на самом  же  деле
Трурля спасло  тайное  вмешательство  Советчика  через  помощника  палача.
Советчика Мандрильон помиловал и опять приблизил к  себе;  а  Трурль,  еле
живой, доковылял кое-как до дома. Тотчас по возвращении  отправился  он  к
Клапауцию и поведал свою историю, а напоследок сказал:
   - Этот Мандрильон оказался еще большим прохвостом, чем  я  ожидал.  Так
низко меня обмануть! И подумать только: построенный мною Советчик послужил
ему для злодейского жульничества мне же в ущерб!  Но  он  ошибается,  если
думает, что я ему это спущу! Раньше я насквозь  проржавею,  чем  забуду  о
мести, которая должна настигнуть тирана!
   - Что ж ты намерен делать? - спросил Клапауций.
   - Взыскать положенную мне плату через суд;  но  это  лишь  для  начала,
золотом он не откупится за муки мои и позор.
   - Больно уж сложный юридический казус! -  сказал  Клапауций.  -  Знаешь
что: прежде, чем что-либо делать, найди хорошего адвоката.
   - Чего мне искать адвоката? Я его сам построю!
   Пришел он домой, всыпал в  бочку  транзисторов  -  шесть  половников  с
верхом да столько же сопротивлений и  конденсаторов,  залил  электролитом,
накрыл   доской,   привалил   камнем,    чтобы    все    там    хорошенько
самоорганизовалось, и лег спать, а через три дня у него  уже  был  адвокат
хоть куда. Трурль даже не потрудился вынуть его из бочки, ведь адвокат был
ему нужен на один-единственный раз; он поставил бочку на стол и спросил:
   - Кто ты?
   - Я адвокатор-консультатор юридический, - с трудом  пробулькала  бочка,
ибо конструктор малость переборщил с электролитом.
   Трурль изложил свое дело, а она ему:
   - В программе Советчика была оговорка, что он не может тебя погубить?
   - Да. То есть что он не допустит моей смерти, - а больше там ничего  не
было.
   - Значит, ты не выполнил договор до конца:  ведь  Советчик  должен  был
уметь все, без единого исключения, а раз не  мог  тебя  погубить,  значит,
умел не все.
   - Но если б он меня погубил, кто бы принял вознаграждение?
   - Это отдельный вопрос и совсем иная проблема, предусмотренная статьями
об  уголовной  ответственности  Мандрильона;  твой  же  иск  носит  сугубо
гражданский характер.
   - Вот еще! Какая-то  бочка  будет  учить  меня  гражданскому  праву!  -
разгневался  Трурль.  -  Чей  ты,  собственно,  адвокат,  мой   или   того
монарха-головореза?
   - Твой, но король был вправе лишить тебя платы.
   - А сбрасывать в ров с крепостной стены?
   - Это другой вопрос, уголовный, и проблема особая, - булькает бочка.
   Трурль прямо затрясся.
   - Это что же такое?!  Я,  значит,  преображаю  кучу  старых  тумблеров,
проводов и железок в разумное существо и в  благодарность  получаю  вместо
совета какие-то закавыки? А чтоб  ты  не  самоорганизовывался,  крючкотвор
несчастный!
   Отцедил он электролит, вытряхнул все из бочки на стол и  поразбирал  на
части, да так живо, что адвокатор не успел даже внести апелляцию на  такое
решение.
   А Трурль взялся опять за работу  и  построил  себе  Юрис  Консулента  -
трехэтажного, с четырехкратным  усилением  обоих  кодексов,  уголовного  и
гражданского;  а  для  верности  еще  подключил  к  нему  международное  и
административное право. Затем врубил ток, изложил дело и спрашивает:
   - Как быть?
   - Случай весьма непростой, - отвечает машина.  -  Требую,  чтобы  ты  в
срочном порядке вмонтировал мне еще пятьсот транзисторов сверху да  двести
с боков.
   Трурль так и сделал, а она ему:
   - Мало! Нужны добавочные усилители и две большие катушки.
   А после держит такую речь:
   - Казус сам по себе любопытный; тут, однако, наличествуют две  материи:
основание иска - это одно, и здесь многого можно добиться;  процессуальная
процедура - другое. Ни на какой  суд  вызвать  монарха  гражданским  иском
нельзя, так гласит право международное, а равно космическое. Окончательное
толкование объявлю, если пообещаешь не разбирать меня после на части.
   Трурль пообещал и добавил:
   - Но скажи, сделай милость, откуда ты знал, что тебе угрожает разборка,
если бы толкование мне не понравилось?
