Дмитрий Биленкин. 
   Космический бог. 
 
   OCR Красно 
 
   1. Корабль, терпящий бедствие.
   Не колеблясь Полынов  двинул  в  прорыв  ладью.  Кинжальный  удар,  точно
нацеленный в солнечное сплетение обороны противника.
   Гюисманс нахмурился. Желтыми, как  у  мумии,  пальцами  он  с  сожалением
тронул короля. Мельком взглянул на часы.
   - Не повернуть ли доску? - предложил он.
   - Что-то вы рано сегодня сдаетесь, дорогой патер. Полынов летел  на  Марс
пассажиром в  надежде  отдохнуть  по  дороге  от  выматывающих  обязанностей
космического психолога; он даже не представлял, сколь утомительным  окажется
безделье на таком корабле, как "Антиной". Если  бы  не  шахматные  партии  с
невозмутимым миссионером, он и вовсе чувствовал  бы  себя  отщепенцем  среди
веселья и развлечений, которыми здесь убивали время.
   - О, это сдача с продолжением! Ибо взявший меч от меча и  погибнет.  Пока
вам нравится такая диалектика, верно?
   Костлявое лицо патера раздвинула улыбка.  Улыбка-приглашение  -  уголками
губ. В Полынове ожил профессиональный интерес.
   - По-вашему, я человек с мечом?
   - Вы тоже. Кто строит - тот разрушает, не так ли? Но диалектика,  которой
вы поклоняетесь, как мы - богу, она погубит вас.
   - Да неужели?
   Полынову стало весело. "Это в нем, должно быть, тоже профессиональное,  -
подумал он. - Лет тридцать человек проповедовал, не  выдержал,  потянуло  на
амвон, или как еще там называется это место..." Он устроил  ноги  поудобней,
оглядел проходившую через салон девушку  -  ничего,  красива  -  и  мысленно
подмигнул патеру.
   - Конечно, погубит, - продолжал тот, не отводя взгляда. - Ибо закон вашей
диалектики гласит, что отрицающий обречен на отрицание.  Вы  отрицаете  нас,
придет некто или нечто и поступит с вами так же.
   - Могу посочувствовать, - кивнул Полынов. - Прихожане не идут в храм,  а?
Что делать, история не шахматная доска, ее не повернешь.
   - Но спираль, что схоже.
   - Вы сегодня нуждаетесь в утеш...
   Плавный толчок качнул  столик.  Несколько  фигур  упало,  за  стеклянными
дверями салона кто-то шарахнулся, но все перекрыл грохот  джаза,  и  ломаные
тени танцующих снова заскользили по стеклу.
   - ...нуждаетесь в утешении, - закончил Полынов, нагибаясь  и  подбирая  с
пола фигуры. - Но софизмы никогда...
   Он поднял голову. Собеседника не  было.  Гюисманс  исчез  беззвучно,  как
летучая мышь.
   Белый король, упавший на  стол,  тихонько  покатился  к  краю  -  корабль
незаметно для пассажиров тормозил. Полынов  пожал  плечами,  поймал  короля,
утряс шахматы в ящик и вышел из салона.
   У двери с надписью на пяти языках; "Рубка. Вход воспрещен" - он помедлил.
Музыка доносилась и сюда, приглушенная, однако все еще неистовая, скачущая.
   - Трын-трава, - сказал Полынов.  -  Пируем...  Издерганные  ритмы  музыки
осточертели Полынову, и он в  который  раз  пожалел,  что  связался  с  этим
фешенебельным лайнером, с его вымученным нескончаемым праздником.
   В рубке было полутемно, светлячками тлели  флюоресцирующие  детали  шкал,
над   бездонным   овалом   обзорного   экрана   шевелилась   синяя   паутина
мнемографиков, раскиданная по табло.
   - Кто там? - недружелюбно спросил голос, и  Полынов  увидел  Бергера.  На
груди дежурного пилота болтался радиофон, ворот форменной рубашки с золотыми
кометами был расстегнут. -  А,  это  вы,  камрад...  Догадь1ваюсь,  что  вас
занесло сюда. Нет, это не метеорный поток.
