л целлофановую облатку. И сразу  понял,
что она не пустая. Внутри лежало что-то твердое и круглое.
     Мы смотрели на нее во все глаза, когда вернулся Моррис.

     - У меня, должно быть, хватило ума сунуть ее в карман, - объяснил  я.
- Вчера ночью я, видно, почувствовал  себя  таким  хитрецом,  что  решился
обокрасть "монаха".
     Моррис ветел таблетку в пальцах, как  драгоценный  камень.  Она  была
бледно голубого цвета, с розовым треугольником, выжженным с одной стороны.
     - Не знаю, право, посылать ли ее на анализ  или  принять  самому.  Да
ниспошлется нам чудо. Возможно, тогда...
     - И не помышляйте об этом. С моей стороны было очень  неумно  забыть,
как быстро портятся эти таблетки.  Обертка  порвана.  Таблетка  уже  часов
двенадцать как испорчена.
     Моррис грязно выругался.
     - Отправьте ее на анализ, - предложил  я.  -  Химики  выделят  РНК  и
сумеют, вероятно,  определить,  какие  вещества  используются  в  качестве
основы. Думаю, что и содержащаяся в таблетке информация  еще  сохранилась.
Но  только  не  принимайте  эту  чертову  штуку  сами.  Два-три  случайных
изменения в структуре РНК, и ваши мозги превратятся в решето...
     - У нас даже нет времени, чтобы отправить ее немедля  в  лабораторию.
Можно положить ее в морозилку?
     Я вложил таблетку в маленький пластиковый  мешочек  для  бутербродов,
отсосал из него воздух, завязал и поместил в морозильник. Вакуум  и  холод
сохранят таблетку. Надо было мне вчера так поступить.
     - С чудесами покончено, - горько сказал Моррис. -  Вернемся  к  делу.
Наши сотрудники будут патрулировать подходы к бару, еще несколько  человек
засядут внутри. Кто именно, вам  не  скажут,  гадайте,  если  есть  охота.
Кое-кому из ваших клиентов  сегодня  дадут  от  ворот  поворот.  Если  они
потребуют объяснений, им посоветуют следить за газетами. Надеюсь, что  все
это не нанесет большого ущерба вашему бизнесу.
     - Напротив, мы на этом еще заработаем. Прославимся ведь. Вы  и  вчера
так делали?
     - Делали. Мы не хотели, чтобы бар был набит битком.  "Монахам"  могли
не понравиться охотники за автографами.
     - Вот почему зал вчера остался наполовину пуст.
     Моррис посмотрел на часы.
     - Пора открывать. Все готово?
     - Сядьте у стойки, Билл. И ведите себя непринужденно, черт побери!
     Луиза пошла включить свет.
     Моррис уселся почти в центре. Его большая квадратная  рука  уцепилась
за стойку.
     - Еще один джин с тоником. А потом подайте мне тоник без джина.
     - Хорошо.
     - "Непринужденно"! Как я могу вести себя непринужденно? Фрейзер,  мне
пришлось сказать президенту Соединенных Штатов Америки,  что  если  он  не
примет мер, наступит конец света. Мне пришлось лично сказать ему это!
     - Он поверил?
     -  Надеюсь,  что  да.  Он  разговаривал  так  чертовски  спокойно   и
ободрительно, что захотелось вопить и топать ногами. Бог мой, Фрейзер, что
произойдет, если мы не сумеем построить пусковой  лазер?  Попробуем  и  не
сумеем?
     Я дал ему классический ответ:
     - Глупость всегда заслуживает высшей меры наказания.
     Моррис заорал мне в лицо:
     -  Будьте  вы  прокляты   со   своим   высокомерием   и   со   своими
монстрами-убийцами вместе!..
     Секунду спустя он вновь обрел хладнокровие.
     - Не обращайте внимания, Фрейзер. Просто вы рассуждаете, как  капитан
звездолета.
     - Как это?
     - Как капитан звездолета, способный обратить Солнце в сверхновую.  Вы
лично здесь ни при чем. В вас говорит таблетка.
     Шут его возьми, а ведь он прав! Я сердцем чуял его правоту.  Таблетка
повлияла на образ моего мышления. Но ведь это аморально  взорвать  солнце,
греющее чужой мир. Или нет? Я не  мог  больше  полагаться  на  собственные
представления о добре и зле!
     В бар вошли четверо и заняли один из больших  столов.  Люди  Морриса?
Нет, торговцы недвижимостью, решившие обмыть сделку.
