х, застывших в  настороженно-раскованных  позах.  Льдисто  искрились
примкнутые штыки, смертельно больного императора бдительно  охраняли.  Сам
по себе он был никаким - ни хорошим и ни плохим, и в историю  ему  суждено
было войти исключительно как императору, которым вертел, как хотел, маршал
Морлоков...
   Даниил лениво разглядывал зал.
   Академик Фалакрозис,  творец  трудов,  развенчивавших  веру  в  бога  и
Атлантиду и вскрывавших истинную сущность птицы дрозд.
   Круминьш Арвид Янович,  бывший  полковник  латышской  гвардии,  некогда
битой поляками под Краковом в приснопамятной датско-тверской  кампании,  а
ныне второй секретарь тверского посольства. Шпион,  конечно,  как  это  за
вторыми секретарями любых посольств по всему свету водится. С кем  это  он
так мило беседует? Ага, Радомиров,  новая  восходящая  звезда  древлянской
дипломатии, в свои тридцать два только что назначен заместителем  министра
иностранных дел.  Десять  лет  назад,  будучи  выпускником  Императорского
дипломатического  лицея,  помог  в  разоблачении  двух  послов,  наемников
масонского шиизма.  Анна,  его  жена,  -  ослепительная  красавица,  копна
золотых  волос,  фигура  дерзких  очертаний.  Здесь  же  Огюст   Шибоботе,
официально - президент, а неофициально - диктатор одной африканской страны
средних  размеров,  верной  союзницы  Твери;  огромный  негр   непонятного
возраста в белом костюме, украшенном десятком огромных орденов, в  сапогах
с огромными золотыми шпорами. По данным разведки,  имеет  привычку  кушать
своих политических противников зажаренными под соусом провансаль.  Приехал
подписывать  весьма  важный  трехсторонний   договор   о   сотрудничестве,
разнообразной помощи и всем таком прочем.
   Грузный мужчина во  фраке,  простецкое  круглое  лицо,  редкие  светлые
волосы. Представитель фирмы "Тверьстанкоэкспорт", он же резидент  тверской
разведки в Древлянском царстве - это он,  едучи  на  машине  в  Коростень,
подобрал на шоссе Даниила, находившегося  в  крайнем  расстройстве  чувств
из-за того, что дверь на Землю-1 захлопнулась и невозможно было  вернуться
назад. Разговорил его,  а  там  и  взял  на  работу,  создал  родословную,
легенду, внедрил в хрусталевское ведомство. В Землю-1.  Резидент,  похоже,
не очень верил, но тактично не показывал этого перед Даниилом.
   Сероглазая брюнетка в розовом платье с бесценным  ожерельем  на  шее  -
царевна Наталья, любовница Морлокова.  Царевен  было  двое:  Наталья  была
младшая, а старшая, Ирина, любила Даниила - так уж оно получилось...



5

                                                Серые глаза - рассвет,
                                                пароходная сирена,
                                                дождь, разлука, серый след
                                                за бортом бегущей пены...
                                                                 Р.Киплинг

