свое компьютерное  досье  под  секретный  код.
Кто-то из руководства его обнаружил и догадался, чем я занимаюсь.  Скандал
был страшный! Они решили, что из-за моих работ на нас вот-вот спустят всех
собак бдительные стражи общественной  безопасности.  Принялись  уничтожать
мою работу и стирать  программы.  Приказали,  чтобы  я  стерилизовал  свои
лейкоциты. Черт бы их побрал! - Верджил скинул лабораторный халат и  начал
одеваться. - У меня оставалось от силы дня два. Я отделил наиболее сложные
клетки...
   - Насколько сложные?
   - Они, как и бактерии, держались группами штук по сто. И каждую  группу
по  уровню  интеллекта  можно  было  сравнить,  пожалуй,  с   десятилетним
ребенком. - Он взглянул мне в глаза. - Все  еще  сомневаешься?  Хочешь,  я
скажу тебе, сколько нуклеотидных пар содержится в клетках млекопитающих? Я
специально   запрограммировал    свои    компьютеры    на    использование
вычислительных мощностей лейкоцитов. Так вот, черт  побери,  их  десять  в
десятой степени! И у них нет огромного тела, о котором  нужно  заботиться,
растрачивая большую часть полезного времени.
   - Ладно, - сказал я. - Ты меня убедил. Но что было дальше?
   - Дальше я смешал лейкоциты со своей кровью, набрал шприц  и  ввел  все
это себе обратно. - Он застегнул верхнюю  пуговицу  рубашки  и  неуверенно
улыбнулся. - Я запрограммировал их на все, что  только  можно,  общаясь  с
ними на самом высоком уровне, который допускают энзимы  и  тому  подобное.
После чего они зажили своей жизнью.
   - Ты запрограммировал их плодиться и размножаться? Становиться лучше? -
повторил я его фразу.
   - Я думаю, они развили кое-какие характеристики, заложенные  в  биочипы
еще на стадии кишечных бактерий.  Лейкоциты  уже  могли  общаться  друг  с
другом,  выделяя  в  окружающую  среду  химически  закодированные  участки
памяти. И наверняка они нашли способы поглощать другие  типы  клеток  либо
преобразовывать их, не убивая.
   - Ты сошел с ума.
   - Но ты сам видел изображение на экране! Эдвард,  меня  с  тех  пор  не
берет ни  одна  болезнь.  Раньше  я  простужался  постоянно,  зато  теперь
чувствую себя как нельзя лучше.
   - Но они у тебя внутри и постоянно что-то находят, что-то меняют...
   - И сейчас каждая группа не глупее тебя или меня.
   - Ты действительно ненормальный.
   Он пожал плечами.
   - Короче, меня вышибли. Решили, видимо, что я  попытаюсь  отомстить  за
то,  как  они  расправились  с  моей  работой.  Поэтому  меня  выгнали  из
лаборатории, и до сего момента мне не представлялось настоящей возможности
узнать, что происходит в моем организме. Три месяца уже прошло.
   - И ты... - Я едва поспевал за перегоняющими друг друга догадками. - Ты
сбросил вес, потому что они улучшили у тебя жировой обмен.  Кстати,  кости
стали прочнее, позвоночник полностью перестроен...
   - У меня никогда не болит спина, даже если я  сплю  в  очень  неудобной
позе.
   - Сердце у тебя тоже выглядит не так.
   - Про сердце я не догадывался, -  сказал  он,  внимательно  разглядывая
изображение на экране. - А насчет жира... Об  этом  я  думал.  Они  вполне
могли улучшить у меня обмен  веществ.  В  последнее  время  я  никогда  не
чувствую себя голодным. Привычки в еде у меня не слишком сильно изменились
- по-прежнему хочется того, чего и всегда хотелось, - но  почему-то  я  ем
только полезные продукты. Видимо, они  еще  не  поняли,  что  представляет
собой мой мозг. Они  освоили  железистую  систему,  но  пока  не  осознали
глобальной картины, если ты понимаешь, что я  имею  в  виду.  Они  еще  не
знают, что я - это я. А  вот  что  такое  репродуктивные  органы,  усвоили
просто замечательно.
   Я взглянул на экран и отвел глаза.
