тил глаза на лежащие перед ним бумаги и продолжал скучным
канцелярским голосом, ни на кого больше не  глядя:  -  Ролев  намеревался,
используя подчиненный ему второй парадный полк,  арестовать  императорскую
семью, высшее военное командование.  Государственный  Совет  и  установить
режим  личной  диктатуры.  Полчаса  назад,  за  три  часа  до  намеченного
выступления, мятежники были окружены верными трону частями  и  разоружены.
Ролев оказал сопротивление и убит при попытке к бегству...
   Морлоков оставался бесстрастным.
   -  Голубчик,  мы  вас  ни  в  чем  не  упрекаем,  -  наклонился  вперед
фельдмаршал.  -  Но  вышло-то  неловко  -  второй   парадный   по   вашему
ведомству... Я понимаю и все мы понимаем,  что  народ  бывает  разный,  за
каждым не уследишь и  каждому  в  душу  не  заглянешь,  однако  же  пассаж
получился...
   - Я крайне  удручен,  ваше  высокопревосходительство,  -  глухо  сказал
Морлоков. - И только долголетние занятия аутотренингом виной тому,  что  я
не могу выразить обуревающие меня чувства в более эмоциональной  форме.  Я
удручен и должен подать в отставку.
   - Ну что вы, голубчик! - всплеснул руками Осмоловский. -  Так  дело  не
пойдет, и вопрос так не стоит. С кем не бывает, может, и у меня в Генштабе
кто-то в Наполеоны метит, дело-то житейское...
   - В таком случае разрешите идти?
   - Идите, голубчик.
   Морлоков шел к двери.
   "Сука, - подумал Хрусталев,  с  бессильным  неистовством  глядя  в  его
квадратную спину, удивительным образом выражавшую сейчас честную досаду  и
искреннюю удрученность. -  Сволочь,  хотя  бы  ресницы  дрогнули,  а  ведь
паскуда Ролев не для себя старался, весь фокус  был  в  том,  чтобы  через
голову Ирины отдать  трон  Наталье,  при  которой  Морлоков  автоматически
становился бы некоронованным императором... Ну нельзя же так спокойно себя
вести, маршал, откуда ты знал, что мы не собираемся тебя арестовывать? Вот
если бы ты за пушку схватился, занервничав, те, за портьерой, тебя бы - на
месте, при попытке... В целях  пресечения.  И  куча  свидетелей.  Не  будь
Осмоловского, так и сделал бы, а при нем нельзя, не одобрит..."
   - Ох, молодежь, молодежь... - нарушил тягостное молчание Осмоловский. -
Пал Палыч небось взвод за портьерами держал? И не будь меня, вы бы его - в
расход?
   - А почему бы и нет? - угрюмо насупился Хрусталев.
   - Молодость... - грустно, даже  жалеючи  повторил  фельдмаршал.  -  Все
тлен, молодые люди, все относительно. Вы только вспомните: Варфоломеевская
ночь, константинопольская резня, нашествия гуннов, дахау,  две  мировых...
Да по  сравнению  с  тамошними  морями  крови  ваш  Морлоков  -  песчинка,
муравейчик.  А  может  быть,  так  и  нужно?  -  вдруг  спросил  он  тихо,
раздумчиво. - Может  быть,  в  определенные  исторические  отрезки  просто
необходимы Нерон, Малюта, Гиммлер и Лаврентий? Потому что, вы ведь  только
представьте, какая райская жизнь наступит,  когда  Морлокова  уберут:  все
всем будет  можно,  невиданно  широко  распахнутся  горизонты,  невыразимо
откровенными  станут  газеты,  смелыми   -   анекдоты,   люди   перестанут
оглядываться и шептаться, по стране  помчатся  набитые  реабилитированными
поезда, всплеск, дуновение свежего ветра; задумайтесь над  этим  -  нельзя
стать счастливым, не быв прежде несчастным, может быть, у каждого оленьего
стада есть моменты, когда ему нужны и  позарез  необходимы  волки  и  алый
снег...
   Хрусталев  молчал,  буравя  взглядом  стол.  Фельдмаршал  на   цыпочках
удалился, и тогда генерал тоскливо сказал Даниилу:
   - Я не могу понять Морлокова. Ведь прекрасно же знает, что  ему  грозит
после смерти императора, знает, что эта шлюха Наташка может  не  уследить,
не уберечь...
   - Мне не легче, - сказал Даниил. - Потому что именно люди Морлокова  по
его поручению выдали подготовленный им самим заговор.
   Он стойко выдержал взгляд Хрусталева, бешеный и беспомощный.
