хивать да поглаживать, на ухо сказки нашептывать,  руки  целовать,
троны предлагать, и спасся я лишь потому,  что  пещерный  беглец  булыжник
отодвинул и милосердно пустил меня внутрь. Отшельник наполовину проржавел,
но очень был этому рад и сказал,  что  он  -  последний  мудрец-цимбалист;
излишне было объяснять мне, что благоденствие хуже нужды  допекает,  ежели
через край; это я и сам понимал: ведь что можно, ежели все  можно?  И  как
выбирать, если разумное существо, окруженное сущими безднами  эдемов,  при
такой безвыборности тупеет, вконец угорев от  самодействующего  исполненья
мечтаний?  Я  разговорился  с  пещерным  мудрецом,  коего  звали  Тризувий
Ювенальский, и мы порешили, что потребны великие закрытия и Онтологический
Ухудшессор-Регрессор, иначе  недалеко  до  погибели.  Тризувий  давно  уже
разрабатывал усложнистику, то есть утруднение бытия; однако  мне  пришлось
разъяснить ему его ошибку, которая в том заключалась, что он хотел извести
машины другими машинами, а именно: пожиралками,  терзаторами,  мучильнями,
сокрушильниками, вырваторами и  бияльнями.  Лекарство  оказалось  бы  хуже
болезни, к тому же это было бы упрощенство, а  не  усложнистика;  история,
как известно, необратима, и нет иного пути в добрые  старые  времена,  как
только через грезы и сны.
   Потом мы пошли с  ним  по  огромной  равнине,  усыпанной  до  горизонта
дукатами, так что в золоте вязли ноги, и, отгоняя прутом  тучи  назойливых
ублажилок,  видели  по  сторонам  бесчувственно  валяющихся   по   причине
электрозапоя, вконец заласканных цимбалов-гедофагов, которые лишь тихонько
икали, и при виде такового развития больно уж развитого и избытка  слишком
избыточного душа изнывала  от  жалости  и  состраданья.  Другие  обитатели
автодворцов ударились в шальные чудачества и киберраздоры, травили  машины
машинами, самолично крушили драгоценные вазы  и  прочие  древности,  не  в
силах выдержать такого количества красоты, палили из  пушек  в  брильянты,
гильотинировали сережки, диадемы велели колесовать;  третьи  прятались  от
услаждения жизни на крышах и чердаках; четвертые велели машинам  биться  -
или же все это сразу либо попеременно. Но не было от этого проку - все они
гибли от ласк,  хотя  и  не  все  одинаково.  Я  отговаривал  Тризувия  от
намерения просто остановить фабрикарни: ведь недосластить ничуть не лучше,
чем пересластить; но он,  вместо  того  чтобы  подзаняться  онтологической
усложнистикой, начал взрывать автоматки. И тем причинил немалое  зло,  ибо
вскоре горькая воцарилась  нужда,  только  он  до  нее  не  дожил:  где-то
настигла его стая самолюбок, присосались к нему флиртушки  и  обольстилки,
завлекли в целовальню, заморочили лобызалками, опутали и задурили его, и с
криком "На помощь!"  погиб  он  от  переублажения,  и  остался  лежать  на
пустынной равнине, дукатами, как землею  могильной,  засыпанный,  в  куцых
доспехах своих, опаленных механической страстью. Вот  чем  кончил  мудрец,
недостаточно мудрый, о государь! - закончил  Трурль.  Но  так  как  и  эта
история отнюдь не насытила  Душидава,  спросил:  -  Чего  же,  скажите  на
милость, желает Ваше Величество?
   - Конструктор! - отвечал Душидав.  -  Ты  говоришь,  что  истории  твои
поучительны, хотя я этого не нахожу. Но они, несомненно, забавны, и потому
мне угодно, чтобы ты продолжал их рассказывать, и притом неустанно.
