рк. Смеркалось. Это был самый длинный день в моей  жизни. Но
спать мне не хотелось. И все же я сидел, закрыв глаза...
     ...и вновь  видел перед собой  бледное, мокрое  от  пота лицо  молодого
спартанского воина, говорившего:
     -- ... люди, кони -- белое, красное и черное море. Воины с  плюмажами и
большими щитами...  --  и негромко напевавшего  на языке, который умер много
веков назад, древнейшую военную песнь...
     Джек Темпль. Это мне не приснилось. Я был в этом уверен.
     "Леонид дал сигнал к атаке, и мы пошли по телам павших лучников..." Да,
это был не сон: "Стрела... вонзилась вот сюда... И я... умер..."
     Стрела вонзилась в горло. И  Джек Темпль вернулся с Луны с царапиной на
шее... А  может,  он поцарапал себя, когда  принимал  душ?  Но  внутри  была
глубокая  рана...  Откуда  она  могла  взяться?  Ранение?  "Возможно. Только
несомненно, не во время полета на Луну".
     Так что же?..
     Я открыл  глаза, посмотрел в  иллюминатор  и  не  увидел ничего,  кроме
кромешной  тьмы.  Кромешная  тьма  была повсюду.  Тьма  и  тишина  в течение
пятнадцати секунд.  Приборы  бездействовали.  По  научным данным космический
корабль вполне мог быть уничтожен за это время, а с ним и  человек на борту.
Что произошло за эти пятнадцать секунд? Темпль встретил прошлое: находился в
Фермопилах,  сражался и погиб от стрелы, попавшей в  горло? Я  снова  закрыл
глаза. Да нет!  Время летит со скоростью триста  тысяч километров в секунду,
как и свет, насколько мне  было известно. Или, может  быть, еще быстрее, кто
измерял  его  полет?  Чтобы  встретить  прошлое,  надо  было  двигаться  еще
быстрее... черт побери... Откуда мне знать!  Я ничего не понимаю  в подобных
расчетах! Я ведь журналист, какого черта им от меня надо?
     Злость, охватившая  было  меня, быстро прошла.  Загадку этих пятнадцати
секунд и провал  связи  с кораблем НАСА рано или поздно раскроют. Точно  так
же, как найдет объяснение  и глубокое ранение в горле астронавта. А может, и
не будет никакого ответа,  ведь полет прошел как нельзя успешно  и, это было
самое главное, человек  мог теперь летать на Луну,  высаживаться там, ходить
по ней и возвращаться на Землю меньше чем за два часа. Теперь и в самом деле
достаточно было лишь протянуть руку, чтобы покорить Луну.

