разумом,
который когда-то владел вселенной.
   Они отнюдь не были жестоки. Когда концепция  вызванного  их  действиями
неудобства и его нежелательности стала понятна этим  маленьким  существам,
они сразу принялись за работу,  чтобы  устранить  неприятные  ощущения.  И
пожалуй,  перестарались.  Еще  час  я  пребывал  в  состоянии  абсолютного
блаженства, лишив их всякой возможности контакта.
   На следующее утро нам снова разрешили двигаться.  Главным  образом  для
отправления физиологических нужд: от кое-каких продуктов жизнедеятельности
они не могли избавиться сами. Я послушался - моча оказалась фиолетовой,  и
Гэйл последовала моему примеру. Мы долго смотрели друг  на  друга  пустыми
глазами, потом она выдавила из себя улыбку.
   - Они с тобой тоже разговаривают? - спросила Гэйл.
   Я кивнул.
   - Значит, я не сошла с ума.
   В последующие двенадцать часов контроль ослаб, и мне удалось  набросать
значительную часть этой рукописи. Подозреваю,  что  в  это  время  в  моем
организме шла еще одна война. Гэйл могла немного шевелиться, но  не  более
того.
   Когда они снова вернули себе всю полноту  власти,  нам  было  приказано
обняться, и мы без колебаний подчинились.
   - Эдди... - прошептала Гэйл, и мое имя стало последним звуком,  который
донесся до меня снаружи.
   В таком положении, стоя, мы и срослись. Через несколько часов наши ноги
превратились в массивную опору, которая растеклась по полу во все  стороны
сразу. Отдельные отростки поползли к окну, к солнечному свету, и на  кухню
- к источнику питьевой воды.  Вскоре  филаменты  добрались  во  все  концы
комнаты, содрали краску и штукатурку со стен, затем обивку и наполнитель с
мягкой мебели.
   К следующему утру трансформация завершилась. Я теперь не  очень  хорошо
вижу, и мне трудно судить, на что  мы  похожи.  Видимо,  на  две  огромные
плоские  клетки,  распустившие  во  все  стороны  сростки   филаментов   и
растекшиеся по квартире. Великое имитирует малое.
   Мне было приказано продолжать записывать свои впечатления, но скоро это
будет невозможно. День ото дня, по мере того как нас поглощают находящиеся
внутри мыслители, оба наших разума теряют устойчивость. С каждым днем наши
личностные  характеристики  утрачиваются.   Мы   действительно   огромные,
неуклюжие  динозавры.  Теперь  наши  воспоминания  хранятся  в  миллиардах
маленьких существ, наши личности рассредоточены по объему  преобразованной
крови.
   Скоро необходимость в централизации отпадет совсем.
   Мне сообщили, что водопровод  и  канализация  находятся  в  их  власти.
Многие люди на других этажах уже подверглись трансформации.
   Через несколько недель по старой временной шкале мы доберемся до  озер,
рек и морей уже огромным числом.
   Я даже не могу догадаться, каковы будут последствия. Каждый  квадратный
дюйм поверхности планеты забурлит разумом. А годы  спустя  -  может  быть,
раньше - все люди сольются, отбросив личное.
   Появятся новые существа, и их будущие мыслительные  способности  просто
невозможно себе представить.
   Ненависть и страх теперь полностью оставили меня.
   Меня - нас - волнует сейчас только один вопрос.
   Сколько раз подобное случалось где-то еще? Землю  никогда  не  посещали
пришельцы из космоса. Да и зачем им это?
   Ведь в каждой крупинке песка можно найти вселенную.



    Грег Бир.
    Чума Шредингера

   -----------------------------------------------------------------------
   Greg Bear. Schrodinger's plague (1982). Пер. - Д.Вебер.
   Авт.сб. "Схватка". М., "АСТ", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 September 2001
   -----------------------------------------------------------------------


Служебная переписка

   Карлу Кранцу от Вернера Дейтриха:

   "Карл!
   Не знаю, что и делать с дневником Ламберта. Хотя нам практически ничего
не известно об этой истории, я считаю,  что  мы  должны  передать  дневник
полиции. Записи напрямую связаны с убийствами и самоубийствами, в них есть
намеки на уничтожение лаборатории. Меня  не  устраивает  читка  журнала  в
твоем кабинете: мне нужна своя копия. Как ты думаешь, многие  ознакомились
с дневником до тебя?"


