покорную
школярскую позу, которую всегда принимали кереброновы
ученики под градом его упреков, вызванных справедливым
гневом - одним словом, поступил так, будто ему в ту секунду
шестьсот лет убавилось.
   - Трурль... - Заскрипел кереброн. - Погоди! Трурль!
Ага! Конечно! Сам мог догадаться! Подожди, оболтус!
   - Раздался такой хруст и скрежет, как будто покойник
взялся поднимать крышку гробницы, поэтому Трурль отступил на
шаг, поспешно промолвив:
   - господин учитель! Прошу вас, не утруждайте себя. Ваше
превосходительство, я только..
   - А? Что там еще? Ты думаешь, что я встаю из гроба?
Подожди, я разомнусь и приду в форму. Заржавел здесь совсем.
Хо! Масло все испарилось или высохло, слышишь
   слова эти, и в самом деле, сопровождались адским
скрежетом. Когда он утих, голос из гроба произнес:
   - что, наделал каких-то глупостей? Напортачил, наломал
дров, натворил дел, а теперь прерываешь вечный сон старого
учителя, чтобы он тебя выручил из беды?! Не уважаешь
мертвецов, которые уже ничего не хотят от мира, неуч! Ну,
говори уж, говори, раз и в гробу не даешь мне покоя!
   - Господин учитель! - Сказал Трурль уже немного
окрепшим голосом. - Вы проявили свойственную вам
проницательность... Не ошиблись, так оно и есть! Я зашел в
тупик... И не знаю, что делать дальше. Но не ради себя
осмелился я беспокоить вашу честь. Потревожил я господина
профессора, поскольку высшая цель того требует
   - китайские церемонии и прочую ерунду можешь оставить
при себе, - загудел из гроба кереброн. - А стучишся ты в
гробы, потому что постоянно грызешься и враждуешь с этим
своим другом, а одновременно и соперником, как его там...
Клоп.. Клип.. Клап.., А, чтоб тебя...
   - Да, да! Клапауциусом! - Быстро подтвердил
   Трурль, невольно насторожившись
   - именно. И вместо того, чтобы обсудить поблему с ним,
ты, из-за своей гордости, спеси, а кроме того - беспросветной
глупости ночью тревожишь хладные останки
своего наставника? Так? Говори же, говори, недотепа!
   - Господин магистр речь идет о наиважнейшей вещи во
вселенной, - о счастье всех разумных существ, - выпалил
Трурль, и наклонившись, как для исповеди, над сеткой
микрофона, начал поспешно и торопливо рассказывать во всех
подробностях события, происшедшие после памятного разговора
с Клапауциусом, ничего не забывая и даже не пробуя скрывать
или приукрашивать.
   Кереброн сначала хранил гробовое молчание, потом начал,
по своему обыкновению, вставлять многочисленные колкости,
замечания, иронические комментарии, язвительно или яростно
покашливать, но Трурлю, охваченному порывом, было уже все
равно, и он говорил без остановки, рассказал, наконец, о
своем последнем поступке, а потом замолчал и, переводя
дыхание, ждал. Кереброн, который до этого, казалось, все не
мог откашляться, сначала не издавал ни звука, а через
некоторое время звучным, как бы помолодевшим басом сказал:
   - ну, вот что. Ты - осел. А осел ты потому, что лентяй.
Никогда не желал ты усердно изучать общую онтологию. Если бы
знал ты философию, а точнее даже - аксиологию, что я считал
своим святым долгом, то не прибежал бы на кладбище и не
колотил бы в мой гроб. Но, каюсь, есть в этом и моя вина!
Учился ты как последний лентяй, как слегка одаренный идиот,
а я смотрел на это сквозь пальцы, потому что был ты умельцем
в вещах низких, таких, какими часовщики хвалятся. Думал я,
что со временем ум твой дорастет и дозреет. А ведь, тупица,
я тысячу, нет - сто тысяч раз говорил на семинарах, что
прежде чем делать - надо подумать. Но ему, разумеется, и в
голову не пришло подумать! Собысчаса сотворил, великий
изобретатель, поглядите на него! В 10496 году профессор
неандр описал в "ежеквартальнике" машину, точь в точь такую
же, а драматург эпохи вырождения, некий биллион цикспир,
написал на эту тему драму в пяти актах, но ты ни научных, ни
художественных книг и в руки не берешь, так?
