е их убили ..."
     Каждый мускул в его теле был напряжен, лицо -- покрыто холодным потом.
     "Где их убили и с какой целью -- я сейчас не выясню: недостаточно
информации. И, кто стоит за этим, неясно ... Впрочем, плевать ... сейчас
важно одно: что я должен делать? Или нет, не так -- чего я не должен
делать? А не должен я делать того, что они хотят, чтоб я сделал. А чего они
хотят?..." -- Франц вскочил с табуретки и стал в возбуждении прохаживаться
взад и вперед, спотыкаясь о сапоги Чирия и Моджахеда, -- ужас сделать
ошибку пронизывал его насквозь. Выбор у него имелся небольшой. Во-первых,
он мог вернуться на свою кровать и прикинуться спящим до прихода охраны. На
мгновение Франц представил себя, лежащим на верхней полке, а внизу двух
окровавленных мертвецов, -- и немедленно понял, что на это у него просто не
хватит духа. Во-вторых, можно выйти из камеры, а дальше действовать по
обстоятельствам ... но ведь это, небось, и есть то самое, чего они хотят
... (он подошел к двери и заглянул в щель: ничего, кроме белой стены
напротив, видно не было). Затем они, верно, дверь и не заперли ... Чем
дольше Франц думал над этим вариантом, тем меньше он ему нравился: выйдешь
в коридор -- а тебя того ... при попытке к бегству. Наконец, можно вызвать
охранников -- и будь, что будет! Ведь не смогут же они доказать, что Франц
убил Чирия и Моджахеда -- оружия-то в карцере нет. Или же он просто не
заметил?... Встревожившись, Франц стал планомерно обыскивать комнату:
сначала матрасы и подушки на свободных койках, затем, преодолевая тошноту и
стараясь не запачкаться, трупы и постели под ними (чтобы не касаться
мертвых тел руками, он разорвал моджахедову простыню на полосы и обмотал
ими ладони). Потом опустился на четвереньки и заглянул под одну из
свободных коек -- однако не увидел ровным счетом ничего: там было слишком
темно. В раздумье он посмотрел на входную дверь, отделявшую темный карцер
от освещенного коридора, -- чувство опасности подсказывало ему, что дверь
открывать не следует. Тогда Франц размотал "перчатки", сунул их на всякий
случай в карман, растянулся на полу и стал шарить под кроватями вслепую.
Когда он дошел до койки Моджахеда (стеклянные глаза мертвеца находились на
уровне его собственных глаз, желтые корявые зубы -- ощерены), то нащупал
что-то холодное ... Есть! Предполагая, что это лезвие ножа, Франц осторожно
похлопал ладонью по полу в поисках рукоятки ... и вдруг ощутил на пальцах
влагу. Он поднес руку к лицу -- Господи! вся ладонь была испачкана
моджахедовой кровью, протекшей, видимо, сквозь матрас. Сильнейшие спазмы
скрутили желудок Франца; чудом удержав тошноту, он вскочил на ноги и стал
яростно вытирать руку о первую попавшуюся простыню ... Дыхание с
астматическим хрипом вырывалось из его сведенного судорогой горла, колени
дрожали. Сдвинуться с места он смог лишь минуты через две -- нужно было
завершать обыск. Разглядеть в полумраке карцера ничего не удавалось, лезть
рукой под кровати с мертвецами Франц уже не мог, так что пришлось открыть
дверь -- плевать! Так или иначе, но ничего, кроме двух луж крови, под
койками Чирия и Моджахеда не было.
     Франц опустился на табуретку у стены и прислонился спиной к холодному
бетону: нужно что-то решать. Хотя, чего там решать ... -- все однозначно:
     отлежаться на своей полке до прихода охранников, у него не хватит
духу;
     идти наружу -- означало действовать по их сценарию.
     Оставался лишь вариант с вызовом охранников -- быстро, чтобы не
передумать, он подошел к кнопке вызова и нажал ее. Где-то вдалеке зазвенел
звонок. Секунд пять Франц прислушивался к тишине, раздававшейся снаружи, а
потом заметался, не зная, куда встать. (Охранники увидят незапертую дверь
карцера и, конечно, возьмут оружие наизготовку; а при любой неожиданности
-- его резком движении, например, -- будут стрелять.) На мгновение он
остановился, стараясь успокоиться и кляня себя за поспешные и непродуманные
действия, потом в мгновение ока залез на свою полку.