   - Этого не может быть, - прошептал Хрусталев. - Этого просто  не  может
быть, все врут, ошибка, деза...
   - Возьми и просмотри. - Даниил положил перед ним тонкую синюю папку.  -
Правда, только правда, и ничего, кроме правды. Вукол  руками  своих  людей
сам донес на себя - вот реальность, которую предстоит  принять,  понять  и
отвести ей место в системе...
   Он поклонился и вышел.
   Альтаирец Кфансут в виде грузовика  несуществующей  транспортной  фирмы
второй день раскатывал по дорогам царства,  вбирая  информацию  миллионами
детекторов.



12

                                ...и демоны являлися к нему, чтоб говорить
                                о тайнах мирозданья...
                                                                К.Бальмонт

   Подвалы  под  зданием  хрусталевского  ведомства  были  запутанными   и
длиннейшими - лет двести назад в  здании  помещался  монастырь,  и  монахи
держали в подвалах уйму всякой всячины, от винных бочек до  оппонентов  по
религиозным вопросам. Содержимое бочек быстро убывало и  сменялось  новым,
оппоненты же, за исключением слабодушных, засиживались надолго. Хрусталеву
эти подвалы оказались абсолютно не нужны, и они пребывали в жутком вековом
запустении - разве что загулявшие охранники прятались вздремнуть в  темных
катакомбах, но со временем хитромудрый Пал Палыч стал в целях вылавливания
таковых периодически запускать в подвалы натасканных  на  запах  спиртного
овчарок,  поднимавших  при  обнаружении  искомого  адский   гам   на   все
подземелье.
   Сейчас штук пять здоровущих псов  теснились  у  входа,  хотя  старинная
дубовая дверь была распахнута настежь. Они жалобно повизгивали,  упирались
и не шли внутрь, как ни орал на них вспотевший портупей-юнкер, кинолог. Он
обернулся, услышав шаги Даниила, криво усмехнулся и развел руками:
   - Ну никак, бля...
   Сопровождавший Даниила охранник сказал тихонько:
   - Ну и не надо. Этот-то там... Колдун который...
   - Мистику разводишь? - громко сказал Даниил и тут же  понизил  голос  -
низкие своды  превращали  это  во  что-то  злобно-шипящее,  поддразниванье
какое-то. - Стыдно, господа...
   - И ничего подобного, - сказал охранник. - Жаль, Пал Палыч не послушал.
Ведь он его куда сунул? Аккурат в камеру, где  дьякон  Петрило...  того...
Двести лет прошло, и все равно...
   - Умер там твой дьякон, что ли? - спросил Даниил.
   - Если бы! Утром отперли камеру, а там - скелет и никакого  дьякона.  А
вечером, когда  запирали,  был  дьякон  и  никакого  скелета.  В  хрониках
написано. Говорят... является.
   - Ерунда, - сказал Даниил. - Пошли-ка живенько.
   Охранник подчинился, они шли бок о бок по коридору, тускло освещенному,
сводчатому, шаги отзывались неприятными визгливыми  шорохами,  отчего  все
время казалось, будто кто-то крадется следом, Даниил подумал, что  коридор
похож на тот, привидевшийся в кошмаре Милене.  Одернул  себя  -  она  ведь
видела в кошмаре какой-то коридор, а не он... Но все равно казалось, будто
он видел тоже, именно этот. Что-то мелькнуло впереди, юркая и зыбкая тень,
и Даниил едва не схватился за кобуру.
   - Крыса, - сказал охранник с облегченным вздохом, и Даниил сам вздохнул
точно так же. Лампочки были пыльные, свет  едва  сочился  сквозь  грязь  и
паутину, и Даниилу вдруг стало казаться, что он спит, пусть и понимая, что
видит сон, но все равно спит. Он подумал, что не в состоянии уже  отличить
сон от яви. Нет, с ума он не сходит, здесь другое - все перепуталось  так,
что отличить нет никакой возможности...
   Охранник кивнул на  дверь.  Засов  был  старинный,  кованый,  прекрасно
сохранившийся, но в его петли продет  новенький  блестящий  замок.  Даниил
набрал код, и дужка отскочила. Дверь поддалась почти  бесшумно,  наверное,
петли хорошо смазали,  когда  водворяли  сюда  колдуна.  Даниил  тщательно
притворил ее за собой, оценил тишину - нет, подслушать снаружи невозможно,
монахи знали толк...
