нь быстро. Врач поднялся, покачал головой.
     -- Ничего не поделать.
     -- Скончался,  --  сказал санитар, тоже  поднимаясь. Потом повернулся к
машине, стоявшей у обочины, и крикнул:
     -- Неси простыню, Том!
     Останавливались другие машины. Наконец, полицейский заметил нас.
     -- Это вы звонили? -- спросил он.
     -- Я. -- ответил Дег.
     -- Видели, как это произошло?
     Дег  кивнул.  Тем временем  подошли другие люди,  и началась  обычная в
таких случаях возня с телом погибшего.

     Часа  через  два  мы  сидели в кабинете шерифа. Белый,  холодный  свет,
табачный дым, убогая обстановка,  ощущение  усталости. На столе лежали  часы
покойного, какая-то цепочка,  бумажник,  который достали из заднего  кармана
его джинсов. Все, что могло быть в Кадиллаке, сгорело. Мы с Дегом  сидели на
неудобных  скамейках  и  в качестве очевидцев  описывали несчастный  случай.
Шериф -- огромный плотный мужчина -- жутко хотел спать. Он  нехотя записывал
наши слова, жуя резинку.
     -- ...свернув вправо, гм?
     -- Да, еще немного, и он налетел бы на нас.
     -- Какая у него была скорость, по-вашему?
     -- Сто двадцать -- сто тридцать.
     -- Как вы можете утверждать это?
     -- Я не утверждаю, а отвечаю на ваш вопрос  -- вы же сами спросили: как
по-вашему?
     -- Ах, да, да... --  Шериф пожал плечами.  Он был в стельку  пьян, черт
возьми!  Всегда так  кончают. Ладно, господин Купер,  --  шериф поднялся, --
спасибо  за сотрудничество.  Эй,  Бил, --  он  протянул полицейскому  листок
бумаги,  -- напечатай это на машинке. И впиши имя, фамилию  покойного и  все
прочее.
     -- Как обычно, да?
     -- Как обычно... -- Шериф вздохнул и развел руками, как бы выражая свое
сожаление и огорчение, а вместе с тем и обнаруживая скуку: -- Мы столько раз
на  дню видим такие  истории!  Да  и вы тоже, не так ли? Вы ведь  журналист,
по-моему. Кажется, сказали, что журналист.
     -- Марк Д. Прискотт...  родился в городе Торбей, штат  Миннесота...  12
июля  1920  года...  --  Полицейский,  печатавший на  машинке,  вслух  читал
удостоверение  личности  покойного.  Я  услышал  легкий  звон  колокольчиков
тревоги.
     -- Вы ведь тоже  немало подобных историй встречаете, -- повторил шериф.
Я  утвердительно  кивнул  и  заметил,   что  вслушиваюсь  в  слова   другого
полицейского, а не шерифа. Я ответил:
     -- Да, конечно Не столько, разумеется, сколько вы...
     -- Журналист... А из какой газеты?
     -- Из "Дейли Монитор".
     -- Черт возьми! -- воскликнул шериф  и щелкнул  двумя пальцами. --  Так
это  вы  вытащили его из машины, да? Ах, нет... вы нашли его на земле, да...
"Дейли Монитор"!  Это  чертовски  солидная газета! Гм...  Будете писать  эту
историю,  так  вспомните  обо мне?  Шериф Дэвис...  Уильям Дэвис.  -- Но, --
добавил он с добродушной ухмылкой, -- все зовут меня Билл, знаете...
     -- Профессия...  профессия...  Послушайте, шеф, у  него тут нет никакой
профессии,  --  удивился  полицейский, сидевший  за пишущей  машинкой. Шериф
протянул мне руку:
     -- Ну, так если сможете...
     -- Если напишу что-нибудь, о'кей, шериф, упомяну ваше имя.

     Мы вышли на улицу. Колокольчики тревоги затихали очень  медленно. Туман
рассеялся, на небе вспыхнули звезды, пахло травами. Городские огни светились
где-то далеко. Кто знает, как называется это странное место?
