Piano solo ................................... Mr. Paul V.
     Burlesque. Lady of Lion ...................... Docteur T...
     Entertaiment ................................. Sir James Anderson
     Song: Happy moment ........................... Mr. Norville
     Song: Your remember .......................... Mr. Ewing

ФИНАЛ
                             Национальный гимн

     Как видно, это был настоящий концерт с двумя отделениями,  антрактом  и
финалом.
     - Вот тебе и на! Концерт без  Мендельсона!  -  услышал  я  позади  себя
чей-то недовольный голос.
     Обернувшись,  я  увидел  простого  слугу,  который  был  очень  огорчен
отсутствием пьес его любимого композитора.
     Поднявшись  на  палубу,  я  встретил  Корсикана.  Он  сказал  мне,  что
Мак-Эльвин давно куда-то ушел из cвоей каюты. Не желая оставлять  Фабиана  в
полном одиночестве, я отправился разыскивать его. Он стоял на носовой  части
корабля. Я подошел к нему, и мы разговорились, но о своем прошлом  он  опять
не проронил ни слова. Минутами он молчал,  и,  поглощенный  своими  мыслями,
казалось, не слушал меня. Во время  прогулки  нам  несколько  раз  попадался
Гарри Драке. Он, по обыкновению, громко разговаривал  и  размахивал  руками.
Мне показалось, что он упорно следит  за  Фабианом.  Вероятно  заметив  это,
Мак-Эльвин спросил меня:
     - Кто этот господин?
     - Право, не знаю, - сказал я.
     - Какой несимпатичный человек! - прибавил он. Я чувствовал, что встреча
двух врагов неизбежна и весь вопрос был лишь во времени.
     Наступил вечер. Публика заполнила ярко освещенный зал, в котором должен
был состояться концерт. В полуоткрытые люки просовывались  широкие,  смуглые
лица и большие черные руки  матросов.  В  дверях  толпились  слуги.  Публика
сидела на диванах, креслах и складных стульях, лицом к  роялю,  который  был
хорошо укреплен между двумя дверьми, ведущими  в  дамскую  каюту.  Время  от
времени корабль покачивало; стулья  и  кресла  скользили,  сидевшие  на  них
цеплялись друг за друга, но без шума. Никто не боялся упасть, так как в зале
была страшная теснота.
     Вечер начался чтением "Ocean Time". Это  был  ежедневный  политический,
коммерческий и литературный журнал,  издаваемый  пассажирами.  Американцы  и
англичане очень любят заниматься этим делом. Публика довольствуется малым, а
потому и редакторы не очень затрудняются составлением журнальных статей.
     Для француза  этот  первоапрельский  номер  не  представлял  особенного
интереса; остроты его, мне кажется,  могли  нравиться  только  тем,  кто  их
писал.  Тем  не  менее  американец  Мак-Альпин,  поощряемый   аплодисментами
публики, с увлечением  читал  журнал,  последними  новостями  которого  были
следующие:
     - Нам сообщают, что президент Джонсон отказался от  своей  должности  в
пользу генерала Гранта.
     - Мы слышали из достоверных источников, что папа Пий  Девятый  назначил
своим преемником императорского принца.
     - Говорят, что Фердинанд Кортес  угрожает  судом  императору  Наполеону
Третьему за покорение им Мексики.
     После чтения "Ocean Time" господин Ивинг, красивый мужчина,  обладавший
тенором, спел довольно грубо, чисто по-английски, "Beautiful  of  the  sea".
Следующим  номером  было  опять  чтение,  но  оно  показалось   мне   совсем
неинтересным. Англичанка госпожа Алловей бесцветно исполнила  на  рояле  "Le
chant  du  Berger"  и  в  заключение  первого  отделения  доктор  Т.  пропел
шотландскую комическую песенку.
     После десятиминутного антракта, во время которого никто  не  вставал  с
места, началось второе отделение. Француз  Поль  В.  сыграл  два  прелестных
вальса; ему много аплодировали. Молодой брюнет, корабельный  доктор,  прочел
комическую сцену, представлявшую собой пародию  на  драму  "Lady  of  Lion",
которая была в большой моде в Англии.
     Затем следовал "entertaiment". "Что подразумевает под этим название сэр
Андерсон: лекцию или проповедь", - думал я. Но оказалось, ни то, ни  другое.
Сэр Андерсон встал, улыбаясь, со своего места, вынул из кармана колоду карт,
засучил  рукава  и  стал  показывать  фокусы.  Со  всех   сторон   раздались
аплодисменты и крики "ура".
     После номеров господ Норвилля и Ивинга  по  программе  следовало:  "God
Sare the  Queen",  но  американцы  стали  уговаривать  Поля  В.  сыграть  им
французскую  национальную  песню.  Мой  покладистый  соотечественник  тотчас
заиграл неизбежную  "Partant  pur  la  syrie";  часть  публики,  требовавшая
Марсельезу, запротестовала, и послушный пианист,  не  заставляя  себя  долго
просить, тотчас перешел на песню Руже Делиля, которая имела огромный  успех.
Затем все присутствующие встали и протяжно запели свой национальный гимн,  в
котором подданные просят Бога о сохранении здоровья королевы.
     Концерт кончился, и все стали расходиться. Я поискал  глазами  Фабиана,
но его не было.