   А когда занудная музыка, шитые  золотом  мундиры,  блестящий  паркет  и
созвездия зыбких огоньков свечей надоели ему до тошноты,  он  поднялся  на
второй этаж, свернул в  старое  крыло  и  уверенно  углубился  в  лабиринт
запутанных, тускло освещенных переходов.
   В нишах шуршали кружева, слышались смешки, куртуазная возня и нечаянные
стоны. Временами  навстречу  бдительно  выдвигались  охранники  и,  узнав,
отшатывались - фаворит, бля... В  маленьком  круглом  зале,  крест-накрест
пересекавшемся  шестью  коридорами,  наперерез  Даниилу  прошла,   смеясь,
занятая друг другом парочка в пышных, вовсе уж  древних  нарядах.  Даниилу
почудилась  в  них  какая-то  несуразность.  Пройдя  метров  двадцать,  он
сообразил: и кавалер, и дама не отбрасывали тени...
   Первым побуждением было бежать куда-то и что-то делать, но  он  вовремя
опомнился, засмеялся и махнул рукой. Постоял  в  колышущемся  полумраке  и
пошел дальше, вверх.
   Вышел на  узкую  галерею,  опоясывавшую  на  головокружительной  высоте
главную  башню  дворца,  построенного   еще   миланцем   Антонио   Солари,
непосредственно  причастным  к  появлению  на  свет  в  царском  семействе
незаконнорожденного дитяти и разорванным за то лошадьми -  правда,  прежде
чем отдать такой приказ, дед бастарда царь Гремислав Свирепый хозяйственно
дождался окончания строительства...
   У высоких, по грудь, пузатых балясин перил стояла  она,  Ирина.  Даниил
подошел к ней, обнял сзади. Она молча прижалась  щекой  к  его  руке.  Над
головой у них в замшелых  бойницах  сонно  ворочались,  царапали  крыльями
камень старые вороны - непременная  принадлежность  дворца  вот  уж  пятую
сотню лет,  подарок  Елизаветы  Английской  царю  Стахору  Второму.  Внизу
мириадами огней подмигивала, подсматривала, скалилась, дразнилась столица,
древний град Коростень. Даниил повернул девушку к себе, но она  уклонилась
и ткнулась щекой в его плечо.
   - Лучше бы она была выдумана, наша история, - сказала она.
   - Ты этого хочешь?
   - Нет, что ты...
   - Тогда не мели ерунды.
   - Я говорю то, что ты думаешь. - Она  взглянула  ему  в  лицо.  -  Ведь
правда, думаешь?
   - Проклятый клубок... - сказал Даниил. - Отец скоро умрет,  ты  станешь
императрицей,  а  я   -   признанным   фаворитом.   Ничего   странного   и
унизительного, дело привычное и в общем-то  житейское  -  одни  ненавидят,
другие завидуют, и все заискивают... У тебя, надеюсь,  хватит  соображения
не жаловать меня орденами и титулами?
   - Не надо, хорошо? А то я плакать буду. Я все понимаю, но  что  же  нам
делать?
   "Нечего нам делать,  -  подумал  он  тоскливо.  -  Всю  жизнь,  похоже,
придется торчать на Земле-дубле, игроком на чужой шахматной  доске?  Уйти,
что ли, в леса,  там  повстанцы  водятся..."  Но  какой  смысл  за  что-то
бороться здесь, к чему-то привыкать, если это не его планета, не его  мир,
если здесь он - чужак, освобожденный  по  законам  своего  мира  от  любой
ответственности за все здесь совершенное? Остается плыть  по  течению,  то
наслаждаясь   этой   восхитительной   вседозволенностью,   то   грустя   у
захлопнувшейся "двери"... Девочку эту любить, славная девочка, влюблена по
уши, как в историческом романе, мать их так.
   - Обними меня, - попросила Ирина.
   Даниил осторожно поцеловал ее, как ребенка.
   - Хороший ты мой, - сказал она.
   "Какой я? - подумал он. - А черт его знает, какой я. Я - опытный физик,
неплохой инженер, который плыл по течению ТАМ,  в  том  мире,  потому  что
ничегошеньки не зависело там от Д.Батурина, канд. ф.-м.н.". А бороться  за
то, чтобы  от  него  что-то  зависело,  казалось  бессмысленным,  и  жизнь
колыхалась, как обрывок  газеты  в  зеленоватой  стоячей  воде,  лениво  и
бесцельно. И здесь приходится плыть по течению, нас очень  хорошо  научили
плыть по течению, расслабясь, мы делаем это уже  без  всякого  протеста  и
ропота душевного, не забыв поблагодарить всех кого следует и лично...
   Они  стояли  обнявшись.  В  двухстах  километрах  над  ними  парили   в
космической черноте  вооруженные  лазерными  пушками  "челноки"  с  белыми
звездами и "челноки" с  красными  звездами  и  принюхивались  к  стартовым
площадкам вражеских баллистических ракет орбитальные платформы с невиданно
хитроумными и секретными агрегатами на борту, а в кратере  Арзахель  майор
Пронин  выслеживал,  прячась  в  лунной  тени,   подполковника   Гопкинса,
намеревавшегося открыть бардак с виски и девочками на  невидимой  с  Земли
стороне Селены,  а  на  Венере  ирландско-польский  контингент  войск  ООН
силился не допустить резни между двумя...
   Альтаирец  Кфансут  решил  переместиться  поближе  к  Земле,  для  чего
притворился авиалайнером "Сабены" и заскользил вниз, вниз, вниз...