   - Тогда что?
   Бергер кивнул на экран. Второй пилот отодвинулся. В черной глубине  среди
неподвижных звезд вспыхивали позиционные огоньки сигналов бедствия.
   - Кто?
   - "Ван-Эйк" какой-то. Не слышали о таком?
   - Нет, теперь слишком много кораблей. Но вы-то должны знать, чьи рейсы...
   - Это не рейсовый лайнер.
   - Кажется, вы правы, - вгляделся Полынов. - Разведчик. Но что с  ним?  Он
гасит огни!
   На экране осталась лишь одна красная звездочка.
   - Авария. Берегут энергию.
   - Радио?
   - Зона молчания. Влетели полчаса назад.
   - Скверно. Так берегут  энергию,  что  не  могут  промигать  о  характере
аварии?
   - Полетел ретроблок.
   - Это серьезно?
   - Куда серьезней. Говорят, что подробности сообщат на месте.
   - Моя помощь не потребуется? Раньше я был врачом.
   - О жертвах не сообщалось. Ага, опять замигали, Сейчас отвалит их шлюпка.
   - Может, лучше нам...
   - Как же! Старт нашей шлюпки услышат пассажиры.
   - Ну и что?
   - Хм! Вы забыли, какой у нас пассажир? - Бергер язвительно усмехнулся.  -
Дамы, узнав об аварии, валерьянки запросят.
   - Но, но, Бергер, ты потише, - предостерегающе  сказал  второй  пилот.  -
Вылетишь с работы...
   - А мне плевать. Мы не  должны  скрывать  своих  убеждений.  Вот  товарищ
Полынов меня поймет. На экране метнулась яркая вспышка.
   - Отвалили, - заметил второй пилот. Бледно-оранжевая полоска, исторгнутая
дюзами шлюпки, медленно росла приближаясь.
   Лишь опытный человек мог ощутить толчок.
   - Классно причалили, - определил Бергер. - Интересно будет  взглянуть  на
гостей.
   - Задержка минимум  на  тридцать  часов,  -  буркнул  второй  пилот.  Его
насупленный профиль заслонил экран.
   - Ерунда, наверстаем, - ответил Бергер. - Хотите пива, камрад?
   Полынов кивнул. Бергер вскрыл жестянку. Однако отхлебнуть  он  не  успел.
Дверь с грохотом распахнулась. Две тени выросли в проеме. По глазам  резанул
ослепительный луч фонаря.
   - Какого дьявола! - отчаянно щурясь и прижимая к груди жестянку с  пивом,
вскричал Бергер.
   - Спокойно, - холодно произнесла тень. - Руки вверх!
   На уровне своей груди Полынов увидел пирамидальное дуло лайтинга. Из  рук
Бергера выпала жестянка,  пенным  фонтаном  плеснув  на  пол.  Второй  пилот
вскочил. Нервно дернулся лайтинг. Из дула брызнула лиловая  вспышка.  Второй
пилот осел; его перекошенный рот ловил воздух.
   - Руки! - заорала тень. - Не  глупить!  Полынов  и  Бергер  повиновались.
Собственные руки показались психологу свинцовыми, когда он их поднимал.
   - Что все это значит... - прошептал Бергер.
   - Молчать! Кру-гом! Марш в коридор!
   - Но раненый! - воскликнул Полынов.  Дуло  лайтинга  подтолкнуло  его  .к
выходу. Трясущиеся пассажиры и члены судовой команды были проворно выстроены
вдоль стены коридора. Ошеломленному Полынову казалось, что он  видит  дурной
сон, в который врываются соскочившие  со  страниц  истории  эсэсовцы,  а  их
жертвы цепенеют от страха.
   Часовой в сером глянцевом комбинезоне замер у выхода, лайтинг  он  держал
наперевес. Тот, на кого падал его взгляд, сжимался и бледнел.