     Профессор  Зейвольд принял меня или,  скорее, вынужден  был принять как
только вышел из аудитории. Еще  звучали аплодисменты слушавших его лекцию, и
он был немного возбужден.
     -- Всегда так бывает, -- сказал он, словно извиняясь.
     -- Аплодисменты волнуют, профессор.
     -- Нет... волнует психиатрия, Купер, -- поправил он меня и, взглянув на
часы, добавил: -- Боюсь,  что у меня совсем немного времени для вас, дорогой
друг.
     -- Постараюсь  быть  кратким,  профессор. Я  бы  тоже хотел  как  можно
быстрее разрешить волнующую меня проблему.
     -- Какой-нибудь больной? -- спросил он.
     Я отрицательно покачал головой..
     --  Нет. Самый здоровый человек  на  свете,  и это не  просто  красивая
фраза.  Действительно  самый  здоровый  человек  на  свете,  стальные нервы,
молниеносные рефлексы и все прочее.
     Он поморгал.
     -- Не понимаю вас, Купер... Здоровый... и даже психически?
     -- Кончено. Абсолютно здоровый.
     Один из величайших психиатров мира снова недоуменно посмотрел на меня.
     -- А какое я могу иметь отношение к самому здоровому человеку на свете?
Я  врач.  Работаю для  того,  чтобы люди были  здоровы,  но...  я  занимаюсь
преимущественно больными.
     И  тогда я  рассказал  ему о Темпле.  Он слушал  меня,  склонив голову,
шевеля  время  от  времени тонкими, изящными пальцами.  Когда я закончил, он
поднял на меня свои темные и пронзительно умные глаза.
     -- И  вы хотите знать, -- сказал он, -- как это возможно, чтобы человек
наших  дней, никогда не  бывавший в Греции,  не читавший книг по истории, во
всяком случае в недавнее время, и даже не знающий, как правильно произносить
--  ФермопИлы  или  ФермОпилы...  Вы хотели бы  знать, каким  образом  такой
человек  может рассказывать историю похода Леонида и заявить, что сражался с
персами?
     -- Да, именно это я и хотел бы знать. Но, -- добавил я,-- есть еще одно
обстоятельство,  о  котором  я  не успел  вам сообщить. Я  был у  профессора
Шезингера, вы его знаете?
     -- Да, конечно, это историк.
     -- Так вот. Он подтвердил,  что все рассказанное  Темплем соответствует
исторической правде.  Единственное, чего  не знал  профессор,  это  обряд  с
лавровыми венками,  которые помещали  между рогов быка. Он говорит,  что это
очень интересная деталь.
     Глаза Зейвольда блеснули.
     --  Это  не  первый  подобный  случай,  о  котором  я  слышу,  --  тихо
проговорил, он. -- Знаете, я общался с тысячами больных и тысячами  здоровых
людей, но мне лично  никогда  не  доводилось  встречать  что  либо подобное.
Повторяю,  я только слышал о таких вещах. Знаю, что несколько лет назад один
итальянский крестьянин в бреду после солнечного удара уверял, будто оказался
среди  римских солдат, сражавшихся  против Ганнибала в битве  при Каннах,  и
рассказал  много  подробностей, которые, по мнению историков, были абсолютно
точными. Однако, этот крестьянин родился в окрестностях Канн и постоянно жил
там... Я видел больных, которые  --  тоже  в бреду -- говорили на совершенно
незнакомом им языке -- на немецком или датском, к примеру...  Как это  может
быть  Я  мог бы дать вам множество  ответов, Купер, но  ни  один из  них  не
удовлетворил бы вас. Науке известно многое, но не все. К тому ж, -- спокойно
продолжал он, -- человеческий мозг -- это целый мир, изученный лишь отчасти.
Я   бы   даже  сказал   --  в  самой  незначительной  части.  Так  что   же?
Перевоплощение? Наследственность? Мы все происходим от Адама и Евы, не будем
забывать    этого.   Древние   воспоминания,   где-то   услышанные    слова,
представления... -- И Зейвольд еще некоторое время говорил в  том же духе, и
я таким  образом  оказался  одним  из немногих привилегированных слушателей,
которому он  читал персональную лекцию.  Он упомянул о многих других,  очень
интересных вещах,  возможно, чересчур  сложных,  часто  невероятных,  но все
равно они убедили меня. Последняя фраза заканчивалась словом "случай".
     -- Случай? -- повторил я.
     -- Вы можете исключить его? -- спросил он и, естественно, не стал ждать
ответа, а добавил -- Одно  кажется  несомненным, а именно:  после  подобного
кризиса   субъект   освобождается  от  этих,  если  можно  так   выразиться,
воспоминаний и больше уже никогда к  ним не возвращается. Совершенно  ничего
не помнит:
     Я спросил:
     -- Вы хотите сказать, что  этот мой друг никогда не расскажет историю о
Фермопилах?
     -- Конечно. И будет отрицать,  что рассказывал ее когда-либо. Од от нее
освободился. Навсегда.
     Я  поблагодарил  его,  извинился, что отнял  драгоценное  время,  а  он
рассыпался в благодарностях за статью, которую я посвятил ему. Уже на пороге
он  заметил, что  я правильно сделал, придя к  нему,  и пригласил  и  впредь
приходить всегда, когда мне это будет нужно.

