ческого
времени все ее представления, все ее интересы. Одно дело - прочитать о
тогдашних ужасах в книжках или даже увидеть их на киноэкранах,  совсем
другое - представить себе горящей землю, на которую она сейчас ступит.
     Марине не  надо  было пересекать советскую границу.  В Бресте она
сходила, чтобы добираться дальше до бабушки на автобусе.
     Попрощавшись с  седеньким  соседом,  ехавшим  в Париж,  она бодро
зашагала к невысокому зданию вокзала,  прошла через его шумные залы  и
оказалась на тихой привокзальной площади.
     У Марины не было вещей - одна только сумка.  Что,  если дойти  до
крепости пешком? Автобуса ждать несколько часов.
     Она спросила какую-то девочку с косичками: далеко ли до Брестской
крепости?  Девочка,  стоя  на  одной  ноге  (она  играла в "классики",
начерченные мелом на асфальте),  сказала, что надо выйти на Каштановую
улицу и идти по ней все время прямо.  Дорога будет обсажена деревьями.
Упрется в бетонную стену. А в ней дыра как пятиконечная звезда, только
неровная. За ней крепость. И там штык до неба.
     - Только  до  нее  далеко,  -  предупредила  она  и  прыгнула   в
начерченный квадратик.
     Марина все-таки пошла пешком. Правда, пройти много ей не удалось.
Нагнал мотоциклист. Коляска у него была свободной.
     - Вам в крепость?  Дорога здесь без поворотов. Так и я туда же, -
сказал он, откидывая полог коляски.
     Марина украдкой взглянула на мотоциклиста.  В шлеме он  показался
ей военным, хотя формы на нем не было. И она согласилась.
     - Хотите  познакомиться  с  достопримечательностями?  -   спросил
мотоциклист, набирая скорость.
     - Нигде так не ощущаешь движение,  как на  мотоцикле,  -  сказала
Марина, прикрываясь от бьющего в лицо ветра косынкой.
     - "В движеньи счастие мое,  в движеньи..." -  пропел  строчку  из
песни Шуберта мотоциклист.
     Марина с интересом посмотрела на него.
     Из-под шлема   выглядывало   немного  скуластое  волевое  лицо  с
тяжеловатым подбородкам.
     - Вы могли бы быть космонавтом, - сказала она.
     - Мечтал,  но пока не привелось,  - отозвался ее спутник. - Может
быть, вес велик.
     Марина мысленно  согласилась.  Он  действительно  был  крупноват:
широк в плечах и роста завидного.
     - Разве что в будущем. Мечтаю о Марсе.
     Крепость действительно  показалась за бетонной стеной с проемом в
виде неровной звезды.  В нем виднелся бетонированный двор с обелиском,
похожим  на  штык.  И  никаких  стен  и  башен,  как у Московского или
Ростовского кремля. Марина сказала об этом:
     - Так  это  же  старинная,  но  не древняя крепость,  - отозвался
мотоциклист. - Ее построили в девятнадцатом веке для тогдашних пушек с
ядрами.  В  те  времена  она  представляла  собой  силу.  В  ней могло
отсидеться несколько тысяч человек.  Даже большая армия не рискнула бы
пройти,  не взяв крепость, не разоружив ее гарнизон. Но не в двадцатом
веке. Гитлеровские полчища прошли мимо.
     - Почему же во время войны с Гитлером она все же была крепостью?
     - Крепостью была,  только особой. Вам экскурсоводы все расскажут.
Вот мы и приехали.  Видите: с одной стороны Буг, с другой - его приток
Мухавец,  разделенный на два рукава.  Система обводных каналов  делала
крепость  на  островах труднодоступной.  Ну и еще эти внешние обводы -
земляные валы.
     - Как они заросли кустарником!
     - Вы не киноактриса?  -  спросил  мотоциклист,  притормаживая  на
довольно узком мосту.
     - Нет, - удивилась Марина. - Разве похожа?
     Ее спутник немного смутился:
     - В принципе киноактриса может на всех походить.  И на вас  тоже,
если в фильме ей выпала ваша роль.
     - Ну,  синих  чулков  вроде  меня  в  кино  играть  не  будут!  -
рассмеялась Марина.
     - Приехали.  Вон Тираспольские ворота.  О  них  можно  рассказать
много легенд. Правдивых легенд. Ищите экскурсовода.
     Марина прошла  под  аркой  изрядно  побитых  кирпичных  ворот   с
башенкой  вверху и оказалась на вымощенном камнями дворе.  Ее окружали
приземистые,  полуразрушенные и местами заново восстановленные здания.
