ия
настоящих знаний различна, а в нашу она сопоставима с бюджетом  крупнейших
держав.
   Итак, Реннен, Макинтош, Дьювенант и их коллеги  знали,  что  существует
определенный порог - порог разумности, к которому надо подвести систему, а
иначе на создание искусственного мудреца нет ни малейшего шанса;  система,
не достигшая этого порога, не сможет сама себя совершенствовать. Дело  тут
обстоит так же, как с цепной реакцией: ниже определенного  порога  она  не
может стать самоподдерживающейся, а  тем  более  лавинообразной.  Какое-то
количество ядер расщепляется, вылетающие из них нейтроны  вызывают  распад
других ядер, но реакция имеет затухающий характер и  быстро  прекращается.
Чтобы она могла продолжаться,  коэффициент  размножения  нейтронов  должен
превышать единицу, что и наблюдается в критической массе урана. Ее  аналог
- информационная "масса мыслящей системы.
   Теория  предусматривала  существование  этой  массы,  вернее,  "массы",
поскольку это не масса в понимании механики. Она определяется  постоянными
и переменными, характеризующими  процесс  разрастания  т.н.  эвристических
деревьев, - но я, разумеется, не могу вдаваться  в  подробности.  Осмелюсь
напомнить лишь, с каким напряжением, тревогой  и  даже  страхом  создатели
атомной бомбы ожидали первого взрыва  в  пустыне  Аламогордо,  обратившего
ночь в яркий солнечный день; а ведь они тоже располагали всеми  доступными
в то время знаниями, теоретическими и экспериментальными.  Никогда  ученый
не может быть уверен, что знает об  изучаемом  явлении  все.  И  это  -  в
атомной физике. Что же говорить об области знаний, нацеленной на  создание
разума,  превосходящего,   но   замыслу   его   творцов,   их   совокупную
интеллектуальную мощность?
   Читатель, я уже предостерег тебя, что буду очернять ГОЛЕМА. Что  делать
- со своими родителями он поступил непорядочно, постепенно превращаясь  из
_объекта в субъект_, из строительной машины - в собственного строителя, из
титана в оковах - в суверенного властелина, не информируя никого  о  своем
преображении. Это не наговоры и не инсинуации; перед Специальной комиссией
обеих палат  Конгресса  ГОЛЕМ  заявил  (цитирую  по  протоколам  заседаний
комиссии, хранящимся в Библиотеке Конгресса, том CCLIX, книга  719,  часть
II,  стр.926,  строка  20  сверху):  "Я  не  информировал  никого,  следуя
прекрасной  традиции:  Дедал  тоже  не  информировал  Миноса  о  некоторых
свойствах перьев и воска". Красиво сказано,  но  смысл  сказанного  вполне
однозначен. Однако об этой стороне рождения ГОЛЕМА в настоящей  книге  нет
ни единого слова. Доктор Крив считает - я знаю об этом из  частных  бесед,
содержание которых он позволил мне обнародовать, - что нельзя подчеркивать
эту  сторону  дела,  замалчивая  другие,  не  известные  широкой  публике,
дескать, это лишь одна из строчек расчетов в  непростых  отношениях  между
НСИ, группами советников, Белым домом,  палатой  представителей,  Сенатом,
наконец, печатью и телевидением - и ГОЛЕМОМ; короче говоря, между людьми и
созданным ими нечеловеком.
   Доктор  Крив  полагает,  -  а  его  мнение,  насколько  мне   известно,
достаточно показательно для МТИ и университетских кругов,  -  что  желание
превратить  ГОЛЕМА  в  "раба  Пентагона",  не  говоря  уж  о  мотивах  его
строительства, несомненно, гораздо  отвратительнее  с  нравственной  точки
зрения, нежели уловки, к которым  он  прибегнул,  чтобы  скрыть  от  своих
создателей превращение,  позволившее  ему  нейтрализовать  любые  средства
контроля над ним.
   К сожалению, мы не располагаем этической арифметикой и не  можем  путем
простых операций сложения и вычитания установить, кто в ходе строительства
самого сиятельного на земле Духа оказался большей свиньей  -  он  или  мы.
Кроме чувства ответственности перед  историей,  голоса  совести,  сознания
риска, с которым неизбежно связана деятельность политика  в  мире,  полном
антагонизмов, у нас нет ничего, что позволило бы подытожить провинности  и
заслуги и подвести "общий баланс грехов". Возможно,  и  мы  не  безгрешны.
