и  психическом состоянии, Мы все
поаплодировали   и  были  действительно  рады   этому.  Откупорили   бутылки
шампанского, и Грей, взяв меня под руку, воскликнул:
     --  Вы  должны превзойти  себя, Купер!  Постарайтесь написать лучший  в
вашей жизни репортаж!
     -- Постараюсь. А когда я смогу поговорить с Джеком?
     --  Тотчас.  Идемте,  он в  той небольшой  комнате, и целиком  в  вашем
распоряжении.
     Я последовал за Греем. Мы вошли  в комнату, где находилось очень  много
народу, уже забывшего про веселье и поглощенного какими-то делами. Там и тут
стояли полупустые  бокалы. Грей провел  меня  дальше, в  какое-то помещение,
нечто  вроде холодной  прихожей, где не  было никакой мебели.  С тихим гулом
открылась стальная дверь вышли три или четыре человека. Один из них сказал:
     -- Джек в вашем распоряжении.
     -- Спасибо, -- поблагодарил Грей и обратился ко мне:
     -- Джек вас ждет. Хотите, чтобы я сопровождал вас, Купер?
     -- Нет, я предпочел бы поговорить с ним наедине.
     -- О, конечно. Понимаю. Подождите минутку.
     Он  подошел к тем  людям, что стояли в стороне, и перебросившись с ними
несколькими словами, вернулся ко мне:
     -- Да, разумеется,  вы  можете  войти один. Джек  знает, что  вы будете
брать у него интервью. Хорошей работы, Купер!
     Я задержал ею:
     -- Последний вопрос, генерал.
     -- Микрофоны.
     -- Микрофоны. Выключите их, пожалуйста. Я не хочу, чтобы наш разговор с
Джеком записывался. Профессиональный секрет. Понимаете?
     --  Даю слово, Купер,  --  торжественно пообещал  Грей,  --  что в этой
комнате не будет микрофонов. Доверяете мне?
     -- О'кей, верю. Хорошо, откройте эту дверь, генерал.
     Я вошел. Это была голубая, уютная и опрятная комната.  Астронавт  сидел
за столом я пил молоко из большой чашки. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
     Джек опустил на  стол  недопитую чашку  и  поднялся.  Это  был  крупный
плотный мужчина. Он только что принял душ, и от него приятно пахло шампунем.
На нем был комбинезон  со  знаком  НАСА,  из наглухо  застегнутого воротника
вырастала  основательная, мускулистая, как у борца, шея. Лицо его  сохраняло
юношеский  вид  и  наверное  могло бы  показаться  простодушным, если  б  не
холодные  серые глаза,  в которых не было и тени наивности.  Я протянул  ему
руку, и он пожал ее:
     -- Вы потрясающий молодец, Джек! -- сказал я.
     Он улыбнулся и пожал плечами:
     -- Это не так трудно, как кажется, -- ответил он.
     -- Осторожней! Все, что вы скажете, я ведь  могу опубликовать. Все рано
или поздно попадет в газеты.
     Джек засмеялся:
     -- Поправьте меня, если ошибусь. Вы Мартин Купер из "Дейли Монитор"?
     -- Верно.
     --  Хорошо,  Мартин, напишите,  что  это был большой скачок. Я не  умею
говорить исторические фразы. Я из Кентукки! Мы люди простые, вы знаете.
     -- Ну...
     -- А вы? Вы откуда родом?
     -- Я? Из Нью-Йорка... Но я тут ни при тем. Сейчас речь идет о вас.  Так
вот, Джек, Луна...
     -- Ужасное место. Камни и щебень. Пыль. Горы. Черное небо.
     -- А Земля оттуда, наверное, выглядит очень красивой?
     Он направил в меня объемистый указательный палец:
     -- Она -- да! Голубая и зеленая. Невероятно красивая.
     -- Какое впечатление наша  Земля произвела на  вас,  когда  вы  впервые
увидели ее  из космоса? И  подумать только, что  вы совершили  этот "большой
скачок" всего за несколько минут?
     -- Все было предусмотрено. Никакого неожиданного  впечатления.  Я знал,
что прибуду на Луну в запланированное время.
     -- Естественно. Но я хотел бы понять...
     -- Видите  ли, Мартин, меня очень  интенсивно  тренировали, а при  этой
процедуре  самое  главное  -- это стальная воля. Такая воля у  меня была.  Я
ХОТЕЛ слетать  на Луну именно в  строго определенное время и именно так, как
это и случилось, понимаете?
