ом по его щеке  -  это
был звук капелек масла, падающих на малый барабан.  Барнум  искал  вход  в
концертный зал, издавая звук сталкивающихся клавесинов.
     Затем  кто-то  выдернул  вилку  магнитофона   и   лента,   постепенно
замедляясь, продолжала прокручиваться в их  головах,  пока  они  отдыхали.
Музыка что-то настойчиво бормотала им, напоминая,  что  это  лишь  краткий
перерыв, что ими командуют силы, им неподвластные. Они примирились с этим.
Литавра присела на колени Барнуму, лицом к нему, и позволила ему укачивать
себя на руках.
     - Отчего пауза? - спросила она,  и  была  восхищена  тем,  что  слова
исходили из ее рта в виде букв, а не звуков. Она трогала маленькие  буквы,
порхавшие вниз.
     - О ней попросил Бейли, - ответил Барнум, тоже письменно. - Его  цепи
перегружаются. - Эти слова дважды обогнули его голову и исчезли.
     - А зачем эти надписи в воздухе?
     - Чтобы снова не осквернять музыку словами.
     Она кивнула, и снова положила голову ему на плечо.
     Барнум был счастлив. Он нежно поглаживал ее  спину,  вызывая  теплые,
раскатистые звуки. Кончиками пальцев он придавал им форму. Благодаря жизни
в Кольце он привык к ощущению торжества над  чем-то  огромным.  С  помощью
Бейли он мог сократить могучее Кольцо до таких  размеров,  чтобы  его  мог
охватить человеческий разум. Но ничто, когда-либо испытанное им, не  могло
сравниться с чувством власти, когда он касался Литавры и вызывал музыку.
     Вокруг них закружился  ветерок.  Он  начал  колыхать  листву  дерева,
которое нависало над ними. В разгар бури любовники оставались -  земле;  а
сейчас ветерок поднял их в воздух и донес до сереющих облаков.
     Литавра этого не заметила. Все, что она поняла, открыв  глаза  -  это
то, что они снова в чистилище,  наедине  с  музыкой.  А  музыка  рождалась
снова.
     В  последней  части  в  них  обоих  было  больше  гармонии  и  меньше
расхождений. Наконец они играли без фальши, подчиняясь  палочке  одного  и
того же дирижера. Пьеса, которую они импровизировали, была  торжествующей.
Она  была  шумной  и  протяженной,  и,  похоже,  превращалась  во   что-то
вагнеровское. Но где-то смеялись боги.
     Литавра плыла вместе с этой музыкой, позволяя  ей  слиться  с  собой.
Барнум набрасывал мелодическую линию, а она ограничивалась тем, что  время
от времени добавляла орнаменты - те неотвязные оттенки, которые мешали  ей
сделаться скучной.
     Облака  начали  рассеиваться,  медленно  открывая  новую  иллюзию,  в
которую перенес их Бейли. Она  была  неотчетливой,  но  огромной.  Литавра
открыла глаза и увидела...
     Верхнюю Половину, лишь в нескольких километрах  от  плоскости  Колец.
Под ней была бесконечная золотистая поверхность, а над ней  -  звезды.  Ее
глаза  обратились  к  этой  поверхности  под  ней...   Та   была   тонкой.
Нематериальной. Сквозь нее можно было видеть. Прикрыв глаза от  солнечного
блеска (и добавив в музыку жалобную минорную тему)  она  вгляделась  в  то
кружащееся чудо, взглянуть на которое они и принесли ее  сюда;  и  ее  уши
наполнили вопли ее невысказанных страхов, по мере того  как  их  улавливал
Бейли. Там были звезды, они окружали ее и двигались к ней, и она проходила
сквозь них, и они начали вращаться, и...
     ...внутренняя поверхность Бейли. А над ее невидящими  глазами  тонкий
зеленый усик втягивался обратно в стенку. И исчез.