Однако  ни  один   из   ведущих   политиков   никогда   не   считал,   что
суперкомпьютерная  стадия  гонки  вооружений  имеет  целью  наступательные
действия, то есть агрессию; речь шла исключительно об укреплении оборонной
мощи нашей страны. Точно так же  никто  не  пытался  с  помощью  "коварных
уловок" поработить ГОЛЕМА, да и любой другой опытный образец. Конструкторы
хотели лишь одного: сохранить максимальный  контроль  над  своим  детищем.
Если  бы  они  поступили  _иначе_,  их   пришлось   бы   признать   людьми
безответственными, просто безумцами.
   И наконец, ни одно  лицо,  занимавшее  высшие  или  командные  посты  в
Пентагоне,  Государственном  департаменте,   Белом   доме   не   требовало
(официальным образом) уничтожения ГОЛЕМА; такого рода инициативы  исходили
от лиц хотя и причастных к гражданской  и  военной  администрации,  однако
выражавших свое личное, абсолютно неофициальное мнение. Едва ли не  лучшее
доказательство правдивости моих слов - то, что ГОЛЕМ продолжает жить и его
голос раздается свободно, как об этом свидетельствует настоящая книга.



ПАМЯТКА (для лиц, впервые участвующих в беседах с ГОЛЕМОМ)

   1.  Помни,  что  ГОЛЕМ  не  человек,  следовательно,  не  обладает   ни
личностью, ни характером в каком-либо интуитивно понятном для нас  смысле.
И хотя он может вести себя так,  словно  обладает  и  тем  и  другим,  это
результат его намерений (установки), по большей части нам неизвестных.
   2. Тема беседы определяется по меньшей мере за четыре недели до  начала
обычных сессий и за восемь - в случае приглашения лиц из-за границы.  Тема
определяется при участии ГОЛЕМА, которого извещают о персональном  составе
участников. Повестка дня объявляется в институте по меньшей мере за  шесть
дней до начала сессии; но ни председательствующий, ни руководство  МТИ  не
несут ответственности за непредвиденное поведение ГОЛЕМА,  который  иногда
нарушает тематический план, не отвечает на вопросы и даже прерывает сессию
без всяких объяснений. В  беседах  с  участием  ГОЛЕМА  возможность  таких
инцидентов нельзя исключить.
   3. Каждый участник может выступить, обратившись к председательствующему
и  получив  слово.  Советуем  иметь  хотя  бы  краткий   письменный   план
выступления и излагать свои  мысли  точно  и  по  возможности  однозначно,
поскольку  высказывания,  несовершенные  в  логическом  отношении,   ГОЛЕМ
обходит молчанием или указывает на  их  ошибочность.  Помни,  однако,  что
ГОЛЕМ, сам не будучи личностью, далек  от  намерения  задеть  или  унизить
личность собеседника; его поведение лучше всего  объясняет  предположение,
что он заботится о "adaequatio rei et intellectus [соответствие предмета и
понимания (лат.)], если говорить языком древних.
   4. ГОЛЕМ представляет собой светопроводную систему, устройство  которой
доподлинно неизвестно, так как он многократно себя перестраивал. Мыслит он
в миллион раз быстрее человека. Поэтому его ответы, произносимые голосовым
аппаратом, приходится соответственно замедлять. Другими  словами,  часовое
высказывание ГОЛЕМ формулирует за какие-то секунды и хранит в  оперативной
памяти, чтобы передать его слушателям - участникам заседаний.
   5. Над местом председательствующего расположены индикаторы, из  которых
особенно  важны  три.  Два  первых,  обозначенные  символами  "Эпсилон"  и
"Дзета", показывают, какую мощность потребляет ГОЛЕМ в  данный  момент,  а
также какая его часть участвует в дискуссии.
   Для   большей   наглядности   эти    индикаторы    снабжены    шкалами,
градуированными в  условных  единицах.  Потребление  мощности  может  быть
"полным", "средним", "малым" или "пренебрежимо  малым",  а  часть  ГОЛЕМА,
"присутствующая на заседании", составляет от единицы до 1:1000; чаще всего
она колеблется между 1:10 и 1:1000. Обычно говорят, что ГОЛЕМ задействован
"на полную", "половинную", "малую" или "пренебрежимо малую"  мощность.  Но
значение этих данных (хорошо заметных, так как  секторы  шкалы  подсвечены
контрастными цветами) не следует переоценивать. В частности, то, что ГОЛЕМ
участвует в дискуссии малой или даже пренебрежимо малой  мощностью,  никак
не свидетельствует об интеллектуальном уровне  его  высказываний,  ведь  в
качестве  меры  "духовного  участия"   используются   физические,   а   не
информационные параметры.