6

                                               Гвардейца красит алый цвет,
                                               да только не такой.
                                               Он пролил красное вино,
                                               и кровь лилась рекой,
                                               когда любимую свою
                                               убил своей рукой.
                                                                  О.Уайльд

   Жемчужно-серая машина показалась в зеркальце заднего вида,  выросла  на
глазах, промчалась мимо, обдав всплеском ветра, один мимолетный взгляд,  и
машина уже далеко, словно собралась навсегда исчезнуть из  жизни  Даниила,
но его "опель" уже  вырвался  на  дорогу,  мчится  следом,  следом,  легко
обходит  жемчужно-серый  "роллс-ройс",  идет  впритирку,  так  что   между
машинами - не больше миллиметра теплого  осеннего  воздуха,  и  Ирина  еще
успевает бросить удивленный взгляд  на  полускрытое  темными  очками  лицо
Даниила, явно не узнавая его, а больше она ничего не успевает, потому  что
дорога круто сворачивает вправо, но  "опель"  со  страшной  силой  ударяет
хромированным боком в бампер "ройса", и "ройс" летит с  обрыва,  гремя  на
камнях,  лязгая,  превращаясь  в  груду  взлохмаченного  металла,   словно
доказывая неизвестно кому и зачем, что жизнь наша соткана из нелепостей  и
чем больше в ней нелепостей, тем чаще, упорнее и  терпеливее  ее  называют
разумной. А потом с грохотом взрывается бензобак, и там, где была  машина,
взметывается черно-желтый огненный клубок, похожий на миниатюрный  ядерный
взрыв...
   ...на лоб ему легла маленькая теплая ладонь. Даниил  медленно  вынырнул
из кошмара.
   Слабо мерцала на столике сиреневая сова, идиотский символ мудрости.  Он
увидел испуганные глаза Ирины.
   - Сон?
   - Сон, девочка. Противный и страшный.
   - Расскажешь?
   - Нет.
   - А я приказываю. Слышите, ротмистр? Царевна приказывает.
   - Я тебя убил, - сказал Даниил. - Там, в кошмаре.
   - Вот злодей, карбонарий... - Ирина привычно умостила голову у него  на
груди. - Значит, будем любить друг друга долго  и  счастливо,  есть  такая
примета, и старые сонники пишут...
   Сиренево рдела сова. Утыканную белыми звездами тишину за окном внезапно
разорвал заполошный, пульсирующий,  захлебывающийся  рев  черного  фургона
МУУ. Ирина вздрогнула, прижалась теснее, сердце  ее  под  ладонью  Даниила
заколотилось чаще.
   Альтаирец Кфансут смирненько сидел на обочине, прикинувшись закрытым на
учет пивным ларьком.



7

                                      Гусарская рулетка - жестокая игра...
                                                               Е.Евтушенко