   Трурль молчал, а разгневанный старец кричал все громче,
так что эхо отражалось от дальних гробов:
   - доработался до преступления, неплохо! Может, не
знаешь, что запрещается разрушать или подавлять разум,
однажды созданный? Так, говоришь, речь шла только о
в-с-е-о-б-щ-е-м с-ч-а-с-т-ь-е? По пути же ты, с любовью и
благожелательностью, одних существ огнем палил, других - топил
как мышей, заточал, запирал, казнил, ноги им ломал, а
под конец, как я понял, дошел до братоубийства? Для
в-с-е-о-б-щ-е-г-о-б-л-а-г-о-д-е-т-е-л-я и
у-н-и-в-е-р-с-а-л-ь-н-о-г-о б-л-а-г-о-ж-е-л-а-т-е-л-я
   - совсем неплохо! И что я тебе теперь должен сказать?
Хочешь, чтобы я тебя приласкал из гроба? - Тут он
неожиданно захохотал, так что Трурль задрожал с головы до
пят. - Так говоришь, что перешел мой барьер? Для начала ты,
лентяй, свалил задание на машину, которая его спихнула
следующей, и так без конца, а потом сам себя запихнул в
компьютерную программу? Не знаешь ты, что ли, что ноль в
любой степени дает ноль? Скажите, пожалуйста, какой
гениальный - сам себя а размножил, чтобы больше его было,
тоже мне умник! Или не знаешь, что цодеь галацтицус
запрещает самоумножение? Раздел ььжи тома 119, глава ь,
параграф 561 и следующие. Экзамен ты сдал с помощью
электронной шпаргалки и радиоподсказок, а теперь у тебя нет
иного дела, как вламываться на кладбище и колотить по
гробам! Разумеется! На последнем курсе я два раза, повторяю - два
раза излагал кибернетическую деонтологию. Не перепутай
с дантистикой! Но на лекциях ты отсутствовал - не
сомневаюсь, что по причине тяжелой болезни! Не правда ли?
Ну, говори сразу!
   - Правда... Э... Я был нездоров, - выдавил из себя
Трурль.
   Он уже опомнился от первого шока и теперь особенно не
стыдился. Кереброн каким был при жизни - таким остался и
после смерти, и у Трурля росла уверенность в том, что после
неизбежных ритуальных проклятий и брани начнется позитивная
часть: благородный в глубине души старец поможет ему своими
советами. Тем временем мудрый покойник перестал ругать его
последними словами:
   - ну, хорошо! - Сказал он. - Ошибка твоя состояла в
том, что не знал ты ни того, чего хочешь достигнуть, ни
того, как это сделать. Это во-первых. Во-вторых: создание
в-е-ч-н-о-г-о с-ч-а-с-т-ь-я - это детская забава, только
никому ни для чего не нужная. Твой прекрасный собысчас - машина
не моральная, ибо приходит в одинаковый восторг и от
физических объектов, и от мук и страданий третьих лиц. Чтобы
построить счастьетрон, нужно поступить иначе. Вернувшись
домой, сними с полки ьььжи том моего "полного собрания
сочинений", открой его на странице 621 и изучи схему
экстрактора, которая там находится. Это единственный тип
безукоризненного разумного приспособления, которое не для
чего не служит, а только счастливо в 10.000 раз сильнее, чем
бромэо, когда видит возлюбленную на балконе. Поэтому, в
честь цикспира, описавшего эту сцену на балконе, я и назвал
эти единицы счастливости бромеями, а ты, не потрудившись
даже перелистать работы своего учителя, придумал какие-то
идиотские гедоны. Гвоздь в ботинке - хорошенькая мера
высшего духовного подъема! Итак, экстрактор абсолютно
счастлив благодаря насыщению, которое является следствием
многофазного перехода в информационном континууме, то есть
происходит в нем автоэкстаз с дополнительной обратной
связью: чем больше он собой доволен, тем больше он собой
доволен, и так до тех пор, пока потенциал не дойдет до
предохранительных ограничителей. Потому что знаешь что может
случиться при отсутствии ограничителей? Не знаешь,
покровитель космоса? Машина пойдет в разнос и в конце концов
взорвется! Да-да, мой дорогой неуч. Потому что цепи... Но не
буду тебе посреди ночи на кладбище все выкладывать из
холодного гроба - сам прочитаешь. Разумеется, труды мои либо
потонули в пыли на самой темной полке твоей несчастной
библиотеки, либо, что вероятнее, после моих похорон заперты
в сундук и находятся в погребе. А? Ведь из-за пары
глупостей, которые удалось тебе совершить, ты считаешь себя
величайшим человеком в метагалактике, не так ли? Где хранишь
мои "опера омнеа", отвечай немедленно?!