В  центре  площади высились руины,  старой церкви,  заросшие не только
травой, но даже кустиками. Рядом обелиск казался огромным.
     Экскурсии не было видно.
     Из ворот вышел спутник Марины, на этот раз без шлема. Бросались в
глаза седые виски, не вязавшиеся с молодым еще лицом.
     - Вот беда,  - сказал он,  - вы опоздали.  Я узнавал.  Группа уже
ушла  в подвалы.  Догонять ее не стоит - много пропустили,  а ждать...
Ведь нет ничего хуже, чем ждать или догонять.
     - Но если я специально приехала в Брест, чтобы побывать здесь, то
можно и ждать и догонять.
     - Специально? - удивился спутник. - А зачем?
     - Поклониться праху героев.
     - Тогда давайте сделаем это вместе.
     - Я не против.
     Спутник чем-то располагал ее к себе.
     - Решено,  - неожиданно заявил он. - Я заменю вам экскурсовода. Я
ведь  тоже  "специально"  прилетел сюда.  На аэродроме ребята дали мне
мотоцикл, вот я вас и догнал.
     - Прилетели? И тоже специально? Узнать о Бресте?
     - Нет. Узнать о нем еще что-нибудь мне трудно.
     - Так зачем же вы здесь?
     - Будем считать, для того, чтобы быть вашим гидом, чичероне...
     - Ну что вы! Слово какое-то неподходящее.
     - Вы правы. Лезут чужие слова. Но я исправлюсь.
     Они шли  по  крепостному двору,  изрытому давними,  сглаженными и
заросшими травой воронками.
     - Когда   на   рассвете   тихого  июньского  дня  гитлеровцы  без
объявления войны коварно напали на крепость, она была почти пуста.
     - Вы же говорили, что она могла быть убежищем для тысяч солдат.
     - Могла.  Но все полки были выведены в лагеря.  Здесь  оставались
случайные командиры,  разрозненные группы солдат разных подразделений.
Гитлеровские автоматчики захватили церковь, - он указал на центральные
руины, - и держали весь двор под огнем своих пулеметов. Люди бежали из
казарм к штабу полуодетые,  безоружные,  И  погибали,  не  добежав  до
Белого дворца.
     - Это его развалины?  - спросила Марина,  силясь представить себе
дворец.
     - Да.  Так называли инженерное управление.  Там у  нас  помещался
штаб полка.
     - У вас? - подняла брови Марина.
     - Ну,  не у меня, конечно. У нас вообще. Защитников крепости было
едва ли несколько сот человек.  Многие погибли в первые минуты.  Нужно
было  выбить  автоматчиков из клуба,  который помещался в церкви.  Еще
вечером все смотрели там кино. И солдаты разных полков, 333-го, 84-го,
пограничники, не все с оружием, но вооруженные злостью, ринулись через
окна клуба, закрывая своими телами дула пулеметов. Голыми руками брали
церковь. Автоматы вырывали у гитлеровцев. Били их, душили, уничтожали.
Это было против всяких правил.  И враги не выдержали,  но убежать едва
ли  кому  из них удалось.  Их расстреливали из их же пулеметов на этом
дворе, как наших в первые минуты войны.
     - Я думала,  крепость - это оружие, боеприпасы, продовольствие, а
никак не рукопашная с голыми руками.
     - Все здесь было не по правилам.  Гитлеровские автоматчики успели
сообщить по радио о своей беде.  Тогда на крепость обрушился  ад.  Это
надо  было  видеть.  Никогда  в  жизни  не  забудешь.  Тяжелые снаряды
перепахали всю эту площадь.  Разрушили вот эти здания, рассчитанные на
тяжелые   ядра,   но  не  на  фугасы.  А  фугасы  посыпались  с  неба.
Гитлеровские стервятники  пикировали  вот  сюда,  и  сюда,  и  сюда...
Огненные фонтаны земли, камня, дыма, казалось, могли достать самолеты,
но те успевали отлетать.  А здесь  был  шквал,  смерч,  самум,  буран,
торнадо из огня,  дыма,  осколков и рушащихся сводов.  Мы потом с вами
спустимся вниз. Я тут все проходы знаю...
     - Но ведь вы же не могли тогда воевать! - протестующе воскликнула
Марина.
     - Конечно, не мог, - с улыбкой согласился ее спутник и продолжал:
- Когда в крепости все полегло,  что могло упасть, гитлеровцы пошли на
штурм   разбитых   камней,   но...   развалины   ожили.   Наши  успели
организоваться.  Нашлись смельчаки командиры,  которые не растерялись,
собрали около себя всех,  кто мог держать оружие,  и дали врагу отпор.