     - Я изнемог.
     - Ты в порядке? - спросил его Барнум.
     - В порядке. Но изнемог. Я  предупреждал  тебя,  что  это  соединение
может не справиться с работой.
     Барнум утешил его.
     - Мы и не  ожидали  такого  накала.  -  Он  потряс  головой,  пытаясь
выбросить из памяти этот ужасный момент. Страхи у него были, но фобий явно
не было. Ничто никогда не подавляло его так,  как  это  сделали  Кольца  с
Литаврой. Он с благодарностью почувствовал, что Бейли вмешался и  облегчил
боль в том уголке его мозга, куда не было необходимости  заглядывать.  Для
того достаточно времени будет позже, на длинных,  безмолвных  орбитах,  по
которым они вскоре будут двигаться...
     Литавра  приподнялась,  озадаченная,  но  начала  улыбаться.  Барнуму
хотелось бы, чтобы Бейли дал ему отчет о состоянии ее разума, но их  связь
была разорвана. Шок? Он забыл симптомы.
     - Мне придется определить все самому, - сказал он Бейли.
     - С ней, похоже, все в порядке,  -  сказал  Бейли.  -  Когда  контакт
разорвался, я успокаивал ее. Может быть, вспомнит она немногое.
     И она не вспомнила. Хорошо, что она запомнила счастье, но от страха в
самом конце осталось лишь смутное впечатление. Она не хотела посмотреть на
Кольца, да это было и к лучшему. И не надо было искушать или  дразнить  ее
тем, что ей никогда не будет доступно.


     Там, внутри Бейли, они занялись любовью. Это было глубоким,  тихим  и
длилось долго. Остатки боли, что  удавалось  найти,  излечивались  в  этом
мягком безмолвии, нарушавшемся лишь музыкой их дыхания.
     А потом Бейли постепенно сократился до размеров человеческой  фигуры,
охватив Барнума и навсегда оставив Литавру извне.


     Они чувствовали себя неловко. Через час Барнум и  Бейли  должны  были
катапультироваться.  Все  трое  знали,  что  Литавра  никогда  не   сможет
последовать за ними, но не говорили об  этом.  Они  пообещали  друг  другу
остаться друзьями, и знали, что обещание это было пустым.
     У Литавры была финансовая ведомость, которую она отдала Барнуму.
     - Две тысячи минус девятнадцать  девяносто  пять  за  пилюли.  -  Она
высыпала  в  его  другую  ладонь  с  десяток  маленьких  шариков.  В   них
содержались микроэлементы, которые пара не могла найти в  Кольце,  и  лишь
из-за них обитателям Кольца приходилось посещать Янус.
     - Этого достаточно? - обеспокоенно справилась она.
     Барнум взглянул на лист бумаги. Ему пришлось сильно напрячься,  чтобы
вспомнить, насколько деньги важны для обычных людей. Он же мало нуждался в
них. Его счет в банке сможет обеспечить его пилюлями на тысячи  лет,  если
он сможет прожить так долго - даже если он никогда вернется, чтобы продать
еще одну песню. И он понимал, отчего на Янусе  большинство  этих  операций
имели разовый характер. Пары и люди плохо сходились.  Единственной  точкой
соприкосновения было искусство,  и  даже  здесь  обычные  люди  испытывали
давление денег, чуждое парам.
     - Ну да, все прекрасно, - сказал он, и отбросил бумагу в  сторону.  -
Это больше, чем мне нужно.
     Литавра испытала облегчение.
     - Я, конечно, это _з_н_а_ю_, - сказала она, чувствуя себя  виноватой.
- Но я всегда чувствую себя эксплуататором. Рэг  говорит,  что  эта  пьеса
может и в самом деле хорошо пойти, и мы разбогатеем. А это - все,  что  вы
вообще за нее получите.
     Барнум знал об этом, и ему было все равно.
     - Это и в самом деле все, что нам нужно, - повторил  он.  -  Мне  уже
заплатили единственной монетой, которую я ценю -  честью  познакомиться  с
тобой.
     На том и остановились.


     Отсчет был недолгим. Операторы "пушки" имели привычку прогонять через
нее пары, как овец сквозь ворота. Но для Барнума и Бейли  было  достаточно
времени - растянутого - чтобы  заключить  Литавру  в  свои  мысли,  как  в
янтарь.
     - Почему? - в какой-то момент спросил Барнум. -  Почему  она?  Откуда
берется этот страх?
     - Я кое-что увидел, - задумчиво ответил  Бейли.  -  Я  собирался  это
исследовать, но затем возненавидел себя за это. Я решил оставить ее личные
травмы в покое.
     Тиканье медленно приближало  сигнал  к  запуску,  и  в  ушах  Барнума
заиграла сентиментальная музыка в басовых тонах.
     - Ты все еще любишь ее? - спросил Барнум.
     - Больше, чем когда-либо.
     - И я тоже. Это приятно, и больно. Наверное, мы с этим справимся.  Но
с этого момента  нам  лучше  ограничить  размер  нашего  мира  так,  чтобы
справляться с ним. Ну, а говоря вообще, что это за музыка?
     - Пуск, - сказал Бейли. Он ускорил  время,  так  что  они  смогли  ее
услышать. - Ее передают по радио. Цирковой марш.
     Едва Барнум узнал музыку, как  почувствовал  мягкий,  но  нарастающий
толчок пушки, разгоняющий его в трубе. Он рассмеялся, и оба  они  вылетели
из широкой медной трубы парового  органа  Жемчужных  Врат.  Они  прошли  в
точности  сквозь  центр   огромного   оранжевого   дымового   кольца   под
аккомпанемент звуков "Грохота и пламени".





