,
                 А там хоть смерть. Я буду ликовать,
                 Что хоть минуту звал ее своею.

     На следующий день Джульетте стало дурно.
     - Это естественно,  милый,  -  успокаивала она Ромео.  -  У нас будет
ребенок. Вероятно, мы поспешили, но я так рада...
     Дождавшись,    когда   Джульетта   заснула,   Ромео   подключился   к
информационному блоку.
     - Что с  тобой,  родной мой,  на  тебе лица нет!  Успокойся,  мне уже
лучше. Все будет хорошо, поверь.
     "Ангел-хранитель" продолжал бороться за  жизнь  Джульетты.  И  вскоре
наступило  улучшение.   Но   Ромео  знал:   чуда  не  произошло,   это  не
выздоровление,  а всего лишь ремиссия -  отсрочка приговора.  Рассудком он
понимал:  конец неизбежен и близок,  а сердцем был убежден,  что Джульетта
поправится.
     Через  месяц  болезнь вспыхнула вновь.  Отключив "защиту от  дурака",
Ромео разрушил программный блок управления. Возвращение стало невозможным.
К чему ему Земля, на которой нет Джульетты?
     Потеряв управление, "Гименей" сошел с расчетной траектории и двинулся
наугад в неисследованные глубины Метагалактики.
     ...Их разбудил голос аварийного информатора:
     - Реликтовый  ветер.  Реликтовый ветер.  Крайняя  степень  опасности.
Крайняя степень...
     Новая  форма  материи,  получившая название  реликтового ветра,  была
теоретически предсказана в конце тридцатого века Джудди Венслером,  но еще
ни разу не наблюдалась в действительности.
     - Степень опасности бесконечно велика.  Бесконечно велика... - бубнил
информатор. - Рекомендации отсутствуют... Отсутствуют... Отсутствуют...
     - Выключи его,  -  попросила Джульетта.  - Иди сюда. Обними меня. Вот
так. А теперь успокойся. Все будет хорошо, милый!
     Ромео начал быстро сдавать.  Джульетта,  напротив, почувствовала себя
лучше.  Назавтра она  была практически здорова.  Ураганный лейкоз сник под
встречным напором  реликтового ветра:  два  минуса,  перемножившись,  дали
плюс.
     Когда Ромео умер и был аннигилирован,  Джульетта пыталась покончить с
собой,  но  помешал  "ангел-хранитель",  который,  словно  замаливая вину,
ревностно контролировал каждый ее вдох.
     Спустя сорок тысячелетий люди установили связь с  еще одной внеземной
цивилизацией.


     - Ну как? - спросил Писатель.
     - Все было совсем по-другому,  - покачал головой Астронавт. - Они оба
остались живы и возвратились на Землю.
     - Типичный "хеппи энд"!
     - Ну и что же? Разве в жизни так не бывает?
     - В жизни бывает,  - согласился Писатель. - Но в трагедиях Шекспира -
никогда!