     Внутрь карцера не проникало не звука.
     Сидя на жестком матрасе, Франц поднял руки вверх; сердце его неровно
колотилось у самого горла. "Или стоило затворить дверь?..." -- запоздало
подумал он.
     Медленно тянулись минуты -- никто не шел.
     "Может, спуститься вниз и выглянуть в коридор?" -- руки у Франца
затекли. Обратившись в слух, он опасливо слез на пол и подкрался к двери.
Дверь открывалась внутрь карцера, и он уже совсем было высунул голову
наружу ... но вдруг представил, как сталкивается нос к носу с охранником с
пистолетом в руке, и тот, реагируя на движение, спускает курок. В
результате, никуда не выглядывая, Франц еще раз нажал на кнопку вызова, а
затем стремглав вскарабкался на свою полку и принял исходную позицию --
руки вверх. Прошло еще три томительные минуты, и он опустил затекшие руки.
     Этот вариант не сработал -- нужно пробовать что-то другое.
     Уже не стараясь передвигаться тихо, Франц спустился на пол, подошел к
двери и высунул голову наружу: справа коридор заканчивался тупиком, слева
проход был пуст на протяжении всех двухсот метров до сочленения с
периметром. Скрыватся не имело смысла -- Франц вышел на середину коридора.
     И немедленно увидал метрах в десяти от входа в карцер на белом
линолиуме пола лужу крови. И еще одну, побольше -- метрах в пяти дальше по
коридору. А еще дальше на стене имелось красное пятно с неестественно
ровным горизонтальным краем сверху и потеками внизу. Франца затошнило
опять.
     Чья это кровь -- Чирия, Моджахеда? Вытекла, когда их тела
перетаскивали в карцер?... Прижавшись спиной к стене (на середине коридора
он почувствовал себя неуютно), Франц боком прошел до первой лужи: кровь,
как кровь, -- темная, почти черная. Он пошел дальше -- вторая лужа была
побольше, глянцевая поверхность ее отражала свет лампы наверху. Наконец он
добрался до пятна на стене -- и сразу понял, почему у него такой ровный
верхний край: кровь вытекала из под небольшой дверцы, расположенной в метре
от пола. Обычно за такими дверцами располагались стенные шкафы с ведрами,
щетками, вениками и тому подобным хламом -- Франц повернул торчавший из
замка ключ и потянул за ручку.
     Положив голову щекой на подогнутые колени, в шкафу сидел мертвый
охранник. Глаза его слепо смотрели сквозь Франца, руки безвольно свисали
вниз, черты лица застыли в выражении изумления. Когда дверца отворилась,
труп потерял равновесие и выпал наружу -- Франц еле успел отскочить в
сторону. Эхо от тяжелого удара мертвого тела об пол прокатилось по пустому
коридору, и Франц аж присел -- колени его дрожали. В воздухе висел терпкий
запах свежей крови.
     Охранник лежал на спине, раскинув руки и задрав подбородок кверху;
голова его была наполовину отделена от туловища (широкий разрез поперек
горла рассекал желтоватые трубочки кровеносных сосудов и дыхательного
горла). Весь перед его белого мундира пропитывала кровь, прозрачные глаза
бездумно, как при жизни, смотрели вверх. Было ясно, что ему никогда уже не
попасть на танцы -- ни на мужскую, ни на женскую половину Яруса.
     Преодолевая ужас и тошноту, Франц заставил себя обыскать тело -- и
ничего не нашел: ни связки ключей у пояса, ни пистолета в кобуре.
Последнее, впрочем, ничего не означало: в целях безопасности наставники
выдавали внутренней охране оружие лишь по окончании вечернего обхода (то
есть, спустя час после отбоя). Так что, имел ли маньяк, содеявший все это,
пистолет, зависело от того, когда именно он убил охранника. Стоя над
трупом, Франц в растерянности оглянулся назад -- темный провал карцера
выглядел теперь намного привлекательней противоположного конца коридора.
Однако, запереться там без ключей было невозможно, а ключи имелись только у
сумасшедшего убийцы. "Дойду до решетчатой двери у сочленения с главным
периметром, -- подумал Франц, -- а уж там решу, что делать." Крадучись
вдоль стены, как мускусная крыса Чучундра из сказки Киплинга, он пошел
вперед.