   Штаб-ротмистр Даниил Батурин восседал  за  столом  и  тупо  пялился  на
запечатленную с самолета высотной разведки Чертову Хату. Больше всего  ему
хотелось разодрать цветную фотографию на кусочки - медленно и старательно.
Но что меняло?
   История  Чертовой  Хаты  была  недолгой,  но  загадочной,   смутной   и
жутковатой, всплыла она совершенно неожиданно, как  всплывают  из  морских
глубин проржавевшие, пережившие тех, кто  их  поставил,  морские  мины.  И
смерть эта история сеяла, подобно мине.
   Первым  оказался  штык-корнет  Котя  Верхоленский   из   хрусталевского
ведомства, светский раздолбай и баламут, так себе работничек. Однажды  его
с приятелями занесло в диковатые леса Радомежской губернии, где  поддавшая
золотая  молодежь,  числом  четыре  человека,  обнаружила  в  распадке,  в
отдалении от дорог трехэтажную виллу  современной  постройки.  Находясь  в
состоянии алкогольного опьянения, господа офицеры  возымели  желание  туда
попасть - Коте почему-то взбрело в голову, что там скучает молодая хозяйка
неописуемой красоты, которую  старый  ревнивый  муж  упрятал  подальше  от
столицы. Однако вместо красотки в  воротах  появился  здоровенный  лоб  и,
поигрывая автоматом, предложил гостям убираться к той самой матери.
   Котя на него  наорал,  махая  удостоверением,  после  чего  получил  по
сусалам.  В  подкрепление  привратнику  прибыли  еще  четверо   столь   же
устрашающего сложения и  не  менее  серьезно  вооруженные.  Они  популярно
объяснили, что гости лезут на территорию сверхсекретного военного объекта.
Гости стушевались и ретировались.
   Но Коте шлея попала под хвост. Как он по секрету  рассказал  Даниилу  с
Хрусталевым, он голову мог дать на отсечение, что вилла ничуть не  походит
на секретный объект, тем более военный. Будь это генеральская дача, он  бы
докопался. И корнет решил копнуть еще глубже, используя светские  связи  и
погоны своего ведомства. Юношеска любопытства ради.
   Видимо, по молодости лет копать он начал чересчур открыто и  нахраписто
и с маху наступил на чью-то любимую мозоль, иначе почему через три дня его
пристрелили у собственной калитки? Одного из его спутников по той  поездке
сшибла на перекрестке так и  не  отысканная  впоследствии  машина,  второй
исчез, растворился, как сахар в чае, а третий по пьянке утонул  в  дальнем
уголке торгового порта - однако вскрытие показало, что дышать он  перестал
за  час  до  того,  как  оказался  в  воде.  Эта  череда  смертей   прошла
незамеченной никем, кроме Даниила с Хрусталевым, а уж те призадумались.
   Для  начала  они  хитроумными  окольными  путями   подкинули   довольно
влиятельному полковнику из конторы, как раз и охранявшей секретные военные
объекты, хитро  сработанную  дезу  -  информацию  о  вилле,  служащей,  по
некоторым  данным,  гнездом  иностранного  военного  шпионажа.   Полковник
засучил рукава.
   Так, с засученными рукавами, он и  переселился  в  мир  иной  буквально
через два дня, сгорев со своими помощниками в рухнувшем вертолете. Авария.
Несовершенство  техники,  или  усталость  металла,  или  пьяные   механики
закандрючили не ту херовину не в ту дырку, или похмельный пилот дернул  не
ту ручку. Бывает. Даже с полковниками...
   Даниил с Хрусталевым поняли, что дело  весьма  нешуточное  -  каким  бы
рассекретным ни был объект, принадлежи он в самом деле  армии,  полковника
всего-навсего обматерили бы в каком-нибудь высоком кабинете...
   Тогда столь же хитроумными окольными тропками деза пропутешествовала  в
МУУ, к начальнику одного из отделов, ярому карьеристу -  на  сей  раз  как
информация о гнезде террористов, притаившихся в радомежских лесах, о хазе,
где злодеи  пляшут  с  девицами  в  мини-юбках,  лопают  жареных  дроздов,
поклоняются Большой Медведице и замышляют поджечь штаб-квартиру МУУ.
   Не успев добраться со сногсшибательной информацией до  Морлокова,  ярый
карьерист утонул в собственной ванне.  Глубоко  нырнул,  попал  в  омут...
Бывает. Выходило, что и хозяйством МУУ виллу считать нельзя.
   Тогда? Триада спецслужб - хрусталевское ведомство, военная  разведка  и
МУУ -  отпадали.  Других  тайных  служб  в  стране  не  имелось.  Вдобавок
сообщение Даниила крайне заинтересовало.
   Резидента - в особенности когда Резидент лишился  трех  своих  агентов,
сунувшихся  было  прощупать  дальние  подступы...  Впервые  Даниил   узрел
Резидента в некоторой растерянности. Ни одна из разведок мира не могла  бы
организовать все  эти  фантасмагории  без  того,  чтобы  в  мире,  набитом
двойниками и тройниками, об этом не  пронюхали  бы  конкуренты.  Но  никто
ничего не знал. Ни  на  одной  из  полулегальных  "черных  бирж"  торговли
разведсекретами ничего проясняющего не всплывало. Разве  что  виной  всему