     Я кивнул в знак согласия, а Джек продолжал:
     --  Воля  в этом  деле -- самое главное.  Но  и другие факторы не менее
важны. Например,  здоровье,  понятно, да? И точное  знание всего,  что нужно
делать в каждую минуту полета. Ничто  не было пущено на самотек, на  прихоть
случая. Ничто...
     -- Джек, я не  хочу писать, что вас отправили на Луну,  словно почтовую
посылку. Однако могу написать и так.
     Он помолчал и улыбнулся:
     --  Да, многие  говорят нечто подобное. Почтовая  посылка. Но дело-то в
том,  что  человек -- не почтовая  посылка. Он несколько отличается  от нее.
Если пропадет посылка, ничего страшного не случится. А пропадет человек...
     -- Хорошо, Джек, расскажите о Луне.
     Он нажал кнопку, и на стене появилась проекция Лунной карты.
     -- Я совершил прогулку, как было предусмотрено программой, -- сказал он
и встал, -- и оказался точно вот в этом месте... -- Он ткнул пальцем в точку
на карте. -- Здесь приземлился корабль, именно в этой точке точке, видите! А
это другая точка -- та. которую я должен был найти... Тренировка...
     -- О чем вы думали, когда ходили по Луне совсем один?
     -- ...была очень суровой... Что вы спросили? О чем я думал?
     --  Да,  на  Луне. И  что  вы  думали еще раньше, когда летели  с такой
умопомрачительной скоростью?
     Джек наморщил лоб, пожал плечами.
     -- Мне некогда было думать, нужно было все время следить за приборами и
держать связь по  радио. А на Луне мне нужно было как  можно скорее выйти на
указанное на карте место.
     -- А одиночество? Один в космосе, один на Луне? Думаю, эта тишина... --
Я заметил, как но сжал губы,  и мне стало ясно, что он не  понимает, о чем я
говорю, и потому замолчал.  К чему все эти вопросы? Ведь передо  мной совсем
другой человек --  не такой, как я, как  все остальные люди.  Он  -- человек
будущего. На Луну не посылают людей, страдающих от одиночества  или читающих
стихи.  Может,  у  него  электронный  мозг?  Кто-нибудь  слышал о  восстании
компьютеров? Глупости! Ни одна машина не  может восстать против таких людей,
как  Джек Темпль, -- у него стальные нервы, мозг с предохранителями, а кровь
с машинным маслом.
     --  Причем  здесь  одиночество? -- ответил он вопросом  на вопрос. Меня
натренировали. Знаете, сколько  времени я провел  на  земле, замурованным  в
капсуле? А какие длительные  полеты я совершал  на воображаемых  космических
кораблях?  Вы  говорите -- тишина...  Какая тишина, если я все  время  держу
связь по радио? Я хорошо прогулялся -- вот об этом можете написать. Однако я
нашел  место,  --  добавил  он,  гордо улыбаясь, --которое  мне  нужно  было
отыскать всего  за  тридцать  пять секунд, как  и положено по программе. Вот
оно. -- И он опять указал точку на карте.
     -- Вы собрали образцы лунной породы?
     -- Нет. Этого не было в программе. Но  я  должен  был  точно  выдержать
срок. Мне  нужно  было все время считать секунды. Поначалу туника показалась
мне немного тесной, но потом...
     -- Вам показалась немного тесной?.. Что? -- остановил я его.
     Он посмотрел на меня:
     -- Комбинезон...
     -- А... Я подумал было, что плохо расслышал. Ну, поехали дальше, Джек.
     -- Потом мне уже было легче  двигаться. Смотрите... -- Он повернулся ко
мне  спиной и снова указал на карту. Я ждал, когда Джек закончит свой мысль.
Но  ой  сделал это не  сразу. Пауза длилась секунд  пятнадцать. Он  медленно
повернулся ко мне:
     -- Признайтесь, Мартин.... Я, наверное, кажусь вам очень скучным, да? Я
хочу сказать, вы, наверное, не таким предполагали увидеть меня, да? Но когда
человеку    поручают   такое   задание,   как   это,    приходится   целиком
сосредоточиваться  на  запланированной  цели.  Так же точно обстоит дело и с
туникой.  Я знал, что она не могла быть тесной. А  на самом деле была. Так я
прошел до  заданного места, которое  называется Фермопилы...  -- он наморщил
лоб, -- Фермопилы.
     -- Это древнегреческое  название,  Джек, вы  это  знаете?  -- осторожно
опросил я.