Ворвавшиеся во двор враги были перебиты.  А какие  это  были  отменные
солдаты!  Рослые,  кровь с молоком!  Отважные,  наглые, самоуверенные,
прошедшие коваными сапогами по всей покоренной Европе.
     - Значит, все-таки крепостные склады помогли?
     - Увы,  мало.  Большая  их   часть   была   уничтожена   немецкой
артиллерией и самолетами,  к другим нельзя было пробраться.  Основными
поставщиками оружия защитникам крепости стали сами гитлеровцы.
     - Вот как?
     - Да.  Я вам говорил,  что  весь  двор  был  завален  их  телами.
Земляные валы тоже.  Наши проползали между трупами и забирали оружие и
боеприпасы.  И фляжки с водой или водкой.  Так началось сопротивление,
сопротивление,  которое  поставило  немецкое командование в тупик.  Их
расчеты  на  молниеносную  войну,  преимущество  в  силе,  вооружении,
технике,  их  расчеты на внезапность дали первую трещину именно здесь.
Гитлеровские  войска  прорвались  к  Минску,  взяли   его,   захватили
Смоленск,  даже  Можайск  и  кричали уже о взятии Москвы,  а Брестская
крепость,  которая даже и не крепость-то с военной точки  зрения,  все
еще  не  была  полностью  взята.  Гитлеровцы бесновались.  Сначала они
строго приказывали защитникам крепости капитулировать, обещая им жизнь
(только  жизнь!).  Потом  громкоговорители начинали свой крик со слов:
"Доблестные   защитники   крепости!"   Им   предлагали   сдаться   под
всевозможные    гарантии,    уверяя    в   бесполезности   дальнейшего
сопротивления, поскольку германские войска "вступают в Москву".
     - Они лгали!
     - Лгали и даже самим себе,  старались уверить,  что  конец  войны
близок.   А   засевшие  в  развалинах  защитники  крепости  не  верили
гитлеровцам,  зато верили в то,  что победа будет за  нами,  советские
войска вернутся и изгонят захватчиков.
     - Наших поддерживали здесь с фронта?  Бросали с самолетов оружие,
снаряжение, продовольствие? Как партизанам?
     - В том-то и беда, что нет. Никто из военачальников Красной Армии
не  подозревал,  что  гарнизон  Брестской  крепости,  впрочем,  как  я
говорил,  гарнизона в ней как такового не было, сопротивляется. Всякая
радиосвязь  была  нарушена.  Передатчик  был  уничтожен  бомбежкой,  в
приемниках сели батареи.
     И они пошли в подвалы,  в мрачные полутемные помещения. Сводчатые
потолки и толстенные стены с нишами были испещрены выбоинами от пуль и
осколков.
     - В этих казематах шла затянувшаяся оборона.  Гитлеровцы не смели
сюда и носа сунуть.  И они выжигали храбрецов огнеметами. Посмотрите -
кирпичи оплавлены.  Со сводов капал шлак. Ожоги не заживали. У меня до
сих пор сохранился шрам. - И он засучил рукав.
     - Зачем вы  меня  разыгрывайте?  -  почти  со  слезами  в  голосе
воскликнула Марина.
     - Опять зачем?  Если хотите знать, то мне тогда было пять лет. Но
я ничего не забыл.  Ничего!  Не забыл,  как нам, малышам, давали пить.
Только нам.  Воды не было. Чтобы зачерпнуть из речки фляжку, смельчаки
платили жизнью.  Вот здесь в полу копали колодец.  На дне его,  помню,
скоплялась лужица.  Стакан в час. Эту воду давали только нам, малышам,
и пулеметам. И - вы знаете? - люди выдерживали ад бомбежек, а от жажды
сходили с ума,  но на воду,  предназначенную  детям  и  пулеметам,  не
покушались.  А  вот  в  этом  каземате  лежали раненые.  Их нечем было
перевязывать, нечем было лечить. Кто мог, "лечил" себя гранатами.
     - Как так?
     - Обвязывался гранатами и пола к  гитлеровцам,  чтобы  взорваться
вместе с ними.
     - Но как, как вы-то выжили?
     - Наши  матери  и  старшие  сестры  сражались  рядом с мужчинами;
гитлеровцы уверяли,  будто крепость обороняет  "женский  батальон".  И
даже дети,  конечно,  кто постарше меня был, тоже сражались, стреляли,
подавали патроны, кидались в ноги во время рукопашных. И все-таки есть
и пить всем было нечего.  И нас отослали в плен. Я покажу вам наверху,
куда и как мы шли. Матери вели за руки или несли истощенных малышей. Я
шел один...