   - Не знаю - так мне почему-то казалось.
   Однако же Трурль догадался, в чем тут дело: при монтаже он  использовал
детали разобранного бочечного адвокатора и память о той истории отложилась
в контурах нового агрегата, породив подсознательный комплекс.
   - Где же твое толкование? - спрашивает конструктор.
   - Вот оно: компетентного трибунала нет - не будет и рассмотрения  дела.
То есть ни выиграть, ни проиграть его невозможно.
   Вскочил конструктор со стула, погрозил юридическому советнику  кулаком,
но слово пришлось сдержать, и ничего он ему не сделал.
   Пошел Трурль к Клапауцию и все ему рассказал.
   - Говорил же я - безнадежное  это  дело,  а  ты  не  верил,  -  говорит
Клапауций.
   - Я бесчестья так не оставлю, - горячится Трурль, - и если  не  добьюсь
правосудия юридическим и судебным  путем,  то  разделаюсь  с  коронованным
прохвостом иначе!
   - Но как, любопытно узнать? Ты дал королю Совершенного Советчика, а тот
может все, хотя не может тебя  погубить;  он  отведет  любой  удар,  любое
несчастье, любую беду, которые ты обрушишь на короля или его  королевство.
И я, любезный мой Трурль,  не  сомневаюсь,  что  так  и  будет,  поскольку
полностью доверяю твоему конструкторскому таланту!
   - Ты прав. Похоже, создав Совершенного Советчика, я лишил  себя  всякой
возможности  наказать  эту  августейшую  мразь.  Но  должна  же  тут  быть
какая-нибудь зацепка! Плох я буду, если ее не найду!
   - Что ты задумал? - спрашивает  Клапауций,  но  Трурль  только  плечами
пожал и вернулся к себе.
   Долго не выходил он из дому, размышляя в  уединении;  то  в  библиотеке
лихорадочно перелистывал сотни томов, то в лаборатории таинственные  опыты
проводил. А Клапауций, навещая его, не мог надивиться упорству, с  которым
Трурль пытался самого себя превзойти: ведь  Советчик,  наделенный  разумом
Трурля, был как бы частью его самого. Однажды, придя,  как  обычно,  после
полудня, Клапауций не  застал  хозяина.  Дверь  была  заперта,  ставни  на
крепких засовах, а Трурля и след  простыл.  Понял  он,  что  Трурль  начал
действия против повелителя множественников; так оно в срамом деле и было.
   Меж тем Мандрильон наслаждался властью как никогда, ибо,  если  ему  не
хватало фантазии, обращался за подсказкой к Советчику. К тому же отныне он
не  боялся  ни  мятежей,  ни  дворцовых  переворотов  и  никакого   вообще
неприятеля, но правил железной рукой; и меньше красуется  спелых  гроздьев
на лозе полуденного винограда, чем  болталось  в  те  годы  повешенных  на
государевых виселицах.
   А Советчик имел уже четыре полных сундука  орденов  за  проекты,  коими
порадовал   короля.   Микрошпик,    заброшенный    Трурлем    в    державу
множественников, воротился назад с донесением,  что  за  последнюю  услугу
монарху - пускание по воде венков, сплетенных из обывателей, -  Мандрильон
публично назвал Советчика "моя душечка".
   Недолго думая (ибо план  кампании  был  уже  разработан),  Трурль  взял
листок кремовой почтовой бумаги, с нарисованной от руки виньеткой  в  виде
земляничного деревца, и набросал письмо, содержания самого обыкновенного:

   "Милый Советчик! - говорилось в нем. - Надеюсь, живется Тебе  не  хуже,
чем мне, а то и получше. Государь, как я слышал, удостоил  Тебя  доверием:
поэтому  Ты,  сознавая   огромную   ответственность   перед   Историей   и
Государственным Благом, должен верой и правдой служить на своем  посту.  В
случае каких-либо трудностей при исполнении августейших желаний  прибегни,
пожалуйста, к методу "Экстра Особой Выдержки", с которым я  в  свое  время
детально Тебя ознакомил. Черкни,  если  хочешь,  несколько  строк,  но  не
обессудь, если отвечу не сразу, поскольку я теперь занят  конструированием
Советчика для короля Д. и не располагаю избытком свободного  времени.  Шлю
Тебе сердечный привет, а  Твоему  Государю  -  уверения  в  моем  нижайшем
почтении.