     --  Да, мы не очень  привыкли к  греческому  языку, не  так  ли?  -- Он
улыбнулся, но глаза его  по-прежнему оставались ледяными. -- Не часто здесь,
в  НАСА,  приходится  слышать  этот  язык,  только однажды,  там, внизу,  на
базаре... --  последние  слова он  произнес медленно и задумчиво. Я  не  был
уверен, что правильно понял его я переспросил:
     --  На  базаре?  --  Он посмотрел  на  меня  отсутствующим  взглядом  и
замолчал. Теперь я уже не сомневался -- что-то неладно, что-то явно не так.
     -- Джек, -- обратился я к нему.
     -- А да, я говорил о своем походе...
     -- О вашей прогулке, разве не так вы называли это?
     --  ... прогулка? Да, верно. До того места... греческое название, я все
время забываю его...
     -- Фермопилы.
     -- Именно  так. Поначалу все шло хорошо.  Вот только, пожалуй,  немного
жала правая сандалия...
     В моей голове тихо зазвонили колокольчики тревоги.
     -- Естественно, впрочем, для воина, который совершил  такой  трудный  и
длительный марш. С стороны, мы должны были добраться до Фермопил... медленно
говорил он.
     Я прервал его:
     -- Такой длинны  марш? Я бы не сказал, что это длилось так долго, Джек.
И поясните, почему вы упомянули о тунике и сандалии? Прежде вы не вспоминали
о них.
     -- Ну  да  -- туника и сандалии.  А как иначе я  должен назвать  их? --
удивился он и, не  дожидаясь ответа, продолжал: -- Цель была -- Фермопилы. А
когда я дошел туда, меня остановили... -- Он опять некоторое время  помолчал
и  странным низким  глубоким  голосом закончил: --  Я увидел, как прибыли...
они.
     -- Они?
     Я поймал себя на том, что перехожу на шепот:
     -- Они... кто?
     И  вдруг у  меня мелькнула  мысль: "Он шутит!"  Нет,  он  не  шутил.  Я
почувствовал, что меня бросило в жар --от невероятного, просто невозможного.
Что делать? Колокольчики тревоги звонили что было сил. Тогда я спросил:
     -- Кто это они?
     Темпль вонзил в меня свои светлые глаза и ответил:
     -- Персы.
     Я переспросил:
     -- Персы?
     И меня охватил панический страх,  по всему  телу побежали  мурашки, да,
именно  так, как обычно пишут в  сказках, и  я решил, что, наверное, схожу с
ума  или брежу, и потому ухватился за какую-то ниточку надежды: "Может быть,
он и в самом деле шутит или говорят каким-нибудь шифром?"
     -- Их было много. Гораздо больше, час мы ожидали. Все войско.
     Нет. Это  был не  шифр.  И Джек  не шутил. Очень может  быть, он вообще
никогда в жизни не шутил.  Он наморщил лоб, поставил локти на стол, соединил
руки и опустил  их на подбородок. Он смотрев на меня, но  не видел. Взор его
впился в какую-то точку, невероятно далекую, но вполне реальную.
     -- Разумно было ждать их в Фермопилах? Как ты считаешь? -- тихо спросил
он. --  Им  волей-неволей  пришлось бы пройти этим путем.  Они  не смогли бы
долго продержаться в Фессалии! --  Он, усмехнулся. -- Это нищая страна!  Чем
так прикажете питаться? Пылью, что ли?
     Я сделал огромное  усилие, чтобы взять себя в руки, и остался сидеть на
месте.
     Теперь,  казалось мне,  все  ясно  Вовсе  не я сошел с ума,  а  он.  Не
журналист  Мартин Купер бредил, а астронавт  Джек  Темпль. Может,  быть, это
была расплата? Утратой рассудка обернулась для него столь отважная затея  --
всего  за сто  пятнадцать минут слетать на Луну и  обратно...  Люди слишком,
многим  рисковали. Пока астронавт молчал, погрузившись в свои далекие мысли,
я соображал: "Что делать? Позвать кого-нибудь? Сообщить во всеуслышание, что
Темпль сошел с ума? Да, именно это и  нужно сделать..." Я взглянул на дверь.
Она  заперта.  Окон нет.  Микрофонов,  естественно, тоже.  Грей  держал свое
слово.  Я хотел было встать  и все же направиться к выходу, но  меня охватил
какой-то  непонятный страх... О нет,  я не боялся, что  Темпль завопит,  как
одержимый, и бросится  душить меня, нет... Меня  напугала трансформация  его
мозга. Мне следовало уйти.  Прочь. И  как можно  скорее. Это слишком большое
испытание для меня.
     --  Или  по-твоему,  -- стремительно спросил он, мы  должны были занять
другую позицию? Может, нам следовало защищать Афины? Ответь!