   Свеча горела на выступавшем из стены кирпиче,  наверняка  для  свечи  и
предназначавшемуся в старые времена. (Они хотели поставить сюда батарейный
фонарь, но колдун наотрез отказался.) Колдун сидел на лежанке,  вцепившись
широкими ладонями  в  ее  края,  и  наблюдал  за  Даниилом  -  одни  глаза
посверкивали из буйной бородищи, поэтому рассмотреть  его  лицо  никак  не
удавалось и возраст не определить...
   - Сидишь? - сказал Даниил. - Ну как, высидел что-нибудь?
   Колдун, не сводя с него глаз, шумно  засопел  и  закатил  глаза,  потом
принялся тихонько постанывать.
   - Кончай, - сказал Даниил. - Говори дело. Если ты на  что-то  способен,
валяй. Если нет, убирайся к черту.
   - Не хочу к черту, - сказал колдун. Голос  у  него  оказался  сиплый  и
жидковатый для такого крупного мужика. -  Вот  уж  куда  не  хочу  так  не
хочу...
   - Ну, куда там тебе сподручнее. Итак?
   - За что мучаете? - угрюмо спросил колдун. - За что  мучаешь,  пришлый?
Приперся на горе мне по нелюдской дороге,  теперь  скачешь,  как  рыба  на
сковородке, забавляешься, бабами играешь и вообще людьми... Ох и хреново ж
тебе придется однажды!
   - Интересно, - сказал Даниил, удивленный, впрочем,  немного.  -  Это  ж
откуда я пришел?
   - Сам знаешь. А назад-то хода нет! - захохотал колдун, тыча  в  Даниила
грязным пальцем. - Ты назад, а дверь тебя - по лбу.
   - Молчать! - сказал  Даниил.  Ему  стало  немного  не  по  себе,  и  он
устыдился этого. - Говори по делу.
   - Ну что по делу, что по делу... -  Колдун  запустил  руки  за  пазуху,
вынул, крепко сжав ладони ковшиком, словно держал  пойманную  муху,  потом
развел ладони, и вспыхнул тусклый огонек, словно бы  гнилушка.  И  тут  же
погас. Колдун  захихикал.  -  Это  я  так,  дуру  гоню,  маленько,  куражу
подпускаю, чтоб цену набить.
   - Дадим, дадим, - сказал Даниил. - Сколько  обещали.  Еще  и  прибавим,
если увидим какой-то смысл и пользу. Ну? - Он нагнулся к  этому  заросшему
диким волосом лицу. Ну, разумеется, глаза колдуна вовсе не светились,  это
в них отражалась свеча... - Так что там за дом?
   - Чертова Хата и есть, - сказал колдун, и Даниил вздрогнул. - Стоит там
котел на холодном огне, а станет тот змей сосать кровь, крылья раскинет, и
тень от них падет че-орная! И будете вы метаться, а он вас жрать будет...
   -  Ты  давай  понятнее,  -  сказал  Даниил.  (Лаборатория?  Была  такая
версия...) - Что там, лаборатория?
   - Да не знаю я ваших словечек! - с сердцем сказал колдун. -  Я  человек
простой, что вижу, то и объясняю, как могу, как дед учил. Мечутся они там,
ироды, вокруг своего котла и питают червя, а он уж вырос в  змея,  взлетит
скоро...
   - Оружие? - спросил Даниил. - Оружие они там делают?
   Колдун подумал, почесал в затылке.
   - Нет, - сказал он наконец. - Оружие - вещь мертвая,  если  б  я  видел
оружие, так я сказал бы. А я вижу... ну не могу я тебе  объяснить,  что  я
вижу! Только не оружие это, не бомба, не ядовитый  пар,  не...  понимаешь,
ничего... - он  мучительно  искал  слово,  -  ничего  мертвого,  ничего...
искусственного! Искусственного, во! Живой он, змей... кровосос... Словечек
ученых у меня мало, понимаешь ли, я ведь с вашим миром живу вразнотык,  ни
грамоте не учен, ни чему еще - учен природою и о природе. Может,  я  бы  и
получше увидел, да там столько понатыкано ваших  машинок...  А  от  них  -
ореолы искусственные, забивают мне взгляд, забивают ореолы  природные,  ну
как тебе про ореолы-то...
   - Поля, - сказал Даниил. - Искусственные излучения  забивают  излучения
естественные?
   - Это все по-вашему, не договориться нам! Ореолы. Забивают зрение.  Вот
я почти что и слепой, вижу, как в тумане. Но змей живой, верно говорю! Зла
будет много, когда выпустят.
   - Кто они? - спросил Даниил.