   Прошло пять минут, и десять, и пятнадцать. Дрожь передавалась от плеча  к
плечу, как ток. Строем белых масок застыли лица. Кого-то била нервная икота.
   Часовой вдруг сделал шаг в сторону, пропуская детину с  непропорционально
крупной,  какой-то  четырехугольной,  словно  обтесанной  взмахами   топора,
головой. Детина пошарил взглядом,  ухмыльнулся,  подошел,  переваливаясь,  к
крайнему в шеренге. Хозяйским движением он  обшарил  его  карманы,  выхватил
бумажник, документы и, не глядя, швырнул их в сумку. Обыскиваемый -  холеный
седоусый старик - вытянулся, страдальчески морщась и пытаясь улыбнуться.
   Большеголовый перешел ко второму, толстенькому бразильцу, который  сам  с
готовностью подставил карманы; к  третьему,  четвертому.  Поведение  бандита
отличала  заученность  автомата.  Он  неторопливо  двигался  вдоль  шеренги,
помаргивая; его сумка пухла.
   У Полынова темнело в глазах от злости. Часовой даже привалился к  косяку:
лайтинг он установил меж ног; вероятно, баранов он  больше  бы  остерегался,
чем этих людей, скованных ужасом. Он и не позаботился подняться на  площадку
винтовой лестницы, а встал в двух шагах  от  своих  жертв.  Крепкий  удар  в
челюсть Большеголовому - вот он  как  раз  поравнялся  с  Бергером;  крайние
бросаются на часового; тот, конечно, не успеет вскинуть оружия; отобраны два
лайтинга, с двумя бандитами покончено.  Сколько  их  на  корабле?  -  шлюпка
вмещает пятерых, ну, шестерых...
   Идиоты! Так близко освобождение, так немного нужно для победы  -  чуточку
решимости, молчаливого понимания, уверенности  в  соседе!  Нет,  безнадежно.
Здесь безнадежно. Эти бандиты знают психологию толпы, иначе они не  были  бы
так беззаботны.
   - Я протесту-у-у-ю!
   Все вздрогнули.
   - Я супруга сенатора!  Сенатора  США!  Вы...  А-а-а!  Большеголовый  тупо
посмотрел на вопившую даму - она дергалась всем телом, перья  райской  птицы
прыгали на шляпке - и спокойно влепил  ей  пощечину.  Вторую,  третью  -  со
вкусом. Сенаторша,  раскрыв  рот,  мотала  головой.  Большеголовый  раскурил
сигарету, глубоко затянулся и с удовлетворением пустил густую струю  дыма  в
лицо женщины. Сенаторша всхлипывала, не смея опустить  руки,  чтобы  стереть
слезы.
   - Что же это такое, боже, зачем... - услышал Полынов прерывающийся шепот.
Он чуть повернул голову и встретился с детской беззащитностью взгляда  синих
глаз.
   Девушка  прикусила  губу.  Большеголовый  уже  поравнялся  с   ней.   Его
равнодушное лицо несколько оживилось, он внимательно  осмотрел  мальчишескую
фигуру девушки - у нее на переносице выступили  росинки  пота,  -  пошевелил
губами. Его толстые, с нечищеными ногтями пальцы тронули плечо девушки - она
вздрогнула, - скользнули ниже. Он засопел.
   - Брось ты, сволочь! - выдохнул Полынов. Большеголовый, отскочив, вскинул
лайтинг; глаза у  бандита  были  совершенно  прозрачные.  Упреждая  выстрел,
Полынов обрушил на него бешеный удар правой  под  подбородок.  При  этом  он
почувствовал  неизъяснимое  удовольствие.   Гремя   оружием,   Большеголовый
шлепнулся о стену, точно куль грязного белья. Поверх  голов  часовой  ударил
лучом лайтинга. Как по  команде,  все  рухнули  на  пол.  Кроме  Полынова  и
девушки. Она вцепилась в него, стараясь прикрыть собой от  выстрела,  и  тем
сковала бросок Полынова к оружию  Большеголового.  Часовой  аккуратно  ловил
Полынова на мушку. Тот едва успел стряхнуть девушку.  "На  коленях,  все  на
коленях..." - тоскливо успел подумать он.