       ^TГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ^U

     В ночь с понедельника на вторник море было  очень  бурное.  Перегородки
снова затрещали, и товарные тюки опять  начали  путешествовать  с  места  на
место.
     Около семи часов  утра  я  поднялся  на  палубу.  Шел  дождь,  и  ветер
становился все сильней. Вахтенный офицер приказал спустить  паруса.  Корабль
сильно качнуло. Весь этот день, 2 апреля, на палубе никого не было. В  залах
тоже было пусто. Пассажиры сидели по  своим  каютам,  а  некоторые  даже  не
выходили ни к завтраку, ни к обеду. Играть в вист  или  в  шахматы  не  было
никакой возможности, так как столы  ускользали  из-под  рук  игравших.  Одни
читали, растянувшись на диванах, другие спали. На палубе расхаживали матросы
в клеенчатых накидках. Помощник капитана, закутанный в  непромокаемый  плащ,
стоял на вахте. Несмотря на страшный ливень и шквал,  его  маленькие  глазки
горели от удовольствия; очевидно, он любил бурю.
     Серый туман окутывал корабль. Птицы  с  криком  носились  над  нами.  В
десять часов показалось трехмачтовое судно,  но  национальности  его  нельзя
было определить.
     К одиннадцати часам ветер стих, дождь перестал,  и  сквозь  тучи  стали
проглядывать кусочки голубого неба. Запись показывала следующее:

     Широта 46o29'
     Долгота 42o25'
     Расстояние 256 миль.

     Несмотря на усилившееся давление пара,  быстрота  хода  не  увеличилась
вследствие того, что корабль шел против ветра. В два часа туман  стал  опять
сгущаться и, наконец, дошел до того, что офицеры не видели с мостика  людей,
находившихся на носу корабля.
     Туман очень опасное явление на море.  Благодаря  ему  часто  происходят
столкновения, которые гораздо страшнее всякого пожара. Вот почему  во  время
туманов офицеры и матросы относятся  с  особенными  вниманием  к  исполнению
своих обязанностей. Около трех часов внезапно появилось трехмачтовое  судно,
менее  чем  в  двухстах  метрах  от  "ГрейтИстерна";  столкновение  казалось
неизбежным, и только благодаря поспешности, с которой вахтенные дали  сигнал
рулевому, "Грейт-Истерн" успел повернуть и обойти встречный корабль.
     К вечеру, несмотря на сильный ветер, качка значительно уменьшилась, так
как мы приближались к  Ньюфаундлендской  мели.  В  этот  день  был  объявлен
"entertainment" сэра Андерсона. К назначенному часу публика собралась в зал.
Но на этот раз капитан уже не  показывал  карточных  фокусов.  Он  рассказал
присутствующим о прокладке кабеля и познакомил их с помощью  фотографических
снимков с главными машинами, которые способствовали успеху в этом  деле.  По
окончании лекции троекратно  раздались  громкие  крики  "ура",  относившиеся
главным образом к одному  из  основателей  этого  предприятия,  Киру  Филду,
бывшему в это время в зале.