     И увидел следующее.
     Решетчатая дверь, отделявшая вспомогательный коридор от главного, была
открыта настежь. Из-за угла высовывалась чья-то нога в черном сапоге, к
подошве которого пристала расплющенная блямба жевательной резинки. Рядом с
сапогом, разбросав пестрые страницы, как бабочка крылья, валялся журнал
непристойного содержания. Франц завернул на подгибавшихся ногах за угол и
увидал владельца журнала целиком: второй охранник лежал на полу с
простреленным лбом. Рот несчастного был разинут в безмолвном крике,
бездумные серые глаза -- вытаращены настежь. Голову мертвого окружал
темно-красный ореол лаково блестевшей крови, из чего следовало, что пуля
прошла навылет. Рядом лежал пистолет с вынутой обоймой. Обыск трупа не дал
никаких результатов: карманы пусты, связка ключей у пояса пропала. Пол
усеивали осколки разнесенного вдребезги телефона, а в стенной нише, где тот
когда-то располагался, неопрятным пучком висели оборванные провода.
Невдалеке от тела валялась стреляная гильза.
     Франц подобрал с пола пистолет (рубчатая рукоятка удобно легла в
ладонь) и сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Та-ак ... это,
значит, предохранитель ... а вот так взводится затвор ... Прохладный блеск
вороненого металла действовал успокаивающе.
     Вариантов имелось два: идти вперед или вернуться в карцер. Обратно в
карцер?... Франц представил себе, как лежит на своей верхней полке и вдруг
слышит приближающиеся по коридору шаги -- ближе, ближе ... и, наконец, в
дверях возникает окровавленная фигура убийцы с пистолетом в руках ...
Бр-р-р ... он с трудом перевел дух ... А что, если пойти вперед?
     Направо по главному коридору располагались: запертая кладовка,
запертая прачечная, запертый физкультурный зал, запертая баня и запертый
изолятор; налево -- запертая столовая, запертый бельевой склад и запертый
вход на территорию Потока. Живых охранников на этаже больше не осталось --
отпереть некому. Что еще?... Да, чуть дальше входа в Поток расположена
квартира Мордастого. А что, это идея: "Так и так, господин Наставник,
рапортую о четырех убийствах на вверенном вам этаже -- караул, тревога!"
Так, а если и он уже того ... в смысле, если убийца успел побывать и у
Мордастого? Пожалуй, нет: у охранников ключей от квартиры Наставника быть
не могло -- а значит, у убийцы тоже. Итого: как ни противно искать защиты у
этого кретина, Мордастый является единственным выходом из положения ...
Франц встал и положил пистолет на пол. Стараясь сделаться, как можно
меньше, и двигаться, как можно неслышнее, он пошел налево.
     Коридор просматривался на триста метров вперед, и идти было не очень
страшно -- до тех пор, пока Франц не дошел до ответвления на бельевой
склад. В отличие от карцера, решетчатой двери здесь не было -- а что, если
за поворотом стоит маньяк-убийца?... (Воображение Франца уже настолько
свыклось с этим персонажем, что тот каждый раз возникал в одном и том же
образе: жидкие волосы прилипли к бугристому черепу, тонкие губы искривлены
в неестественной улыбке, стеклянно-голубые глаза застыли на бледном лице.)
Господи, откуда ж он такой взялся -- с другого этажа, что ли, пришел? А
зачем притащил в карцер Чирия и Моджахеда? И почему не прикончил Франца,
пока тот спал?... Вопросы, вопросы ... Помедлив несколько секунд перед
поворотом на бельевой склад, Франц осторожно заглянул за угол -- никого. В
который раз он вытер со лба холодный пот и вдруг заметил, что руки его
(впервые в жизни!) дрожат.
     Через сто пятьдесят метров коридор втыкался в небольшую площадку перед
входом в отключенный на ночь главный подъемник, а потом сворачивал на юг к
спальной камере и квартире Мордастого. (Дефектная лампа дневного света
щелкала и мигала. Легкий сквозняк кружил пыль по белому линилеуму пола.)
Секунд десять Франц с сожалением постоял перед дверью подъемника: если б
даже тот не был сейчас отключен, то попасть в него могли лишь наставники и
охрана -- у заключенных магнитных карточек-пропусков не было. Помедлив
перед поворотом еще несколько секунд, он заглянул за угол -- и опять (слава
Богу!) не увидал никого. Сердце его ускоряло и замедляло ритм, как мотор
машины, спускающейся по горной серпантинной дороге.
