против клерикалов, они даже против  самого
короля - если не все, то, по крайней мере, некоторые из них.
     - Это как раз то самое, чего я больше всего опасался. И вот теперь  у
них появилась мощная взрывчатка. А это может вообще привести к уничтожению
культуры.  Самое  худшее,  чего  нам  следует  опасаться,  так  это  чтобы
какая-нибудь   незапланированная   революция   не   перечеркнула   начисто
результаты всей нашей работы.
     Как раз в это время в мастерскую вошел глашатай из Гильдии Глашатаев.
     -  Прошу  прощения,  господа,  -   обратился   он   к   ним.   Затем,
прокашлявшись, повысил голос и сделал объявление: "Всем членам  и  наемным
работникам Лиффанского Телеграфного Треста - приветствие и  благословение.
Его Святейшество Патриарх и Отец Отцов, да будет благословенно Матерью Его
имя, требует, чтобы вы предъявили  Ему  доказательства  того,  что  работа
Лиффанского телеграфного Треста не должна быть прекращена и что заключение
Храма не должно быть аннулировано. Его Святейшество Патриарх и Отец Отцов,
да  будет  благословенно   Матерью   Его   имя,   требует,   чтобы   такие
доказательства были предъявлены ему на День Матери текущего месяца или  до
него. Сокровенным Именем Матери, считается объявленным!"
     Сделав такое объявление, глашатай покинул помещение, не дожидаясь  ни
вопросов, ни комментариев.
     - Только этого нам еще не хватало! - разъярился Джон. -  Что  бы  это
все значило?


     А весь сыр-бор разгорелся из-за Гильдии Гильдий.
     - Вы должны  понять,  дорогой  сэр,  -  объяснил  Патриарх  Джону  на
следующий день, - что  мы  здесь  в  Храме  не  имеем  никаких  возражений
относительно вашего телеграфа. Более  того,  мы  только  приветствуем  его
использование, и если вдруг вы прекратите ваши работы в этом  направлении,
то мы вынуждены будем продолжать их сами. Нет, вовсе  не  Храм  возбуждает
против вас иск, а Гильдия Гильдий.
     - Понимаю, сэр, - уважительным тоном ответил  Джон.  Это  был  первый
случай, когда он лично столкнулся с Храмом, и он был очень уверен  в  себе
самом. В таких случаях, понимал он, уважение бывает так же полезно, как  и
мудрость. - В чем суть претензий Гильдии Гильдий?
     Дворянский ранг Главного Священника был  вторым  после  Короля.  Это,
конечно, намного облегчало ему решение любых  вопросов  с  большей  частью
лиффанской  знати.  Не  испытывая  необходимости  беспокоиться   о   своем
положении и личной безопасности, он мог позволить себе заниматься  хотя  и
тривиальными, зато более интересными вопросами.
     - Основной смысл их жалобы, - ответил он, - заключается  в  том,  что
ваши люди не состоят ни в какой гильдии. Они обратили внимание на то,  что
вы делаете неплохие деньги, и они хотят, чтобы им тоже  отчислялась  часть
из них. Вот что кроется за их сложными  и  путаными  претензиями,  которые
формально основываются на том, что вы отбираете работу у Гильдии Писарей и
у Гильдии Курьеров, и что ваши школы якобы узурпировали прерогативы Храма.
Но дело вовсе не так безнадежно, как может показаться  на  первый  взгляд:
обе эти претензии будут полностью удовлетворены, если  вы  создадите  вашу
гильдию и вступите в Гильдию Гильдий, что  я  вам  и  рекомендую  сделать.
Конечно, вы не должны не говорить никому о том, что именно  я  посоветовал
вам сделать это.
     - Разумеется, Ваше Преосвященство, - с готовностью  согласился  Джон.
После вежливой беседы, стакана вина и формального благословения  Патриарха
Джон Харлен направился домой создавать гильдию.
     Осгард Гар-Осгардиен Осгард, король и Отец Лиффа, был, как  уже  было
отмечено, весьма добродушным и прогрессивным джентльменом.  Он  был  также
весьма проницательным политиком и бизнесменом. Поэтому Джон  принял  совет
доктора Джеллфта рассказать королю все без утайки.