   Дейтриху от Кранца:

   "Вернер!
   Я думаю, что он ходит по рукам никак не меньше месяца. Началось это  за
день-два до известных событий. Копии тех записей, что  имеют  отношение  к
вышеуказанным событиям, прилагаю. Остальное, как мне кажется, личное. Я бы
хотел вернуть дневник адвокатам, ведающим наследством  Ричарда.  А  уж  те
ознакомят с ним полицию. Но у меня есть причины оставить дневник у нас. По
крайней мере на какое-то время.  Внимательно  изучи  эти  материалы.  Если
заметишь что-то совершенно невероятное с точки зрения физика,  скажи  мне.
Если нет, придется крепко подумать.
   P.S.  Я  как  раз  заверяю  перечень  оборудования,   уничтоженного   в
лаборатории Бернарда.  Тут  много  чего  непонятного.  Несомненно  одно  -
Бернард работал  по  договорам  с  правительством,  вероятно,  без  ведома
руководства университета. И как мог Гоа иметь доступ  к  этим  материалам?
Там же все засекречено".


Приложение: пять страниц.

   Дневник.

   "15 апреля 1981 г.

   Странный  выдался  денек.  Марти  организовал  неформальное   совещание
Гидроксиловых радикалов. Присутствовали физики:  Мартин  Гоа,  собственной
персоной, Фредерик Ньюмен,  новый  сотрудник  Кай  Паркс,  биологи,  Оскар
Бернард и ваш  покорный  слуга,  социолог  Томас  Фош.  Встретились  мы  у
кафетерия,  Марти  отвел  нас  в  лабораторный  корпус,  рассказал  нам  о
проводимом эксперименте. Потом мы вернулись в кафетерий. Не пойму, с  чего
он решил потратить на прогулку  наше  время.  Бернард  немного  расстроен.
Причина или причины мне неизвестны.


   14 мая 1981 г.