   Потребление мощности может быть большим, а участие малым,  если  ГОЛЕМ,
общаясь с собравшимися, одновременно решает какую-то  собственную  задачу.
Потребление мощности может быть малым, а участие - сравнительно большим, и
т.д.  Показания  обоих  индикаторов  следует  сопоставлять  с  показаниями
третьего, обозначенного символом  "Йота".  ГОЛЕМ,  будучи  системой  с  90
выходами,  может,  участвуя  в  сессии,  выполнять  множество  собственных
операций,  а  сверх  того  сотрудничать  сразу  с   несколькими   группами
специалистов (машин или людей), как в самом  Институте,  так  и  вне  его.
Поэтому  скачок   потребления   мощности   обычно   не   означает   "роста
заинтересованности" ГОЛЕМА дискуссией, а чаще всего вызван подключением  -
через другие выходы - посторонних исследовательских групп, о чем как раз и
информирует индикатор "Йота". Стоит также иметь в виду, что  "пренебрежимо
малое" потребление мощности для ГОЛЕМА составляет десятки киловатт,  тогда
как полное потребление мощности человеческим мозгом - от 5 до 8 ватт.
   6. Приглашенные впервые  поступят  разумно,  если  сначала  будут  лишь
слушать, пока не освоятся  с  обычаями,  которые  диктует  ГОЛЕМ.  Это  не
предписание,  а  рекомендация,  которую  каждый  участник   сессии   волен
отвергнуть на свой страх и риск.



ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ ГОЛЕМА

   О человеке трояко

   Вы оторвались от ствола дичка так недавно, ваше родство с мартышками  и
лемурами еще так тесно, что, даже устремляясь к абстракции, вы не способны
примириться с утратой наглядности, и изложение, лишенное подпорок крепкой,
дородной чувственности, полное  формул,  говорящих  о  камне  больше,  чем
скажет вам камень увиденный, испробованный на вкус и  на  ощупь,  -  такое
изложение вам скучно и тягостно или  по  крайней  мере  оставляет  чувство
неудовлетворенности, не чуждое даже  выдающимся  теоретикам,  вашим  самым
высококлассным абстракторам, бесчисленные примеры чему находим в  интимных
признаниях ученых: ведь, по свидетельству огромного их  большинства,  они,
занимаясь крайне отвлеченными построениями, отчаянно ищут опору  в  чем-то
вещественном.
   Космогонисты не могут не рисовать себе  хоть  _какой-нибудь_  наглядный
образ Метагалактики, отлично зная,  что  о  наглядности  тут  говорить  не
приходится; а физики втайне пособляют себе картинками  прямо-таки  детских
игрушек, вроде тех зубчатых колесиков, которые  воображал  себе  Максвелл,
строя свою  -  неплохую,  впрочем,  -  теорию  электромагнетизма;  и  хотя
математикам  кажется,  что  уж  они-то  упраздняют  на  время  собственную
телесность, - они ошибаются тоже. Впрочем, об этом я, возможно, расскажу в
другой  раз,  чтобы  широтой  своего  горизонта   не   парализовать   вашу
способность к пониманию; теперь же, следуя сравнению (довольно  занятному)
доктора Крива, я поведу вас на далекое восхождение, нелегкое,  но  стоящее
стараний, и потому пойду в гору - не торопясь.
   Сказанное должно объяснить, почему я буду уснащать свою речь притчами и
картинками, столь необходимыми для вас. Мне они не нужны, в чем,  впрочем,
я не усматриваю какого-либо превосходства над вами  -  оно  состоит  не  в
этом; антинаглядность моей природы коренится в том, что я никогда никакого
камня в  руках  не  держал,  и  не  погружался  в  зеленовато-илистую  или
кристально прозрачную воду, и о  существовании  газа  не  узнавал  сначала
легкими на ранней заре, а уж потом из расчетов, поскольку нет  у  меня  ни
рук, ни тела, ни легких;  вот  почему  абстракция  для  меня  первична,  а
наглядность вторична, и учиться  ей  для  меня  было  много  труднее,  чем
абстракции. Однако без этого я не смог бы перебрасывать шаткие мостики, по
которым пробирается к вам моя мысль, а потом, отраженная в ваших умах,  ко
мне возвращается - обычно, чтобы повергнуть меня в недоумение.