     - Фантастично, - прокомментировал его рассказ король. - Нет, я  вовсе
не хочу сказать, что не верю вам, дело не в этом. Но вы  должны  признать,
что все это выглядит просто как фантастика. - Джон согласился с ним. -  Но
если мы имеем десять - впрочем, нет - теперь уже  девять  лет,  в  течение
которых  мы  должны  сами  научиться  защитить  себя  от  вторжения   этих
таинственных пришельцев, то тогда почему ваша  -  как  бы  это  сказать  -
планета  -  не  пришлет  сюда  большое  количество  людей  и   необходимое
оборудование, чтобы быстро и эффективно  сделать  все  это,  вместо  того,
чтобы делать это вот так тайком?
     Джон объяснил Королю Осгарду,  что  Консервативная  Партия  на  Терре
будет орать как раненный далбер, если узнает об этой миссии. Это привело к
необходимости  затратить  еще  полчаса  на  объяснение  Королю  терранской
политики, которая очень позабавила короля.
     После некоторых дополнительных вопросов Король дал свое согласие быть
покровителем вновь создаваемой Гильдии Телеграфистов.
     - Конечно, вы понимаете, что с моей стороны это не чистый  альтруизм,
- пояснил он Джону. - А также не только потому, что вы рассказали мне  эту
историю с пришельцами. Вы должны понимать, что с моей  точки  зрения  ваше
изобретение очень полезная вещь. Казна уже получает постоянную прибыль  от
вашей деятельности, да и мои командиры докладывают мне, что эти устройства
очень полезны в военном деле.
     Король лично проводил терран к боковому выходу из дворца.
     - Чтобы не встречаться с толпой у главного входа, -  объяснил  он.  -
Ну, если от меня потребуется какая-то помощь, заходите. И не  беспокойтесь
- я воспользуюсь вашим советом и никому об  этом  не  расскажу.  Да  и  то
сказать: если бы даже и рассказал, то кто мне поверит?



                                    9

     Комитет по борьбе с заговором функционировал  вот  уже  почти  год  и
насчитывал в своих рядах более пяти тысяч членов.  Выполнение  его  первой
программы шло полным ходом, и каждый день, от зари и до зари, по Лиффдаргу
дефилировали патрули комитетчиков, выискивая заговорщиков.
     Рано  или  поздно  один  из  таких  патрулей  неизбежно  должен   был
встретиться с Хардом и  Джоном  и  опознать  их,  хотя  несколько  вольное
описание их внешности Тчорнио в какой-то мере снижало степень  вероятности
опознания. И,  наконец,  это  произошло  -  как  раз  тогда,  когда  после
аудиенции у короля Осгарда Джон и  Хард  вышли  из  дворца.  К  несчастью,
патрульный отряд, с которым они встретились, возглавлял сам Тчорнио.
     - Вот они! - завопил тот. Поскольку дисциплина в  Комитете  оставляла
желать лучшего, этот выкрик вызвал некоторое  замешательство,  достаточное
для того, чтобы дать Джону и Харду некоторое время для разбега.
     - Кто именно? - спросил Гардниен.
     - Убийцы, выродок далбера! Убийцы! Вон они!
     - Где? - спросил кто-то еще.
     - Вон там, идиоты! Хватайте их! Да живее!
     Джон с Хардом свернули за угол и  побежали.  Но,  пробежав  не  более
десяти шагов, они услышали за своей спиной топот комитетчиков, который был
очень похож на шум, который производит целое стадо разъяренных далберов.
     - Сюда! - скомандовал чей-то голос,  который,  по  всей  вероятности,
принадлежал Тчорнио.
     - Добрая Всемогущая Мать! - прошептал Джон. - Я так и думал,  что  мы
однажды влипнем.
     - Пока еще нет, - ответил ему таким же шепотом Хард. - Беги за мной.
     Они  бежали  по  узкой,  темной,  извилистой  улице   со   множеством
пересекающих ее улочек и переулков. Казалось, что весь этот район, один из
самых старых в городе,  специально  строили  по  законам  лабиринта.  Хард
прекрасно  знал  этот  район  по  тому  периоду  своей  жизни,  когда  был
уголовником.
     Когда беглецы сворачивали за угол, послышался резкий звук взрыва,  за
которым последовал протяжный гнусавый звук.
     - О, да я вижу, что местное население  уже  обладает  пистолетами,  -
спокойно констатировал Джон.
     - Пистолетами?
     - Именно. Мы только собирались изобрести их для  полиции  телеграфной
службы, но кто-то, похоже, обошел нас на повороте.  Это  все  Смит  и  его
чертов динамит. Ты уверен, что знаешь, куда мы направляемся?
