ей - там как раз хватало места для стола,  за  который
влезут  все.  Чучело  знаменитого  слона,  подаренное  когда-то  Мстиславу
Третьему абиссинским негусом, решили не трогать из  уважения  к  свободной
Африке. А оленей, нерп и лошадей выкинули во двор - их и живых хватало.
   Слона замкнули в квадрат стола. Три сотни охранников  расселись  вокруг
носатого. Стол был уставлен четвертями самогона, тарелками  с  колбасой  и
огурцами. Сняли плащи, шляпы, очки и сразу оказались разными  -  ковбойки,
свитера, водолазки, джинсовые рубашки,  и  глаза  у  всех  разного  цвета.
Поэтому многие казались себе и другим голыми, не  узнавали  друг  друга  и
долго, с подозрением приглядывались к соседям.  За  спиной  у  них,  вдоль
стен, стояли стеллажи, и из стеклянных банок философски  таращились  жабы,
ужи, змеи, ящерицы и тритоны.
   После первых стаканов напряжение  сгладилось.  Бутыли  быстро  пустели,
охранники рыдали, уронив головы в тарелки, пели  грустные  блатные  песни,
били посуду и стреляли по банкам с гадами. Как это обычно бывает у славян,
только сейчас стало ясно, какого золотого человека потеряли, и оттого, что
его нельзя было вернуть, душа просила вандализма.
   Самогон кончился, но после короткого замешательства разобрали банки  со
стеллажей, вытряхнули на пол гадов и опорожнили сосуды. Кое-кто и  закусил
гадами, все равно проспиртованные были, бля...
   Музей разнесли вдребезги и подожгли (утром,  недосчитавшись  нескольких
человек, вспомнили, что их там и забыли). Уцелел только дар негуса  -  его
выволокли на улицу, привязали к нему уйму веревок и решили взять с собой.
   Орущая толпа прокатилась по проспекту Бречислава Крестителя, волоча  за
собой слона. Вылетали стекла,  горели  газетные  киоски,  наряды  полиции,
сдуру рискнувшие заступить дорогу, сметались пистолетным огнем.
   Пришлось  звонить  Бонч-Мочидолу.  Блокировав  танками  боковые  улицы,
пьяную ораву удалось оттеснить капотами  медленно  ползущих  броневиков  и
выпихнуть за город, на пустырь. Там они поставили слона на ноги,  подожгли
и уснули вокруг него, и многие во сне плакали.



17

                                          И если вспыхнет огонь,
                                          то сквайра не защитит
                                          ни щит его, ни бронь,
                                          ни бронь его, ни щит...
                                              Старинная английская баллада