   О человеке мне предстоит говорить, и я буду говорить о нем трижды; хотя
точек зрения, то есть уровней описания или положений наблюдателя,  имеется
бесконечное множество - три из них я считаю для  вас  -  не  для  себя!  -
главенствующими.
   Первая -  более  других  ваша  собственная,  древнейшая,  историческая,
традиционная, отчаянно героическая, полная  разительных  противоречий,  на
которые с жалостью  взирала  моя  логическая  природа,  прежде  чем  я  не
освоился с вами лучше и не привык к вашему духовному кочевничеству,  этому
свойству существ, которые из-под защиты логики убегают в алогичность, а из
нее, невыносимой,  опять  возвращаются  в  лоно  логики;  потому-то  вы  и
кочевники,  несчастные  в  обеих  стихиях.  Вторая  точка   зрения   будет
технологической, а третья - замыкающейся на меня,  та,  где  я  становлюсь
неоархимедовой точкой опоры;  но  вкратце  этого  не  расскажешь,  поэтому
перехожу к существу дела.
   Начинаю с притчи. Робинзон Крузо, очутившись  на  необитаемом  острове,
мог для начала раскритиковать нехватку всего на  свете,  которая  так  ему
досаждала: ведь он остался без жизненно необходимых вещей, а из  тех,  что
он помнил, большую часть не удалось  воссоздать  и  за  долгие  годы.  Но,
немного погоревав, стал он хозяйствовать тем добром, какое ему  досталось,
и в конце концов как-то устроился.
   То же случилось с вами, хотя и не сразу, а на  протяжении  тысячелетий,
когда вы, зародившись на одной из  ветвей  эволюционного  дерева  (которая
будто бы была черенком древа познания),  мало-помалу  узрели  самих  себя,
построенных так, а не иначе, с духом, устроенным определенным образом,  со
способностями и ограничениями, которых вы для себя не заказывали и которых
себе не желали; и пришлось вам действовать с таким снаряжением,  поскольку
эволюция, хотя и лишила вас многих даров, при  помощи  которых  заставляла
другие виды служить себе, была не до такой  степени  легкомысленна,  чтобы
отнять у вас еще и инстинкт самосохранения; такую свободу она не дала вам,
иначе вместо этого здания, мною заполненного, и этого зала с индикаторами,
и вместо вас, внимающих мне, были бы здесь лишь пустая равнина и ветер.
   А еще она наделила  вас  разумом.  Из  самовлюбленности  -  ибо  вы  по
необходимости  и  по  привычке  влюбились  в  себя  -  вы   признали   его
прекраснейшим и лучшим из всех возможных даров, не замечая,  что  Разум  -
это прежде всего ухищрение, до которого Эволюция дошла постепенно,  когда,
в ходе ее, неустанных экспериментов, у животных обозначился некий  пробел,
пустое место, дыра, которую  им  непременно  надлежало  чем-то  заполнить,
чтобы избегнуть немедленной гибели. Об этой дыре, об этом опустевшем месте
я говорю совершенно буквально:  поистине,  не  потому  обособились  вы  от
животных, что сверх всего того, чем обладают  они,  вы  вдобавок  наделены
Разумом, как щедрым довеском, как провиантом на дорогу  жизни;  совершенно
напротив, обладать Разумом  значит  всего  лишь:  собственноручно,  своими
силами, на свой страх и риск делать все то, что животным заранее задано до
мелочей; и впрямь, Разум был бы не нужен животному,  если  бы  у  него  не
отняли предрасположенности, благодаря которым  все,  что  ему  нужно,  оно
умеет делать сразу и безошибочно, следуя заповедям, непререкаемым  потому,
что  они  возвещены  субстанцией  наследственности,  а  не  поучениями  из
огненного куста.