     И почему звонили колокольчики тревоги?
     -- Поведешь машину, Дег?
     -- Конечно, -- ответил он и сел за руль.  Мы  молча проехали  несколько
километров.
     -- Что  случилось, Мартин? Мне  кажется,  вы чем-то озабочены? -- вдруг
спросил Дег.
     -- Что?  А,  нет  ничего.  Пытаюсь  понять...  -- Я пожал плечами. Нет,
ничего я не мог поняты -- Ничего, Дег...
     --  Вы  тоже  думаете  об  этом  несчастном  случае,  да? Бедняга!  Так
погибнуть! Знаете, в  дорожных катастрофах чаще всего погибают молодые люди.
Слишком  любят скорость. --  Дег слегка  наклонил голову  и  спросил: --  Он
бредил,  да?  Принял вас  за своего  генерала...  спорю,  что  он  воевал во
Вьетнаме! Как же обидно -- вернуться с войны живым  и здоровым и погибнуть в
дорожной катастрофе.
     И тут я понял, почему звонили колокольчики тревоги. Я тотчас вскрикнул:
     -- Дег, тормози! Тормози, говорю тебе!
     -- В чем  дело? -- растерялся он, но выполнил мою просьбу. Когда машина
остановилась, я спросил:
     --  Дег,  сколько  лет  было этому человеку,  ну,  этому парню,  как ты
думаешь?
     -- Ну что-то около двадцати. Двадцать три или двадцать четыре, откуда я
знаю.
     -- Да, примерно двадцать  три, двадцать четыре... В таком случае у него
было фальшивое удостоверение личности.
     -- Фальшивое? Как так?
     -- Потому что... Я слышал, как полицейский, который печатал на машинке,
сказал... родился в 1920 году. Так в сказал.
     -- Не может быть?!
     -- И тем не менее.
     --  Да  нет же,  Мартин!  Они  же  наверняка  видели  покойника,  когда
доставали его документы из кармана!
     --  Вот именно это меня... именно это и смущает. Шерифу показалось, что
парень родился в 1920 году...
     Дег покачал головой:
     -- Но этого не может быть! Если б он родился в  1920 году... Да что вы,
Мартин! Он, по-вашему, походил на пятидесятилетнего?
     -- Нисколько.  Однако  шерифу и  его  сотрудникам  он показался  именно
пятидесятилетним.
     Мы  помолчали,   будто  прислушиваясь  к   гудению   мотора.   Потом  я
скомандовал:
     -- Кругом марш! Едем обратно.
     -- Но...
     -- Поехали, мальчик. Чем раньше вернемся, тем быстрее разберемся с этой
историей.

     Шериф садился в машину, собираясь ехать  домой. Увидев нас, он удивился
и не скрыл своего недовольства, посмотрев на меня с недоверием. Шериф устал,
хотел спать, какого черта нам от него надо?
     -- Привет. Вернулись? -- хмуро спросил он.
     -- Да. Я вернулся... из-за той информация, которую собираюсь написать в
газету.
     Он немного успокоился, но не совсем.
     -- Так вы решили все же что-нибудь написать? --спросил он.
     Я кивнул:
     -- Строк двадцать... Может, со снимком.
     Шериф захлопнул дверцу машины и подошел ко мне:
     -- Вам нужна моя фотография?
     -- Нет, не ваша, шериф. Я бы хотел снять... Да, да, пострадавшего.
     Мне  показалось, он заметно огорчился. Конечно,  ему  было бы  приятнее
увидеть в газете свою физиономию.  Что-то поворчав, он пожал плечами и повел
вас в здание полиции. Спустя  несколько  минут  мы стояли  перед  лежаком  в
темном холодном помещении. Простыня, как  и полагается, с головой  накрывала
мертвеца. Шериф включил свет. Дег приготовил фотоаппарат.
     -- Мне встать тут, рядом... с потерпевшим? -- спросил шериф.