   - Государь!  -  сказал  ему  Трурль.  -  Ты  хотел  узнать,  что  такое
совершенство и как оно достигается, однако ты глух  к  глубоким  мыслям  и
поучениям, укрытым в моих рассказах. Поистине, не  поучений  ты  ищешь,  а
развлеченья; и все же  слова,  которые  я  вливаю  по  капле  в  твой  ум,
оказывают и будут оказывать надлежащее действие, подобно  мине  с  часовым
механизмом. В такой надежде позволь поведать тебе о происшествии почти что
истинном, запутанном, необычайном, урок из которого извлечет, быть  может,
и твой королевский совет.
   Послушайте, милостивые государи, историю о Ширинчике,  короле  кембров,
девтонов и недоготов, которого похоть до гибели довела!


   Происходил Ширинчик из великого  рода  Винтонов,  на  две  разделенного
ветви: правых, кои царствовали, и левых, именуемых  также  левовращенцами,
кои от власти были отстранены и питали ненависть к правящим. Родитель его,
Холерион, вступил в морганатический брак с простой сапожной  машиной,  что
подошвы к  голенищам  пристрачивала,  и  унаследовал  Ширинчик  от  матери
грубый, невоздержанный нрав, от отца же - робость пополам с любострастием.
Видя это, враги  престола,  левовращенцы,  замыслили  так  учинить,  чтобы
собственные вожделенья сгубили его, и послали к нему  кибернера  по  имени
Хитриан, занимавшегося инженерией душ, и  так  его  король  возлюбил,  что
сделал Коронным Архимудритом. На все лады Хитриан  многоумный  государевым
страстям потакал, в тайной надежде здоровье короля подорвать и ослабить  и
трон тем самым освободить: смастерил миловальню, эротодром, в киборгии его
вовлекал; но стальная натура монаршья  выдержала  все  непотребства,  и  в
нетерпенье потребовали левые  винтоны  от  своего  подосланца,  чтобы  тот
поскорее добился желанной цели при помощи метода, искуснейшего  изо  всех,
которые знает.
   - Значит ли это, - спросил он на тайном совете в замковых  подземельях,
- что надобно довести короля до короткого  замыкания  или  же  память  его
размагнитить, чтобы он ополоумел вконец?
   - Ни за что! - отвечали они. - Да  не  ляжет  на  нас  вина  за  смерть
короля; пусть удавится  Ширинчик  собственным  блудом,  пусть  собственная
похоть его сожрет и погубит, но не мы!
   - Хорошо, - отвечает им Хитриан, - тогда  я  поставлю  на  него  силки,
сплетенные из сновидений; сперва завлеку короля приманкой: схватив ее,  он
войдет во вкус и сам затоскует  по  грезам  безумным,  а  когда  заберется
подальше в сны, во снах затаившиеся, я опутаю его эрототенетами,  да  так,
что к яви ему не вернуться живым!
   - Ладно, ладно, - говорят они, - не хвались,  кибернер,  не  слова  нам
нужны, но дела; да станет Ширинчик цареубийцею - погубителем себя самого!
   И взялся кибернер Хитриан за это ужасное дело, и трудился он целый год,
требуя от государева казначея все новых слитков золота, и меди, и платины,
и прочих драгоценностей без числа;  а  когда  король  выражал  нетерпение,
повторял ему, что делает нечто такое,  чего  уж  точно  нет  ни  у  одного
монарха на свете!