   - Нет, внешне все выглядит нормально. - Он  захихикал.  -  Но  как,  ты
думаешь, я подцепил  эту  красотку  Кандис?  Она  рассчитывала  просто  на
одноразовое приключение с технарем. Я и тогда уже  неплохо  выглядел:  без
загара, но уже постройнел и  одевался  весьма  прилично.  Ей,  видишь  ли,
никогда раньше не попадался технарь, ну  и  она  решила  попробовать  ради
смеха... Но мои маленькие гении не давали нам спать чуть не до утра,  и  с
каждым разом они становились все умнее и умнее. Я был словно в лихорадке.
   Улыбка исчезла с его лица.
   - Но однажды ночью я почувствовал, как  у  меня  по  всей  коже  бегают
мурашки. Я здорово тогда напугался и решил, что эксперимент выходит из-под
контроля. Кроме того, меня беспокоило,  что  может  произойти,  когда  они
преодолеют гематоэнцефалитический барьер и узнают  обо  мне,  о  настоящих
функциях клеток головного мозга. Поэтому  я  начал  кампанию  сдерживания.
Насколько я понимал,  они  пытались  проникнуть  в  кожу,  потому  что  по
поверхности  прокладывать  коммуникационные  каналы  гораздо  легче,   чем
устанавливать цепи через органы, мускулы и сосуды или в обход им. По  коже
получалось проще. Пришлось купить кварцевую лампу... - Тут  он  перехватил
мой удивленный взгляд. - В лаборатории  мы  разрушали  белок  в  биочипах,
подвергая их ультрафиолетовому облучению, а  я  чередовал  лампу  дневного
света с кварцевой. В результате они не лезут на поверхность, а  я  получаю
отличный загар.
   - Ты еще можешь получить рак кожи, - добавил я.
   - Думаю, они сами сделают все,  что  нужно,  чтобы  меня  уберечь.  Как
полицейские патрули.
   - Ладно. Я тебя обследовал, ты рассказал мне историю, в которую  трудно
поверить... но чего ты теперь от меня хочешь?
   - Я  не  настолько  беззаботен,  как  могло  показаться,  Эдвард.  Меня
по-прежнему не оставляет беспокойство, и я  хотел  бы  найти  какой-нибудь
способ ограничить их прежде, чем они узнают о моем мозге. Ты сам  подумай:
их теперь триллионы, и каждый не глупее меня. Они в  определенной  степени
сотрудничают, так что я, возможно, умнейшее существо  на  планете,  но  на
самом деле у них еще все впереди. Я бы не хотел, чтобы они захватили  надо
мной власть. - Он рассмеялся,  и  у  меня  по  спине  пробежал  неприятный
холодок.  -  Или  украли  душу...  Поэтому  я  прошу  тебя  подумать   над
каким-нибудь способом ограничить их. Может быть, этих  маленьких  чертенят
можно поморить голодом? Подумай. - Он вручил мне листок  бумаги  со  своим
адресом и телефоном, затем  подошел  к  клавиатуре,  убрал  изображение  с
экрана и стер данные обследования. - Пока никто,  кроме  тебя,  ничего  не
должен знать. И пожалуйста... поторопись.
   Ушел Верджил только в три часа ночи. Перед этим я взял у него кровь  на
анализ, затем пожал его влажную, дрожащую ладонь, и он в шутку предупредил
меня, чтобы я не принимал образцы внутрь.
   Прежде чем уйти домой самому, я заложил  кровь  на  анализ,  результаты
которого были готовы уже на следующий день. Я получил их во время перерыва
на ленч, затем все  уничтожил.  Проделал  я  это  совершенно  механически,
словно робот. Лишь через пять дней и почти столько же  бессонных  ночей  я
принял увиденное. Кровь его оказалась вполне  нормальной,  за  исключением
того, что машина выявила заражение: высокий  уровень  лейкоцитов  -  белых
кровяных клеток - и гистаминов. На пятый день я наконец поверил.
   Гэйл вернулась домой раньше меня, но  в  тот  вечер  была  моя  очередь
готовить ужин. Она поставила на проигрыватель один из детсадовских  дисков
и  продемонстрировала  мне  образцы  видеокомпьютерной  живописи,  которые
создавали ее дошкольники. Я молча смотрел. Ужин тоже прошел в тишине.