     Вот  и солнце. Оно вставало прямо из океана -- серого,  беспредельного,
исполненного печальной красоты.  И загадки.  Я  шел  но пляжу.  Низко летали
чайки, громко  крича и хлопая серо-белыми крыльями.  Воздух был чист и свеж.
Метрах  в  тридцати от  берега, среди  зелени  деревьев виднелось  несколько
домиков,  обитатели которых  еще  спали. Стены были окрашены в яркие,  живые
цвета,  правда,  уже  немного  выгоревшие на  солнце.  Кроны  деревьев  были
недвижны.  Щебетали птицы. Океан дышал тихо, словно  не хотел заглушать крик
чаек, щебетание птиц, не решался нарушить покой деревьев и людей.
     Я неторопливо шел по песчаному пляжу. Нью-Йорк  был далеко, и небоскреб
"Дейли Монитор" тоже. Машина, на которой  я приехал в это местечко на берегу
океана,  ждала меня на  дороге далеко за  дюнами и кустарником. Я провел  за
рулем всю ночь. И не напрасно.
     Выйдя из института профессора Зейвольда, я спросил себя:
     -- Куда  теперь ехать?  -- Мне приходили  на  ум  многие имена,  многие
адреса:  ученые,  лауреаты  Нобелевской  премии,  врачи,  пилоты,  генералы,
психиатры, священники, историки, йоги и так далее и так далее... Знакомишься
со множеством самых разных людей, если работаешь  журналистом.  Но  я никого
больше не хотел видеть, прекрасно понимая все, что они скажут мне -- все как
один  будут говорить  умнейшие  вещи, никакого отношения к  моей  истории не
имеющие. И ничто не удовлетворит меня, ведь то, что произошло, на самом деле
необъяснимо.  В в первую  очередь -- для ученого, который только и занимался
тем,  что всю жизнь отыскивал точное научное и потому холодное,  словно лед,
объяснение...
     ...Вовсе  не это было нужно мне. Какой смысл искать  то, что невозможно
найти? Я вспомнил другое имя,  другой адрес.  И  вот  я на  пляже  на берегу
Атлантического океана, глухо бормочущего что-то таинственное. Я направился к
домику,  что стоял среди  зеленых деревьев и скал, погребенный  под  светлым
покровом, листьев  какого-то вьющегося растения. Солнце красным  диском  уже
висело над волнистой, колышущейся линией  горизонта. Я  остановился.  Восход
солнца  -- это чарующий миг. Многое люди  ни разу за всю свою жизнь так я не
видели восхода солнца. А ведь это чудо происходит каждый день
     Я продолжал свой путь. Джек Темпль. Фермопилы. Вас посылают заглянуть в
будущее, а вы  встречаетесь с  прошлым. Американский астронавт воплощается в
древнегреческого воина.
     Я увидел,  что  в  доме распахнулось  окно и в  нем  появился  человек,
обратив взгляд к солнцу. Я почувствовал,  как у  меня защемило сердце. Да, я
не ошибся,  и правильно  сделал,  что  приехал  сюда.  Этот человек, который
поднялся  с  постели  и  открыл  окно,  чтобы  увидеть  восход  солнца,  был
единственным, кто мог сказать мне что-то убедительное.
     Я поспешил к нему.
     Здравствуйте, господин Ли.
     Он посмотрел на меня своими  юношескими  глазами, улыбнулся, взлохматил
своя седые волосы и воскликнул:
     -- Да неужели это вы, Мартин Купер!
     -- Да, и собираюсь кое о чем попросить вас.
     -- Рада Бога! Подождите, сейчас выйду. Лучше поговорим на пляже, верно?
Просто грех сидеть в доме в такой момент, как  этот! --  И он перевел взгляд
на горизонт.
     -- Конечно,  грех, --  согласился  я, когда  он вышел из  дома и  начал
спускаться  по  лестнице,  вырубленной  в прибрежной скале. Таких людей, как
Артур Ли надо бы посылать на Луну -- хотя бы иногда.
     И  я возблагодарил  Господа  за  то,  что  с каждой  тысячей ученых  он
посылает в мир хотя бы одного поэта.