   Твой Конструктор - Трурль".

   Послание Трурля возбудило неизбежные  подозрения  Тайной  Множественной
Полиции и  подверглось  тщательному  исследованию,  причем  на  бумаге  не
оказалось никаких тайных химических реактивов, а в  рисунке,  изображавшем
земляничное деревце, - ни малейших намеков  на  шифр.  Обстоятельство  это
вызвало  немалый  переполох  в  Главном  Штабе  Полиции,  и  письмо   было
переснято, ксерокопировано, ротапринтировано, а также переписано от  руки,
оригинал же, запечатанный как положено, вручен адресату. Прочитав  письмо,
Советчик перепугался, ибо понял, что это уловка  Трурля,  рассчитанная  на
его, Советчика, дискредитацию, а может, и ликвидацию; он тотчас сообщил  о
письме  Мандрильону,  обрисовав  при  этом  Трурля  мерзавцем,   норовящим
скомпрометировать его в глазах государя, и взялся расшифровать послание, в
твердой уверенности, что невинные фразы - лишь маска,  за  которой  таятся
какие-то страшные мерзости.
   Советчик заявил королю, что выведет Трурля на  чистую  воду;  а  затем,
запасшись нужным количеством  реактивов,  штативов,  воронок,  пробирок  и
лакмусовой  бумаги,  предпринял  сложнейший  анализ  конверта  и  почтовой
бумаги. За всем этим, понятно, наблюдала полиция, вмонтировавшая  в  стены
апартаментов  Советчика  винтики   для   подслушивания   и   болтики   для
подглядывания, Поскольку  химия  оказалась  бессильной,  Советчик  занялся
дешифровкой текста (расписав его предварительно в виде огромных таблиц)  -
при помощи ЭВМ, логарифмической линейки и счетов. Не знал он, что вместе с
ним  в  это  занятие  углубились  лучшие  полицейские  силы   с   Маршалом
Шифровальных  Войск   во   главе.   Чем   дольше   затягивались   старания
специалистов, тем большая воцарялась в Главном Штабе тревога, ибо эксперты
не сомневались уже, что шифр, столь дерзко глумящийся  над  попытками  его
разгадать, принадлежит к числу  наиболее  хитроумных  из  всех  когда-либо
испробованных. Маршал сообщил об этом  одному  из  придворных  сановников,
который жестоко завидовал карьере Советчика. Оный вельможа,  больше  всего
на свете желавший посеять в душе  монарха  недоверие  к  новому  фавориту,
сказал Мандрильону,  что  Советчик,  закрывшись  на  ключ,  ночи  напролет
изучает подозрительное письмо.  Но  король  только  посмеялся  над  ним  и
ответил, что прекрасно об этом знает, поскольку Советчик сам ему обо  всем
рассказал. Сановный завистник, сконфузившись, замолчал и немедля поделился
новостью с Маршалом.
   - Надо же! - воскликнул заслуженный шифровальщик. -  Даже  и  этого  не
скрыл от монарха? Что за неслыханное коварство! И что за дьявольский шифр,
ежели можно болтать о нем с кем угодно!
   И приказал своим войскам удвоить усилия. Прошла неделя,  а  результатов
по-прежнему не было, и тогда на помощь призвали крупнейшего специалиста по
загадочным  текстам,  создателя  левосторонних,  невидимых  глазу  шифров,
профессора Ксивоса. Тот, изучив инкриминируемое письмо  и  отчеты  военных
спецов, предложил испытать метод проб  и  ошибок,  а  для  расчетов  взять
вычислительные машины астрономического формата.
   Это было исполнено, и оказалось, что письмо можно  прочесть  тремястами
восемнадцатью способами.
   Первые  пять  вариантов  гласили:  "Таракан  из   Мленкотина   добрался
благополучно, но выгребная  яма  погасла",  "Тетку  паровоза  на  шницелях
прокатить", "Чепчик заклепан - обручение масла не  состоится",  "Тот,  кто
есть, но нет кого, нынче сам казнит его". А также: "Из крыжовника,  пыткам
подвергнутого, немало вытянуть можно". Последний вариант профессор  Ксивос
признал ключом к шифру  и  после  трехсот  тысяч  опытов  установил:  если
сложить все буквы письма, вычесть из итога солнечный параллакс  и  годовое
производство солнечных зонтиков,  а  из  остатка  извлечь  корень  третьей
степени, то получится слово "Апокалипсус". В  адресной  книге  был  найден
обыватель по имени Апокаляпсус. Ксивос счел, что ошибка внесена умышленно,
для отвода глаз, и Апокаляпсуса  арестовали.  Будучи  подвергнут  внушению
шестой степени, он показал, что  состоит  в  сговоре  с  Трурлем,  который
обещал в скором времени прислать ему ядовитые  гвоздики  и  молоток,  дабы
насмерть подковать государя.  Располагая  столь  вескими  доказательствами
измены, Маршал Шифровальных Войск доложил о них королю; Мандрильон, однако
ж, настолько еще доверял Советчику, что  позволил  тому  говорить  в  свое
оправдание.