                                 Джон ВАРЛИ

                             РЕТРОГРАДНОЕ ЛЕТО




     Я был в космопорту за  час  до  прилета  с  Луны  моей  сестры-клона.
Отчасти из-за того, что мне не терпелось  ее  увидеть.  Она  была  на  три
земных года старше меня, и мы никогда не встречались. Но признаюсь,  я  не
упускал ни одного случая попасть в порт и просто посмотреть на прилетающие
и улетающие корабли. Я еще не бывал в космосе. Когда-нибудь я это  сделаю,
но не как пассажир. Я собираюсь поступить в школу пилотов.
     Мне трудно было удерживать в голове время прибытия  челнока  с  Луны,
потому что меня по-настоящему  интересовали  лайнеры,  отбывающие  во  все
самые отдаленные места системы. Сегодня "Элизабет Браунинг" отправлялась в
прямой высокоскоростной рейс к Плутону с заходом в кометную зону.  Корабль
стоял на поле в нескольких километрах от меня, принимая на борт пассажиров
и груз. Груза было совсем немного. "Браунинг" - корабль класса "люкс",  на
котором вы доплачиваете за то, что вас помещают  в  заполненную  жидкостью
каюту, напичкивают разными  препаратами  и  во  время  всего  экспрессного
полета с пятикратным ускорением кормят через трубочку. Через  десять  дней
на  подходе  к  Плутону  вас  сбрасывают  в  осадок  и  пропускают   через
десятичасовую процедуру  физической  реабилитации.  Такое  же  путешествие
можно проделать и за четырнадцать дней  при  двух  "g"  и  испытывая  лишь
легкий дискомфорт, но, может, для кого-то такой полет себя оправдывает.  Я
заметил, что "Браунинг" никогда не ломится от пассажиров.
     Я вполне мог пропустить прибытие лунного челнока, но  буксир  опустил
его между мной  и  "Браунингом".  Его  подвели  к  причалу  номер  девять,
углублению в грунте в нескольких сотнях метров от меня, и  я  спустился  в
ведущий туда туннель.
     Я подошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как буксир  отсоединился  и
взмыл в небо встречать следующий корабль. Лунный челнок оказался  идеально
отражающей свет сферой, стоящей в середине  посадочного  причала.  Пока  я
поднимался к нему, силовое поле расширилось, накрыв весь причал, и отсекло
лучи летнего солнца. Под купол рванулись  потоки  воздуха,  и  через  пару
минут мой костюм отключился. Я внезапно вспотел, страдая от жара,  который
еще не успел рассеяться. Костюм опять отключился слишком рано. Надо  будет
его проверить. А пока мне оставалось  лишь  приплясывать,  чтобы  поменьше
касаться голыми пятками раскаленного бетона.
     Когда температура упала до  стандартных  двадцати  четырех  градусов,
поле  вокруг  челнока  отключилось.  От   него   осталось   лишь   хрупкое
переплетение  палуб  и  переборок,  а  люди  выглядывали   наружу   сквозь
исчезнувшие внешние стены их кают.
     Я присоединился к кучке  людей,  собравшихся  возле  трапа.  Я  видел
фотографию своей сестры, но она была сделана давно. Интересно, узнаю ли  я
ее?
     Это оказалось нетрудным. Я заметил ее еще на вершине трапа, одетую  в
глупо выглядевший здесь  плащ,  какие  носят  на  Луне,  и  с  герметичным
чемоданом в руке. Я был уверен, что не ошибся, потому что она выглядела  в
точности, как я, если не считать, что она  была  женщиной,  и  к  тому  же
нахмуренной. Может, повыше меня на несколько сантиметров, но лишь  оттого,
что выросла при меньшей гравитации.
     Я протолкался к ней и взял ее чемодан.
     -  Добро  пожаловать  на  Меркурий,  -  сказал  я  как  можно   более
приветливо. Она оглядела меня с головы до ног. Не знаю  почему,  но  я  ей
сразу не понравился, или мне так показалось. Наверное, она невзлюбила меня
еще раньше, чем увидела.
     - Ты, должно быть,  Тимми,  -  сказала  она.  Этого  я  уже  не  смог
стерпеть. Всему есть предел.
     - Тимоти. А ты моя сестра Джу.
     - Джубилант. Да, приятное оказалось знакомство...
     Она огляделась, наблюдая за людской  суетой  на  посадочном  причале.
Потом подняла  глаза  к  угольно-черной  внутренней  поверхности  силового
купола. Мне показалось, что она непроизвольно отпрянула.
     - Где я могу арендовать костюм? - спросила она. - Хочу, чтобы мне его
установили раньше, чем у вас случится очередная авария.
     - Не настолько уж у нас все плохо, - сказал я. - Они,  действительно,
случаются у вас здесь чаще, чем у  вас  на  Луне,  но  тут  уж  ничего  не
поделаешь. - Я зашагал к отделу Общего жизнеобеспечения, она  пристроилась
рядом. Идти ей было трудновато. Ни за что не захотел бы  стать  лунатиком;
куда бы они ни попали, им везде тяжело.
     - Во время полета я прочитала, что именно  в  этом  космопорту  всего
четыре луноцикла назад был пробой защитного поля.
     Не знаю почему, но я напрягся. Конечно, у нас  случаются  пробои,  но
нельзя же обвинять в них _н_а_с.  Кора  Меркурия  подвергается  постоянным
приливным напряжениям,  отсюда  и  многочисленные  толчки.  Любая  система
выйдет из строя, если ее достаточно долго трясти.
     - Ну и что, - сказал я, стараясь не раздражаться. -  Так  получилось,
что я в то время был здесь. Это произошло в середине  прошлого  темногода.
Разгерметизировалось примерно десять процентов подземных переходов, но все
исправили через несколько минут. Никто не погиб.
     - Пары минут более, чем достаточно, чтобы человек без костюма  погиб,
верно? - Что я мог на это ответить.  Кажется,  она  решила,  что  выиграла
очко. - Так что я почувствую себя намного лучше, когда залезу  в  один  из
местных костюмов.
     - Ладно,  давай  раздобудем  тебе  костюм.  -  Я  пытался  что-нибудь
придумать, чтобы возобновить разговор и заполнить паузу.  Мне  показалось,
что она низкого мнения об инженерах  жизнеобеспечения  Меркурия,  и  хочет
излить это презрение на меня.
     - На кого ты учишься? - поинтересовался я. - Школу ты уже должна была
закончить. Чем собираешься заняться?
     - Хочу стать инженером систем жизнеобеспечения.
     - Вот как...