   - Отставить! -  внезапно  гаркнул  кто-то.  Лайтинг  часового  растерянно
брякнул о пол. На площадке винтовой лестницы, скрестив руки, стоял Гюисманс.
   2. Моральная проблема.
   Бандит, словно полураздавленный краб, ворочался у ног Полынова. Он  мотал
головой, разбрызгивая слюну  и  кровь.  Его  скрюченные  пальцы  тянулись  к
отлетевшему лайтингу.
   Гюисманс прошествовал по коридору, наклонился н Большеголовому и негромко
сказал:
   - Встать, дурак. Ответом было рычание.
   - Встать, говорю! - Гюисманс заорал так, что даже Полынов вздрогнул.
   Большеголовый утих. Стоя на четвереньках, он силился подняться, но у него
разъезжались колени.
   Затаив дыхание все с тайной надеждой смотрели на  Гюисманса.  Он  заметил
взгляды и холодно улыбнулся.
   - Лицом к стене! - презрительно бросил он. И тотчас обернулся к Полынову.
   - К вам это не относится, любезный. Я еще не взял реванша за  проигранную
партию, не так ли?
   Спокойствие  этого  сухопарого  человека   в   черном,   его   мгновенное
превращение из мирного миссионера в вождя бандитов было  более  жутким,  чем
выстрелы и насилие.
   Он  повелительно  крикнул.  Вбежали  двое  в  серых  комбинезонах.   Один
подхватил Большеголового  и  помог  тому  встать.  Другому  Гюисманс  что-то
прошептал, показывая на Полынова.
   Психолога схватили и повели.
   ...Когда за ним щелкнул замок, Полынов не был в состоянии ни  соображать,
ни радоваться неожиданному спасению. Чужая каюта, куда его втолкнули,  плыла
перед глазами. Потом он с удивлением отметил ее роскошь. Изящный  столик  из
пластика, отделанного под малахит,  мягкий  ковер  под  ногами,  две  пышные
постели,  уютный  свет  настольной  лампы.  Пахло  духами  и  сигарами.   За
перегородкой находилась самая настоящая ванная.
   Полынов сел, силясь понять, что бы все  это  могло  значить,  почему  его
заточили в каюту, более похожую на будуар,  чем  на  тюрьму.  Объяснения  не
было.
   Он встал пошатываясь, нажал плечом на дверь. Зачем?  Ему  прекрасно  была
известна прочность корабельных запоров.
   - Не глупи, - сказал он себе.
   Из пепельницы торчала недокуренная  сигарета.  На  мундштуке  отпечатался
след губной помады. Из полуоткрытой тумбочки  поблескивали  винные  бутылки.
Здесь еще час назад не просто жили, здесь наслаждались  жизнью.  Что  это  -
умысел, насмешка?
   Но чего-то  в  каюте  не  хватало.  Чего-то  существенного.  Да,  конечно
стульев. Стульев, которыми можно было бы воспользоваться, как дубинками.
   Машинально Полынов повернул ручку телевизора. Как ни  странно,  телевизор
работал. Из  стереоскопической  глубины  экрана  плеснулась  морская  волна,
пенный гребень вынес ребенка верхом на дельфине.
   Полынов смотрел на него, как  на  пришельца  из  другого  мира.  Малыш  в
восторге бил дельфина пятками по спине, за  его  плечами  вспыхивала  радуга
брызг. Детский смех наполнил каюту.
   Это было настолько дико после пережитого, что Полынов  поспешно  повернул
выключатель. Смех оборвался.