     - Почему один?  - Марина  взволнованно  смотрела  на  еще  совсем
недавно  чужого,  постороннего  человека,  а  теперь вдруг ставшего ей
словно давно знакомым.  Ей хотелось узнать о нем все,  взять за  руку,
мягко расспросить.
     - Отец и мать мои остались здесь.  Отец был  командиром,  мать  -
санинструктором,  ухаживала  за ранеными.  Вот идите сюда.  Здесь есть
надписи. Одну я отыскал, которую считаю своей, хотя она без подписи.
     Марина разглядывала  нацарапанные  на  штукатурке  корявые буквы:
"Нас было трое...  и мы дали клятву - не уйдем отсюда...", "Умираю, но
не сдаюсь. Прощай, Родина!"
     Надписи эти были в разных местах,  но спутник Марины  точно  знал
где.  Но  самую  заветную  "его  надпись"  он  показал Марине в темном
подвале,  куда нужно было пробираться на  коленях.  Очевидно,  туристы
сюда  не  заглядывали.  Прочесть  написанное можно было,  лишь осветив
часть стены электрическим фонариком,  который,  видимо,  для этой цели
был припасен.  Марина прочитала:  "Дима, будь достойным..." - и больше
ничего.
     - Почему это вам? Вы - Вадим?
     - Нет, Дмитрий. Но не обо мне речь.
     - А о ком?
     - О тех,  кто продержался здесь без еды,  питья, без боеприпасов,
кто  давал  бой,  последний  свой  бой гитлеровцам и через месяц после
начала  осады,  и  даже  спустя  десять  месяцев,  в  течение  которых
гитлеровцы  воображали себя хозяевами крепости,  устроив в ней встречу
Гитлера с Муссолини.  Но солдаты,  наученные горьким  опытом,  боялись
привидений с автоматами,  живших в мертвых камнях.  Солдатам казалось,
что с ними воюют духи,  то есть мертвые,  И это была правда. Последний
"мертвый",  как  рассказывают,  оставшись  без  патронов,  похожий  на
бородатый скелет с отпущенными седыми волосами  вышел  на  солнце,  от
которого  отвык,  и упал перед ошеломленными автоматчиками мертвым.  В
суеверном ужасе они утверждали, что, стреляя только что по ним, он уже
был  мертвецом.  И они назвали Брестскую крепость "крепостью духа".  И
правильно назвали.  Крепость духа! Ее защитники не сдавались в плен, в
плен их не брали, в плен уносили беспамятных, почти мертвых...
     - Но вы уже не могли этого видеть!
     - Нет.  Я  узнал об этом позже,  когда уже взрослым приезжал сюда
издалека. Узнал, чтобы найти свой путь.
     - Приезжали издалека?
     - Да. Очень издалека. Однако пойдемте на воздух.


Глава VIII. НАЙТИ СВОЙ ПУТЬ



     Как-то так   получилось,   что  Марина  с  Дмитрием  договорились
встретиться завтра, здесь же, в крепости. И поездка к бабушке в совхоз
была отложена на день.
     Марина позвонила ей с вокзала по телефону.
     Она плохо  спала  ночь,  а утром ощутила непонятное волнение.  Из
окна гостиницы для туристов,  где вечером она сняла  номер,  виднелась
крепость.  Говорят,  гитлеровские  офицеры  забирались на крыши домов,
чтобы увидеть над нею желанный белый флаг. Но так и не дождались.
     Марина долго  задумчиво  смотрела  в окно.  Вон поблескивает вода
Буга,  а может быть,  и Мухавца.  Вон два ряда высоких  деревьев.  Они
растут вдоль дороги, на которой он посадил ее в коляску мотоцикла.
     Он!..
     Почему, смотря   на   историческую  крепость,  она  думает  не  о
ком-нибудь,  а  о  нем,  о  Дмитрии?  Чем  он  привлек  ее?  Необычной
биографией?  Но  она  знает только трагический эпизод его детства,  об
ужасах осады,  и не больше. Но он должен, непременно должен рассказать
ей о своей жизни,  иначе они не договорились бы о встрече.  Вообще им,
наверное,  очень много нужно рассказать друг другу.  А почему?  До сих
пор этого с ней не случалось.
     Непривычно долго занималась Марина своим  туалетом.  И  пожалела,
что не взяла с собой чемодана. Не во что переодеться!