   Год спустя  с  торжественностью  необычайной  вынесли  из  кибернерской
лаборатории три огромных шкафа, поскольку же в двери личных его величества
апартаментов они не прошли, пришлось их  поставить  в  передней.  Заслышав
топот носильщиков и грохот, Ширинчик вышел в  переднюю  и  увидел  у  стен
прегромаднейшие  шкафы,  снабженные  замками,  выложенные  самоцветами,  в
четыре сажени высотой и в две - шириной.  Первый  шкаф,  называемый  также
Белым Ящиком, был из жемчужных матриц и  албитами  сверкающими  изукрашен;
второй, черный как ночь, был усыпан агатами и морионами; а третий  красным
переливался, ибо сработан был из рубинов и  шпинелей.  У  каждого  имелись
ножки в виде крылатых грифов из чистого золота и полированные дверцы, а  в
середке - электронная начинка со сновидениями, что снились сами себе, ни в
участниках,  ни  в  соглядатаях  не  нуждаясь.  Немало  подивился   король
Ширинчик, такие объяснения услышав, и вскричал:
   - Что ты мне тут плетешь, Хитриан?! На кой черт шкафам сновидения?  Что
за польза от этого мне? И вообще, откуда известно,  снится  им  что-нибудь
или нет?
   Тогда Хитриан, поклонившись  смиренно,  показал  ему  ряды  дырочек  на
дверцах шкафов, бегущих сверху вниз, с надписями на жемчужных табличках, и
король не без удивления начал читать.
   "Военный сон с фортециями и дамами". - "Сон  о  любонаде  чудесном".  -
"Сон о Флиртане-рыцаре и Рамолинде прекрасной, Гетериковой дочери". - "Сон
о кибермаринах и кимаринадах". - "Ложе королевны  Гопсалии".  -  "Лапушка,
или Орудие на  курьих  лапках".  -  "Сальто  эротале,  или  Амуристическая
акробатика". - "Чудный сон в осьмируких объятиях сладостной  Октопины".  -
"Перпетуум аморобиле". - "На  месяце  новом  едят  пирожки  с  оловом".  -
"Завтрак с музыкой и девицами". - "Как солнышко подамперить,  чтобы  лучше
грело". - "Брачная ночь принцессы Нелепы". - "Сон о шипе в сапогах". -  "О
кошечках-душечках". - "О-ля-ля". - "Киборгии фруктовые, сиречь кибергрушки
воркующие, из  цикуты  компот  и  оливки-похотливки".  -  "Как  матрица  с
патрицей миловались". - "Не  сон,  а  объеденье  -  лакомый,  гуляшный,  с
клубничкою". - "Мона Лиза, или Лабиринт сладостной бесконечности".
   Перешел король ко второму шкафу и прочел:
   "Полудремы и сны-игры". А дальше:  "В  висельника  и  висюльку".  -  "В
соленое с перчиком". - "В Клопштока и критиков". - "В  девицу-зверицу".  -
"В морду". - "В одеяло с глазком". - "В созерцаплю". - "В морду еще  раз".
- "В почку моченую и мочку печеную". - "В катотехнику, или В головорубку и
головорезку". - "В чертыханца". - "В киборгиню". - "В  заливанье  шаров  и
наливание глаз". - "В кибаядерку". - "В кибернера  и  кибернантку".  -  "В
гаремные ристалища".
   Хитриан, инженер душ, тут же пояснил, что каждый сон  сам  себе  снится
лишь до тех пор, пока кто-нибудь не  воткнет  свою  вилку,  приделанную  к
цепочке карманных часов, в  две  соответственных  дырочки;  тем  самым  он
подключается к шкафному сну, да так  превосходно,  что  сон  переживается,
словно явь, зримо и ощутимо, - ну просто  не  отличить.  Разобрало  короля
любопытство, взял он цепочку с вилкой и воткнул ее в дырочки Белого Шкафа,
под надписью: "Завтрак с музыкой и  девицами".  И  едва  подключился,  как
чует,  что  спина  его  колючками   ощетинивается   и   громадные   крылья
выклевываются  из  нее,  руки-ноги  разрастаются  в  лапищи,  когтистые  и
разношенные, а из пасти, в шесть рядов клыками утыканной, вырывается пламя
и серный дым. Весьма удивился король и хотел было кашлянуть, но из  глотки
его прокатился рык громовый, от которого земля задрожала. Еще  сильнее  он
удивился, глаза пошире раскрыл, рассеял тьму дыханием пламенным  и  видит,
что прямо к нему в паланкинах зеленовато-салатных, с занавесочками,  несут
девиц, по четыре в каждом, да таких аппетитных, что слюнки текут.  А  стол
уж накрыт, тут перец, там соль, облизнулся он, уселся удобнее  и  принялся
оных девиц поочередно из паланкинов вылускивать словно орешки, так что  от
удовольствия туманило взор, последняя же  девица  попалась  такая  рослая,
такая ладная, что король аж причмокнул, по брюху  себя  погладил  и  хотел
попросить добавки, но перед глазами мелькнуло, и он проснулся.  Смотрит  -
стоит он, как и прежде, в дворцовой передней, рядом Архимудрит Хитриан,  а
перед ним самоснящиеся шкафы сверкают драгоценным каменьем.