   "Спокойно, спокойно", - сказал он себе. В любом кошмаре есть логика, надо
разобраться. Раз телевизор работает,  корабль  вырвался  из  зоны  молчания,
стало быть... Вырвался? Не надо  обольщаться:  никакой  "зоны  молчания"  не
было. Это же ясно как день - нападающие применили  "эффект  Багрова",  чтобы
корабль не мог связаться с Землей. Вот и все.
   Но зачем, зачем? Что за дичь - пиратство в космосе?
   Больше всего Полынову хотелось лечь на одну из воздушных кроватей и ни  о
чем не думать. Мысли путались.
   Заметно росло ускорение, пол уходил из-под  ног.  Понятно,  пираты  бегут
подальше от трасс. Куда?
   Полынов зашел за перегородку. В зеркале на него глянуло совершенно белое,
незнакомое ему лицо. С минуту он неподвижно смотрел на свое отражение.
   Потом набрал в пригоршню воды, смочил лоб,  виски,  причесался,  поправил
галстук. Простые будничные движения успокоили его.
   Он стал соображать, можно ли ждать спасения с Земли. Пока там  еще  никто
не подозревает о катастрофе. Так... Станции слежения  потеряли  радиоимпульс
"Антиноя". Бывает. Операторы, попыхивая сигаретами и  рассказывая  анекдоты,
ждут, когда он снова появится. А он не появится. В космос  полетят  запросы,
но космос будет молчать. Тогда начнется паника.
   Нет, не тогда. Компания будет медлить с сообщением в надежде, что тревога
напрасна... Ведь на карту поставлены престиж, доходы; как это так, у нас - и
вдруг авария! Мир узнает о таинственном исчезновении  "Антиноя"  с  огромным
запозданием. Вот тогда к предполагаемому месту гибели устремятся разведчики.
Но будет поздно.
   Но  и  тогда  тревожное  известие  не  смахнет  с   экранов   телевизоров
улыбающиеся личики. Об исчезновении корабля будет сказано в лучших традициях
казенного оптимизма. Сразу после передачи красивые  девушки  споют  красивую
песенку. Для успокоения. Господа зрители, не волнуйтесь, в мире  по-прежнему
все прекрасно,  отгоните  дурные  мысли,  оптимизм  продлевает  жизнь,  меры
приняты, ничего подобного впредь не повторится, катастрофа вас не  касается,
не вы погибли, не ваши  родственники;  конечно,  авария  -  это  ужасно,  но
вспомните, сколько радостного в окружающей жизни...
   И никому в голову не придет, что это  злой  умысел.  Пираты?  3  космосе?
Ха-ха, не смешите...
   На это рассчитывают бандиты.
   Спасение с Земли не придет.
   И тут Полынов услышал лязг ключа. Он  поспешно  прикрутил  воду,  мельком
взглянул на себя в зеркале - ничего, можно.
   Гюисманса он успел встретить на пороге резким, как удар, вопросом:
   - Завидуете лаврам Флинта?
   Гюисманс поморщился от громкого голоса и плотно притворил за собой дверь.
Мгновение они разглядывали друг друга.
   - Рад, что к вам вернулось чувство  юмора,  -  наконец  сказал  Гюисманс,
присаживаясь на край постели.
   - Просто я вспомнил, что пираты кончали жизнь на рее.
   - Не все пираты, дорогой Полынов, не все, - Гюисманс покачал  головой.  -
Некоторые становились губернаторами.
   - Сейчас не семнадцатый век.
   - Верно, масштабы теперь другие. А сущность человека все та же,  увы.  Но
вас как будто не волнует ваша судьба?
   - Уж не хотите ли вы дать мне отпущение грехов? Не приму, учтите.
   Гюисманс кротко вздохнул.
   - Ну, к чему эта бравада? Знаю, что угроза смерти для вас не в  нови.  Но
согласитесь, принять смерть из рук вашего Большеголового друга, которому  вы
неловко сломали челюсть, не слишком приятно.
   "Осторожно, - подумал Полынов, - не горячись".
   - Вы забыли, Гюисманс, что я  могу  уйти  из  ваших  лап,  когда  захочу.