     Я вздохнул  с  облегчением,  когда  ее,  наконец,  уложили  на  стол,
присоединили кабель  от  компьютера  к  разъему  на  затылке  и  отключили
контроль движений и ощущений. Остаток пути  до  отдела  ОЖ  превратился  в
непрерывную лекцию о недостатках муниципальной службы воздухообеспечения в
Порту Меркурий. В  голове  перемешались  безотказные  датчики  давления  с
пятикратным  дублированием,  самогерметизирующиеся  запоры   и   аварийные
тренировки с имитацией пробоя. Конечно, все это у нас _б_ы_л_о,  и  ничуть
не хуже, чем у них на Луне. Но  предел  того,  что  можно  достичь,  когда
толчки сотрясают все вокруг сотню раз в день - 99 процентов  безопасности.
Джубилант только фыркнула, когда я щегольнул этой цифрой. Она  выдала  мне
число с пятнадцатью десятичными знаками, и все - девятки. Таков был фактор
безопасности на Луне.
     Я смотрел  на  то,  из-за  чего  нам  не  требовалась  такая  степень
безопасности, и что сейчас находилось  в  руках  хирурга.  Тот  вскрыл  ей
грудную клетку и удалил левое легкое, а теперь помещал в полость генератор
костюма. Он выглядел очень похоже на вынутое легкое, только был сделан  из
металла и до блеска отполирован. Хирург подключил его в  трахее  и  концам
пульмонарных артерий и кое-что немного подстроил. Затем он  закрыл  шов  и
смазал места надрезов соматическим заживителем. Через тридцать  минут  она
уже сможет встать, а  швы  полностью  затянутся.  Единственным  следом  от
операции окажется золотая пуговка входного клапана под левой  ключицей.  И
если в следующее мгновение давление упадет на два  миллибара,  ее  окружит
силовое поле. Это и  будет  меркурианский  костюм.  Она  будет  в  большей
безопасности, чем  когда-либо  в  жизни,  даже  в  своих  хваленых  лунных
коридорах.
     Пока Джубилант оставалась  без  сознания,  хирург  немного  подстроил
контроллер моего костюма. Затем  он  вставил  в  нее  вторичные  блоки:  в
гортань вокодер размером с горошину, чтобы она могла говорить, не вдыхая и
не выдыхая, а в оба средних  уха  -  сдвоенные  радиорецепторы.  Потом  он
отсоединил разъем от ее мозга, и она села. Теперь она выглядела  вроде  бы
немного приветливее.  Прожив  час  с  полностью  отключенными  ощущениями,
становишься после возвращения более открытым и расслабленным.  Она  начала
снова облачаться в свой лунный плащ.
     - Он ведь просто сгорит, когда ты выйдешь наружу, - заметил я.
     - О, конечно. Я думала, мы пойдем по туннелю. Но у вас здесь  не  так
уж много туннелей, верно?
     "Просто вы не можете поддерживать их герметичность, так?"
     Тут я действительно _н_а_ч_а_л_ на нее злиться за  нападки  на  наших
специалистов.