   Радикалы совещались вновь, за ленчем. Такой  абсурдной  галиматьи  я  в
жизни не слышал. Как всегда, верховодил Марти. Здесь важны детали.
   - Господа, - начал Марти после того, как мы  все  поели.  Сидели  мы  в
отдельном зале. - Я только что уничтожил результаты важного  эксперимента.
И ушел в отставку с  занимаемой  должности.  В  течение  месяца  я  должен
вывезти из кампуса все мои бумаги и документы.
   Гробовое молчание.
   - На то есть причины. Я собираюсь их изложить.
   - Что все это значит, Марти? - раздраженно воскликнул  Фредерик.  Никто
из нас не одобрял театральных жестов.
   - Я переправляю деньги налогоплательщиков поближе к нашему рту.  Нашему
коллективному научному рту. Фредерик, ты поможешь мне  все  объяснить.  Мы
все знаем, что Фредерик - один из лучших наших физиков. У него и гранты, и
статьи в специализированных журналах. Мне до него не дотянуться. Фредерик,
какая теория считается наиболее общепризнанной среди физиков?
   - Специальная теория относительности, - без запинки ответил Фредерик.
   - А следом за ней?
   - Квантовая электродинамика.
   - А теперь скажи нам, что такое кошка Шредингера.
   Фредерик оглядел сидящих за столом, похоже, ожидая подвоха, потом пожал
плечами.   Об   исходе   некоего   квантового   события,   речь   идет   о
микрокосмическом  уровне,  можно  говорить  лишь  после   того,   как   он
зафиксирован наблюдателем. То есть исход не определен, пока  не  выполнены
замеры. А значит, возможны варианты. Шредингер попытался связать квантовые
события с событиями на макроуровне. Он предложил посадить кошку в закрытый
ящик  с  устройством,   которое   может   регистрировать   распад   одного
нестабильного атомного ядра. Допустим,  вероятность  полураспада  атомного
ядра за определенный  промежуток  времени  равна  0,5.  При  распаде  ядра
сработает устройство, молоток разобьет ампулу  с  цианидом,  ядовитый  газ
попадет в ящик  и  убьет  кошку.  Ученый,  проводящий  эксперимент,  может
узнать, произошел ли процесс распада ядра или нет, только одним  способом:
открыв ящик. Поскольку окончательное состояние нестабильного атомного ядра
невозможно определить без замеров, а замер  в  данном  случае  -  открытие
ящика  с  последующим  определением,  жива  кошка  или  мертва,  Шредингер
предположил, что кошка может зависнуть в неопределенности, не живая  и  не
мертвая, а где-то посередине. И судьба  ее  останется  невыясненной,  пока
квалифицированный наблюдатель не откроет ящик.
   - Не пояснишь ли теперь, как и о чем  могут  сказать  результаты  этого
мысленного эксперимента? - Марти в этот момент  сам  напоминал  кошку,  ту
самую, которая только что слопала канарейку.
   - Если исключить вариант, когда кошка - квалифицированный  наблюдатель,
то до открытия ящика нет никакой возможности определить,  жива  кошка  или
мертва.
   - Как же так? - спросил Фош, социолог. -  Я  хочу  сказать,  совершенно
очевидно, что кошка может быть или живой, или мертвой.
   - Вроде бы вы и правы. - Фредерик оживился. - Но мы  связали  квантовое
событие с макрообъектом, а квантовые события - штука  хитрая.  Накопленный
экспериментальный опыт показывает, что квантовые события не определены  до
момента регистрации и на самом деле они неустойчивы, взаимодействуют между
собой, при этом возможно несколько исходов, пока физик  не  переводит  это
взаимодействие в финальную стадию посредством наблюдения за  событиями.  И
измерением того, что он зафиксировал.
   - Получается, что в физических экспериментах разум приобретает огромную
важность?
   - Совершенно верно, - кивнул Фредерик.  -  Современная  физика  требует
невероятных затрат психической энергии.
   - Все это не более чем теория, не так ли? - спросил  я.  Дискуссия  мне
порядком наскучила.
   - Отнюдь, - покачал головой Фредерик. - Она подтверждена экспериментом.
   - Разве не может машина...  или  кошка...  провести  эти  измерения?  -
спросил Оскар, мой коллега-биолог.
   - Это зависит от того, полагаете вы кошку разумной или нет. А машина...
нет, потому что ее показания остаются неопределенными до тех пор, пока  на
них не взглянет физик.
   - Попросту говоря, - вмешался юный Паркс, - мы заменяем кошкой приятеля
Уингера. Уингер - физик,  который  предложил  посадить  в  ящик  человека.
Приятель Уингера достаточно разумен, чтобы определить, жив он или мертв, и
способен правильно истолковать  падение  молотка  на  ампулу  с  цианидом,
означающее распад атомного ядра.
   -  Прекрасно,  -  воскликнул  Гоа.  -  Значит,  эта   байка   полностью
характеризует  научный  подход  тех,   кто   развивает   одно   из   самых
перспективных направлений физики.
   - С некоторыми уточнениями, - вставил Фредерик.
   - Разумеется, я как раз собирался внести еще одно. То, что я сейчас вам
скажу, вы,  возможно,  воспримите  как  шутку.  Напрасно.  Я  не  шучу.  Я
занимаюсь квантовой механикой уже  двадцать  лет,  и  меня  всегда  мучили
сомнения: а так ли справедливы фундаментальные  положения  науки,  которая
кормила и одевала меня. Эта  двойственность  очень  мне  мешала.  Вызывала
бессонницу, нервные срывы, я даже обращался к психоаналитику. Не  помогали
и  те  "уточнения",  о  которых  упомянул  Фредерик.  В  итоге   я   решил
воспользоваться  моим  авторитетом  и  связями.   Начал   эксперимент.   И
задействовал в нем всех  нас,  включая  себя.  И  многих,  многих  других,
которые тоже могут считаться разумными наблюдателями.
   Оскар улыбнулся, с трудом сдержав смешок.
   - Марти, ты, должно быть, спятил.