     - Что-то меня все  время  тревожило,  -  признался  Моррис.  -  Много
найдется причин,  от  которых  самообладание  трещит  по  швам.  Например,
приближающийся конец света. И все-таки  есть  что-то  еще,  что  никак  не
давало мне покоя.
     Я поставил перед ним джин с тоником. Отхлебнув, он продолжал:
     - Отлично. И, наконец, я понял, что  именно.  Понял,  когда  сидел  в
телефонной будке и ждал, пока меня по цепочке говорящих улиток не соединят
с президентом. Фрейзер, вы учились в колледже?
     - Нет, только в школе.
     - А между тем вы говорите  совсем  не  как  бармен.  Вы  употребляете
сложные выражения.
     - Неужели?
     - Сплошь и рядом. Вы говорили  о  "взрывающихся  солнцах",  но  сразу
поняли меня, когда я упомянул  о  сверхновой.  Вы  говорили  о  водородной
бомбе, но сразу поняли, что такое термоядерная реакция.
     - Разумеется.
     - У меня сложилось влечатление, вероятно, дурацкое, что вы выучиваете
слова, как только я их произношу.
     - Parlez - vous Francais? (1)
     - Нет, я не знаю иностранных языков.
     - Совсем не знаете?
     - Нет. Нас в школе этому не учили.
     - Je parle un peu. Et toi? (2)
     - Merde, Morris, ecoutez. Ох, надо же... (3)

__________________________________________________________________________

     1. Говорите ли вы по-французки?
     2. Я говорю немного на этом языке. А ты?
     3. Черт возьми, Моррис, говорят же вам...
__________________________________________________________________________

     Он не дал мне ни секунды передышки, а сразу спросил:
     - Что означает слово "фанак"?
     Опять такое чувство, будто голова замусорена чем попало.
     - Может означать  все,  что  угодно.  Выпуск  любительского  журнала,
письмо в редакцию, розыгрыш... Моррис, что происходит?
     - Усвоенный вами  курс  лингвистики  был  гораздо  обширнее,  чем  мы
предполагали.
     - Верно,  черт  побери!  Я  только  сейчас,  сообразил.  Уборщицы  из
"Тип-Топ" говорили по-немецки, но я их понимал.
     - Испанский, французский, "монаший", жаргон  поклонников  фантастики,
техническая терминология... Вы освоили обобщенный курс, обучающий понимать
со слуха любой язык. Думаю, это немыслимо без телепатии.
     - Без чтения мыслей? Вероятно, да.
     За сегодняшний день я не раз с чудовищной точностью определял, что  у
кого на уме.
     - Вы можете читать мои мысли?
     - Ну, не совсем. Я улавливаю направление ваших  мыслей,  но  не  сами
мысли. Моррис, мне отнюдь не улыбается провести остаток дней в одиночке.
     - Этот вопрос мы обсудим позже. - "Когда  моя  позиция  станет  более
выйгрышной", хотел он сказать. "Когда отпадет нужда в  том,  чтобы  бармен
помог облапошить "монахов". - Сейчас важно то, что вы способны  читать  их
мысли. Этот фактор может оказаться решающим.
     - А "монахи", по всей вероятности, способны читать мои мысли. И ваши.
     Я предоставил Моррису возможность обдумать мои слова, а сам  уставлял
напитками принесенный Луизой поднос.
     "Длинная  ложка"  быстро  заполнялась  людьми.  Только  двое  из  них
оказались сотрудниками секретной службы.
     - Что, по-вашему, приняла вчера Луиза? Ваши профессии мы  определили,
наконец.
     - Есть у меня одно предположение. Но довольно смутное. - Я огляделся.
Луиза продолжала принимать заказы. - Скорее, просто догадка. Обещайте, что
будете пока держать ее про себя.
     - Не говорить Луизе? Разумеется, пока не скажу.
     Я смешал четыре коктейля, и Луиза унесла их.
     - Мне приходит на ум профессия, - сказал я.  -  Но  ее  очень  трудно
определить в нескольких славах, как профессию переводчика или  специалиста
по телепортации, или капитана звездолета. Да и почему, собственно,  должно
существовать столь точное определение? Мы же имеем дело с инопланетянами.
     Моррис посасывал свой джин, ожидая, что я скажу дальше.
     - Жизнь женщины - продолжал я, - может стать профессией в  буквальном
смысле  слова,  чего  никак  не  может   произойти   с   жизнью   мужчины.
"Домохозяйка"  -  вот  выражение,  которое  мы  ищем,  но  оно  отнюдь  не
исчерпывает всей полноты понятия....