   Ночью мне приснилось сразу два  сна  -  видимо,  признак  того,  что  я
наконец принял факты. Во время первого, от которого я постоянно  ворочался
и скомкал  всю  простыню,  мне  привиделось  разрушение  планеты  Криптон,
родного мира Супермена, где погибали в огне миллиарды супергениев.  Скорее
всего этот кошмар навеяла стерилизация образцов крови, которые  я  взял  у
Верджила.
   Второй сон оказался хуже. Мне  снилось,  как  огромный  город  Нью-Йорк
насилует  женщину.  В  конце  концов  она   родила   множество   маленьких
зародышей-городков, завернутых в полупрозрачную пленку  и  залитых  кровью
после трудных родов.
   На утро шестого дня я позвонил Верджилу. Он  ответил  после  четвертого
гудка.
   -  У  меня  есть  кое-какие  результаты,   -   сказал   я.   -   Ничего
окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.
   - Хорошо, - ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость.  -  Я
пока сижу дома.
   Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме на берегу  озера.
Я поднялся к нему на лифте, разглядывая рекламную  болтовню  голограммы  с
изображением товаров, свободных  квартир  и  хозяйки  здания,  обсуждавшей
общественные мероприятия на текущей неделе.
   Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он был в клетчатом
халате с длинными рукавами и домашних шлепанцах. В руке держал незажженную
трубку. Он молча прошел в комнату и  сел  в  кресло;  пальцы  его  вертели
трубку, Не переставая.
   - У тебя инфекция, - произнес я.
   - Да?
   - Это все, что я  смог  узнать  из  анализов.  У  меня  нет  доступа  к
электронным микроскопам.
   - Я не думаю, что это на самом деле инфекция, - сказал он.  -  В  конце
концов  это  мои  же  собственные  клетки.  Может  быть,   что-то   еще...
Какой-нибудь признак их присутствия, их перемен. Едва  ли  можно  ожидать,
что нам сразу все станет понятно.
   Я снял пальто.
   - Слушай, я начинаю за тебя беспокоиться...
   Остановило меня выражение его лица - странное, лихорадочное блаженство.
Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок и морщил губы.
   - Ты что - накачался? Балдеешь? - спросил я.
   Он помотал головой из стороны в сторону, потом кивнул очень медленно.
   - Я слушаю, - сказал он.
   - Что?
   - Не знаю. Это не совсем звуки... Но  что-то  вроде  музыки...  Сердце,
кровеносные сосуды, течение крови по  артериям  и  венам.  Деятельность...
Музыка, звучащая в крови... - Он взглянул на меня грустными глазами. -  Ты
почему не на службе?
   - У меня сегодня свободный день. А Гэйл работает.
   - Можешь остаться?
   - Видимо, да,  -  сказал  я,  пожимая  плечами,  потом  обвел  квартиру
подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные  пакетики  от
наркотиков.
   - Я не под балдой, Эдвард, - произнес он. - Может быть, я не  прав,  но
мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Думаю,  они  начали
понимать, кто я есть.
   Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем
меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я
попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду,
я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках
на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой.
   - Ты всегда знал, кем тебе хочется стать, да? - спросил он.
   - Более-менее.
   - Гинеколог... Только верные шаги по жизни, ни одного - в сторону...  А
я всегда жил по-другому. У меня были цели, но я не знал  направления.  Это
как карта без дорог, одни только географические точки. И мне на  все  было
наплевать, на всех, кроме себя самого. Даже на науку. Для меня это  просто
средство...  Я  вообще   удивляюсь,   что   добился   таких   значительных
результатов... Даже своих родителей я ненавидел.
   Неожиданно он схватился за подлокотники кресла.
   - Тебе плохо? - встревожился я.
   - Они со мной разговаривают, - ответил он и закрыл глаза.
   Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я  проверил  пульс  -
ровный, наполненный, потрогал его лоб - чуть холоднее, чем  следовало  бы,
потом пошел и приготовил себе  еще  кофе.  Когда  Верджил  открыл  наконец
глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал.
   - Трудно представить себе, как течет для них время, -  произнес  он.  -
Всего три или четыре дня у них  ушло  на  то,  чтобы  понять  наш  язык  и
ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают  знакомиться  со
мной. Прямо во сне. Прямо сейчас.
   - Как это?
   Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились  к  его
нейтронам, но подробностей он и сам не знал.