     -- Нет, не обязательно, -- ответил Дег.
     -- Как хотите.
     -- Ты готов, Дег? -- спросил я. Он кивнул.
     -- Будьте добры, шериф, приподнимите простыню, -- попросил я.
     --  Да,  пожалуйста,  --  согласился  шериф. Он приподнял  простыню. Мы
увидели бледное и отрешенное лицо покойника. Дег приблизил камеру.
     -- Мартин! -- шепнул он.
     Еле сдерживая невероятное волнение, я приказал:
     -- Снимай!
     Две-три вспышки -- дело нескольких секунд. Шериф спросил:
     -- Готово? Могу опустить простыню?
     --  Да, спасибо, шериф... Покупайте  завтра  "Дейли Монитор" и увидите,
ваше имя будет напечатано крупным шрифтом.
     -- В самом деле? -- спросил он, сильно смутившись, но  явно польщенный.
-- В завтрашнем номере? Не может быть.
     -- Сейчас докажу вам. Позвольте только позвонить, пожалуйста.
     Он поспешил к дверям:
     --  Пожалуйста,  господин  Купер... Сюда, в  мой кабинет, черт  возьми!
Звоните! Сколько угодно, сколько хотите!
     Пока мы шли туда, Дег схватил меня за руку. Он был потрясен. Пальцы его
дрожали.
     -- Мартин!-- опять шепнул он.
     -- Потом, Дег. Потом поговорим. Мне надо позвонить в редакцию.
     Я набрал номер и продиктовал стенографисту заметку о  несчастном случае
-- двадцать строк, в которых пять раз повторялось имя шерифа Уильяма (Билла)
Дэвиса и только однажды имя Марка  Д. Прискотта,  покойного. Потом  попросил
подозвать главного редактора Д'Анджело. Мне ответили:
     -- Не знаем, сможет ли он подойти, господин Купер!
     --.Покажите ему  эту  информацию, и он подойдет! -- ответил  я.  Так  и
вышло. Через пять минут Д'Анджело  взял трубку. Он,  как я и  предвидел, был
взбешен
     -- Мартин! -- зарычал он. -- Ты что, с ума сошел?
     -- Ты уже прочел мою информацию?
     --  Ты что, с ума сошел, я тебя спрашиваю?  Хочешь, чтобы мы напечатали
двадцать строк о какой-то  автомобильной  катастрофе? Тебе известно, сколько
их происходит каждый день?
     -- Известно.
     -- Ну,  так, в чем дело? Кого может интересовать твоя информация? И кто
такой этот шериф Дзвис? Президент Соединенных Штатов?
     -- Д'Анджело, выслушай, меня, -- твердо сказал я,  -- я хочу, чтобы эта
информация была напечатана точно в таком виде, как я продиктовал ее. Точно в
таком, понимаешь. И с броским заголовком.
     -- Но ты же понимаешь, что это  невозможно! Если мы  станем публиковать
сообщения обо всех  несчастных случаях  на дорогах, газете конец! Могу  дать
тебе... три строчки.
     -- Нет. Я не шучу, дорогой мой.  Если  не  напечатаете эту  заметку без
изменений, я уйду из газеты.
     Я говорил очень серьезно. и  Бог  свидетель, не шутил  в  тот момент. В
трубке некоторое время гудело молчание. Потом Д'Анджело деликатно спросил:
     -- Мартин... ты здоров? С тобою все в порядке?
     --  Здоров.  В полном  порядке. Может...  Может,  у  тебя  какие-нибудь
неприятности?..  Может, тебя  шантажируют?.. Вызвать полицию? Ты,  часом, не
спятил?
     --  Нет.  А  теперь  ты  ответь мне:  писать  заявление  об  уходе  или
напечатаешь мою заметку?
     Я слышал, как он тяжело вздохнул:
     -- Ладно, черт с тобой, будет твоя заметка!