   Советчик не отрицал,  что  письмо  можно  прочесть  разными  способами,
переставляя буквы; он  сам,  по  его  словам,  обнаружил  еще  тысячу  сто
вариантов,  однако  из  этого  ничего  не  следует,  и  письмо  вообще  не
шифрованное, поскольку осмысленный  (или  похожий  на  таковой)  результат
можно получить, переставляя буквы  абсолютно  любого  текста,  а  то,  что
получается из перестановки, именуется анаграммой,  и  ведает  этим  теория
пермутаций,  или  комбинаторика.  Трурль,   восклицал   Советчик,   желает
оклеветать его и опорочить, создавая видимость шифра там, где шифра нет  и
в помине; обыватель же Апокаляпсус не виновен ни сном ни духом, а то,  что
он показал на следствии, втолковали  ему  Мастера  Убеждения  из  Главного
Штаба Полиции, обладающие кое-какой  сноровкой  в  задушевных  беседах,  а
также следственными машинами мощностью до нескольких тысяч трупсов. Выпады
против полиции король встретил холодно и потребовал дальнейших объяснений;
Советчик повел  разговор  о  шифрах  и  кодах,  сигналах  и  символах,  об
анаграммах и пермутациях и общей теории  информации,  да  все  мудренее  и
непонятнее, пока не вскипел король великим гневом и велел  бросить  его  в
темницу. Вскоре пришла открытка от Трурля следующего содержания:

   "Милый Советчик! В случае чего помни о голубых винтиках.
   Искренне Твой Трурль".

   Советчик был немедленно пытан, но  ни  в  чем  не  признался,  повторяя
упорно, что все это  происки  Трурля;  а  на  вопрос  о  голубых  винтиках
отвечал, что таких нет и он о них ничего не знает. Но дабы исследовать все
досконально, надлежало его разобрать; Мандрильон дал на это согласие, и за
дело взялись  кузнецы.  Панцирь  лопнул  под  ударами  молотов,  и  королю
предъявили покрытые смазкой винтики, на коих действительно имелись голубые
пятнышки. И хотя в процессе  добывания  доказательств  Советчик  подвергся
полному разрушению, король успокоился, уверившись в своей правоте.
   Неделю спустя сам Трурль появился у ворот замка и потребовал аудиенции.
Король хотел было  казнить  его  без  разговоров,  но,  поразившись  столь
беспримерной наглости, велел доставить конструктора пред свои очи.
   - Король! - начал тот, едва лишь войдя в  тронный  зал,  где  толпились
придворные. - Я изготовил тебе Совершенного  Советчика;  ты  же  употребил
его, чтобы лишить меня  обещанной  платы,  полагая,  не  без  резона,  что
могущество  разума,  предоставленного  мною  к  твоим  услугам,   послужит
надежным щитом против всякой угрозы и пресечет любую попытку отмщения.  Но
разумным я сделал Советчика, а не тебя самого,  и  в  этом-то  и  был  мой
расчет; ибо лишь тот, кто сам хоть  немного  разумен,  способен  слушаться
разумных  советов.  Премудрым,  ученым,  утонченным  способом  я  не   мог
сокрушить Советчика и потому избрал способ грубый до  невозможности  и  до
смешного глупый. Письма не были зашифрованы; Советчик был  верен  тебе  до
конца; о винтиках, погубивших его, он ничего не знал. Просто при монтаже я
случайно уронил их в жестянку с краской и случайно - но в самую пору -  об
этом вспомнил. Так-то вот глупость и подозрительность превозмогли разум  и
преданность, и ты сам подписал свой приговор. Теперь  ты  отдашь  мне  сто
мешков золота за работу и столько же - за время, которое я потерял,  чтобы
взыскать плату. Иначе погибнешь ты и все твои  царедворцы,  ведь  рядом  с
тобой уже нет Советчика, что мог бы тебя защитить!