     Совершенно растерявшись, я проговорил:
     -- Нет... Не знаю...
     -- Не знаешь? В эллинском ареопаге тоже никто ничего не знал! -- Теперь
голос его звучал твердо. Лицо  стало  жестким  и злым. Он стукнул кулаком по
столу.  --  А  пока а  мы спорили, Ксеркс со  своими  легионами  продвигался
вперед! -- Он протянул  руку и  схватил  меня за запястье. -- А ты говоришь,
что не знаешь!
     Я ответил:
     -- Нет, ты прав. Я тоже выбрал бы Фермопилы.
     И  действительно, другого  выбора в эту  минуту у меня  не было.  Он не
отпустил бы меня, это очевидно. Похоже,  он остался доволен ответом, оставив
мою руку, и у меня  открылась  последняя возможность  вскочить, броситься  к
двери, поднять тревогу и позвать  на  помощь. Но я не двинулся с места.  Как
говорит  полоний в  "Гамлете"? "Он безумен, но есть система в  его безумии".
Да, есть система в безумии Темпля.  Я уже не испытывал  страха, колокольчики
тревоги  умолкли.   Теперь  мне  хотелось  только  одного  --   понять,  что
происходит. Темпль глубоко вздохнул и с улыбкой проговорил:
     --  Это  было единственное место. А знаешь,  кого  нам следовало больше
всего опасаться?
     -- Ксеркса? -- рискнул предположить я. Он покачал головой.
     --  Нет, не его.  Численности войска. Персов  было слишком много, а нас
мало. Когда Леонид выбрал  Фермопилы, он сделал это не без умысла. Там очень
узкий проход  между  морем и горами. Ксеркс не  мог там  развернуть всю свою
армию широким фронтом. Ему пришлось  бы выстроить  ее в колонну --  длинную,
это  верно, но очень узкую -- плечом к плечу всего  по несколько  человек...
Поэтому-то Леонид и выбрал Фермопилы.
     Темпль о  чем-то задумался, а  я  стал лихорадочно приводить в  порядок
свои собственные мысли и рыться в  памяти. Да, конечно, я  знал эту историю,
кто не  знает ее... Не помню,  правда,  в  каком году от Рождества  Христова
персы под предводительством царя царей Ксеркса начали поход на Грецию; Тогда
греки  соединились  в  оборонительный  союз  во главе со  спартанским  царем
Леонидом и  заняли проход Фермопилы -- что-то вроде длинной кишки в  ложбине
между  морем и  горами.  Там они и  сидели в  засаде, ожидая,  пока подойдут
персы.  Ну,  конечно, я знал  даже, чем закончилась эта битва,  а...  он?  А
Темлль знал? Еще несколько минут назад  я готов был биться об  заклад, что в
голове Темпля,  вернее, в  этом компьютере, который был у него вместо мозга,
никогда  не было и следов таких названий, как Фермопилы, ни такого  имени --
Леонид,  ни тем  более Ксеркс.  А  теперь?  Он  сошел с ума? Что  ж,  вполне
возможно.  Но  врачи  ведь  только  что обследовали  его и нашли  совершенно
нормальным. Так  в  чем же дело?  Я вспомнил,  что мне доводилось  слышать о
людях,  которые  после катастрофы  или  же из-за  высокой  температуры вдруг
начинали говорить на языке, который никогда в жизни не изучали, рассказывали
о  событиях, о которых не  могли ничего  знать. Но такой человек, как,  Джек
Темпль -- словно выкованный из  стали, похожий  на робота -- разве мог такой
монолит настолько поддаться стрессу, чтобы утратить ощущение реальности?
     --  Если  бы не  болваны, вроде тебя, не знающие, как поступать, Леонид
добрался  бы до Фермопил гораздо раньше. И тогда, -- продолжал он, приблизив
ко мне свое гордое  и прекрасное лицо, -- нас собралось бы не четыре тысячи,
а гораздо больше, -- он опустил глаза. -- И мы выдержали бы напор персов.
     -- Четыре.  тысячи?  --  переспросил я. Мне припоминалась совсем другая
цифра. Мне представлялось,  что с Леонидом  в  Фермопилах было  всего триста
человек.
     -- Может быть,  больше, --  тихо добавил он, -- но  не намного. А  надо
было по крайней  мере десять тысяч войска, чтобы  остановить Ксеркса.  Греки
слишком быстро позабыли... Знаешь, что я тебе скажу? -- спросил он, глядя на
меня со  странной и горькой усмешкой. -- Многие  из нас,  спартанцев, знали,
что погибнут... Да. И я тоже знал, что меня ожидает... А ты присутствовал на
процессии?