   - Сволота, - сказал колдун. - Самый главный... бегал с  бранного  поля,
сука седая, инородская... Но  язык  подвешен.  Остальные  не  лучше.  Всех
предают, своих тоже, про чужих я и не говорю... Слушай, можно, я тут у вас
и дальше посижу? Они ведь уже прознали, что я у вас, они  ж  меня  кончат,
если вернусь в волость, из одного страха кончат, чтобы дело раньше времени
не всплыло... А жить охота.
   - Сиди, черт с тобой, -  сказал  Даниил  и  вышел.  Безнадежная  затея.
Абсолютно идиотская. Предположим, этот космач  не  врет.  Предположим,  он
честно пытался рассказать то, что действительно видел  нелюдским  зрением,
не имеющим отношения к глазам.  Знает  же  он  откуда-то  про  "дверь"  на
Землю-1... Но что, в конце концов, происходит на вилле? Червь, из которого
вырос змей, живой змей...  Все-таки  лаборатория?  Эксперименты  с  чем-то
живым? Биология? Генетика? Новоявленный доктор Моро? Что  там  за  монстр,
если там в самом деле есть монстр, и кто этим занимается?
   Но все же это была зацепка. Хлипкая, однако ж зацепка. Он все ускорял и
ускорял шаги, почти выбежал из двери, овчарки от неожиданности шарахнулись
в стороны, но отчаянный визг возвестил, что уж одну-то лапу  Даниил  точно
притоптал. А Даниил был уже  далеко.  В  три  прыжка  одолевая  лестничные
марши, охваченный охотничьим азартом, он несся  по  пустому  зданию,  мимо
запертых дверей и ночных дежурных. Торопливо отстучал на  клавиатуре  код,
чтобы дверь вычислительного центра не ударила током, сел за терминал.
   Он примерно представлял, что  должен  делать,  но,  будучи  профаном  в
биологии и смежных дисциплинах, шарахался,  по  сути,  наугад  и  совершал
массу лишних операций. А ведь следовало еще учесть и  биохимию,  и  химию,
и... Многое он наверняка упустил из виду. Но дожидаться утра и  выхода  на
работу специалистов не было времени, и посылать машину за консультантом не
было времени, руки дрожали от нетерпения...
   Хаотичные поиски ничего утешительного не принесли. Он  искал  биологов,
биохимиков, генетиков и биофизиков, подходящих в обитатели Чертовой  Хаты,
- людей, которые внезапно исчезли бы какое-то время назад, людей,  которые
вели бы исследования в области создания живой материи и забав с генами, но
потом их работы перестали бы печататься, а сами они оказались  за  пологом
секретности. Он  беззастенчиво  проникал  в  память  компьютеров  военного
министерства и секретных лабораторий -  по  тропинкам,  которые  проложили
специалисты Хрусталева.
   И - ничего.
   Даниил убрал руки с пульта и замысловато выругался. Тупик.
   - Попрошу не выражаться, надоело, - сказал  компьютер  своим  жестяным,
лишенным  модуляций  голосом.  -  Дождетесь,   представлю   докладную   по
начальству. Хрен знает что на уши вешаете, фофаны.
   - Лексикончик... - сказал Даниил.
   - С вами нахватаешься, - сказал компьютер. - Вчера один индивид  упорно
подсчитывал процент вероятности возможного совокупления его с некой особой
противоположного пола.
   - Бывает. Заботы у человека. Призвал науку на помощь.
   - Я не знаю, что меня больше возмущает, - сказал компьютер. -  Подобные
вчерашнему расчеты или  ваше  сегодняшнее  глупое  шараханье.  Ну  что  вы
прицепились к государственным ведомствам? Ведь давно  определили:  объект,
именуемый вами Чертовой Хатой и "Омегой-Дельтой", не  мог  образоваться  в
результате деятельности какого бы то ни было государственного ведомства.
   - Значит, все же заговор извне?
   - Выходит, - сказал компьютер.
   - Но зондаж силами зарубежной агентуры ничего не выявил.
   - Может быть, это означает, что Чертову Хату и в самом  деле  построили
иностранцы, но и они при этом служили отнюдь не своим ведомствам...
   - И там  -  заговор?  Тамошние  заговорщики  в  компании  со  здешними?
Разрабатывают нечто, хранимое в  секрете  от  обоих  государств,  а  то  и
направленное против обоих сразу?
   - Вполне подходящая формулировка, - сказал компьютер.
   - Но ради чего все затеяно?
   - А вот этого я уже не знаю, - сказал компьютер. -  Между  прочим,  вы,
быть может, глупо поступили, ища биологов среди живых. Что, если  поискать
среди мертвы?