     - Самым трудным для тебя будет научиться не дышать.
     Мы стояли в западном портале, глядя сквозь силовую завесу, отделяющую
нас от внешнего мира. От завесы веяло теплым ветром, как это всегда бывает
летом. Он образуется от того,  что  близлежащий  воздух  нагревается  теми
световыми лучами, которым дозволено проникать  внутрь,  чтобы  можно  было
сквозь завесу видеть. Было  начало  ретроградного  лета,  когда  солнце  в
зените движется назад и поливает нас тройным потоком  света  и  излучений.
Порт Меркурий расположен  в  одной  из  горячих  точек,  где  ретроградное
движение солнца совпадает с солнечным полднем. Поэтому даже сквозь силовую
завесу, отфильтровывающую весь спектр излучений, кроме  узенького  участка
видимого света, проникали лучи с высокой энергией.
     - Есть ли какие-нибудь хитрости, которые мне следует знать?
     Надо  отдать  ей  должное;  она  вовсе  не  глупа,  просто   чересчур
критически настроена. Когда  дело  дошло  до  обращения  с  костюмом,  она
полностью сосредоточилась на освоении того, в чем я хорошо разбирался.
     - Ничего особенного нет. Через несколько минут ты ощутишь  сильнейшее
желание сделать вдох, но оно будет чисто психологическим. Твоя кровь будет
насыщена кислородом. Просто мозг станет чувствовать  себя  непривычно.  Но
это пройдет. И не пытайся дышать, когда говоришь.  Достаточно  имитировать
речь, а все остальное сделает радиоустройство в гортани.
     Я немного порылся  в  памяти  и  решил  рассказать  ей  еще  кое-что,
задаром.
     - Если у тебя есть привычка разговаривать сама с собой, то постарайся
побыстрее от нее избавиться. Твой вокодер уловит это бормотание, даже если
ты просто станешь размышлять слишком громко. Ты ведь знаешь, что голосовые
связки иногда непроизвольно повторяют то,  о  чем  ты  думаешь.  Тогда  ты
станешь раздражать окружающих.
     Она улыбнулась мне, впервые за все время.  Я  почувствовал,  что  она
начинает мне нравиться. Мне всегда этого _х_о_т_е_л_о_с_ь, но это оказался
первый случай, который она мне предоставила.
     - Спасибо. Я запомню. Пойдем? Я вышел наружу первым.
     Проходя сквозь силовую завесу, вы ничего не ощущаете. Если  внутри  у
вас не установлен генератор костюма, то поле вас просто  не  пропустит,  а
когда включается генератор, то в момент прохождения поле вас обволакивает.
Я обернулся, но увидел  только  совершенно  плоское,  идеально  отражающее
зеркало. Пока я смотрел, в нем образовалось  вздутие  в  форме  обнаженной
женщины, которое тут же от него отделилось. Это была закутанная в  серебро
Джубилант.
     Генератор образует поле, обтекающее контуры тела, но на расстоянии от
одного до  полутора  миллиметров.  Оно  осциллирует  в  этих  пределах,  и
изменение  объема  выбрасывает  двуокись   углерода   через   клапан.   Вы
одновременно удаляете отработанный  газ  и  охлаждаетесь.  Поле  полностью
отражающее, только напротив глаз  есть  два  окошка  размером  со  зрачок,
которые перемещаются одновременно с движением гла