     - Конечно. В этом районе у меня везде свои люди.
     Погоня становилась более шумной, и в окнах стали зажигаться огни.
     - Вот они! - закричал Тчорнио. Прозвучали два выстрела, и многие огни
в окнах стали как-то нервозно гаснуть. Никто  в  этом  квартале  не  хотел
лишних неприятностей.
     Джон с Хардом еще раз свернули за угол, пробежали каким-то переулком,
перелезли через забор и оказались на другой улице.
     - Это избавит нас от этих крикливых приятелей, -  беззаботно  отметил
Хард. - А теперь посмотрим, сможет ли Сестра Панджа спрятать нас у себя.
     - Кто такая Сестра Панджа? - они медленно  брели  по  улице,  которая
выглядела точь-в-точь как та, с которой они только что так удачно сбежали.
Все улицы в этом квартале выглядели на одно лицо.
     - Это одна из  маленьких  сестер,  -  объяснил  Хард.  -  Сейчас  она
работает не очень много, потому что изрядно постарела, но зато знает  все,
что нужно знать об этой части Лиффдарга. И, замечу, в  этом  квартале  она
обладает очень большим влиянием. Она  даже  имеет  влияние  на  Гвардейцев
Матери, а в районе красных фонарей это очень важно. Ну, вот мы  уже  почти
пришли - она живет совсем рядом, здесь за углом - у-у-х!
     Каким-то образом, повернув за угол, Хард врезался  прямо  в  Тчорнио,
проводившим с половиной своего отряда прочесывание домов,  и  сбил  его  с
ног.
     - Ай! - завизжал Тчорнио. - Вот они! Убийцы!
     Трое из членов отряда бросились к Джону и Харду, суетясь вокруг них и
осыпая тумаками, которые доставались, правда, по большей  части  своим  же
соратникам. Тчорнио поднялся на ноги и, стоя посреди улицы, трубил  что-то
такое, что должно было означать сигнал, из чего-то, что могло быть рожком.
Все огни в округе засветились разом, во всех освещенных  окнах  показались
чьи-то лица, которые тут же мгновенно исчезли, а все огни  разом  погасли.
Это было вполне в обычаях квартала.
     Комитетчикам еще только предстояло изучать  приемы  уличных  драк,  и
Джон с Хардом были в этом смысле идеальными учителями. Прежде, чем Тчорнио
закончил свою первую музыкальную фантазию на рожке, Джон уже успел научить
кого-то не бить сверху. Незадачливый ученик  со  стоном  упал  на  грязную
мостовую, а борьба вокруг него продолжалась.
     -  Убийцы!  -  неестественно  высоким  голосом  закричал  Тчорнио.  -
Помогите! - Прокричав это, он принялся за вторую арию на рожке.
     Работая по очереди, Джон с Хардом убедили еще  одного  комитетчика  в
том, что использовать в таких ситуациях ножи просто невежливо. Этот ученик
даже не стонал, поскольку его сильно беспокоила рана,  из  которой  лилась
его благородная кровь. Третий комитетчик, убедившись в том, какой  дорогой
ценой его друзьям достаются уроки,  развернулся  и  побежал  за  подмогой.
Вместо того,  чтобы  заняться  Тчорнио,  что  было  совершенно  необходимо
сделать, Джон и  Хард  побежали  в  другом  направлении,  оставив  Тчорнио
продолжать свои музыкальные упражнения наедине с самим собой.
     Не пробежав и половины квартала, приятели снова услышали выстрелы.
     - Эти ребята зря времени не теряют,  -  пропыхтел,  превозмогая  свою
одышку, Джон. У Харда вообще не оказалось в запасе воздуха, чтобы ответить
ему.
     Они наугад поворачивали в боковые улицы - два поворота направо,  один
налево, затем снова два направо,  один  налево,  делая  зигзаги  по  самым
мрачным  трущобам  города.  Комитетчики,  сопровождаемые  душераздирающими
завываниями рожка Тчорнио, все же ни разу не отстали от них более  чем  на
полквартала.
     Никакая семья, даже самая презираемая и скромная, не может  сохранять
безразличный вид, когда на улице идет  такая  живописная  погоня.  И  если
завывания рожка Тчорнио вряд ли могли вытащить на улицу кого-то из жителей
квартала, то выстрелы, которые город вообще впервые слышал,  сделали  свое
дело. Улицы быстро заполняла толпа, и дело принимало плохой оборот.