     (Заметка из еженедельника "ШОК" - ЕГО УБИВАЛИ СОРОК РАЗ
     Сергей Перов сражался под Сталинградом, а еще под  Ватерлоо, участвовал
в  битве царя  Леонида  под Фермопилами. Живет  он уже свою  704-ю  жизнь. В
строжайшей тайне его исследуют уже два года наши психологи и историки.
     Ученые благодаря русскому пенсионеру Сергею Перову уточняют ситуации на
полях былых  сражений.  А он помнит бой пещерных людей,  крестовые походы, а
также Александра Македонского, Наполеона Бонапарта...
     Обследовавшие  его в  течение двух лет психологи  считают,  что это  не
мистификация.  Перов --  человек  простой, сосредним образованием, не  знает
иностранных языков. В состоянии гипноза описывает события "старины глубокой"
с такими  подробностями, какие  доступны  разве что суперспециалистам. Перов
рассказывает, как шли битвы, как выглядели их участники, говорит о войсковых
маневрах -- словом, о том, что нигде до этого вычитать не мог.
     Историки  постоянно  проверяют  его  сообщения   и  рассказы.  Если   и
существуют какие-то сомнения относительно частностей, все равно они решаются
в  пользу  Перова  --  он  прав.  Кроме  того,  он  сообщает  ученым  немало
неизвестных  фактов  и разные  исторические  "темные  пятна",  и его  версии
событий находят объяснение.
     Перов  обратил  на  себя  внимание  ученых,  после  того,  как попал  в
автокатастрофу  в  канун своего  шестидесятилетия. Придя в  себя,  он  начал
говорить на... старофранцузском  языке, чем приводил  в  недоумение близких.
Они-то были  уверены,  что никакого  французского языка пенсионер  Перов  не
знал.
     Медсестра, понимающая французский, сказала, что  он говорил о Наполеоне
и маршале Адольфе Нее, который фактически в те времена устроил "перестройку"
в пехотных полках. Это и обратило на Перова внимание ученых.
     Его обследовали  в  состоянии гипноза две группы  специалистов.  Детали
прошлого, количество известных и неизвестных исторических факторов превзошли
самые смелые фантазии.
     Специалисты полагают, что Перов должен  жить на свете уже не  менее 703
раз. Сорок раз его  убивали в битвах, более  сотни раз его  ранили. Рядом  с
фараоном Рамдесом он сражался под Кадешем в 1292 году до  нашей эры  и  спас
жизнь,  одному из сыновей его. Бился на острове  Габсбургов  против шведских
повстанцев  при Сенпах в 1286  году и в 1793 году вошел с войсками Наполеона
Бонапарта в Каир.
     Все,  что  говорит и что удается проверить,  подтверждается практически
стопроцентно и со-ответствует тому, что знают ученые об этих событиях.
     Сергей  Перов -- это кладезь для историков и загадка  для психологов. И
все же  почему в  таком случае московский пенсионер пережил те  сорок  битв,
когда  для  человека  хватит   только  одной  со  смертельным  исходом?   Не
подтверждение ли это гипотезы о бессмертии души, которая со смертью человека
переселяется в другого индивидуума?...
     Н. ПОСЫСАЕВ "ШОК",1994. No 3.)


x x x
     Перевод с итальянского Ирины Константиновой

     Константинова  Ирина Георгиевна, член  трех творческих  Союзов России -
литераторов, журналистов, переводчиков.
     Санкт-Петербург, 197183, Наб. Черной речки, 16 - 27.,
     Тел./факс 4307991,
     E-mail: kig@mail.wplus.net
     1 ноября 2000





    Мино Милани.
    Рожденные в пламени


     © Copyright Мино Милани
     © Copyright перевод Ирина Константинова (kig@mail.wplus.net)
     Изд. "Северо-Запад", 1992, сб. "Пульсирующий камень"





Глава 1.