     Уже светало. Мы с Дегом пили черный кофе в каком-то пустынном баре, где
стулья были сложены на столы. С тех пор, как мы вышли  из конторы шерифа, мы
не  обменялись  ни одним  словом,  ни единым  взглядом.  Наконец,  Дег  тихо
спросил:
     -- Мартин... что же произошло?
     -- Помолчав, я ответил:
     -- Не знаю.
     -- Человек, которого я снимал, этот покойник, он не  тот, который погиб
там, у дороги. Это вовсе не парень из Кадиллака!
     -- Нет, это он.
     Дег вздохнул, пожав плечами:
     --  Ну,  пусть будет так, -- согласился  он и закрыл лицо руками. Он не
мог прийти  в себя.  Я  тоже. Человеку, который скончался на наших глазах  у
автострады,  было не больше двадцати  четырех -- двадцати  пяти  лет.  Тому,
которого мы сфотографировали в морге полиции, -- не меньше пятидесяти...

Глава 2.

     В ту ночь мы почти не спали. На рассвете уже были в аэропорту и ожидали
почтовый самолет, привозивший газеты. Еще не было и восьми, а я уже входил в
здание полиции,  держа  в руках пару  номеров  "Дейли Монитор". Один  бросил
шерифу на стол:
     -- Долг платежом красен, -- сказал я. Он посмотрел на меня с изумлением
и надеждой, взял газету и пробормотал:
     -- Не станете же вы уверять, что....
     -- Заметка должна быть на двадцать третьей странице, шериф.
     Он  торопливо перелистал газету, его сотрудники молча наблюдали за ним.
Я увидел, как лицо его засияло.
     -- Черт побери' Тут мое имя! -- и посмотрел на меня. -- Господин Купер,
тут в заголовке мое имя... И не будете же вы уверять, будто и в статье...
     Я наклонился к нему и совсем тихо сказал:
     -- Я ведь вам обещал, не так ли?
     -- Да, конечно. Но знаете, не все журналисты...
     -- О'кей, шериф. Я из тех, кто держит слово.
     -- А вы...
     -- Согласен. Услуга за услугу. Теперь у меня к вам просьба.
     В  глазах  его  вспыхнуло  беспокойство.  Он  осмотрелся.  Потом встал,
складывая газету, и направился к дверям...
     -- Идемте,  -- кивнул он и повел нас в свой кабинет. Дег прикрыл дверь.
Шериф сел за письменный стол и недовольно спросил:
     --  Что  случилось,  господин Купер? Чем  могу быть  полезен? Вы У  вас
какие-нибудь неприятности?
     -- О нет,  ничего подобного! Мне хотелось бы только осмотреть  бумажник
этого человека  знаете,  того, который погиб вчера. Мне  надо  взглянуть  на
него... Это  необходимо для работы, понимаете? -- добавил я, понижая голос и
выразительно глядя на него.
     Шериф ничего  не  понимал.  Он ожидал  от меня Бог  знает  чего, и  моя
просьба показалась ему  совершеннейшим  пустяком.  Он облегченно  улыбнулся,
недоверие и  подозрительность  улетучились.  Он  открыл ящик  стола,  достал
картонную коробку и протянул ее мне:
     -- Ну, если дело только за этим. Вот вещи того бедняги. Смотрите.
     -- А  вы  тем временем  прочитайте  заметку, шериф.  Надеюсь,  она  вам
понравится.
     Он усмехнулся, развернул газету и скрылся  за нею. Я тотчас же вывернул
на  стол  содержимое   бумажника,  и  Дег  микрокамерой  быстро  и  бесшумно
сфотографировал все. Когда шериф прочитал заметку, мы уже закончили работу.
     -- Знаете, господин  Купер,  -- воскликнул, вставая,  шериф, и лицо его
сияло, как неоновая вывеска, -- это потрясающе! Я даже не думал, что...
     -- Пустяки, шериф...
     -- Что вы такой молодец, я хотел сказать. Так  быстро написать все это!
Я скажу вам...