     Непредвиденное началось, когда Франц поравнялся со входом на
территорию Потока: дверь была приоткрыта. Он остановился, как вкопанный, и
прислушался -- изнутри не доносилось ни звука. Неслышно переставляя ноги,
он подошел к двери вплотную, заглянул в щель и увидел абсолютно пустой
центральный зал. А в дальнем углу его, на полу перед дверью в спальную
камеру, лежал нож -- узкое длинное лезвие изъязвлено ржавыми пятнами
засохшей крови. Как завороженный, Франц толкнул тяжелую металлическую дверь
и, под царапавший сердце громкий скрип, вошел внутрь -- голубой блеск стали
притягивал его, как магнит. Ничего не замечая вокруг, он быстрыми шагами
пересек центральный зал и наклонился над ножом -- самодельным клинком с
белой пластиковой рукояткой. Лезвие было длиной сантиметров тридцать и, на
вид, очень острое; засохшая кровь на нем, видимо, принадлежала Моджахеду,
Чирию или одному из охранников.
     А на рукоятке четким дактилоскопическим узором отпечаталась рука
убийцы. Как в плохом романе -- кровью.
     Не трогая ножа (чтобы не повредить отпечатка), Франц присел на
корточки рядом. Брать -- или не брать? Не брать -- или брать?... Нож, как
заноза в глазу, не позволял сосредоточиться на мыслях о нем. "Да решай же
ты скорее, идиот!" -- проговорил он вслух, отводя взгляд в сторону ... и
только тут заметил, что дверь в спальную камеру тоже не заперта.
     Забыв про нож, Франц встал и вошел внутрь.
     В камере было темно и, почему-то, пахло гарью -- Франц нашарил
выключатель и зажег свет.
     На самом видном месте -- в проходе между рядами коек -- лежал пистолет
и, рядом с ним, пустая обойма. По всему полу валялись крупные, явно не
пистолетные, гильзы ... и еще какая-то продолговатая металлическая коробка
длиной сантиметров тридцать. "Что это такое?..." -- не додумав мысль до
конца, Франц заметил торчавшую из-под крайней кровати в правом ряду
растопыренную пятерню.
     Оскальзываясь на гильзах, он бросился туда и присел на корточки: из
под кровати ему в лицо смотрел Дрон. Щека урки лирически покоилась на
вытянутой вперед руке. "Т-ты ч-чего?..." -- запинаясь, прошептал Франц.
Дрон не отвечал, ибо был мертв: из-под живота его расползалась лужа крови.
     Франц встал на ноги.
     На соседней койке на спине лежал Коряга, по шею укрытый простыней,
посередине которой имелось идеально-круглое кровавое пятно, посередине
которого имелась маленькая круглая дырочка. Лицо Коряги хранило спокойное и
удовлетворенное выражение -- в момент смерти ему, вероятно, снился суп.
Франц перевел глаза дальше -- на следующей кровати, наполовину свесившись
вниз, лежал труп Патлатого; длинные волосы, из-за которых тот получил свою
кличку, тихонько шевелились на сквознячке. На голой спине несчастного
виднелись два пулевых отверстия.
     Франц обвел глазами комнату -- и увидал окровавленные простыни,
окровавленные подушки и окровавленные трупы. Все заключенные в камере были
мертвы.
     А еще, в проходе между двумя кроватями, лежала небольшая
автоматическая винтовка -- вороненый металл угрюмо поблескивал в тусклом
свете единственной на всю камеру лампы. Пустой рожок был отсоединен и
валялся рядом -- увидев его, Франц понял, что продолговатая коробка на полу
возле пистолета -- это другой использованный рожок. Сценарий, по-видимому,
был такой: расстреляв оба рожка, убийца достреливал раненных из пистолета.
"Господи, да откуда ж у него еще и автомат?..." -- подумал Франц.
     "Был автомат. -- поправился он, -- А теперь нету -- равно, как и
пистолета."
     Нету? -- Франц почувствовал чудовищное облегчение. -- Нету!
     А нож?
     Что -- нож?
     Убийца оставил пистолет и винтовку на полу камеры потому, что у него
кончились патроны, -- а вот почему он бросил нож?...