   - Ну что, удались девицы? - спрашивает Хитриан.
   - Пожалуй, но где же музыка?
   - Куранты в шкафу заело! Не угодно ли Вашему Величеству иного  лакомого
сновиденья отведать?
   Королю, понятно, было угодно, только из другого шкафа, а потому подошел
он к Черному и подключился ко  сну  под  названием  "О  Флиртане-рыцаре  и
Рамолинде прекрасной, Гетериковой дочери".
   Смотрит - и видит, что на дворе эпоха романтическо-электрическая, а сам
он, закованный в сталь с головы до пят, стоит в березовой роще, перед  ним
дракон, давеча побежденный, а дальше  шелестят  деревца,  зефир  прохладою
веет и речка течет. Присмотрелся он к своему отраженью в воде и понял, что
он-то и есть Флиртан, высокого напряжения рыцарь, герой несравненный.  Вся
история Флиртановых подвигов запечатлена на доспехах, и помнил  он  ее  не
хуже, чем собственную. Задвижку на шлеме в предсмертных  судорогах  погнул
Морбидор,  флиртанически  побежденный,  подколеночные   шарниры   повредил
Колотун  Многобоец,  заклепки  наплечников  обгрыз  перед  самой  кончиной
Лягайло Мордавый, решетку на последнем издыхании помял Монстериций Блудон;
скрепы, навески,  стальные  пластины,  станина-хребтовина,  налокотники  и
наколенники также были усеяны отметинами бронесражений; глянул на  щит,  а
тот весь в окалинах молниевых. Но сзади был он девственно  гладок,  ибо  в
рыцарских битвах  Флиртан  никому  доселе  спины  не  показывал!  Впрочем,
сказать по правде, это не слишком его волновало, от  подобной  славы  было
ему ни жарко ни холодно; однако, вспомнив о Рамолинде, сел Флиртан на коня
и ну искать ее по всему сновидению. Наконец добрался до укрепленного замка
ее родителя, князя Гетерика,  загремели  под  всадником  балки  разводного
моста, а князь уже выходит, раскрыв объятья, чтобы встретить гостя и в дом
свой ввести.
   Не терпится рыцарю к Рамолинде, но сразу спросить  неудобно,  а  старый
князь между тем говорит, что в замке гостит чужеземный рыцарь, Винодур  из
рода Полимериков, фехтмейстер  эластоподобный,  который  только  о  том  и
мечтает, чтобы попробовать счастья в поединке с самим Флиртаном. А  вот  и
сам Винодур, гибкий и быстрый; идет прямо к нему и говорит:
   - Знай, что возжелал я Рамолинду высоковольтную, со ртутными бедрами, с
персями, коих даже алмаз  не  берет,  с  магнетическим  взором!  Тебе  она
предназначена, но я вызываю тебя на поединок смертельный, который покажет,
кто из нас обвенчается с нею!
   И рукавицу бросает белую, нейлоновую.
   - Свадьба сразу после турнира! - добавляет отец-князь.