   Даниил вышел из дому в девять часов утра и пешком  направился  в  центр
города.
   На всех перекрестках стояли,  взяв  наперевес  автоматы  с  примкнутыми
штыками, коммандосы Бонч-Мечидола в бронежилетах  и  касках.  Группами  по
пять-шесть человек. Они молчали, не шевелились, ничему не мешали и  ничего
не говорили.  Казалось,  они  и  не  дышат.  Государственные  здания  были
оцеплены танками, стоявшими мертвыми немыми глыбами. Полиции не было.
   Столицу лихорадило. Это был какой-то сумасшедший  карнавал.  На  стенах
домов, боках автобусов, афишных тумбах, павильонах, киосках  и  просто  на
мостовой было  выведено:  "Атлантида"  -  аккуратно,  коряво,  размашисто,
мелко. Точно так же  были  намалеваны  повсюду  семь  точек,  изображавшие
запрещенную Большую Медведицу.  Кое-кто,  задрав  голову,  всматривался  в
небо, словно надеялся посреди раннего утра увидеть само созвездие.
   Послышался дробный топот. Навстречу Даниилу выскочил бледный как смерть
человек в синем мундире с красными погонами. Лицо  у  него  было  заляпано
алыми  пятнами.  Следом,  пыхтя  и  вопя,  неслись  люди  с  поленьями   и
булыжниками.
   Беглец бросился к  ближайшему  патрулю,  схватил  солдата  за  рукав  и
тоненько запричитал. Солдат  неуловимым  движением  высвободился  и  снова
застыл истуканом. На рукаве у него осталась темная  полоса.  Даниил  пошел
прочь. За спиной у него раздавались азартные  чмокающие  удары  и  мерзкий
хруст.
   Поодаль лежал еще один в синем, и лица у него не было.
   Какие-то девушки сбросили юбки прямо на улице и вкривь и вкось кромсали
их портновскими ножницами, превращая в мини. Вокруг стояла толпа, орала  и
хлопала в ладоши.
   У  глухой  стены  склада  враскорячку  лежали  шесть  трупов  в  синем,
скошенные, по всему видно, одной  очередью.  В  стоявшую  тут  же  фуражку
кто-то аккуратно справил нужду.
   Особняк профессора и лейб-академика Фалакрозиса окружала  цепь  солдат.
Ни одного целого стекла, ограда выворочена,  цветы  затоптаны,  на  стенах
пятна копоти, а на дверях жирно намалеваны разные слова.
   На проспекте Морлокова натужно ревели моторы. Два мощных  красно-желтых
тягача натянули, как струны, стальные тросы, прикрепленные к  подпиленному
золоченому монументу. Выли моторы, монумент затрещал, накренился и рухнул.
Тут же на платанах покачивались, нелепо  вывернув  головы,  люди  в  синих
мундирах. Их было много, синих, распластанных  на  мостовой  с  выколотыми
глазами, подвешенных на деревьях и  балконах,  торопливо  расстрелянных  у
стен - но все равно ничтожно мало для того, кто знал, сколько их  было.  И
Даниил не увидел ни одного трупа в  джинсах,  пестрых  рубашках  и  модных
очках...
   Казалось, по столице пронесся очередной циклон с нежным женским  именем
-  перевернутые  черные  фургоны,  догорающие  кучи  портретов,  сорванные
вывески районных комендатур, разбитые бюсты. Даниил прибавил шагу.
   Здание МУУ угрюмо щерилось сотнями  выбитых  окон.  Площадь  перед  ним
устилали горящая бумага, папки, синие с красным околышем фуражки, разбитые
столы, лампы, чернильницы, телефоны и прочий канцелярский хлам.  Трупы  на
площади, трупы на вековых дубах, гордости министерства. Все уже  кончилось
- на площади не было ни одной живой души,  у  сорванных  с  петель  резных
дверей стояли солдаты.
   Даниил бродил по коридорам и кабинетам, где не осталось  ничего  целого
из того, что можно было разбить и сломать. Он испытывал странное чувство -
так мог бы чувствовать себя старатель, долго скитавшийся без воды  и  пищи
по безлюдным местам и вдруг нашедший десятипудового  золотого  идола  -  и
нечем отбить кусок, и не на чем увезти целиком. Было все, кроме  Ирины,  и
оттого хотелось кого-нибудь убить, но всех, кого можно было, убили уже  до
него.
   Он спустился во двор, прошел  мимо  знакомого  вольера,  где  валялись,
высунув  языки,  расстрелянные  прямо  через  сетку  овчарки,  поднялся  в
резиденцию Морлокова. Судя по  положению  трупов,  среди  которых  были  и
синие, и какие-то в кожанках, морлоковцы пытались организовать оборону. На
постах здесь  стояли  сплошь  бончевские  особисты.  Даниила  они  узнали,
переглянулись, но пропустили.
   Посреди огромного кабинета, усыпанного превращенной  в  щепки  мебелью,
обломками хрусталя и обрывками бумаги, на деревянном жестком стуле  сидел,
зажав ладони коленями, Вукол Морлоков - в парадной маршальской форме,  при
всех орденах.
   Даниил остановился перед ним, потянул из  кармана  пистолет.  В  глазах
Морлокова не было страха - только тоска скульптора, чью статую  разбили  у
него  на  глазах,  застывшее  оцепенение  Мастера,  у  которого   отобрали
тончайшей работы механизм и варварски расколотили  молотком.  И  больше  -
ничего. Ни проблеска.
   Послышались уверенные шаги, вошел Бонч-Мечидол,  подтянутый,  тщательно
выбритый. В руке он держал дулом вниз десантный автомат-коротышку.
   - А, Даниил, - сказал он. - Вовремя. У  меня  есть  приказ  императрицы
беречь  и  лелеять  этого  стервеца,  но  ведь  может  же   он   покончить
самоубийством, а?
   - Нет, - сказал Даниил. - Бонч, так нельзя, понимаешь?  Нужно  не  так,
нужно совсем иначе...
   Бонч-Мечидол не сразу, но понял. С любопытством посмотрел  на  Даниила,
словно видел его впервые, покрутил головой, хмыкнул и направился к выходу,
четко печатая шаг.
   Даниил пошел назад знакомой дорогой, слыша, как  во  дворе  повизгивает
раненая  овчарка.  Остановился  у  вольера,  подумал  и  выстрелил.   Визг
оборвался.
   - Даниил! - окликнул кто-то.
   На лестнице стояла Милена, в нарядном желтом платье, веселая, ничуть не
грустная.
   - Привет, - сказал она. - Видал, как разнесли нашу контору? Ничего, аре
лонга, вита бревне... Наживем. Там все равно валяются орангутанги, которые
только и умели стоять на часах и отбивать печенку...  Я  слышала,  у  тебя
грусть? Перемелется, терпи...
   - Иди ты знаешь куда? - сказал он хмуро.
   - Глупости. - Милена подошла к нему, прижалась. - Тебе очень плохо, да?
Ну конечно. И тебе нужно отвлечься: водка  до  бесчувствия  и  женщина  до
одурения - старый апробированный способ. Пошли. Водки у  меня  навалом,  а
что до второй части программы,  ты  знаком  с  моими  бесстыжими  губками.
Поехали?
   - Поехали, - медленно сказал он.
   Альтаирец Кфансут наблюдал Землю и ее беспокойную жизнь с ветки старого
платана в образе ободранной  вороны.  Время  от  времени  его  размышления
нарушали гомонящие коростеньцы, тащившие к  дубу  очередного  упиравшегося
сине-малинового.