     Джон и Хард еще раз свернули  за  угол,  на  более  широкую  и  лучше
освещенную улицу. Несколькими секундами позже комитетчики тоже свернули за
угол и замерли, с удивлением рассматривая совершенно пустынную улицу.


     - Идите за мной, - прошептал мягкий, надтреснутый голос.
     Темнота была просто жуткой. Казалось, Джон физически ощущал, как  она
обволакивает его мышцы.
     - Проходи, - прошептал Хард.
     Они были в  длинном  крытом  проезде  или  в  туннеле,  на  брусчатке
которого было разбросано сено. Беглецы нырнули в первую же открытую дверь,
которую увидели, повернув за угол, даже не пытаясь разобраться, что это за
дом. Ситуация, в которой они очутились, вовсе не  импонировала  Джону,  но
Хард,  который  отлично   ориентировался   во   всех   формах   проявления
преступности  в  Лиффдарге,   уверенно   последовал   за   этим   голосом,
напоминавшим скрежет наждака о стекло.
     Они продвигались в кромешней темноте. Хотя казалось, что глаза  Джона
должны были привыкнуть к непривычным для них условиям,  тем  не  менее  по
мере их продвижения  вперед  происходила  совершенно  невероятная  вещь  -
темнота сгущалась еще больше. Чем шире  становились  зрачки  Джона  и  чем
больше они были готовы отреагировать на малейший проблеск света, тем более
очевидным для него становился тот факт, что в таком месте, как  это,  свет
не существовал вообще. Поэтому, когда после пятнадцатиминутной  ходьбы  их
провожатый наконец остановился  и  открыл  дверь,  свет,  устремившийся  в
длинную галерею, ослепил Джона, хотя его единственным источником  являлась
жалкая дешевая свечечка, дававшая больше копоти, чем света.
     Оказалось, что их провожатым является молодая женщина.
     - Вот они, мама, - произнесла она. - Какие-то молодые грубияны готовы
были схватить их, но я открыла дверь.
     Из  глубины  комнаты  раздался  приятный  голос,  напоминавший   звон
серебряного колокольчика:
     - Кто-нибудь видел, как они входили?
     - Нет, мама, - ответила девчонка. - Я внимательно осмотрела улицу,  и
никто не смотрел.
     - Очень хорошо, моя дорогая. Теперь можешь идти спать.  -  Серебряный
голос  прыгал  вверх  и  вниз,  напоминая  совсем  юную  мелодию,  которая
только-только родилась и пытается расправить  свои  крылья.  -  Проходите,
ребята, не торчите у двери.
     Владелицей этого приятного голоса являлась самая толстая  из  женщин,
каких только приходилось видеть Джону на протяжении  всей  его  жизни.  Ее
амебообразное тело  возлежало  на  старой  кушетке,  с  которой  оно  было
неспособно слезть без посторонней помощи. За исключении  почти  незаметных
движений челюсти, которая едва шевелилась при разговоре, да проницательных
глаз, которые  все  время  стреляли  туда-сюда,  туда-сюда,  женщина  была
совершенно неподвижной.
     - Пусть это не  пугает  вас,  -  прозвучал  ее  мелодичный  голос.  -
Когда-то я была такой  же  хорошенькой,  как  и  все  остальные  маленькие
сестры. Да, тогда я была еще совсем юной. Но вы привыкните ко мне.
     Хард, который прекрасно ориентировался в обстановке, знал,  как  себя
вести в подобных ситуациях.
     - Добрый вечер, мама, - вежливо обратился он  к  ней.  -  Меня  зовут
Хард, а это - мой друг Джон.
     - Тебе вовсе не обязательно называть меня  мамой,  парень.  Я  требую
этого только от своих девочек. Это помогает держать их в руках. Я слышала,
у вас возникли какие-то проблемы, не так ли? - На это вопрос, естественно,
не последовало никакого ответа; однако она и не стала  дожидаться  его,  а
продолжала безо всякой паузы:
     - Юный лорд Тчорнио и его дружки очень  упрямы.  У  них  только  одна
мысль в голове, да и то они сами толком не знают, чего хотят. А это  очень
опасно. Но вы не переживайте, ребята. Мы выручим вас.
     От проявления такой осведомленности со стороны совершенно  незнакомой
женщины у Джона полезли глаза на лоб.
     - Да, но кто вы такая?