   - Они, вероятно, действуют очень эффективно, - добавил он. - И пока еще
не причинили мне никакого вреда.
   - Нужно доставить тебя в больницу.
   - А что они там  смогут  сделать?  Ты,  кстати,  придумал  какой-нибудь
способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки.
   - Я думал об этом. Мы можем заморить их  голодом.  Нужно  только  найти
различие в метаболизме...
   - Я не уверен, что мне хочется  избавиться  от  них  совсем,  -  сказал
Верджил. - Они не причиняют мне никакого вреда.
   - Откуда ты знаешь?
   Он покачал головой, потом поднял палец и замер.
   - Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство.  Им  это  нелегко.
Расстояния они определяют по концентрации химических веществ.  Размерность
для них - это как сильный или слабый вирус.
   - Верджил...
   - Слушай! И  думай,  Эдвард.  -  Он  заговорил  возбужденным  тоном:  -
Наблюдай! Во мне происходит  что-то  значительное.  Они  общаются  друг  с
другом через жидкости  организма,  и  химические  сигналы  проникают  даже
сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, может быть, вирусы,  чтобы
переносить данные, хранящиеся в цепях  нуклеиновых  кислот.  Кажется,  они
имеют в виду РНК... Похоже на правду. Я их так и программировал... Но  еще
и плазматические структуры... Возможно, именно это твои машины и  выделили
как признак инфекции -  их  переговоры  у  меня  в  крови,  информационные
пакеты... Химические характеристики других  особей.  Равных.  Начальников.
Подчиненных.
   - Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе
следует лечь в больницу.
   - Это моя свадьба, Эдвард, -  сказал  он.  -  Я  -  их  вселенная.  Они
поражены новыми открывшимися горизонтами...
   Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал
рукава халата. Вся рука у него была словно исчерчена крест-накрест  белыми
линиями. Я уже собрался вызывать машину "скорой помощи",  когда  он  вдруг
встал и потянулся.
   - Ты когда-нибудь задумывался,  -  спросил  он,  -  сколько  клеток  мы
убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение?
   - Я вызову машину, - сказал я.
   - Нет, - произнес он твердо. - Я же сказал, что я не болен.  И  я  хочу
иметь возможность распоряжаться самим собой. Знаешь, что  они  сделают  со
мной в  больнице?..  Это  как  если  бы  пещерные  люди  принялись  чинить
компьютер тем же способом, каким они чинят свои каменные топоры. Фарс...
   - Тогда какого черта я здесь делаю? - спросил я, разозлившись. - Ведь я
ничем не могу тебе помочь. Я такой же пещерный человек.
   - Ты друг, - произнес Верджил, взглянув мне в глаза, и у меня  возникло
ощущение, что в мою сторону смотрит не только он один. - Ты мне нужен  для
компании. - Он рассмеялся. - Хотя на самом деле я отнюдь не одинок.
   В течение двух последующих часов он расхаживал по квартире,  прикасался
к вещам, выглядывал в окна, потом медленно, неторопливо приготовил ленч.
   - А знаешь, они действительно могут ощущать свои собственные  мысли,  -
сказал он около полудня. - Я имею в виду цитоплазму. Судя  по  всему,  она
имеет собственную волю, своего рода подсознательную жизнь - в  отличие  от
разума, который клетки обрели совсем недавно. Они слышат нечто похожее  на
химический "шум" отделяющихся и возвращающихся на место молекул.
   В два часа я позвонил Гэйл и сказал, что буду  поздно.  Меня  буквально
трясло от напряжения, но я старался говорить спокойно:
   - Помнишь Верджила Улэма? Я сейчас у него.
   - Все в порядке? - спросила она.
   Да уж куда там...
   - Все отлично, - ответил я.
   Верджил заглянул в комнату как раз, когда я попрощался с Гэйл и положил
трубку.
   - Это целая культура! - провозгласил он. -  Они  постоянно  купаются  в
море информации. И, постоянно вносят туда что-то новое. Получается  своего
рода "гештальт". Строжайшая иерархия. За клетками, которые взаимодействуют
с другими неправильно, они высылают особые фаги. Специально  изготовленные
вирусы, предназначенные для конкретных клеток или групп.  Против  них  нет
абсолютно никакой защиты. Вирус протыкает клетку, она лопается, взрывается
и растворяется. Но это не тирания. Я  думаю,  что  на  самом  деле  у  них
гораздо больше свободы, чем при демократическом устройстве. В том  смысле,
что  они  так  сильно  отличаются  друг  от  друга.  Ты  можешь  себе  это
представить? Они отличаются друг от друга даже больше, чем мы.