18

                                                   Милый город, мы потонем
                                                   в превращениях твоих...
                                                            А.Вознесенский

   Бешено  вертелись,  мигали,  гасли,  вспыхивали  огромные  разноцветные
рекламы "Панурга". "Панург" был огромным комплексом зданий, где  для  души
имелось  абсолютно  все:  бары  и   коктейль-холлы,   притоны   лесбиянок,
рестораны, дискотеки, бордели, стриптиз и более приличные варьете, кафе  в
бассейне, шашлычные и пиццерии, залы экзотической кухни и черт  знает  что
еще.
   Поиски Бонч-Мечидола Даниил начал с варьете.  Все  шло  как  обычно:  в
холле кому-то молча и деловито били морду, кто-то рыгал в углу, на эстраде
красиво  плясали  девочки  в  страусиных   перьях,   и   к   ним   пытался
присоединиться толстяк во  фраке,  но  без  брюк.  Официанты  с  каменными
лицами, привыкшие абсолютно ко всему на свете, молча и  ловко  оттаскивали
его за фалды. Дым плавал клубами, а за крайним столиком  сидел  человек  в
кожанке, с лохматой бородой, в берете и молча сосал пиво.
   У стриптизеток Бонча не оказалось. В дискотеку он вряд ли пошел бы. Зал
танзанийской  кухни  оккупировали  бог  ведает   каким   чудом   уцелевшие
сине-малиновые, угрюмо, пришибленно пьяные.  В  баре  "Голубой  прекрасный
Нил" восседал  со  своей  командой  президент-диктатор  Шибоботе  -  толпа
гомонящих лоснящихся негров  в  белых  костюмах.  Голая  белокурая  девица
плясала на столе что-то напоминающее скверный канкан.
   Следующим этапом был бассейн. В нем  плавали  надувные  круглые  столы,
штук сорок, и клиенты бултыхались в спасательных  поясах,  пристегнутых  к
столам. Здесь всегда было весело -  винопитие  в  такой  обстановке  имело
массу смешных сторон и влекло за собой множество забавных инцидентов.
   Внезапно загремело знакомое:

   Имел наш Абраша денег миллион,
   и был наш Абраша в Ривочку влюблен...