     Он увидит ее такой же, как вчера. А она еще глупо болтала о синем
чулке.  Неужели  он  подумал  о  ней так?  Но в чем дело?  Почему этот
человек так занимает ее?  Да потому, что в нем она видит олицетворение
героев крепости.  Он был среди них, пусть ребенком, но был, все видел,
все пережил...  Был среди удивительных людей!  Ведь  в  других  местах
фронта люди тоже мужественно сражались и порой терпели поражения, даже
сдавались в безнадежном положении.  А здесь?  Застигнутых врасплох, не
организованных в военные подразделения, безоружных, лишенных патронов,
воды,  пищи, их нельзя было сломить. Они не сдавались! Как хорошо, что
министр посоветовал ей поклониться праху героев Бреста!
     Марина не  могла  усидеть   в   номере   и   отправилась   раньше
назначенного срока.
     Добралась до вчерашней прямой улицы с деревьями  по  обе  стороны
так рано, что решила идти до крепости пешком.
     Над огромными каштанами высоко в небе  плыли  прозрачные  облака.
Утренний ветерок освежал, дышалось легко, хотелось петь.
     Вот если бы он снова догнал ее на мотоцикле... Полно! Что об этом
думать?  Он,  наверное, лучше распределяет время. Ей стало смешно. Что
это за детское желание вдруг охватило ее!
     Впрочем, права ли она была? Детское ли это желание?
     А он действительно догнал ее на той же дороге и почти  в  том  же
самом месте, как и вчера.
     - "В движеньи счастие мое,  в  движеньи..."  -  опять  пропел  он
Шуберта и остановился.
     Марина не могла сдержать своей радости и прыгнула в коляску.
     - Как здесь удобно, - сказала она, улыбаясь.
     Ее сразу вдавило в  сиденье,  ветер  ударил  в  лицо,  но  ей  не
хотелось закрываться косынкой.
     Какие у него сосредоточенные  глаза,  какой  он  весь  собранный,
внутренне напряженный.  Ей хотелось, чтобы он рядом с ней почувствовал
себя свободно, не скованно.
     - Сегодня продолжим осмотр крепости, - заговорил он. - Я расскажу
вам о судьбе ее героев,  найденных уже после войны усилиями  пытливого
писателя,  которого  по праву можно было назвать "героеискателем".  Он
добился, чтобы страна узнала своих героев.
     - Я  тоже  хочу  стать  "героеискательницей" и добиться признания
заслуг одного из защитников крепости.
     - Кого же?
     - Самого маленького. Ему было всего пять лет.
     - Боюсь,  что это неблагодарный труд,  - рассмеялся Дмитрий. - Он
ведь ничего не совершил ни в крепости, ни где-либо еще.
     - Ну, об этом вы еще не рассказали. А ведь мы с вами договорились
об откровенности.
     - Приехали. Куда пойдем? К монументу защитникам крепости?
     - Давайте сначала к воде.  Я почему-то очень устала. Посидим там.
- И она указала на старые, склонившиеся к реке ивы.
     - Старые,  старые ивы,  - сказал Дмитрий. - Ладно. Пусть они и на
нас посмотрят.
     Они сидели над тихой заводью.  Марина старалась представить себе,
как пробирались сюда смельчаки,  чтобы зачерпнуть в котелок или фляжку
воды.
     - Что это были за люди!  Необыкновенные,  - сказала она,  считая,
что и он должен думать о том же.
     - Напротив.  Самые  обыкновенные,  -  прекрасно  понял  он ее.  -
Обстановка заставляла проявляться лучшим чертам характера,  заложенным
в каждом настоящем человеке.
     - Настоящем человеке?  А что такое  настоящий  человек?  Вот  вы,
наверное, настоящий. А вот я...
     - Расскажите о себе,  - попросил он.  - Начнем с того,  зачем  вы
приехали сюда.
     - Я еду к бабушке. Мне посоветовал министр Сергеев. Знаете его?
     - Еще бы! Совсем недавно видел.
     - Вот как? Значит, вы тоже имеете к нему отношение?
     - Ну  как  вам сказать!  Очень косвенное.  Видел его на совещании
вместе со многими другими.
     - А  я видела его,  когда провалилась на защите своей диссертации
по физике.
     - Кандидатской?
     - Докторской.
     - Ну  вот!  -  рассмеялся  Дмитрий.  -  А  я  вообразил,  что  вы
киноактриса.
     - Я же вам сразу сказала, что я - синий чулок.
     - Я не поверил.  Непохожи.  Разве синий чулок  специально  поедет
поклониться праху героев?
     - Т