был дьявол, в которого  как-то  неудобно  верить,  ибо  его  существование
никакими агентурными данными не подтверждено...
   Словом, на шее у немногих посвященных повисла тягостная загадка, ларчик
с ключиком внутри. Нетрудно было выбросить на виллу батальон коммандос, но
где гарантии,  что  в  руках  окажутся  улики  и  доказательства?  Хэккеры
Хрусталева принялись беззастенчиво шарить по закоулкам компьютерной памяти
самых разных ведомств, но пока что реальной выгоды не обрели.
   Бонч-Мечидол, которого  по  размышлении  Хрусталев  взял  в  сообщники,
послал  пошнырять  на  большой  высоте  над  виллой  самолет   электронной
разведки, но толку от этого научного аэроплана оказалось  чуть.  Хрусталев
озлился до того, что разыскал в глухих  закоулках  Сердоблинской  губернии
деревенского колдуна, окруженного в родных  местах  почтительным  страхом,
запер его в подвале и велел расшибиться в лепешку, но выколдоватъ отгадку.
Параллельно Пал Палыч велел хэккерам удвоить труды, надеясь, что  дикий  и
дурацкий сплав  языческого  ведовства  с  кибернетикой  к  чему-нибудь  да
приведет.
   А наблюдение за виллой  продолжали.  Судя  по  всему,  ее  таинственные
хозяева,  запасшись  всем  необходимым,  сидели  там  безвылазно,   и   их
таинственные замыслы контактов с внешним  миром  пока  что  не  требовали.
Однажды,  правда,  перехватили  кодированную  радиопередачу  с  виллы,  но
краткость ее позволяла думать, что это  было  обычное  донесение:  "Все  в
порядке, ничего нового". А может, и нет...
   Замигала лампочка селектора, и Даниил щелкнул клавишей.
   - Чем занимаешься? - раздался бодрый голос Жени.
   - Да голову ломаю, - сказал он вяло.
   - Вот  и  давай  к  нам.  Хрусталев  опять  в  разносе,  тебя  требует,
прямо-таки в приказном порядке. Езжай давай.
   "Вот и прекрасно, - подумал Даниил. - К черту и Резидента с его стойкой
коммунистической идеологией, и Морлокова с его синемундирными  сержантами,
и Чертову Хату..."
   Он спустился вниз. В  вестибюле  навстречу  выскочил  душевный  человек
Методам, председатель месткома, запойный общественник в  есаульском  чине.
Сейчас алкоголем от него не пахло, глаза у  него  были  рыбьи,  а  из  его
потертой  дерматиновой  палочки  торчали  листки  машинописи  с   грифами:
"неописуемо   секретно",   "секретно   значительно    менее",    "секретно
постольку-поскольку".
   Даниил попробовал увернуться, но Методам прижал его к перилам  и  жарко
зашептал в ухо:
   - Ротмистр, дорогуша, вы ведь на древнешумерском не читаете?
   - И не пишу тоже, - сказал Даниил.
   - Вот и хорошо, золотко, вот и ладненько, распишитесь-ка.
   Методам  сунул  ему  синий  с  золотым  обрезом  бланк  МУУ.  Настоящим
компетентно разъяснялось, что согласно последним идеологическим изысканиям
древнешумерский  язык  оказался  буржуазным  псевдодиалектом  загнивающего
класса,  а  посему  все,  имевшие  политическую  близорукость  его  знать,
автоматически  являются  врагами  народа  и  безусловно  подлежат.  Чем  и
предписывалось заняться всем низовым организациям.
   На проспекте Бречислава Крестителя было тесно от черных фургонов МУУ  -
там искореняли.  Подотдел  Шумера  Института  прикладной  лингвистики  был
оцеплен тройным кольцом. Из  окон  летели,  рассыпаясь  снегопадом,  пачки
рукописей, звенели выбиваемые стекла, доносились крики и женский визг.  По
двору гнали прикладами мужичка в замасленной робе,  он  стряхивал  ладонью
кровь и орал:
   - Да говорю: кочегар я, кочегар! Сроду не был в вашем Химере!
   Его хрястнули прикладом  по  затылку,  раскачали  за  руки  за  ноги  и
швырнули  в  фургон.  Следом  отправили  девушек  в  разодранных  платьях,
толстяка в академической шапочке, кричавшего  что-то  про  пыль  веков,  и
табунок мужчин аспирантского вида. Сине-малиновые деловито добили  стекла,
собрали бумаги, сорвали вывеску  и  написали  мелом  на  воротах:  "Гниздо
лекведеровано". Старшина со скуластой половецкой  харей  (среди  сержантов
МУУ было много половцев и  хазар,  по  причине  неграмотности  считавшихся
наиболее благонадежными) размашисто расписался и заорал:
   - Значитца, так: враг народа в  турма,  девкам  в  караулка,  бумага  в
котельный! Зевака, прочь ходи, иначе кишка штыком пори!
   Немногочисленные  зеваки  торопливо  засеменили  врассыпную.   Вереница
огромных черных фургонов, завывая, умчалась. Даниил поехал дальше.
   Отправляясь в разнос, Хрусталев, как правило,  выезжал  на  природу,  к
речке в Ведьмином бору, где, как гласило официально запрещенное  предание,
тысячу лет  назад  сам  Бречислав  Креститель  остановился  под  дубом  по
некоторой надобности. В свое время на дубу красовалась мемориальная доска,
привлекавшая вереницы паломников, но с восшествием Морлокова компетентные,