     А-а, плевать, почему ... Важно, что бросил, а мы его теперь возьмем.
     А отпечатки его пальцев?
     Франц на мгновение задумался: оставлять единственное на всем этаже
оружие не хотелось категорически: если его не подберет Франц, то его
подберет убийца ... А что, запросто, вернется и подберет ... может быть,
уже подобрал. Помертвев, Франц торопливо вышел в центральный зал -- нож,
слава Богу, лежал на месте.
     Вот ведь незадача: брать нельзя и оставлять нельзя ...
     Оставалось одно -- спрятать.
     Он выбрал на лезвии ножа место без пятен крови, брезгливо взял его
двумя пальцами и вернулся в спальную камеру ("Усыпальную камеру ..." --
усмехнулся своим мыслям Франц). И куда его теперь?...
     Он положил нож на постель Дрона и прикрыл простыней. Потом в последний
раз окинул сцену побоища взглядом: два десятка мертвецов на койках, один
мертвец под койкой (Дрон был единственным, кто хоть как-то среагировал на
происходившее). Четыре койки были пустыми: Франца, Чирия с Моджахедом, плюс
в камере всегда имелась одна свободная кровать ... Стой, а где ж тогда
новичок? Неужто, убийца увел толстяка с собой? Да нет -- судя по тому, что
Франц уже видел, пленных маньяк не брал ... Может, новичок прикинулся
мертвым, подождал, пока убийца уйдет, а затем забился в какую-нибудь щель?
     Впрочем, значения это не имело -- нужно было идти к Мордастому.
     Стараясь не шуметь, Франц вышел через центральный зал во внешний
коридор и зашагал налево -- до входа в апартаменты Наставника оставалось
около двухсот метров без боковых ответвлений. Чувствовал себя Франц намного
увереннее, чем раньше: оружия у убийцы вроде бы уже не было, и шансы, в
этом смысле, уравнялись. Периодически оглядываясь назад, чтобы застраховать
себя от неожиданностей с тыла, он подошел к металлической двери с надписью
"Наставник Потока No 21/17/2" и постучал. Ответом была тишина. "Просыпайся,
старый черт ... опять, небось, нализался?" -- раздраженно подумал Франц и
постучал сильнее.
     Ответа не последовало.
     Рискуя привлечь внимание убийцы, он забарабанил по двери кулаком.
     Впрочем, слово "забарабанил" не вполне подходило: после первого же
удара дверь отворилась внутрь, ибо была незаперта. С холодеющим сердцем
Франц переступил порог.
     Прихожей не имелось, так что он очутился прямо в кабинете: рабочий
стол, книжный шкаф с набором уставов и руководств, два сейфа -- большой и
маленький. По стенам стояло несколько стульев, на полу лежал персидский
ковер ... Справа находилась дверь (в спальню?), на столе горела лампа в
желтом абажуре. А позади стола, в глубоком кожаном кресле, сидел господин
Наставник -- верхняя часть его черепа была снесена, а мозги (если это слово
применимо к субстанции в голове Мордастого) -- разбрызганы по стене позади
кресла. В широко раскрытых глазах несчастного застыло выражение крайнего
недоумения. На столе стояла порожняя бутылка из-под рома, стакан,
полупустое блюдо с грушами и полуполное блюдце с огрызками. Насколько Франц
мог судить, события развивались так: убийца несколько раз выстрелил в
замочную скважину (вдребезги разбитый замок почернел от пороховой гари),
потом вошел в кабинет и прямо с порога остатком патронов разнес Мордастому
череп. Среагировать на происходящее бедолага не успел, ибо, напившись пьян,
безмятежно спал в кресле. Оба телефона на его столе убийца разбил. На ковре
около входной двери лежала пустая пистолетная обойма.
     Никакого ужаса перед мертвецом Франц, на этот раз, не испытал -- то ли
уже привык, то ли страх за собственную жизнь вытеснил страх перед чужой
смертью. Его не тошнило, коленки не дрожали, сердце находилось, где ему
положено, а не в пятках. Да, собственно, и страха Франц почти не ощущал: он
уже на том свете -- чего бояться, разве что по привычке ...
     Просто у него было два вопроса.
     Вопрос первый: Где сейчас убийца?
     Вопрос второй: Какой из этой ситуации есть выход?
     Вот только ответов, к сожалению, Франц не знал.
     Зато ему стало ясно, где убийца