     -- Это  было одно удовольствие,  поверьте мне.  Ну  вот,  --  вернул  я
бумажник,  в который уже  вложил все документы, --  мы  посмотрели...  Гм...
Ничего особенного. Спасибо.
     Он положил вещи в  коробку  и сунул ее в ящик  стола, все еще продолжая
благодарить меня... .
     Вскоре мы с Дегом покинули это местечко, затерявшееся в штате Колорадо.

     Спустя  два   дня  Дег  приехал  ко   мне  домой  с  большим  конвертом
фотоотпечатков, и  мы  принялись изучать  их.  Тут  было  два  документа  --
удостоверение личности, выданное в 1942 году Марку Д. Прискотту, родившемуся
в Торбее, штат Миннесота, в 1920 году,  и водительские права на имя Фрэнсиса
С.  Рейли,  родившегося  в  Гриит  Фоллс, штат Монтана  в 1948 году. На этом
документе была фотография того молодого человека, который скончался на наших
глазах. На удостоверении личности фотоснимка не было.
     -- Выходит,  этот  человек умер как Рейли, а после смерти превратился в
Прискотта?
     -- Да, именно так, а не иначе, Дег. Что там еще?
     --  Ничего  особенного. Два железнодорожных билета... авиабилет, снимок
девушки...
     -- Покажи.
     Брюнетка,  улыбающаяся,  веселая. Она  стояла  у каменного  льва  среди
кустов  глицинии.  Фотография  была мятая, пожелтевшая, несомненно сделанная
очень  давно:  на  девушке  грубые туфли,  какие носили  в сороковых  годах,
прическа и одежда тоже по моде того времени.
     -- Есть еще вот это, Мартин.
     Дег протянул мне  второй снимок -- тоже мятый и пожелтевший. На нем был
запечатлен бомбардировщик Б-29 и его экипаж -- шесть человек. Кто стоял чуть
в стороне, кто сидел. Все улыбались.
     -- Тут я кое-что увеличил, Мартин, -- сказал Дег.
     -- Отлично.
     -- Этот,  -- он показал на одного юношу, -- мне кажется, тот самый, что
погиб на  автостраде... Во всяком случае, мне  так кажется... -- едва слышно
закончил Дег.
     Да,  он не ошибался. Это был  тот самый юноша -- те же  светлые волосы,
квадратное, открытое лицо. На фотографии он  стоял: рост точно такой же, как
и  у того  юноши, что шатаясь вышел из пылающего Кадиллака. Я услышал, что в
моей голове тихо и настойчиво звонят колокольчики тревоги.
     --  Да, это  он,  Дег, --  согласился  я, сравнив  групповой  снимок  с
фотографией на водительских правах Френсиса Рейли. -- Тот же  человек. А эта
девушка... -- я взял другой снимок, -- его невеста. Что скажешь?
     Он покачал головой и вздохнул:
     -- Ничего не понимаю, Мартин. Что-то уж чересчур сложно! Прямо какая-то
головоломка.
     --  Хуже  головоломки.  Я много встречал  странностей, Дег,  и  ты  это
знаешь.  Но это, пожалуй, самое странное из всего, что я встречал, или почти
самое странное. Что  поделаешь, странности  -- тоже часть моей жизни, и я не
боюсь  их.  Возможно, даже  ищу...  Черт  побери, только  уж очень  часто  я
натыкаюсь на них. Ну, ладно. Что еще?
     -- Больше ничего. А что же вы собираетесь предпринять теперь?
     -- Всего лишь сделаю пару звонков.

     Первый звонок был в мэрию Торбея, штат Миннесота. Я попросил сведения о
Марке  Д.  Прискотте, капрале  авиационной  службы во  время  второй мировой
войны. Мне ответили сразу же:
     -- А, понятно, Прискотт.  Бедный  мальчик, погиб на  войне, разве вы не
знаете? У нас его имя на бронзовой доске, в числе других жертв.