   - Что за чертовщина?
   - Никакой чертовщины. Два с половиной года назад в  сорока  верстах  от
аэропорта Коростень-три разбился самолет с группой ученых.  Подробности  в
деле... - Компьютер выплюнул пригоршню цифр. - Весьма подходящие кандидаты
для обитателей Чертовой Хаты - если вы верно раскрыли  ее  предназначение.
Далее. Примерно в тот же период неподалеку от  Твери  упал  самолет  с  их
учеными. Близкого профиля.
   - Ага, - сказал Даниил.  -  И  ты  не  исключаешь,  что  люди,  ставшие
официальными покойниками, находятся в Чертовой Хате?
   - Не исключаю.
   - Подробности!
   - Придется копать, - сказал компьютер.
   - Копай! - сказал Даниил. - Копай, голубчик!



13

                                                Кто много жизней проживет,
                                                умрет в любой из них.
                                                                  О.Уайльд

   В первом часу ночи императору показалось,  что  кто-то  трясет  его  за
плечо, настойчиво,  но  деликатно,  и  женщина  в  сиреневом,  с  длинными
светлыми волосами и огромными светло-серыми глазами наклоняется  над  ним.
Он проснулся, но никого не увидел у постели. Проще всего было решить,  что
Сиреневая Дама попросту приснилась, но  император  слишком  хорошо  помнил
историю своего рода и понял, что она приходила в самом деле, как приходила
к его предкам, когда...
   И тогда он сполз с постели, выбрался в коридор, правой  рукой  цепляясь
за стену, а левой придерживая  изъеденную  метастазами  печень,  и  побрел
куда-то.
   Неподвижно стояли в коридорах и на лестницах рослые  гвардейцы  в  алых
ментиках. Ровным розовым светом горели лампы. Шарканье  ног  не  разгоняло
тишину, а делало ее плотнее, гуще.
   Нужно было иметь смелость признаться себе наконец,  что  этот  коридор,
лампы, перила, ковры - в последний раз.
   Император добрел до фамильной портретной галереи, всем телом  навалился
на дверь и упал, когда она распахнулась. Долго лежал, прижавшись  щекой  к
жестким выпуклым узорам ковра. Едва поднялся.
   Длинный ряд портретов в  толстых  золоченых  рамах  заполнял  стену,  и
император, шатаясь, брел мимо них, как генерал на смотру - от настоящего к
прошлому. С каждым новым портретом он уходил все дальше, и время отступало
все дальше  и  дальше  -  к  годам  без  электричества,  векам  без  пара,
тысячелетиям без пороха...
   Со стены любопытно  смотрели  на  потомка  хмурые  почтенные  старцы  в
высоких париках, юные дамы с голыми  плечами  и  невероятно  пленительными
порочно-невинными улыбками, солидные увядшие матроны, красавицы  в  пышных
жабо. Это все были писанные при жизни,  вот  и  последний  из  них,  Ясный
Стахор, зверь и покровитель звездочетов, тиран и печальник о благе народа.
   Потом пошли те, чей облик в свое время кропотливо  реконструировали  по
черепам: бородатые мужики  в  отделанных  золотом  кольчугах,  алтабасе  и
аксамите, иконописной красоты женщины в  расшитых  самоцветами  платьях  и
глухих платах, закрывавших волосы и шею.
   Каждый из них сделал что-то, остался в истории - пусть  даже  благодаря
жестокости или превышавшим  понимание  потомков  постельным  способностям.
Незначительный человек  приятной  внешности  и  громкого  титула,  бледный
отблеск некогда сиявшего ярко, давно и навсегда ушедшего времени  -  корон
на головах, а не в сейфах, скипетров и тронов, подлинной,  не  номинальной
власти, неуклюжих пушек,  кровавых  интриг,  вырванных  языков,  немощеных
дорог, продуваемых ветром замков с золотой посудой и нужниками  во  дворе,
вязнувших в грязи лошадей и чадящих факелов. Он был - никакой...
   Последний портрет - князь Мал, победитель Игоря  и  Ольги,  завоеватель
Киева. А дальше - ничего, дубовая панель, глупое бра,  три  розовые  лампы
на...
   Император стоял и пытался собрать во что-то  определенное  беспорядочно
мельтешащие мысли. Князь Мал хмуро смотрел на  него,  потом  едва  заметно
отвел взгляд, так, чтобы казалось, будто  сам  он  ни  при  чем,  а  виной
иллюзии - живописец и освещение. А сам Мал  вовсе  и  не  отводил  глаз...
Что-то ледяное, мерзкое, липкое, жи