     - "Домохозяйка"? Бросьте мне мозги заправлять!
     - И не собирался. Вы просто не способны уловить перемену в Луизе.  Вы
ведь только вчера познакомились с ней.
     - На какую перемену вы намекаете? Если на то, что  она  красива,  так
это я и без вас заметил.
     - Да, она красива, Моррис.  Но  вчера  в  ней  было  двадцать  фунтов
лишнего веса. Что же, по-вашему, она похудела за одну ночь?
     - Верно,  она  казалась  тяжеловатой.  Привлекательной,  но  черезчур
полной. - Моррис обернулся, посмотрел через плечо, как ни в чем не  бывало
повернулся обратно. - Черт возьми, она и сейчас кажется  полной,  но  весь
день я на это не обращал внимания.
     - Есть и еще кое-что. Да, кстати, попробуйте пиццы.
     - Спасибо. - Он откусил кусочек. - Да, хороша и еще не остыла. Итак?
     - Луиза с полчаса разглядывала эту пиццу. Она ее и купила. И даже  не
притронулась к ней. Вчера это было бы невозможным.
     - Она могла плотно позавтракать.
     - Допустим.
     Но я знал, что она не завтракала, если не считать  диетической  пищи.
За несколько лет у нее скопилась целая гора диетических продуктов, но  она
никогда всерьез не пыталась прожить на подобной снеди. Однако как  убедить
в этом Морриса. Я ведь ни разу даже не заходил к ней домой.
     - Что еще?
     - Луиза вдруг очень хорошо овладела искусством объясняться без  слов.
Это чисто женское умение. Она может объясниться интонацией, особой манерой
опираться о локоть...
     - Но если вы научились чтению мыслей...
     - Тьфу ты, дьявол! Однако... Луиза  очень  нервно  реагировала,  если
кто-нибудь прикасался к ней. И уж никогда ни за что не  прикасалась  ни  к
кому сама...
     Я почувствовал, что краснею. Я не любитель бесед на интимные темы.
     От Морриса так и разило скептицизмом.
     - Ващи доводы звучат весьма субъективно. Вернее даже, звучат так, как
будто вы сами себя уговариваете в них поверить. Слушайте, Фрейзер, с какой
стати Луизе понадобилось бы принимать такую таблетку? Вы описали отнюдь не
домохозяйку. Вы описали женщину, которая задумала окрутить мужчину, женить
его на себе. - Он заметил, как изменилось  выражение  моего  лица.  -  Что
стряслось?
     - Десять минут назад мы решили пожениться.
     - Поздравляю, - сказал Моррис и замер, выжидая.
     - Ваша взяла. Мы и поцеловались-то впервые  десять  минут  назад.  До
этого ни я не делал никаких попыток ухаживать за ней, ни она за мной. Нет,
черт возьми, я не верю. Я знаю, что она любит меня!
     - Я не спорю, -  тихо  сказал  Моррис,  -  Потому-то  она  и  приняла
таблетку, по всей  видимости,  сильнодействующую.  Мы  ведь  изучили  вашу
подноготную, Фрейзер. Мысли о женитьбе всегда вызывали у вас робость...
     Что была достаточно верно.
     - Если она любила меня и раньше, то я и  понятия  об  этом  не  имел.
Откуда же узнал "манах"?
     - Откуда ему вообще знать о любви? Почему у него  оказалась  с  собой
подходящая таблетка? Ну,  смелее  Фрейзер,  вы  же  у  нас  специалист  по
"монахам"!..
     -  Он  мог  перенять  такие  познания  только  от  людей.  Может,  из
разговоров  с  ними...  Видите  ли,  "монахи"  способны  записать   память
инопланетянина, ввести ее в компьютер  и  исследовать.  Они  вполне  могли
проделать такой фокус с некоторыми из ваших дипломатов.
     - Ничего себе!..
     Подошла Луиза с заказом. Я смешал коктейли, поставил  стаканы  ей  на
поднос. Подмигнув мне, она вернулась в зал. Посетители  неотрывно  следили
за ее походкой.
     -  Скажите,  Моррис,  ведь  большинство  дипломатов,   общающихся   с
"монахами", мужчины?
     - Да, а что?
     - Так, просто мысль.
     Мысль эту, однако, оказалось трудно ухватить. Ясно было лишь то,  что
все перемены в Луизе очень хороши именно по мужским  стандартам.  "Монахи"
беседовали со многими мужчинами. И... почему же  нет?  Женщина  становится
еще более ценной для мужчины, которого она поймает,  или  для  счастливца,
который поймает ее...