       ^TГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ^U

     На следующий  день,  3  апреля,  с  самого  утра  горизонт  принял  тог
особенный  оттенок,  который  у  англичан  называется  "beinck"  и   который
показывает близость льдов. Действительно, корабль в это время  плыл  на  той
широте, где появляются первые ледяные горы, оторвавшиеся от сплошной массы и
выходящие из  Девисова  пролива.  Приходилось  следить  за  тем,  чтобы  эти
огромные глыбы не ударялись о корабль. С  запада  дул  сильный  ветер.  Тучи
низко спускались к морю. Волны шумели и пенились.
     Ни Фабиан, ни капитан Корсикан, ни доктор Пит-ферж не выходили  еще  на
палубу. Я отправился на нос  корабля.  Там,  при  пересечении  двух  стенок,
получался очень уютный уголок, в который я и забрался.
     Встречный ветер, шумевший над головой, нисколько не беспокоил меня, и я
свободно мог предаваться своим  размышлениям.  Весь  громадный  корабль  был
перед моими глазами. На первом плане марсовый караульный,  уцепившись  одной
рукой за ванту фок-мачты, с поразительной ловкостью  работал  другой.  Внизу
взад и вперед ходил вахтенный матрос,  пристально  всматриваясь  в  туманную
даль. На мостике офицер, закутанный в плащ, изо всех сил боролся  с  ветром.
Моря сквозь туман  не  было  видно,  только  вдали  на  горизонте  виднелась
узенькая голубоватая полоска. Машины усиленно  работали,  и  корабль  быстро
двигался; пассажиры не ощущали никакой качки.
     Повешенное в половине  первого  объявление  показывало  44o6'  западной
долготы. Мы прошли в сутки только  227  миль.  Жених  и  невеста,  вероятно,
проклинали корабль за его медленный ход.
     К трем часам ветер разогнал тучи, и небо прояснилось.  Однако  на  море
все еще вздымапись большие изумрудные волны, окаймленные фестонами из  бетой
пены.
     В тридцать пять минут четвертого с левого борта был замечен корабль. По
данному им сигналу оказалось,  что  это  "Иллинойс",  идущий  из  Америки  в
Англию.
     В  это  время  лейтенант  Г.  сообщил  мне,  что   мы   проходим   мимо
Ньюфаундлендской мели. Местность эта славится обильной ловлей трески.
     День прошел без приключений. Пассажиры, по  обыкновению,  прогуливались
по палубе. До сих пор случай не сталкивал Фабиана с Гарри Драке, которого мы
с Корсиканом не теряли из виду. Вечером все собрались в общий зал. Музыканты
и  певцы,  уже  мною  раз  развлекавшие  публику  своими  полонезами,  опять
принялись играть и петь, вызывая крики "браво" и аплодисменты своих  обычных
слушателей.