   - Подожди, - сказал я, взяв его за плечи. - Верджил, ты слишком много и
сразу на меня навалил. Мне это больше не под силу. Я ничего не  понимаю  и
не очень верю.
   - Даже сейчас?
   - Ладно. Допустим, ты даешь мне э-э-э... верную интерпретацию. Честную.
И все это правда. А ты не задумывался о последствиях? Что все это означает
и к чему может привести?
   Он прошел на кухню, налил стакан воды, вернулся и встал рядом со  мной.
Детская увлеченность на его лице сменилась трезвой озабоченностью.
   - Я всегда плохо представлял себе будущее.
   - А тебе не страшно?
   - Было страшно. Но сейчас я не уверен. - Он нервно подергал пояс своего
халата. - Знаешь, я не хотел бы, чтобы ты  думал,  будто  я  действовал  в
обход тебя, через голову или еще как, но  вчера  я  встретился  с  Майклом
Бернардом. Он меня обследовал в своей частной  клинике,  взял  образцы  на
анализ. Сказал, чтобы я прекратил облучение кварц-лампой.  Сегодня  утром,
прямо перед тобой, он мне позвонил и сообщил, что все  подтверждается.  Но
просил никому ничего не говорить. - Верджил замолчал, и на лице его  снова
появилось мечтательное,  самоуглубленное  выражение.  -  Целые  города  из
клеток... Эдвард, они проталкивают сквозь ткани похожие на фимбрии каналы,
чтобы распространять информацию...
   - Прекрати! - не выдержал я. - Что там еще подтверждается?
   -  Как  сказал  Бернард,  у  меня  в  организме  обнаружились   "крайне
увеличенные макрофагоциты". И он подтвердил анатомические  изменения.  Так
что мы с тобой на этот счет не заблуждаемся.
   - Что он собирается делать?
   - Не знаю. Думаю, он сможет убедить руководство "Генетрона" возобновить
работы в моей лаборатории.
   - Ты этого хочешь?
   - Дело  не  только  в  лаборатории.  Сейчас  я  тебе  покажу.  Перестав
пользоваться лампой, я изменился еще сильнее.
   Он расстегнул халат и  сбросил  его  на  пол.  Все  тело  у  него  было
расчерчено белыми пересекающимися линиями. На спине вдоль позвоночника эти
линии уже начали образовывать твердый гребень.
   - Боже правый! - вырвалось у меня.
   - Еще немного  -  и  мне  уже  нельзя  будет  появляться  нигде,  кроме
лаборатории. В таком виде невозможно бывать на людях. А в больнице, как  я
говорил, просто не поймут, что со мной делать.
   - Но ты... Ты  же  можешь  переговорить  с  ними,  сказать,  чтобы  они
действовали не так быстро, - предложил я, понимая,  что  произношу  весьма
странные вещи.
   - Да, могу. Но они не обязательно меня послушаются.
   - Я думал, ты для них бог или нечто вроде этого.
   - Те, кто подключился к моим нейронам, на самом деле  не  очень  важные
фигуры. Просто исследователи или что-то в этом  духе.  Они  знают  о  моем
существовании, знают, кто я такой, но это не  означает,  что  они  убедили
тех, кто стоит на верхних ступенях иерархической лестницы.
   - У них идут дебаты?
   - Похоже на то. Однако все не так плохо, как тебе кажется.  Если  вновь
откроют мою лабораторию, у меня  будет  и  дом,  и  рабочее  место.  -  Он
выглянул в окно, словно высматривал кого-то внизу. - У меня больше  никого
нет. Кроме них. И они ничего не боятся,  Эдвард.  Никогда  в  жизни  я  не
чувствовал ни с кем такого родства. - Снова блаженная улыбка. - Я в ответе
за них. Я им как мать.
   - Но ты же не знаешь, что они будут делать дальше.
   Он покачал головой.
   - В самом деле, Верджил. Ты говорил, что это цивилизация...
   - Тысяча цивилизаций!
   - Тем более. А цивил