   - Неужели? Неужели я спятил, мой  дорогой  Оскар?  Я  ведь  ставил  под
сомнение научные принципы, тогда как ты попирал принципы моральные.
   - Что? - Оскар нахмурился.
   - Ты, наверное, пытался найти ампулу с биркой ЭРВ-74.
   - Откуда ты...
   - Потому что я украл эту ампулу, пока знакомился с твоей  лабораторией.
И скопировал некоторые из твоих записей. Чего ты  так  задергался?  Ты  же
среди друзей, Оскар. Расскажи нам о ЭРВ-74. Расскажи сам, или расскажу я.
   Несколько секунд Оскар напоминал карпа, вытащенного из воды.
   - ЭРВ-74 расшифровывается как экспериментальный риновирус, мутация  74.
Оскар проводит кое-какие исследования по заказу правительства. В том числе
изучает и этот вирус. Расскажи нам, Оскар, что в нем особенного.
   - Ампула у тебя?
   - Уже нет.
   - Идиот! Этот вирус смертельно  опасен!  Я  хотел  уничтожить  его,  но
ампула исчезла. Он же никому не нужен.
   - Как он действует, Оскар?
   - У него слишком долгий инкубационный период -  триста  тридцать  дней.
Для военных целей он не годится. По истечении этого срока  для  зараженных
смерть наступает в девяносто восьми случаях  из  ста.  Он  передается  как
контактным, так и воздушно-капельным путем. - Оскар поднялся. -  Я  должен
доложить об этом, Марти.
   - Сядь.  -  Марти  вытащил  из  кармана  разбитую  ампулу  с  маленькой
наклейкой. Протянул ее Оскару.  Тот  побледнел  как  полотно.  -  Вот  мое
доказательство. Тебе уже не удастся остановить эксперимент.
   - Это она? - спросил Паркс.
   - Ампула - да, - ответил Оскар.
   - Так что же ты сделал? - спросил я Мартина.
   Остальные радикалы словно впали в ступор.
   - Я изготовил устройство, регистрирующее  квантовые  события,  в  нашем
случае распад крупицы радиоактивного америция. На короткий период  времени
я установил прибор, по принципу  действия  аналогичный  счетчику  Гейгера,
так,  чтобы  он  мог  зафиксировать  факт  распада  ядра.  В  тот   момент
вероятность распада составляла пятьдесят процентов. Если ядро распадалось,
счетчик Гейгера срабатывал. А срабатывание счетчика приводило  к  вскрытию
ампулы, после чего вирус попадал  в  герметически  закрытое  помещение.  Я
вошел туда сразу же, а точно через час пригласил туда вас  пятерых.  После
этого уничтожил прибор и простерилизовал все  помещение,  в  том  числе  и
ампулу.  Если  вирус  не  попал  в  помещение,  он  уничтожен   вместе   с
экспериментальной установкой. Если попал - мы все заражены.
   - Так он попал? - спросил Фош.
   - Я не знаю. Определить невозможно... пока.
   - Оскар, - подал голос я, - Марти проделал все это месяц тому назад. Мы
все люди достаточно известные,  читаем  лекции,  участвуем  в  совещаниях,
много путешествуем. Скольких людей мы могли инфицировать... потенциально?
   - Вирус очень заразный, - ответил Оскар. - Обычный контакт  гарантирует
передачу вируса от одного... субъекта другому.
   Фош достал калькулятор.
   - Если мы каждый день заражали по пять человек, а они,  соответственно,
заражали еще по пять... О Господи!  Вполне  возможно,  что  на  Земле  уже
заражены все!
   - Почему ты это сделал, Марти? - спросил Фредерик.
   - Если человечество, объясняя сущность Вселенной, не  может  предложить
ничего другого, кроме этой, выводящей из себя теории, у нас не может  быть
иного желания, кроме желания жить или умереть, согласно ее постулатам.
   - Я тебя не понимаю, - покачал головой Фредерик.
   - Все ты прекрасно понимаешь.  Оскар,  можно  ли  обнаружить  заражение
вирусом?
   - Нет. Марти, этот вирус оказался никому не нужен, так что я  собирался
все уничтожить, даже записи.
   - А вот я нашел ему применение. Впрочем, сейчас это и не важно. Я  хочу
сказать следующее, Фредерик, согласно теории, сейчас ничего не может  быть
определено. Ядро могло распасться или не  распасться,  но  определить  это
невозможно. Наши шансы,  возможно,  даже  чуть  лучше,  чем  пятьдесят  на
пятьдесят, если мы верим в теорию.
   Паркс поднялся, выглянул в окно.
   -  Тебе  следовало  более  тщательно  обдумать  эту  проблему,   Марти.
Основательнее изучить все аспекты.
   - Почему?
   - Потому что вот я - ипохондрик, черт  бы  тебя  побрал.  И  мне  очень
трудно понять, болен я или нет.
   - При чем тут твои болезни? - спросил Оскар.
   Фредерик наклонился вперед:
   -  Марти  говорит  вот  о  чем.  Поскольку  квантовое  событие  еще  не
определено, его исход в немалой степени зависит  от  нашего  здоровья  или
нездоровья триста дней спустя.
   Я ухватил его мысль:
   - Поскольку Паркс - ипохондрик, он поверит,  что  болен,  и  тем  самым
зафиксирует событие. Как бы подтвердит, что распад ядра произошел, и...  -
У меня разболелась голова. - Даже после того, как крупица америция  и  все
записи уничтожены?
   - Если он действительно поверит, что болен,  -  уточнил  Марти.  -  Или
кто-то из нас поверит. Или мы и вправду заболеем,  хотя  в  данном  случае
разницы я, честно говоря, не вижу.
   - То есть ты поставил на грань смерти все  человечество...  -  Внезапно
Фош рассмеялся: - Дьявольская шутка, Марти. Будем считать,  что  она  тебе
удалась.
   - Он не шутит. - Оскар поднял разбитую ампулу. - Надпись моя.
   - Образцовый эксперимент, не так ли? -  усмехнулся  Марти.  -  Подумать
только, сколько нового мы узнаем! Корректна ли наша квантовая теория,  так
ли  важна   роль   сознания   в   определении   основополагающих   законов
существования Вселенной. Что же касается Паркса...
   - Заткнись! - взревел Оскар.
   И нам пришлось удерживать биолога, который уже бросился на  Марти.  Тот
удалился с улыбкой на устах.