   - В пог... Ребе, - пробормотал Трурль, нагло солгав,
потому что давно уже свез их в трех подводах в городскую
библиотеку. Но, к счастью, не мог этого знать труп его
учителя, а потому, удовлетворенный своей проницательностью,
сказал уже ласковее:
   - разумеется. Итак, счастьетрон этот абсолютен, но
абсолютно не нужен, поскольку сама мысль о том, что
туманности, планеты, луны, звезды, пульсары и всякие квазары
надлежит постепенно переработать в шеренги экстракторов,
может родиться только в башке, завязанной топологическим
узлом мебиуса и клейна, то есть в самом извращенном
сознании... Да на что мне это далось! - Снова распалился
гневом покойник. - Прикажу поставить на дверце замок йала и
зацементировать кнопку вызова. Твой друг, Клапауциус, вырвал
меня из сладких объятий смерти подобным же звонком в прошлом
году - а может это было в позапрошлом, потому что нет у меня
тут, как ты понимаешь, ни часов, ни календаря - и я только
потому восстал из мертвых, что этот мой знаменитый ученик не
мог сам справиться с метаинформационной антиномией теоремы
аристойдеса. И поэтому я, распавшийся в прах, должен был ему
излагать из гроба вещи, о которых он не знал даже, что они
находятся в каждом порядочном учебнике
континуально-топотропной инфинитеземалистики! О, боже, боже!
Какая жалость, что тебя нет, иначе ты давно бы наказал этих
киберсынов!
   - А... Клапауциус был здесь... Э... У господина
профессора?! - Обрадовался и одновременно чрезвычайно
удивился Трурль.
   - Именно. Он что, не сказал тебе ни слова? Вот
благодарность роботов! Был, был. А ты-то чему рад. И скажи,
скажи-ка, - оживился покойник, - ты, у которого радость
вызвала неудача друга, хочешь целый космос осчастливить? И
не пришло в твою тупую голову, что для начала нужно
собственные этические параметры оптимизировать?
   - Господин учитель и профессор, - быстро сказал Трурль,
чтобы отвлечь внимание ехидного старца от собственной
персоны. - Так что же, проблема осчастливливания
нерезрешима?
   - Да нет, почему же?! Только в такой постановке она
некорректна. Ибо что такое счастье? Это просто как дважды
два. Счастье есть экстенсор метапространства, отделяющего
узел колинеационно интенциональных отображений от
интенционального объекта с граничными условиями, даваемыми
омега-корелляциями в альфа-мерном (разумеется,
неметрическом) континууме субсольных агрегатов, также
называемых моими, то есть кереброна, супергруппами. Конечно
же, ты даже и не слыхивал о субсольных агрегатах, над
которыми я работал сорок восемь лет, и которые являются
производными функционалов, называемых антиномиалами, моей
алгебры противоречий.
   Трурль молчал.
   - Когда приходишь на экзамен, - сказал покойный с
непривычной, и потому подозрительной мягкостью, - можно, в
конце концов, быть неподготовленным. Но не перелистнуть ни
одной страницы учебника, когда идешь к гробу профессора - о,
это уже такая наглость, - зарычал он так, что что-то
забренчало и затрещало в динамике, - что если бы я еще жил,
меня наверняка на месте хватил бы удар! - Он снова внезапно
смягчился. - Значит, ничего ты не знаешь, как будто вчера
на свет родился? Хорошо, мой верный, мой удачный ученик,
загробное мое утешение! Ты не слыхивал о супергруппах,
поэтому я должен тебе объяснять популярным, упрощенным
образом, как если бы обращался к полотеру или автоматической
плите! Счастье, о котором стоит хлопотать - не есть целое, а
только часть чего-то такого, что само не счастье и быть им
не может. Программа твоя была чистым кретинизмом, даю тебе
честное слово, а моим останкам ты можешь поверить. Счастье
не первично, оно лишь производная... Ну, этого ты уже не
поймешь, балбес. Сейчас ты передо мной покаешься, во всю
будешь кричать, что исправишся, что за работу засядешь, а
придешь домой - и даже за мои труды сесть не подумаешь. - Трурль
подивился догадливости кереброна, так как в глубине
души так сделать и намеревался. - Нет, ты намерен попросту
взять в руки отвертку и на части разобрать машину, в которой
ты сначала заточил, а потом угробил самого себя. И сделаешь
ты, что захочешь, потому что не буду тебя пугать, восставая
из гроба, хотя ничего бы мне не стоило перед уходом в могилу
сконструировать соответствующий призракотрон. Но играть в
привидения и в их образе пугать своих дорогих учеников
показалось мне чем-то недостойным ни их, ни меня самого. Что
я - нанимался в ваши загробные сторожа, несчастная банда?