   Король взревел в ярости, и стража по  его  знаку  бросилась,  чтобы  на
месте зарубить наглеца, но алебарды, со свистом  рассекая  воздух,  прошли
сквозь конструктора, как если бы тот был бесплотным. Отпрянули  пораженные
ужасом палачи, а Трурль, рассмеявшись, сказал:
   - Рубите, сколько хотите, - перед вами всего лишь призрак,  сотворенный
дистанционно; на самом же деле я витаю  высоко  над  планетой  в  небесной
ладье и буду швырять с нее смертоносные фугасы до тех пор, пока не  получу
своего.
   И не успел он докончить, как послышался страшный грохот, и взрыв потряс
замок до основания; оробевшие придворные кинулись врассыпную,  король  же,
слабея от бешенства и унижения, велел выплатить Трурлю все его золото.
   Клапауций, узнав о таком завершении дела, и притом  от  самого  Трурля,
когда тот воротился домой, спросил, почему он прибегнул к столь грубому  и
- как он сам говорил -  глупому  способу,  если  мог  отправить  письмо  с
настоящим шифром?
   - Потому что легче  Советчику  было  бы  объяснить  королю  присутствие
шифра, нежели отсутствие такового, - ответил мудрый конструктор. -  Всегда
проще признаться в каком-то поступке, чем доказать свою  непричастность  к
нему. Так и здесь: зашифрованное письмо никого бы не удивило, а отсутствие
шифра всех озадачило. Ведь перестановками  любой  текст  и  вправду  легко
переделать в совершенно иной,  называемый  анаграммой,  и  таких  анаграмм
может быть  великое  множество.  Чтобы  это  понять,  нужны  объяснения  -
правдивые, но запутанные, которых, я был уверен, ограниченный ум короля не
вместит. Некогда было сказано: чтобы перевернуть планету,  достаточно  вне
ее отыскать точку  опоры;  так  и  я,  желая  повергнуть  разум,  во  всем
совершенный, нуждался в точке опоры - ею мне послужила глупость.
   На  этом  первая  машина  окончила  свой  рассказ,  низко   Поклонилась
Гениалону и слушателям и скромно удалилась в угол пещеры.
   Король удостоил похвалы историю столь назидательную и спросил Трурля:
   - Верно ли, о конструктор, что машина рассказывает лишь то, чему ты  ее
научил? Или источник ее  познаний  находится  вне  тебя?  И  еще  осмелюсь
заметить, что хотя история, нами услышанная, поучительна  и  мила,  однако
кажется не вполне законченной, ибо мы ничего не узнали о дальнейшей судьбе
множественников и глупого их короля.
   - Государь, - отвечал Трурль, - машина рассказывает правду,  поскольку,
прежде чем прибыть сюда, я приставил  ее  к  своей  голове  и  оттуда  она
почерпнула толику моих воспоминаний. Но сделала она это сама, поэтому я не
знаю, что  именно  из  моей  памяти  она  позаимствовала;  значит,  нельзя
сказать, что я намеренно чему-то ее  научил,  но  нельзя  и  сказать,  что
источник ее познаний находится вне меня. Что же до множественников,  то  и
впрямь в рассказе умалчивается об их  дальнейшей  судьбе,  ибо  рассказать
можно все, но не все - упорядочить. Если бы то, что происходит здесь в эту
минуту, было бы не  реальностью,  но  лишь  рассказом  следующей  ступени,
который включает в себя рассказ машины, то какой-нибудь слушатель  мог  бы
спросить, отчего ты и твои товарищи  шаровидны  -  хотя  шаровидность  эта
ничему в рассказе не служит, а значит, вроде бы совершенно излишня...
   Подивились  сметливости  конструктора  королевские  сотоварищи,  а  сам
король сказал с широкой улыбкой:
   - Слова твои не лишены оснований. Но что касается нашей  формы,  то  ее
происхождение я могу объяснить. Давным-давно мы - то есть наши  пращуры  -
выглядели иначе, ибо возникли они по воле тряских существ, именуемых также
бледными, что построили их по образу своему и подобию; и были у них  руки,
ноги,  головы,  а  также  корпус,  все  это   связывавший   воедино.   Но,
освободившись от бледных творцов и желая даже в обличье  своем  уничтожить
следы  такового  происхождения,  наши  предки  поколение   за   поколением
преображала себя, пока не приняли форму шара; и к лучшему  ли,  к  худшему
ли, однако случилось именно так.
   -  Государь,  -  молвил  Трурль,