     -- А как  он  погиб, можно  узнать?  Мы  были  друзьями. Я  только  что
вернулся из Японии, я не знал, не думал, что ...
     -- Конечно,  конечно... --  ответил мне далекий  женский голос. --  Его
самолет  был обстрелян...  где-то  в  Тихом  океане. Он  взорвался... Бедный
Прискотт! Мать не смогла даже похоронить его.
     -- Это очень печально. А когда он погиб?
     -- Подождите, мне  кажется... в июле. Да, я уверена. Японцы  обстреляли
его самолет в июле сорок пятого...
     --  В самом  конце войны -- вздохнул  я.  Последовало гудящее молчание.
Через несколько секунд я продолжал: -- Бедный Марк! Я действительно не знал,
что он погиб...  Мы познакомились с ним на Филиппинах,  знаете?.. Кстати,  а
его невеста,  о которой он  столько рассказывал мне... Подождите, как  же ее
звали...
     -- Молли? Молли Робсон, вы хотите сказать?
     -- Брюнетка?
     -- Да,  конечно, Молли  Робсон. Ну, она  вышла  замуж, знаете,  как это
обычно бывает... Она до сих пор живет здесь и работает в нашей библиотеке...
А вы кто ему будете?
     Я уже выяснил все, что меня интересовало. Я ответил:
     -- Приятель  Марка.  Мое имя  не  имеет  никакого  значения. Спасибо за
информацию...
     -- Здесь, в Торбее, мы все знаем друг друга. Это маленький городок...
     -- Спасибо, -- повторил я и повесил трубку. И  тут же  позвонил в мэрию
Гриит Фоллс, штат Монтана. Я попросил сведения о  некоем Фрэнсисе С.  Рейли,
родившемся 23 апреля 1948 года. Меня переправили в нужный  отдел, и я узнал,
что в Гриит Фоллс никогда не рождался человек по имени Фрэнсис С. Рейли.
     -- Ты понял, Дег? -- спросил я,  повесив трубку.  Он  покачал головой и
жестом показал, что ничего не понял. И спросил, морща лоб:
     -- А вы, Мартин?
     -- Пока еще нет. Но пойму, черт возьми!
     Три дня спустя я уже был в Торбее, штат Миннесота.
     Я  направился  прямо в городскую библиотеку.  В  зале сидело  несколько
подростков и трое или  четверо мужчин. Все  были  заняты чтением. В  большие
окна светило  яркое осеннее солнце. Молли,  бывшая невеста Марка  Прискотта,
сидела за барьером и что-то писала в большом регистрационном журнале. Прошло
много лет  с тех  пор, как был сделан  тот  снимок  возле каменного льва. Ее
темные волосы  поседели, на  лбу и  в уголках глаз появились морщины.  Она с
некоторым  удивлением  посмотрела  на меня.  Да,  видимо,  не часто  заходят
приезжие в городскую библиотеку.
     Чем могу быть полезна? -- любезно спросила она.
     -- Марк рассказывал мне о вас, Молли, -- сказал я. -- Марк Прискотт.
     Она сжала  губы и  нахмурилась. Опустила  глаза. Черт возьми, это вышло
немножко грубовато. Но что я мог сделать?
     Впрочем,  длилось это  лишь  какое-то мгновение.  Потом  она  чуть-чуть
улыбнулась, и взгляд ее смягчился.
     --  Марк! --  проговорила  она  тихо  -- сказывалась привычка  говорить
негромко.-- О, конечно, Марк!.. Вы... Вы знали его?
     -- Мы были товарищами в те годы... Он рассказывал мне о вас.
     -- Прошло так много времени.
     --  Конечно. Но  знаете, я случайно оказался в этом городе и вспомнил о
нем... И  о вас тоже... -- Я улыбнулся  и продолжал: -- Молли, не так ли? Он
все время говорил о вас.
     Она смущенно молчала. Я продолжал:
     -- Я  служил  в другой части. Случайно услышал, что он погиб.  Хотел бы
узнать какие-нибудь подробн