Кстати, знаешь ли ты, что убил самого себя только один раз,
то есть в одном лице
   - как это - в одном лице? - Не понял Трурль.
   - Головой ручаюсь, что никакого университета и всех его
Трурлей с кафедрами в компьютере не было: ты говорил со
своим цифровым отражением, которое опасалось - и не зря - что
когда ты поймешь невозможность разрешения проблемы, то
выключишь его навеки, поэтому и врало напропалую.
   - Не может быть! - Изумился Трурль
   - может. Какой емкости была машина?
   - Ипсилон десять в десятой.
   - В такой нет места для размножения цифирцев. Ты дал
себя надуть, в чем, правда, не вижу ничего дурного, и
поступок твой был кибернетически позорным. Трурль, время
идет. Наполнил ты мою душу отвращением, избавить от которого
может только черная сестра морфея - смерть, последняя моя
подруга. Возвратившись домой, воскресишь кибербрата,
расскажешь ему правду, то есть этот наш кладбищенский
разговор, а потом выпустишь его из машины на свет божий и
материализуешь способом, который найдешь в "прикладной
рекрецианистике" моего учителя, незабвенной памяти
пракибернетика дулайхуса.
   - А разве это возможно?
   - Да. Конечно, мир, который с этих пор будет носить
целых двух Трурлей, встанет лицом к лицу с серьезной
опасностью, но не менее опасным было бы предать забвению
твое преступление.
   - Но, простите, господин учитель... Ведь его уже нет...
Он не существует с момента, когда я его выключил, поэтому
сейчас уже, быть может, не стоит делать того, что вы
рекомендуете.
   Вслед за этими словами раздался дрожащий от величайшей
ярости крик:
   - великое объединение! И я дал этому чудовищу диплом с
отличием! О! Тяжело я наказан за промедление с уходом на
вечный покой! Видно, уже на твоем экзамене разум мой сильно
ослабел. Ка же это? Значит, ты считаешь, что раз в данный
момент твоего двойника нет среди живых, то тем самым не
существует и проблемы его воскрешения? Перепутал физику с
этикой! Остается только за лом хвататься! С точки зрения
физики все равно - ты живешь, либо тот Трурль, либо оба,
либо ни один, бегаю я вприпрыжку или в гробу лежу, потому
что в физике нет состояний подлых и благородных, добрых и
злых, а только то, что есть - существует, и точка. Но, о
наиглупейший из моих учеников, с точки зрения нематериальных
ценностей, то есть с точки зрения этики, все выглядит иначе!
Потому что если бы ты выключил машину, желая только, чтобы
твой цифровой брат заснул сном как смерть крепким, если бы
ты намеревался, вынимая вилку из розетки, снова воткнуть ее
туда утром, то проблемы братоубийства - совершенного тобой
преступления - вообще бы не существовало, и я не должен был
бы посреди ночи на эту тему драть себе горло, со смертного
ложа невежливо сорванный. Но пошевели мозгами, и поймешь,
чем с физической точки зрения различаются эти две ситуации - та,
в которой ты выключаешь машину на одну ночь с невинным
умыслом и та, в которой ты делаешь то же самое, намереваясь
на веки умертвить цифрового Трурля! Вот именно - с
физической точки зрения не различаются они ничем, ничем,
ничем!!! - Грохотал он как иерихонская труба, и Трурль даже
успел подумать, что его почтенный учитель набрался в гробу
сил, каких ему в жизни не хватало. - Только теперь заглянул
я в пропасть твоего невежества и содрогнулся! Как же это?