     - Понял!
     Моррис окинул меня цепким взглядом.
     - Что вы поняли?
     - Ее любовь ко мне была частью образования, полученного из  таблетки.
Частью целого курса. Они сделали из нее подопытного кролика.
     - А я-то думал: что она в вас нашла? - Улыбка Морриса померкла. -  Вы
серьезно, Фрейзер? Но ваша догадка все-таки не объясняет...
     - Это был курс воспитания рабыни. Он заставляет женщину  влюбиться  в
первого мужчину, который попадется ей на глаза.  Он  учит  ее,  как  стать
ценной для него.  "Монахи"  намереваются  наладить  массовое  производство
такил таблеток и продавать их мужчинам.
     Моррис поразмыслил и произнес.
     - Это ужасно. Что же нам делать?
     - Не объяснять  же  ей,  что  она  превратилась  в  домашнюю  рабыню!
Попытаюсь достать таблетку, стирающую память. Если  не  сумею...  Тогда  я
женюсь на ней. Не смотрите на меня так, - воскликнул я тихо и страстно,  -
не я это натворил. И я не могу теперь бросить ее!..
     - Понимаю... Просто... А, ладно, налейте  мне  еще  один  коктейль  с
джином.
     - Не оборачивайтесь, - сказал я.
     В стеклянных дверях возникло какое-то  сумрачное  движение.  Капюшон,
тень на тени, сверхъестественная фигура,  силуэт  почти  человеческий,  но
выгнутый по непривычным линиям...

     Он вплыл в комнату, едва  касаясь  пола  подолом  своей  сутаны.  Его
самого не было видно - только ниспадаюшее серое одеяние, тьма в капюшоне и
тень там, где сутана расходилась надвое. Торговцы  недвижимостью  прервали
обсуждение своих дел и уставились на него вытаращенными глазами.  Один  из
них потянулся за сердечными каплями.
     "Монах" надвигался на меня, как алчущий мести призрак. Он  уселся  на
табурет, оставленный ему в конце стойки. Но - это был другой "монах".
     Он ровно ничем не отличался от того "монаха", который просидел  здесь
два предыдущих вечера. Ни Луиза, ни Моррис не различили бы их, но я  знал,
то это другой.
     - Добрый вечер, - сказал я.
     Он  прошептал  соответствующее  приветствие  на  своем   языке.   Его
"переводчик"  работал  только  в  одну  сторону,  переводя  моя  слова   с
английского и оставляя его ответы без перевода. Он сказал:
     - По-моему, мы остановились в прошлый раз вон на той бутылке.
     Я повернулся, чтобы взять ее. И  у  меня  даже  спина  зачесалась  от
ощущения опасности. Плеснув из бутылки на донышко  стакана,  я  повернулся
обратно к "монаху" и увидел зажатый у него в кулаке и направленный  мне  в
лицо приборчик, который гость выпростал, вероятно,  из-под  своей  сутаны.
Прибор походил на спющенный мячик с пятью глубокими бороздами  для  когтей
"монаха" и с двумя параллельными  трубками  с  другой  стороны,  глядящими
прямо на меня. На оконечностях трубок посверкивали линаы.
     - Вам известен зтот прибор?.. - И "смонах" назвал его.
     Название я  знал.  Оно  означало  излучающее  оружие,  многочастотный
лазер.  Одна  из  трубок  фокусируется  на  цели  и  прицел   удерживается
автоматически с помощью крохотных маховичков, спрятанных внутри.
     Моррис видел все, но прибора он не знал и  тем  более  не  знал,  что
далать. А у меня не было возможности подать ему сигнал.
     - Да, мне известен этот прибор, - подтвердил я.
     - Вы должны принять две таблетки, -  "монах"  держал  их  наготове  в
другой  руке.  Маленькие,  розовые,  треугольные  таблетки.  -  Я   должен
достоверно убедиться в том, что вы приняли их, - добавил он. - В противном
случае вам придется принять больше, чем две, а слишком большая доза  может
повлиять на вашу природную память. Подойдите ближе.
     Я подошел. Все, кто сидел в "Длинной ложке", замерли. Никто не смел и
пальцем пошевелить. Мигни я - и на "монаха" тут же будут направлены четыре
пистота, но меня, в таком случае, молниеносно прожжет пучок лучей.
     "Монах" вытянул вперед свою третью руку - ногу-лапу и сжал мне  горло
пальцами-когтями. Не так сильно, чтобы я задохнулся, но довольно ощутимо.