   В зал вошла  короткая  колонна  хрусталевцев.  Впереди  двое  несли  на
брезентовых армейских носилках что-то длинное и живое, накрытое  содранной
где-то портьерой. Они шеренгой выстроились у кромки, и кто-то рявкнул:
   - Ромуальд, пошел!
   С носилок соскользнул буро-зеленый  полутораметровый  крокодил  и  косо
ушел под воду. Секунду ошарашенные пьяницы привыкали к  увиденному,  потом
бассейн взвыл, и  началась  дикая  катавасия.  Многие  забыли,  что  нужно
отстегнуться, и взметали тучи брызг, волоча за собой столики. Примерно так
выглядела  бы  тарелка  супа,  шизанись  разом  все  фрикадельки.  Посреди
переполоха крейсировал Ромуальд и время от времени,  прицелившись,  хватал
кого-нибудь за что поближе. Иногда для разнообразия он прокусывал столы.
   Затрещали автоматы, две длинные очереди крест-накрест прошили  бассейн.
Почти синхронно в зале танзанийской кухни оглушительно лопнули две гранаты
и захлопали выстрелы. После смерти шефа хрусталевцы занимались в  основном
тем, что шлялись  по  столице  и  провоцировали  скандальчики  с  пальбой.
Твердой власти  пока  не  было  -  Наташа  еще  не  короновалась,  МУУ  не
существовало,  полиция  благоразумно   выжидала,   армия   охраняла   лишь
государственные  учреждения,  не  вмешиваясь  в  политику.   Хрусталевская
секретная служба, которой никто не командовал и никто не  распускал  ввиду
отсутствия начальства и соответствующих распоряжений, сохраняла  статус  и
богатые арсеналы. К тому же Осмоловский, временный глава  Государственного
Совета, по всегдашней своей привычке не хотел никого обижать.
   В  бассейне  кипели  розовые  пузыри  и  бился  задетый  шальной  пулей
Ромуальд. Перестрелка переместилась куда-то в глубь здания.
   Даниил отправился в номера. Здесь было тихо  и  походило  на  приличную
гостиницу, вот только сновавших со спиртным официантов было многовато  для
отеля.
   Позванивая браслетами, откуда-то вынырнула  девка  в  мини-платьишке  и
заученно предложила:
   - Пойдем со мной, я очень испорченная.
   - Брысь! - сказал Даниил. - Эй, Ирод!
   Появился Самуил Ирод, маленький, жирненький, наживший  многие  миллионы
благодаря неукоснительной честности в ведении грязных дел.
   - Бонч? - кратко спросил Даниил.
   - Девятый люкс, - кратко ответил Ирод.
   - Каков?
   - Релаксация в аквариумной стадии, - научно пояснил Ирод.
   Даниил  постучался  в  дверь  девятого  люкса  и,  получив  приглашение
следовать "на" и "в", толкнул дверь кулаком.
   Гремела музыка, хрипатый голос орал что-то на древнешумерском.  Посреди
комнаты стоял растрепанный и расхристанный Бонч-Мечидол в форменных брюках
с двойными генеральскими лампасами и  нижней  рубашке.  Он  сосредоточенно
сооружал аквариум  из  рояля,  нескольких  ведер  шампанского  и  большого
количества   маринованных   селедок.   На   диване   помирали   со   смеху
полурасстегнутые пьяные девки,  а  из-под  стола  торчали  чьи-то  ноги  в
начищенных сапогах.
   Даниил взял со стола графин с чем-то  алкогольно-желтым  и  преспокойно
шарахнул об  стену,  чтобы  привлечь  к  себе  внимание.  Убедившись,  что
привлек, рыкнул:
   - Девки - на ...!
   Девки, оценив остановку, визжащим табунком кинулись прочь из номера,  а
Даниил вытянул за ноги лежащего под столом, чтобы  удостоверить  личность.
Это оказался адъютант Бонча, не опасный  пьянчужка.  Даниил  запихнул  его
обратно. Тупо наблюдавший за ним  Бонч-Мечидол  безнадежно  махнул  рукой,
уселся на адъютанта и заголосил печально:

   Жило нас семь братьев, торговали мы старьем,
   братец Мойше умер, мы остались вшестером...