     Мы возвращались из небольшого  городка  Санта-Вельда в  штате Колорадо,
где  посетили новый центр ядерных исследований. Было далеко за полночь, ярко
светила полная луна, над  автострадой стелился густой туман. Дег вел машину,
а я дремал рядом с ним. И вдруг я  почувствовал, как в  моей  свесившейся на
грудь голове вдруг все разом зазвонили  колокольчики тревоги. Я вздрогнул и,
открыв глаза, увидел огромный Кадиллак -- он  вынырнул  из тумана  и ослепил
нас яркими фарами.
     С грохотом перелетев  через  разделительный  барьер,  машина,  едва  не
перевернувшись, на двух колесах с огромной скоростью неслась прямо на нас.
     -- Сворачивай,  Дег! -- закричал я, но он и  сам догадался это сделать.
Кадиллак  с  ревом  и со страшным скрежетом колес по асфальту пронесся мимо,
врезался в другое ограничительное заграждение, вылетел за обочину  и исчез в
тумане.  Дег резко  затормозил,  наша  машина  остановилась,  остро  запахло
горелой резиной. Мы выскочили на дорогу...
     Но было  уже поздно. Кадиллак  пылал метрах в  сорока  от нас. В тумане
светилось красное и голубое пламя. И желтое тоже.
     -- Поезжай, Дег, к  ближайшему  телефону,  вызови скорую и полицию,  --
попросил я. Он  хотел было что-то ответить, но потом кивнул, сел в  машину и
умчался.  Я  перебрался через  оградительный барьер и  направился к горящему
Кадиллаку. На земле видны были  глубокие  следы сумасшедшей машины. Я понял,
что она разбилась, налетев на опору башни высоковольтной сети. Пахло горелым
металлом и маслом.
     Слышался  громкий  треск бушующего  пламени. Кадиллак мог  взорваться с
минуты  на минуту. Я замедлил шаги. Черт возьми, как же плохо все кончилось!
Для тех, кто находился в машине...
     Но тут я увидел юношу. Шатаясь, он возник из тумана шагах в двадцати от
меня. Он показался мне призраком.
     --  Эй,  эй,  вы!  --  крикнул  я и  бросился к  нему.  Он остановился,
развернулся  и пошел  ко мне, двигаясь, словно  робот, как-то автоматически.
Мне показалось,  что он раскачивался взад  и вперед. Я заметил, что лицо его
было залито кровью. Я схватил его за руку:
     -- Есть там еще кто-нибудь? -- Юноша жестом дал понять -- нет.
     Высвободив руку, он отвернулся от меня и  сделал несколько  шагов. Три,
четыре... Потом со стоном упал лицом вниз.
     Что  делать?  Заняться  им  или  пойти  к Кадиллаку?  Я  решил  сначала
посмотреть, нет  ли  там еще  кого-нибудь.  Дверцы  машины  были распахнуты,
вокруг на земле стелилось пламя: бензин  вылился из бензобака, поэтому можно
было  не опасаться взрыва. Я  подошел ближе --  насколько  было возможно  --
пытаясь  рассмотреть  что-нибудь  в  огне  и  дыме.  Больше никого не  было.
Задыхаясь  от  гари,  я отошел в сторону. "Даже если там и оставался  кто-то
еще..." -- подумал я.
     Я вернулся к  юноше, который лежал ничком, выбросив руки вперед, пальцы
его  впились в землю. Я опустился  рядом  с ним  на колени.  Мне видна  была
только  половина его лица. Открытый  глаз блестел. Юноша стонал. Изо рта его
вытекала струйка крови.
     -- Не волнуйтесь,  -- обратился  я к нему, -- сейчас  приедет врач. Все
обойдется.
     Юноша  не  ответил.  Я наклонился и  повторил  свои слова. Он прохрипел
что-то невнятное. Я заметил, что земля возле него становится темной.
     Он слегка  пошевелился, потом что-то еле слышно произнес; глаз, который
был  виден  мне,  расширился и начал что-то  искать. Я снял  пиджак  и укрыл
юношу.
     Успокойтесь, доктор уже здесь... -- шепнул я ему  на ухо. Что еще я мог
сделать?
     -- ...генерал....
     -- Что?
     "Генерал" -- мне показалось,  именно это слово  он  произнес. Но скорее
это  был  просто  вздох.  Теперь юноша  дрожал.  Я  очень  ему  сострадал  и
огорчался, что бессилен  как-либо помочь. Еще раз взглянул на огромную лужу,
которая образовалась под его телом. Мыслимо ли остаться невредимым в машине,
которая на  скорости  сто тридцать  километров  в час  врезается  в стальную
опору?  Оставалось  только  надеяться,  что  этот несчастный был  совсем  не
покалечен.
     Я  провел рукой по его волосам -- светлые, густые,  по-юношески мягкие.
Голова была влажной от пота, от ледяного пота. Я пробормотал:
     -- Скорая помощь уже едет...
     Юноша опять пошевелился. Мне показалось, он хочет поднять голову. Потом
он что-то прошептал, и я наклонился к нему совсем близко.
     -- Генерал... вы должны... верить... все в пламени, сплошной ад, мы все
погибли...
     Послышался шум подъезжающей машины, скрип тормозов.
     -- ...все погибли, все...
     Слова  слетали с его губ вместе  со стекающей струйкой крови. Человек в
смертельной агонии -- это что-то ужасное.
     Кто-то бежал в нашу сторону. Это был Дег. Запыхавшись, он наклонился ко
мне:
     -- Скоро приедут. -- Я жестом велел ему молчать. Юноша тяжело  вздохнул
и отчетливо произнес:
     -- ...только мы с Де Вито, генерал... мы двое... пламя...
     -- Он бредит? -- спросил Дег..
     -- ...отпечатки, про.. проверьте отпечатки, если неувер... -- Он умолк.
Еще  раз  вздохнул,  изо  рта  вылилось  вдвое больше крови,  в  неподвижном
зрачке[  ]вспыхнул какой-то  странный свет. Он  застонал.  И  тут
вдалеке взвыла сирена скорой помощи.
     Юноша больше не двигался. Я поднялся, взял свой пиджак. Дег спросил:
     -- Он умер?
     -- Думаю, что да.
     -- Черт побери! Ну как же это возможно?
     -- Где он? Где он? -- раздались голоса у нас за спиной.
     Сирена умолкла. Несколько человек спешили к нам, выходя из тумана.
     -- Тут он,  тут!  --  отозвался  я. Двое  молодых людей в белых халатах
склонились  над юношей. За ними появились полицейский и  два агента. На  нас
они не обращали никакого  внимания, а наблюдали  за  медиками. Все кончилось
оче