       ^TГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ^U

     Выйдя из зала, я поднялся на палубу вместе с капитаном Корсиканом. Ночь
была темная, на небе ни звездочки.  Вокруг  корабля  царил  полный  мрак.  С
большим трудом можно было различить  вахтенных,  медленно  расхаживавших  по
шкафуту.
     Вдохнув полной грудью свежий морской воздух, капитан сказал:
     - В зале очень душно. Здесь по крайней  мере  есть  чем  подышать!  Сто
кубических метров свежего воздуха в сутки для меня положительно необходимы.
     - Дышите, дышите хорошенько, - сказал я  ему,  -  тут  на  всех  хватит
свежего воздуха. Кислород действительно великолепная вещь! К сожалению, надо
признаться, что парижане и жители Лондона знакомы с ним только понаслышке.
     - Да, - отвечал капитан, - они ему предпочитают углекислоту. Что  ж,  у
каждого свой вкус! А вот мне этот газ противен даже с шампанским.
     Беседуя таким образом, мы прогуливались. Густые  клубы  дыма  вместе  с
искрами вырывались из черных труб. Стук машин смешивался с завыванием  ветра
в железных вантах. Каждые четверть часа среди этого шума раздавались  голоса
вахтенных матросов, выкрикивавших следующие слова: "All's well! All's well!"
Это означало, что все обстоит благополучно. Иначе, впрочем, и быть не могло,
так как все было  предусмотрено  для  благополучного  прохождения  по  этому
опасному пути, который  часто  загромождался  льдинами.  Каждые  полчаса  по
приказанию капитана матрос черпал ведро воды для  изменения  температуры,  и
упади она хоть на один градус, капитан, не задумываясь, изменил бы путь. Ему
было известно, что две недели тому назад в этом самом  месте  затерло  льдом
пароход "Pereiere", и он  боялся  подвергнуться  той  же  участи.  Всю  ночь
продежурил он сам, стоя на мостике с двумя офицерами, из которых один следил
за работой колес, а другой наблюдал за вантом. Кроме того, лейтенант  и  два
матроса стояли на вахте на шкафуте, в  то  время  как  штурман  с  матросами
находились на стеме корабля. Благодаря предусмотрительности  и  деятельности
капитана пассажиры могли спать совершенно спокойно.
     Обойдя весь корабль, мы с капитаном Корсиканом остановились  на  корме.
Нам не хотелось еще забираться в душные каюты,  и  мы  стояли,  беседуя  как
мирные граждане па площади своего города.
     Сначала нам  показалось,  что  мы  тут  одни,  но  вскоре  мы  заметили
человека, неподвижно стоявшего  у  перил.  Пристально  вглядевшись  в  него,
капитан воскликнул:
     - Это Фабиан!
     Действительно, это был он. Я тоже узнал его.  Он  так  был  погружен  в
какое-то немое созерцание, что не расслышал нас. Глаза его горели; казалось,
он не мог оторвать их от угла рубки. Я решил не беспокоить его, но  Корсикан
подошел к нему.
     - Фабиан? - позвал он.
     Фабиан не отвечал. Очевидно, он не слышал этого оклика. Подойдя  ближе,
Корсикан еще раз позвал его. Фабиан вздрогнул и быстро повернулся.
     - Тише! - сказал он, указывая рукой на  тень,  которая  тихо  двигалась
вдали. Потом, грустно улыбнувшись, он прибавил:
     - Это черная женщина!
     Я вздрогнул. Корсикан схватил меня за руку, и я  почувствовал,  что  он
тоже дрожит. Мы оба подумали, что это то самое привидение, о котором говорил
доктор Питферж.
     Фабиан не сводил с него глаз. Я с замирающим сердцем всматривался в эту
фигуру, едва заметную в темноте. Но вот она стала обрисовываться все ясней и
ясней. Она то продвигалась вперед, то останавливалась,  как  бы  не  решаясь
продолжать путь, то опять направлялась к нам. Наконец,  шагах  в  десяти  от
нас, она остановилась. Я ясно различил женскую фигуру, закутанную в  широкий
плащ, лицо ее было покрыто густой вуалью.
     - Безумная! Безумная! Не правда ли? - прошептал Фабиан.
     Как оказалось впоследствии, это была действительно безумная, но  Фабиан
нас не спрашивал, он говорил сам с собой.
     Между тем она подошла ближе. Сквозь вуаль было видно, как  блестели  ее
глаза, устремленные на Фабиана.  Он  замер.  Остановившись  перед  ним,  она
положила свою руку ему на сердце, как бы желая сосчитать его  биение,  затем
повернулась и скрылась во тьме.
     Фабиан упал на колени.
     - Это она! - прошептал он.
     Потом, покачав головой, прибавил:
     - Нет, это была галлюцинация. Капитан Корсикан взял его под руку.
     - Пойдемте, Фабиан, пойдемте, - сказал  он,  уводя  своего  несчастного
друга.