Значит, ты считаешь, что того, кто спит под наркозом сном,
глубоким как сама смерть, можно безнаказанно растворить в
серной кислоте, либо выстрелить им из пушки, поскольку его
сознание не функционирует? Теперь ответь: если бы ты мог
заковаться в колодки вечного счастья, то есть залезть внутрь
экстрактора с тем, чтобы пульсировать в нем чистым счастьем
в течении ближайшего двадцати одного миллиарда лет, и мог бы
не раздражать идиотскими вопросами труп своего профессора,
словно злодей, темными ночами ворующий информацию из гробов,
и не было бы у тебя никаких задач, дилемм, невзгод, проблем
и хлопот, которыми вымощена вся жизнь, то согласился бы ты
на такое предложение? Сменил бы активное существование на
блаженство в-е-ч-н-о-г-о с-ч-а-с-т-ь-я? Отвечай быстро - да
или нет!
   - Нет! Конечно нет! - Закричал Трурль
   - вот видишь, недоумок! Сам ты не хочешь быть
замурованным наглухо, заэкстаженным, ублаготворенным, а
целому космосу смеешь предлагать то, от чего тебя воротит.
Трурль! Мертвые видят ясно! Не можешь ты быть таким уж
законченным негодяем! Нет, ты только гений со знаком минус,
то есть кретин! Послушай, что я тебе скажу. Когда-то ничего
так не желали наши предки, как только бессмертия. Однако
едва только его создали и на моделях опробовали, поняли, что
не того им нужно! Разумное существо должно иметь перед собой
то, что возможно, а кроме того также и то, что невозможно!
Теперь каждый может жить столько, сколько захочет, а вся
мудрость и красота нашего существования в том, что когда
кто-то насытился жизнью и трудом, когда считает, что
исполнил то, для чего создан был, то удаляется на вечный
покой, как и я, наряду с другими, сделал. Раньше смерть
приходила неожиданно, прервав на середине не одну работу,
помешав закончить не одно дело - и в этом состояла древняя
предопределенность. Но ценности сменились, и вот я ничего
так не желаю, как небытия, которое умышленно нарушают тебе
подобные, докучая мне постоянно, добираясь до моего гроба и
стягивая его с меня как одеяло. А ты запланировал космос
счастьем загромоздить, заселить, забить до отказа, якобы
чтобы всех в нем живущих усовершенствовать, а на самом деле
потому, что ты лентяй. Хочешь ты иметь всякие задачи,
проблемы и хлопоты, так скажи, что бы ты, собственно, в
таком мире делал дальше? Либо повесился бы с тоски, либо
взялся бы за разработку умертвляющей приставки к такому
счастью. Таким образом, от лени осчастливить всех хотел, от
лени проблему машинам передал, от лени самого себя в машину
запихнул - то есть оказался самым своеобразным из тупиц,
каких обучал я в течение тысячи семисот двадцати семи лет
своей академической карьеры! Если бы не понимал я тщетности
этого, то отвалил бы надгробный свой камень и дал бы тебе по
лбу! Пришел ты к гробу за советом, но ты стоишь не перед
чудотворцем, и не в состоянии я отпустить тебе даже самого
маленького из множества твоих бесчисленных грехов, мощность
которого аппроксимируется пра-канторовой
алеф-бесконечностью!.. Вернешся домой, разбудишь кибербрата
и сделаешь, что я тебе сказал.
   - Но, господин...
   - Помолчи. Когда же сделаешь это, возмешь ведро
раствора, лопату, мастерок, придешь на кладбище и как
следует зацементируешь отверстие в склепе, через которое ты
добрался до гроба и свалился мне на голову. Понятно?
   - Да, господин учитель.
   - Сделаешь это?
   - Обещаю, что сделаю, господин учитель, но я хотел
бы еще узнать..
   - А я, - произнес мощным, воистину громовым голосом
покойник, - хотел бы узнать только, когда же ты уберешся
прочь. Только попробуй постучаться в мой гроб еще раз, и я
тебе такое покажу... Впрочем, ничего конкретно не обещаю - сам
увидишь. Можешь передать от меня привет Клапауциусу и
сказать ему то же самое. В последний раз, когда я его
поучал, он так торопился, что не потрудился даже выразить
мне должной благодарности. Ох, манеры, манеры этих способных
конструкторов, этих гениев, этих талантов, у которых от
спеси извилины узлом завязались!
   - Господин.., - Начал Трурль, но тут в гробу что-то
треснуло, зашипело, кнопка, которая была утоплена,
выскочила, и глухая тишина повис