Остановить дыхание не так уж трудно.
   Гюисманс задумался, полуприкрыв морщинистые веки.
   -  Мы  серьезные  люди,  -  он  выпрямился.  -  Предлагаю  вам   деловой,
взаимовыгодный контракт.
   - Сначала ответьте на мои вопросы.
   - Я не мелочен. Спрашивайте.
   - Во-первых: что будет с пассажирами? Во-вторых:  ваша  цель?  В-третьих:
куда мы летим?
   Гюисманс достал сигару, не торопясь закурил ("Совсем как  Большеголовый",
- мелькнула мысль), выпустил сразу штук пять колец и  пронизал  их  струйкой
дыма.
   - Удивительно, - сказал он. - Удивительно, как благородные чувства мешают
людям жить. Вам не кажется, что добро не может победить зло, потому что  его
способы борьбы бессильны, а бороться со злом оружием зла, значит  превратить
само добро во зло? И что  поэтому  добро  заведомо  обречено  на  поражение?
Подумайте. Вспомните историю, она подтверждает мой вывод.
   - Это не ответ.
   - Ответ разочарует вас. Кто мы? Вы уже сказали: пираты. Зачем нам все это
нужно? Второй ответ вытекает  из  первого.  Что  будет  с  пассажирами?  Все
зависит от их благоразумия, можете убедиться в этом  на  собственном  опыте.
Куда мы летим? В пояс астероидов.
   - Зачем?
   - Не разочаровывайте меня  в  ваших  аналитических  способностях.  Вы  же
психолог. Полынов выругался про себя.
   - Хорошо, так что вам от меня нужно? Он встал с  видом  хозяина,  дающего
гостю понять, что его дальнейшее пребывание нежелательно.
   - Гордыни в вас много, Полынов, гордыни, - Гюисманс сокрушенно  вздохнул,
любуясь, как медленно расплываются в воздухе кольца дыма.  -  Вы  с  детства
убеждены, что истина с вами.
   "К чему эта лиса  клонит?  -  недоумевал  Полынов.  -  Что  означают  эти
душеспасительные разговоры?"
   - У нас еще будет время пофилософствовать, - словно отвечая на его мысли,
сказал Гюисманс. - Вопи вы примете  мое  предложение,  конечно.  Мы  недавно
лишились врача. Вы были врачом много лет. Вот и все.
   - Та-ак... Вы предлагаете мне участие в ваших грязных делишках?
   - Человек всюду человек, а помощь  страждущим  -  моральный  долг  врача.
Делишки, говорите? Я нечувствителен к оскорблениям. Не  судите  да  несудимы
будете, ведь пути человека, как  и  пути  господни,  неисповедимы.  Если  мы
договоримся, я надеюсь убедить вас, что наши помыслы направлены  в  конечном
счете к благу.
   Полынова передернуло.
   - Нет!
   - Подумайте как следует, подумайте. Нам не к спеху. Договоримся, что я не
слышал сейчас вашего ответа. Подумайте и, если угодно, попробуйте, насколько
приятна... остановка дыхания.
   Гюисманс встал, не выпуская сигары, поклонился.
   - Приятных размышлений!
   Он вышел, оставив Полынова в замешательстве еще большем, чем прежде.
   Но на этот раз психолог быстро собрался с мыслями.
   Со стороны могло показаться, что его  больше  всего  занимают  маникюрные
ножницы,  которые  он  вертел  в  руках.  Но  это   была   манера   Полынова
сосредотачиваться: большинству для размышлений помогает сигарета, Полынову -
любая безделушка.
   Пираты...
   Он щелкнул ножницами.
   Ладно, пираты. Глупо, дико, но факт.  Он  им  нужен.  Значит,  есть  шанс
сохранить жизнь. Будет время, следовательно возможность, вступить с  ними  в
борьбу.
   Полынов удовлетворенно кивнул. Это умозаключение сомнений не вызывало.
   Хорошо, но ле