     Моррис ругался тихо и беспомощно. Я физически ощущал переживаемую  им
агонию.
     - Устройство спускового механизма вам  также  известно,  -  прошептал
"монах". - Стоит мне расслабить руку, и произойдет  выстрел.  Цель  -  вы.
Советую предостеречь четверых правительственных агентов  от  нападения  на
меня, если вы в состоянии сделать это.
     Я поднял руку ладонью вверх: "Ничего не предпринимайте". Моррис понял
и еле заметно кивнул, вроде бы и не взглянув в мою сторону.
     - Вы же умеете читать мысли, - сказал я.
     - Да, умею, - ответил "монах", и в ту же  секунду  я  понял,  что  он
пытался скрыть. Он мог читать мысли чьи угодно, только не мои.
     На том и кончилась игра Морриса в конспирацию. Но моих мыслей "монах"
читать не мог, а передо мной его душа лежала как на ладони.
     И, заглянув в эту чуждую  мне  душу,  я  понял,  что  умру,  если  не
подчинюсь.
     Одну за другой я положил розовые таблетки на  язык  и  проглотил  их.
Проглотил всухую, с трудом. Моррис все видел и не в  силах  был  помешать.
"Монах" ощутил своими пальцами, как таблетки прошли по моему горлу.
     Но едва они миновали его пальцы, я сотворил чудо.
     - Ваши знания и умения, приобретенные от таблеток, сотрутся через два
часа, - сказал "монах".
     Он поднял стакан с виски и задвинул его  себе  в  капюшон.  Вынул  он
стакан наполовину опорожненным.
     - Почему вы отняли у меня знания? - спросил я.
     - Вы не заплатили за них.
     - Но они были даны мне в дар!
     - Их подарил тот, кто не имел на это права, - ответил "монах".
     Он собрался уходить. Надо было что-то предпринять. Теперь я знал, что
"монахи" творят зло, - я пришел к такому выводу путем зрелых  размышлений.
Однако если он не задержится и не выслушает, я не смогу его убедить.
     Впрочем, сделать это будет нелегко в любом случае. Передо мной  сидел
"монах"-звездолетчик.  Его  этические  оценки  были  введены  в  его  мозг
таблеткой РНК вместе с профессиональными навыками.
     - Вы упомянули о правах, - произнес я на его  языке.  -  Ну  что  же,
обсудим вопрос о правах.
     Шепелявые слова странно жужжали в горле, щекотали  небо,  но  слышал,
что выговариваю их правильно. "Монах" удивленно вздрогнул.
     - Мне сообщили, что вас научили пониманию нашей речи, но не  сказали,
что вы умеете изъясняться на ней.
     - Вам не сказали, какую мне дали таблетку?
     - Языковую. Я и не знал, что она была у него с собой.
     - Он не закончил дегустацию земных алкогольных напитков.  Не  выпьете
ли вы еще?
     Я уловил, что он пытается осмыслить мои  мотивы,  и  уловил,  что  он
ошибается.  Он  решил,  что  я   хочу   воспользоваться   проявленным   им
любопытством и всучить ему побольше выпивки за наличные. К тому же, с чего
ему бояться меня? Какие бы  интеллектуальные  способности  ни  приобрел  с
помощью таблеток, через два часа от них и следа не останется.
     Ставя перед ним стакан, я спросил:
     - Что вы думаете о пусковых лазерах?

     Наш спор принял весьма технический характер.
     - Давайте рассмотрим особый случай, -  помнится,  говорил  я  ему,  -
предположим, цивилизация владела искусством  звездных  полетов  в  течение
шестидесяти четырех тысяч лет. А, может быть, и в  восемь  раз  дольше.  А
потом в главный  океан  планеты  врезался  астероид,  наступил  ледниковый
период... -  Так  действительно  случилось  однажды,  и  он  был  об  этом
прекрасно осведомлен. -  Но  ведь  природное  бедствие  не  может  стереть
различий между разумом и животным состоянием, не правда ли? Если, конечно,
бедствие не затрагивает непосредственно ткани мозга...
     Сначала его удерживало любопытство. А потом уже я, я сам. Он  уже  не
мог вырваться. Такая  мысль  ему  теперь  и  в  голову  не  приходила.  Он
оставался звездолетчиком, он был совершенно трезв и спорил с  ожесточением
евангелиста.
     - Или возьмите общую посылку, -  помнится,  говорил  я.  -  Существа,
неспособные построить пуск