   Даниил за шкирку поднял его, отволок в ванную  и  там  довольно  быстро
привел в удовлетворительное состояние, не пожалев  ни  холодной  воды,  ни
аптечных снадобий. Критически оглядел дело рук своих  и  остался  доволен:
Бонч стал мокрый, смирный и в разуме.
   - Ну и зачем помешал? - уныло спросил Бонч. Содрал со  стола  скатерть,
свалив бутылки, стал вытирать голову. - Надо  же,  облил  всего.  И  девок
прогнал зря, были две лесбияночки, они бы такое отчебучили...
   - Бонч, ты же раньше никогда до такого не опускался...
   - Раньше... - мертво усмехнулся Бонч. - Раньше я  понимал  происходящее
или по крайней мере мог надеяться, что пойму...
   - Я хотел бы спросить...
   - Вот кстати. Я  тоже  хотел  бы  задать  тебе  несколько  вопросов.  -
Бонч-Мечидол подошел к нему вплотную, дыша застарелым  перегаром,  схватил
за лацканы и заглянул  в  лицо.  -  Почему,  например,  Морлоков  выдал  с
потрохами свой собственный заговор, имевший на успех одиннадцать шансов из
десяти? Что это за "Омега-Дельта"? И  наконец...  -  Он  сделал  нехорошую
паузу. - И наконец, мне интересно,  посему  ты  не  пришиб  этого  старого
паскудника  Резидента,  блядь  коммунистическую?  Я-то  думал,   ты   Ирку
по-настоящему любил...
   - Что?
   -  Я  тебе  клянусь  чем  угодно  -  лазер  бил   из   окна   кабинета,
контролируемого людьми Резидента. Ошибиться я не мог, Дан. По-моему, Пашка
тоже сообразил и замешкался, это его и подвело...
   - Этого просто не может быть.
   - И тем не менее так и было. Это Резидент, Дан. Нет ничего странного  в
том, что он хотел убрать Морлокова, он до него давно добирается, но  зачем
ему Ирина, Пашка Хрусталев и я? Мы все хоть завтра согласны были  к  Твери
присоединяться  по  причине  наплевательского  отношения   к   собственной
монархии... Я перестал  разбираться  в  происходящем  и  уже  не  стараюсь
разобраться. Сломаешься, когда внезапно летит к черту сложившаяся  система
взаимоотношений и превращается во что-то  бредовое...  Давай  напьемся?  И
блядей позовем, а?
   Даниил грохнул дверью. Ирод почтительно сложил на груди пухлые ручки:
   - Что прикажете?
   - Бончу - полный номер блядей. А мне ты сейчас из-под земли раздобудешь
Доктора. - Под этим рабочим псевдонимом Резидент был известен типам  вроде
Ирода.
   Пистолет - на стол, под  газету.  Дать  ему  выговориться  и  выпустить
кишки...
   Деловой человек Ирод доставил Резидента через полчаса. Резидент  вошел,
грузный, в неизменном  светлом  плаще,  с  порога  натолкнулся  на  взгляд
Даниила. Спокойно сел, взял со стола бокал и поинтересовался:
   - Ты намерен пристрелить меня без предварительных объяснений? Сие не по
правилам вроде бы...
   - Будем соблюдать правила. - Даниил смахнул газету и взял  пистолет.  -
Вы мне расскажете о своих людях, которые так хватко обращаются с лазерами.
И расскажете, почему играли со мной - вы же заверяли, что Ирина  на  троне
вам необходима...
   По лицу Резидента прошла судорога боли, и Даниил мгновенным  озарением,
сверхчеловеческим  чутьем  понял,  что  не  прав,  ибо  ТО,  таинственное,
непонятное, вмешалось и здесь.
   - Мальчишка, - тихо и устало сказал Резидент. - Дурак. Небось  послушал
какого-то перепуганного идиота, который сам ничего не понимает...
   - Но все это настолько...
   - Молчи. Или задавай умные вопросы.
   - У лазера был ваш человек?
   - У лазера был мой надежнейший человек, - сказал Резидент. - С заданием
убрать одного Морлокова. Только Морлокова, и никого кроме. Да я бы пылинки
сдувал с твоей Ирины, ты же знаешь все наши расчеты...
   - Я очень хочу вам  верить,  -  сказал  Даниил.  -  Но  почему  же  ваш
человек...
   - Мой  человек  был  найден  с  простреленной  головой.  Временами  мне
кажется, что я сошел с ума и гоняюсь за тенями, но это не тени, это просто
неуловимые люди...
   - Не такие уж, - сказал Даниил. - Ладно, я вам верю. Вы и в самом  деле
хотите вскрыть Чертову Хату? Ну, не делайте такого лица, верю... На жертвы
готовы?
   - Да нет такой жертвы... - сказал Резидент яростно.
   - Прекрасно, - сказал Даниил.
   "Так, - сказал он себе. - Что делать, если для  того,  чтобы  разрубить
наконец клубок, придется пожертвовать  самим  Резидентом?  Чтобы  вытащить
наконец  на  свет  божий  эту  акулу,  нужна  хитрющая  провокация,  нужна
жертва... Так вот, что важнее - жизнь нашего миляги Резидента, или?.."
   Или. Даниил открыто  и  честно  посмотрел  в  глаза  сидящего  напротив
человека и подумал: "Решено. Прости, Резидент, но интересы  дела  требуют.
Ты же сам всегда ставил превыше всего интересы дела, обязанности  и  долг.
Прости. Когда-нибудь тебе  поставят  красивый  памятник...  впрочем,  нет,
людям твоей  профессии  их  не  ставят.  Просто  когда-нибудь,  лет  через
тридцать, новый Юлиан напишет новый документальный фолиант, и все  узнают,
каким ты был героем, как много  пользы  принесла  твоя  смерть...  Прости,
Резидент. И прощай".
   - На кого работает княжна Черовская? - где-то даже  равнодушно  спросил
Даниил  и,  услышав  ответ,  не  особенно   и   удивился   -   головоломка
складывалась, прояснялась...
   - До свиданья, полковник, - сказал он и поднялся.
   Известными не каждому переходами он добрался до  отеля  "Сафо".  Словно
тень, выскользнула наперерез Саввишна, бандерша с сорокалетним  стажем,  и
укоризненно зашептала:
   - Сударь, что