   - Пожалуйста, - отвечает Флиртан,  а  Ширинчик  в  нем  думает:  "После
свадьбы возьму да и проснусь, подумаешь! Однако же  черти  принесли  этого
Винодура!"
   -  Значит,  нынче  же,  доблестный  рыцарь,  -  продолжает  Гетерик,  -
сразишься ты с этим  вот  Винодуром  Полимерическим;  поединок  при  свете
факелов, а теперь пожалуйте в замок!
   Ширинчик во Флиртане встревожился, да что делать? И пошел он  в  покои,
для него приготовленные, а минуту погодя раздается "тук-тук", и  украдкой,
бочком пробирается в дверь старуха киберодейка, подмигивает и держит такую
речь:
   - Рыцарь, не бойся ничего, добудешь ты прекрасную Рамолинду, и нынче же
будет она качать твою голову на доне своем серебряном! О тебе лишь мечтает
она ночью и днем! Помни только, что нападать надо смело; ничего не сделает
тебе Винодур, ты победишь!
   - Это все разговоры, любезная киберодейка, - отведает рыцарь, - а ежели
что не так? Если я, для примера, поскользнусь или  вовремя  не  прикроюсь?
Нельзя легкомысленно рисковать! Может, знаешь какие-нибудь верные чары?
   - Хи-хи-хи! - захрипела старуха. - Где уж там, стальной  господин!  Чар
никаких нету, а впрочем, тебе они ни к чему,  ибо  я  наперед  ведаю,  что
будет, и ручаюсь, что ты победишь как по маслу!
   - А все же с чарами было б вернее, - говорит ей рыцарь, -  особливо  во
сне, однако - послушай, уж не прислал ли  тебя  Хитриан,  чтобы  я  крепче
поверил в себя?
   - Не знаю я никакого Хитриана, - отвечает киберодейка, - и не ведаю,  о
каком ты сне говоришь; ты наяву, стальной господин мой, и вскоре уверишься
в этом, когда Рамолинда даст тебе уст своих магнетических отведать!
   - Странно, - пробормотал Ширинчик,  не  замечая  уже,  что  киберодейка
покинула комнату так же тихо, как и вошла в нее. - Неужели это не сон? Так
мне почему-то казалось. Она говорит, это явь. Гм, трудно решить; и все  же
осторожность надо удвоить!
   А трубы уже трубят, уже слышен воинский топот, галереи замковые народом
забиты, и все храбрецов ожидают; и идет на бой Флиртан, а  колени  у  него
подгибаются, видит, сколь сладостно поглядывает на него чудная  Рамолинда,
дочь Гетерикова, но не до  сладостности  ему  теперь!  Ступил  Винодур  на
замковый двор, освещенный факелами, и скрестились с лязгом  мечи.  Тут  уж
Ширинчик оробел не на шутку и решил любою ценою  проснуться,  силится  изо
всех сил, однако доспехи прочно его удерживают, сон не пускает  -  а  враг
теснит! Все быстрее звенят клинки; уже рука у Ширинчика онемела, как вдруг
противник вскрикнул и сломанный меч показал; хотел уж рыцарь  кинуться  на
него, но тот из круга  утоптанного  выбежал,  оруженосцы  другой  ему  меч
подают, и в это мгновение видит Флиртан, что выходит к нему из толпы зевак
старуха киберодейка и шепчет на ухо:
   - Стальной господин мой! Как очутишься возле открытых ворот, что  ведут
на мост, Винодур опустит свой меч, а ты ударяй смело, ибо это верный  знак
победы твоей!