       ^TГЛАВА ДВАДЦАТАЯ^U

     Мы с Корсиканом не сомневались в том, что безумная женщина была  Елена,
невеста Фабиана и жена Гарри Драке. По воле рока они все трое  очутились  на
одном корабле. К счастью, Фабиан не узнал ее, ему только казалось,  что  это
она. Однако он не ошибся, приняв ее  за  сумасшедшую.  Елена,  вероятно,  не
могла перенести  разлуки  с  любимым  человеком  и  сошла  с  ума.  Да,  это
несомненно была она. Гарри Драке увозил ее  в  Америку,  очевидно  не  желая
расстаться с ней. Капитан без содрогания не мог говорить об этом негодяе,  я
вполне сочувствовал ему, но  мы  ничего  не  могли  сделать  для  несчастной
женщины, - Драке был ее мужем, ее властелином.  Теперь  нужно  было  главным
образом позаботиться о том, чтобы Фабиан больше не встречался с  Еленой.  Он
мог узнать ее, и катастрофа была бы неизбежна.
     К счастью, днем Елена не появлялась ни на палубе, ни  в  залах.  Только
ночью выходила она из каюты подышать свежим воздухом.
     Итак, мы были почти уверены в том, что нам удастся  скрыть  от  Фабиана
присутствие Елены на корабле, тем более что до Нью-Йорка  оставалось  только
четыре дня, по на деле все вышло иначе.
     Ночью корабль несколько  изменил  направление,  взяв  на  юг,  так  как
температура воды оказалась на три, четыре градуса ниже нуля. Близость  льдов
не подлежала сомнению. Утром небо как-то особенно заблестело, подул холодный
северный ветер, и, наконец,  около  десяти  часов,  пошел  снег.  Туман  все
сгущался, и мы то и дело давали свистки. Испуганные чайки стаями поднимались
с рей корабля.
     В половине одиннадцатого  туман  рассеялся  и  на  горизонте  показался
винтовой пароход. Белая  оконечность  трубы  доказывала,  что  пароход  этот
принадлежал компании Ипман, занимавшейся перевозкой эмигрантов из  Ливерпуля
в Нью-Йорк. По сигналу  мы  узнали,  что  это  был  "City  of  Limerik>.  Он
отправился из Нью-Йорка в субботу, следовательно, шел с большим опозданием.
     Перед завтраком несколько  пассажиров  предложили  устроить  ставку,  в
которой приняли участие все любители пари и разных азартных  игр.  Это  была
так называемая лоцманская ставка, результат которой  должен  был  выясниться
только через четыре дня. Всем известно, что при появлении  вновь  прибывшего
корабля с берега приезжает лоцман, который и проводит этот корабль  в  порт.
Итак, каждые двадцать четыре часа подразделяют на  сорок  восемь  получасов,
или на 96 четвертей, это зависит от участвующих в ставке пассажиров.  Каждый
ставит по одному доллару на получас, который выпадет ему по жребию,  всю  же
сумму в 48 или 96 долларов получает тот, в  чей  получас  лоцман  взошел  на
корабль. Игра, как видно, совсем несложная.
     Руководил ею канадец Мак-Альпин. Он легко собрал 96  человек,  в  числе
которых были и дамы. Я тоже поставил доллар, но мне сразу  не  повезло,  так
как вынутый мною 64-й номер приходился на ночь. Дело в  том,  что,  разделяя
сутки на 96 четвертей часа, счет обыкновенно ведут  с  полудня  до  полудня;
следовательно, некоторые четверти часа приходятся на ночь.  Обладатели  этих
последних имеют очень мало шансов на выигрыш, так как лоцман  почти  никогда
не приезжает на корабль ночью. По я не особенно огорчился этим.
     Вернувшись в зал, я узнал,  что  вечером  состоится  лекция  известного
миссионера на тему о мормонизме. Это меня очень  заинтересовало,  тем  более
что я слышал о господине Хатче как о прекрасном ораторе.
     Вывешенное в этот день объявление гласило следующее:

     Широта 42o32' Долгота 51o59' Курс: 354 мили.

     Около трех часов показался большой четырехмачтовый  корабль.  Это  была
"Атланта", одно из тех  огромных  судов,  которые  ходят  между  Лондоном  и
Нью-Йорком с остановкой в Бресте. Обменявшись с ним приветствиями, мы  скоро
потеряли его из виду.
     Дэн Питферж сообщил мне  не  без  досады,  что  лекция  Хатча  отменена
благодаря нашим пуританкам, не желавшим, чтобы их мужей  посвящали  в  тайны
мормонизма.


       ^TГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ^U

     К четырем часам небо прояснилось, море успокоилось и корабль больше  не
качало. Казалось, что стоишь на твердой земле. Такое благоприятное положение
корабля  дало  возможность  пассажирам  устроить   бега,   заменив   лошадей
чистокровными шотландцами.
     Весть об этом быстро распространилась, и со всех сторон стали сходиться
спортсмены и зрители. Англичанин Мак-Карта был  назначен  комиссаром.  Шесть
матросов претендовали на первый приз "ГрейтИстерна".
     "Бульвары" представляли собой беговой  ипподром.  Состязающиеся  должны
были три раза обежать вокруг корабля,  сделав  таким  образом  около  тысячи
трехсот метров, - дистанция довольно значительная! Скоро  все  трибуны  были
переполнены публикой, вооруженной биноклями. Дамы были в нарядных  туалетах.
Пестрая, оживленная толпа представляла чрезвычайно интересное зрелище.
     Фабиан, капитан Корсикан, доктор Питферж и я уселись все вместе как раз
против столба, от которого бега начинались и где они заканчивались.
     Со всех сторон стали завязываться пари. Огромные суммы ставились просто
по внешнему виду состязающихся.  Я  с  беспокойством  заметил  Гарри  Драке,
который громко разговаривал,  не  допуская  никаких  выражений.  К  счастью,
Фабиан, поставивший тоже несколько фунтов, довольно равнодушно относился