   17 мая 1981 г.

   Сегодня  мы  собрались  вновь,  все,  кроме  Марти.  Фредерик  и  Паркс
ознакомили нас с имеющимися материалами, подтверждающими квантовую теорию,
то есть эксперимент Марта. Доказательства производили впечатление, но меня
не убедили. Однако совещание затянулось  надолго,  и  теперь  мы  знаем  о
странном мире квантовой физики куда больше, чем хотели бы.
   Фош и Оскар, в последние дни он очень подавлен, полностью убеждены, что
атомное  ядро  Мартина  находится,  или   находилось,   в   неопределенном
состоянии,  а  цепь  событий,  ведущая  к  потенциальному  распространению
риновируса, еще не зафиксирована. То  есть  вопрос  жизни  и  смерти  рода
человеческого остается открытым.
   Паркс же нисколько не сомневается,  что  по  прошествии  инкубационного
периода проявятся все  симптомы  заболевания  и  он  умрет.  Мы  не  можем
разубедить его.
   В одном мы здорово сглупили. Заставили  Оскара  подробно  рассказать  о
симптомах болезни, особенно на  ее  ранней  стадии.  Теперь-то  ясно,  что
Оскару следовало придержать эту информацию, хотя бы с тем,  чтобы  она  не
дошла до Паркса. С другой  стороны,  Фредерик  указал  нам  на  следующее:
Оскару-то симптомы известны, если он почувствует, что болен,  этого  может
оказаться достаточно для фиксации события. Фредерик в этом уверен. Но  так
ли  это?  Вдруг  убежденности  одного  из  нас  недостаточно?  А  скольких
достаточно?  Или  хватит  одного  Марта?  А  может,  необходим  консенсус?
Большинство в две трети?
   Чудовищно нелепая ситуация. Я никогда не доверял физикам,  и  теперь  я
знаю почему.
   А тут еще Фредерик с его ужасным предложением.


   23 мая 1981 г.

   На сегодняшней встрече Фредерик повторил свое предложение.
   Остальные отнеслись к нему серьезно. Увидев такой настрой, я  попытался
возражать, но без всякого успеха. Я-то абсолютно убежден, что  мы  сделать
ничего не можем. Если ядро распалось, мы все обречены. Через  триста  дней
появятся первые симптомы болезни: ломота в спине, головная боль,  обильное
потовыделение, резь в глазах. Если не появятся, стало быть, пронесло. Даже
Фредерик понимает  абсурдность  своего  предложения,  но  добавляет:  "Эти
симптомы практически неотличимы от гриппа. И если один из  нас  уверует  в
то..."
   Уверует  в  болезнь,  тем  самым  зафиксирует  распространение  вируса.
Событие, случившееся триста дней тому назад.
   Его предложение, у меня даже рука не поднимается записать его,  состоит
в  следующем:  мы  должны  покончить  жизнь  самоубийством.  Все  шестеро.
Поскольку только мы знаем об  эксперименте,  мы  единственные,  кто  может
зафиксировать событие,  закрепить  существующее  положение  вещей.  Паркс,
говорит он, особенно  опасен,  но  и  все  мы  потенциальные  ипохондрики.
Напряжение десяти месяцев, по прошествии которых могут проявиться симптомы
болезни, сломает нас.


   30 мая 1981 г.

   Я отказался. Все очень тихие, сторонятся друг друга. Но  я  подозреваю,
что Фредерик и Паркс что-то замышляют. Оскар вообще  превратился