   Шепнула, и нет ее, а противник бежит уже с  новым  мечом.  Бьются  они,
Винодур словно цепом молотит, но вот ослабел он,  все  медленнее  отражает
удары, открылся, пришла предсказанная минута, однако же меч по-прежнему  в
руках у него сверкает и  ужас  наводит;  тогда  Ширинчик  напрягся  духом,
подумал: "На кой мне сдалась Рамолинда и  ее  прелести!"  -  повернулся  и
стреканул в темноту ночную по разводному мосту, так что гудом  перекладины
загудели. Добежал он до леса, провожаемый криками и окликами  срамными,  и
так врезался головой в ствол, что свечки в глазах засветились;  моргнул  и
видит, что стоит в дворцовой передней, перед Черным сновидческим Шкафом, а
рядом Хитриан, душ инженер,  улыбается  криво.  За  этой  улыбкой  великая
крылась  досада,  ибо   флиртаническо-рамолический   сон   был   ловушкой,
подстроенной  королю;  если  б  Ширинчик  послушал  старуху   киберодейку,
Винодур, который  лишь  притворялся  ослабевшим  у  открытых  ворот,  вмиг
пронзил  бы  его  кинжалом  насквозь,  каковой  опасности  король  избежал
единственно по необычайной трусости.
   - Сладко ли было Вашему Величеству с Рамолиндой? - спрашивает пройдоха.
   - Куда там! Я оставил ее в покое:  не  столь  уж  она  и  прелестна!  -
отвечает  Ширинчик.  -  К  тому  же  там  потасовка   какая-то   началась.
Безбитвенных и безоружных желаю я снов, понятно?
   - Как будет угодно Вашему Величеству, - говорит  Хитриан.  -  Выбирайте
же, государь;  во  всех  шкафных  сновиденьях  одно  лишь  блаженство  вас
ожидает...
   - Посмотрим, - молвил король и подключился ко сну под  названием  "Ложе
королевны Гопсалии". И видит покои дивной красоты, убранные парчою. Сквозь
хрустальные окна сияние льется, словно вода родниковая,  а  у  жемчугового
туалетного столика стоит королевна, позевывая и готовясь ко сну. Подивился
Ширинчик такой картине и хотел уже  громко  кашлянуть,  чтобы  присутствие
свое обозначить, но рот не раскрылся, словно заклеенный. Хочет король  его
потрогать, но не  может  и  этого;  попробовал  ногой  шевельнуть  -  тоже
напрасно; оробел он, ищет глазами, где бы  присесть,  такая  его  охватила
слабость от великого страху, - и это не  получается.  Меж  тем  королевна,
сморенная сном, зевнула раз, и другой, и третий, да как бухнется на  ложе,
а Ширинчик весь затрещал,  ибо  он-то  и  был  ложем  королевны  Гопсалии!
Видать, девицу мучили тревожные сны, уж так ворочалась  она,  так  шпыняла
короля кулачками, так его  ножками  пинала;  ужасный  гнев  охватил  особу
монаршью, сновидением обращенную в ложе.  Боролся  он  со  снящейся  своею
природой, напрягался вовсю, и наконец крепежные болты в нем ослабели, пазы
разошлись, ножки разъехались ко всем четырем  углам,  королевна  с  визгом
грохнулась на пол, а король, собственным распадом разбуженный, видит,  что
опять  он  в  дворцовой  передней,  а  рядом   -   смиренно   склонившийся
Хитриан-кибернер.
   - Олух ты этакий! - крикнул король. - Что ты себе позволяешь,  уродина?
Виданное ли дело - чтобы я был  ложем  кому-то  другому,  а  не  себе!  Ты
забываешься, кибернер!
   Испугался Хитриан государева гнева и просит другое сновиденье отведать,
извиняясь за свой недосмотр, и до тех пор  упрашивал,  пока  Ширинчик,  от
гнева охолонув, не взял двумя перстами вилку  и  подключился  ко  сну  под
названием: "Блаженство в осьмируких объятиях сладостной Октопины". Смотрит
и видит: стоит он в толпе зевак на широкой площади, а мимо проходит кортеж
- сплошные шелка, да бархаты, да слоны заводные,  да  паланкины  из  кости
слоновой; посредине плывет паланкин, часовне  златоглавой  подобный,  а  в
н