     -- Нет...
     -- Где же ты был?
     --  Я...  Не помню.  Представляешь, не  помню... -- Я  не ожидал такого
вопроса.  И мне опять захотелось вскочить и  убежать. Но  тут  он необычайно
взволнованно и в то же время устало продолжал: .
     -- Никогда не забуду эту процессию... о, никогда! Ветер приносил запахи
с  наших  гор --  так бывает, когда долго нет  дождя,  и  солнце  высушивает
травы...  выжигает поля...  горький  запах трав... тмина,  розмарина, лавра,
мака  цвета  крови...  Гора  была  покрыта  желтой,  сухой  травой,  серыми,
сверкавшими на солнце камнями, и женщины спустились к нам. Они были закутаны
в белые  пеплосы, и одежда развевалась на ветру, словно крылья голубок... Мы
двинулись было  на позиции, но остановились и  как зачарованные  смотрели на
них. Их пение еще не доносилось до нас, но потом ветер, изменил направление,
и мы услышали... -- Он снова. закрыл  глаза и тихо запел какую-то необычную,
волнующую  мелодию,  Я  слушал древние слова  и почувствовал, как меня вдруг
захватило, зачаровало это негромкое  пение. Я уже не думал уходить. Остался.
И перестал считать минуты.
     Когда Темпль закончил песню, я спросил:
     -- А что было потом?
     Он посмотрел на меня и кивнул:
     -- Вели быка на заклание и, как  обычно,  положили между  рогами  белые
повязки и венки из цветов... И  была там одна женщина, ее звали Телиде, жена
одного из  наших легионеров... Она  подошла и положила  лавровый венок между
этими большими рогами...  Мы заметили, что  многие девушки  плакали.  Они не
приблизились к нам, а остановились у подножия горы, продолжая петь.
     Он замолчал. Я уже ни о чем больше не думал, а  только жадно слушал его
рассказ.
     -- Стоял яркий солнечный день. Мы отправились в  путь по берегу моря, а
оно  было бирюзовым и бурным. Мы  видели и других  женщин и землепашцев. Они
стояли вдоль  дороги, наблюдая,  как  мы  проходили мимо. Некоторые  из  них
подносили  нам  воду, мед,  разбавленное вино... --  Он сделал  жест, как бы
говоря, что хочет поставить точку. -- Я предупредил Леонида, что мы движемся
слишком медленно.
     Я спросил:
     -- Поэтому вы и пришли в Фермопилы так поздно? --Он сухо возразил:
     -- Леонид  был не виноват! Он двигался медленно, не  торопясь, ибо ждал
подмогу из Микен!  -- Темпль горько  и презрительно усмехнулся: -- Из Микен,
из этого большого города, где правили  когда-то Агамемнон и Менелай! Знаешь,
сколько воинов пришло оттуда для участия в нашей общей обороне? Знаешь?
     Я сделал отрицательный жест.
     Он опять приблизился ко мне:
     -- Всего восемьдесят человек!  -- сказал он, глядя мне в глаза. --  Или
что-то  около  этого!  Хорошие  воины,  -- продолжал он,  --  это  не  имеет
значения.  Персы!.. Повторяю тебе, я  первый  увидел их. Думаю, что... -- он
внезапно умолк.
     Я с тревогой в голосе воскликнул:
     --  Что? Продолжай! Что ты думаешь?  -- Я  испугался, что он перестанет
рассказывать.
     Темпль  поднялся. Прошелся  по  пустой,  стерильной комнате,  где  тихо
гудела какая-то электроника, повернулся ко мне и строго сказал:
     -- Думаю, что  мне никогда не доводилось  видеть ничего подобного, нет,
никогда. Это было -- и он сделал  величественный жест,  -- это было поистине
море  людей.  Они  двигались  вперед  внушительными  и  стройными  отрядами,
поднимая  такую  тучу желтой  пыли, что солнечные лучи  с трудом пробивались
сквозь нее. Люди, кони -- белое, красное и черное море. Воины  с плюмажами и
большими щитами.  Мы  услышали звуки  их  призывных труб, и земля, казалось,
дрожала даже  там,  где  стояли  мы...  Когда  солнце освещало ряды отборной
гвардии Ксеркса, казалось, будто они воспламеняются, так сверкали их доспехи
-- подобно  серебряному зеркалу. Они пели, и земля словно надвигалась на нас
вместе с  персами. Леонид  подошел ко мне --  я находился  на  крутизне -- и