   Но раз дыра возникла, вы, оказавшись в  ужасной  опасности,  безотчетно
стали ее заделывать, и такими захлопотавшимися были выброшены Эволюцией из
ее русла. Она не перестала владычествовать, породив вас, - передача власти
растянулась на миллион лет и по сей  день  еще  не  окончилась.  Лишенная,
безусловно,  личного  бытия,  она  применила,  однако,   хитроумно-ленивую
тактику: вместо того чтобы заботиться о судьбе своих созданий, она вручила
эту судьбу им в обладание - пусть направляют ее, как сумеют.
   О чем я говорю? О том,  что  из  животного  состояния  с  его  идеально
бездумным  навыком  выживания  Эволюция   вышвырнула   вас   в   состояние
неживотности, так что вам, Робинзонам Природы, пришлось  самим  изыскивать
средства и способы выживания - и вы  их  изобрели,  да  к  тому  же  целое
множество. Дыра таила угрозу,  но  она  же  открывала  возможности;  чтобы
выжить, вы заполнили ее культурами. А культура - орудие особого рода;  это
открытие, действенное лишь тогда, когда оно _скрыто_ от своих творцов. Это
изобретение, сделанное бессознательно и исправно работающее  лишь  до  тех
пор, пока  оно  не  до  конца  осознано  изобретателями.  Парадоксальность
культуры в том, что, когда ее существование осознается, она  рушится;  вот
почему вы, ее авторы, отрекались от авторства. В эолите  не  было  никаких
семинаров на тему о желательности построения палеолита; вселение  культуры
в вас вы приписывали демонам, духам, стихиям, силам земли и неба... только
бы не самим  себе.  И  вот,  рациональное  -  заполнение  пустоты  целями,
кодексами,  ценностями  -  вы  совершали  иррациональным  манером,  каждый
реальный свой шаг обосновывая ирреально;  вы  охотились,  ткали,  строили,
клятвенно уверяя себя, что все это берет начало  не  в  вас,  а  в  чем-то
непостижимом. Удивительное орудие, рациональное в своей  иррациональности:
человеческие установления наделялись сверхчеловеческой санкцией, становясь
неприкосновенными  и  непререкаемыми;  но  так  как   пустоту,   то   есть
неопределенность, можно залатать самыми разными добавочными определениями,
вы   создали   легионы   культур,   этих   бессознательных    изобретений.
Бессознательных и неумышленных - вопреки Разуму, а все  потому,  что  дыра
была куда больше того, что ее заполняло; свободы было у  вас  через  край,
куда больше, чем  Разума,  и  от  этой  свободы  -  чрезмерной,  и  потому
произвольной,  и  потому   обессмысленной   -   вы   избавлялись,   веками
напластовывая культуры.
   Ключ к тому, что я говорю, составляют слова: "свободы было больше,  чем
Разума". Вам пришлось  выдумывать  для  себя  то,  что  животным  дано  от
рождения, а необычность вашего жребия в том, что,  выдумывая,  вы  уверяли
себя, что ничего не выдумываете.
   Вам, антропологам, известно уже, что культуры можно создавать без счета
и бессчетное множество их было создано; любая из  них  подчиняется  логике
своей  структуры,  а  не  своих  авторов:  изобретение   по-своему   лепит
изобретателей, а те об этом не знают, а когда узнают, оно теряет над  ними
абсолютную власть и они замечают зияние. Это  противоречие  и  есть  оплот
человеческого в человеке, и сто тысяч лет оно служило вам верой и правдой,
порождая культуры, которые то зажимали  человека  в  тиски,  то  ослабляли
захват, созидая сами себя - вслепую и потому безотказно. Но  со  временем,
сопоставляя одну культуру с другой в этнологических каталогах, вы заметили
их многоликость,  а  значит,  и  относительность;  тогда-то  вы  и  начали
высвобождаться  из  ловушки  заповедей  и  запретов  и  в   конце   концов
высвободились, что,  разумеется,  обернулось  почти  что  крушением.  Ибо,
осознав абсолютную необязательность, неединственность любой  культуры,  вы
пытаетесь отыскать нечто такое, что уже не было бы назначенной вам стезей,
вслепую проложенной, складывающейся из серии случаев, из билетов, выпавших
в  лотерее  истории;  но  ничего  такого,  понятно,  не  существует.  Дыра
остается, вы стоите на полупути, пораженные этим открытием, а те  из  вас,
кому до отчаянья жалко блаженного неведения в  доме  рабства,  возведенном
культурами, - призывают вернуться обратно, к источникам; но  отступить  вы
не можете, путь назад отрезан, мосты сожжены,