     - Мы -  Маленькие  Помощницы  Матери,  -  произнесла  женщина,  делая
невероятные усилия, чтобы изобразить на своем лице хоть подобие улыбки.


     Тчорнио уже просто не мог совладать с той  славой,  которая  на  него
обрушилась. Дело было даже не в том, что каждый в Лиффе знал  о  заговоре;
сам Комитет внезапно стал чрезвычайно важным элементом в  жизни  Лиффа,  и
он, Тчорнио Гар-Сполниен Хиирлт, стал всенародным  героем.  Это  было  уже
выше самых смелых мечтаний, и в это просто невозможно было  поверить.  Ему
даже присвоили почетное рыцарство в Материнской Гвардии.
     Но что было для него, Тчорнио, самым главным, так это тот  факт,  что
теперь все, наконец, стали верить с существование заговора, и что  сам  он
перестал быть посмешищем, и что мнимая угроза, выдуманная  им  в  качестве
шутки в тот период, когда насмешки приятелей стали совсем уж допекать его,
теперь приводит в ужас всех и каждого. Его  мания  схватить  и  уничтожить
убийц стала похожей на религиозный фанатизм.
     Как его самоуверенность, так и положение в обществе сильно пострадали
бы, пойми он хоть на минуту, что он сам был виновником того,  что  убийцам
удалось бежать из города. Но именно в тот день, когда Джон и Хард покидали
Лиффдарг, сам Тчорнио был на дежурстве у главных городских ворот, и только
после того, как сам он дал добро, им удалось выйти из города.
     Но  это  упущение  едва  ли  можно  отнести  только  на  счет  личной
беспечности Тчорнио. Он полагал, что дает разрешение на  выход  из  города
Матери  Бальнии  и  двум  маленьким  сестрам,  направлявшимся  в  Храм   в
Примилбосе.
     В двадцати пяти стербах от города экипаж остановился.
     - Здесь вам придется выйти, ребята, - объявила мадам с расползающейся
фигурой.
     Их ждала небольшая группа - в большинстве  своем  мужчины  в  простой
одежде, которых можно было принять за крестьян, да еще несколько  человек,
которых,  несмотря  на  их  такую  же  одежду,  даже  при  самом  развитом
воображении принять за крестьян ни в коем случае было нельзя.
     - Народная Армия,  -  сказала  толстуха  с  гордостью,  которая  была
намного  выразительнее,  чем  даже  ее   обычный   цинизм,   и   явно   не
соответствовала потрепанной одежде встречавших их людей.
     Джон и Хард, которые чувствовали  себя  довольно  неловко  в  женском
платье, в которое были облачены, вылезли из экипажа.
     - Эй, Мать Бальния, - прокричал один из ожидавших, - что за солдат ты
нам привезла? Нам здесь не нужны маленькие сестры.
     - Смейся сколько тебе угодно, - резко ответила та. - Эти  девочки  на
самом деле такие умелые бойцы, равных которым ты вовек не увидишь.
     Громкий вызывающий смех привел Джона  в  такое  же  смущение,  как  и
платье проститутки, в  которое  он  был  облачен.  Но  характер  Джона  не
позволял ему долго печалиться из-за такой здоровой вещи, каковой  является
смех. Нет, по-настоящему его обеспокоила другая вещь.
     - Огромное спасибо, Мать Бальния, - спокойно произнес он  со  смехом,
который позволял ему чувствовать себя более уверенно и,  главное,  принять
позу вежливого достоинства. - Я постараюсь отблагодарить вас за помощь как
только возвращусь в город.
     Когда она отвечала ему,  в  ее  голосе  появились  несвойственные  ей
нотки, выдававшие симпатию к нему.
     - Разве тебе никто не объяснил? - спросила  она.  -  Эх,  парень,  ты
никогда уже не сможешь возвратиться в город. Народная  Армия  не  позволит
тебе этого, да к тому же это еще и небезопасно. Ты хорошенько  заруби  это
себе на носу. Независимо от того, как  сложится  твоя  дальнейшая  судьба,
возвратиться ты уже не сможешь.
     После этих слов ее экипаж круто развернулся и в клубах густой  летней
пыли  помчал  обратно  в  город.  И  вот  тут-то   наконец   Джон   Харлен
почувствовал, что действительно сильно обеспокоен.



                                    10

     Основная  трудность  в  искусственном  ускорении  развития   культуры
состоит  в  том,  что  никогда   нельзя   точно   предугадать,   наск