вавшего
плотину. И подобно человеку, которого подхватил бурный поток, я запомнил -
до мельчайших и ненужных деталей - что-то одно и не запомнил другое. В
первые минуты я действовал машинально; бывает такое состояние, когда мысли
человека всецело чем-то поглощены, а сам человек куда-то идет и что-то
делает... Я включил магнитные эффекторы, подтянувшие корабль к "Аргонавту",
спустился в шлюзовую камеру, надел скафандр, но думал только об одном:
"Каким образом могли уцелеть люди на корабле, потерпевшем катастронфу около
шестидесяти лет назад?"

* * *

Шевцов усмехнулся, в глазах его - впервые в этот день - блеснули живые
искорки.

- Предвзятое мнение, - сказал он и развел руками, словно оправдываясь. -
Для исследователя нет ничего опаснее предвзятого мнения. Азбучная истина,
которую мы хорошо помним, когда речь идет о чужом предвзятом мнении... Да,
я ошибался. Я решил, что этот корабль - "Аргонавт", и уверил себя в этом.
Даже при встрече, заметив нечто незнакомое в обводах корабля, я приписал
это результатам взрыва.

- Чужой корабль? - вполголоса спросил Ланской Тессема. Инженер отрицательно
покачал головой.

- Входной люк оказался совсем не там, где я предполагал, - продолжал
Шевцов. - Но это был только первый сюрприз. Когда я все-таки отыскал люк,
его крышка поднялась сама. Я прошел в шлюзовую камеру, люк захлопнулся,
зажегся свет. И тотчас же послышался очень спокойный, мягкий голос:
"Здравствуйте. Пройдите, пожалуйста, в рубку". Я ничего не понимал. Ничего!
Эта часть корабля сравнительно мало пострадала от взрыва, и я видел, что
оборудование здесь слишком совершенное. Настолько совершенное, что его не
могло быть не только пятьдесят или шестьдесят лет назад, но и в день моего
отлета с Земли. Более того, пробираясь по узкому коридору, я обнаружил
несколько приборов, которые когда-то сам проектировал. По ряду причин их не
удалось довести до производства. В день моего отлета на Земле еще не
существовало таких приборов!

Трап, ведущий в рубку, был сломан, но я в два прыжка - тяжести почти не
ощущалось - добрался до двери. Рванув ее, я буквально влетел в рубку. Она
была пуста. Людей на корабле не оказалось.

Как ни странно, я почти не удивился этому. Меня поразило другое. Здесь, в
рубке, оборудование было еще более совершенное. "Здравствуйте", - произнес
за моей спиной спокойный голос. Я тотчас обернулся. У двери стояла
электронная машина. Небольшая, без контрольных сигналов, совсем не похожая
на громадный серый шкаф на "Поиске".

Да, кораблем управляла машина. Через десять минут я знал все. Машина
отвечала быстро и точно.

"Открыватель" (так назывался этот корабль) вылетел с Земли позже "Поиска".
Именно поэтому он имел более совершенную аппаратуру. Вы спросите, как же он
мог обогнать "Поиск", ведь оба корабля двигались примерно с одинаковой
скоростью. Тут все дело в том, что "Поиск" вынужден был разгоняться
сравнительно медленнее. Человек не выносит длительного действия больших
перегрузок. А "Открыватель" стартовал с огромным ускорением. Максимальная
скорость у обоих кораблей была почти одинаковой, но средняя скорость
"Открывателя" намного превосходила среднюю скорость "Поиска". "Открыватель"
стороной обошел черную пыль, побывал на одной из планет в системе Сириуса и
возвращался на Землю. Взрыв ускорителя прервал полет. Электронная машина,
управлявшая кораблем, приняла единственно верное решение: ждать встречи с
"Поиском", идущим в этот район.

Да, все объяснялось просто. Но эта простота потрясла меня. Я был на борту
корабля, который пришел из будущего. Для нас, астронавтов, время словно
останавливается после потери связи с Землей. Мы сохраняем в памяти Землю
такой, какой она была в день отлета. А между тем время на Земле бежит с
огромной скоростью. Люди думают, ищут, изобретают...

Поединок со Вселенной тяжел. Корабль годами затерян в черной бездне. Она
давит на человека. День за днем, месяц за месяцем, год за годом... И вот
здесь, на борту "Открывателя", я вдруг почувствовал, что время не
остановилось, что за этим бездонным, с черными провалами небом существует
Земля, наша Земля, моя Земля - и люди на ней все смелее бросают вызов небу.

"Открыватель", как я уже говорил, побывал на одной из планет в системе
Сириуса. На той планете, которую я открыл первой. Электронная машина,
суммировавшая показания приборов, сообщила, что атмосфера планеты пригодна
для дыхания, и привела подробные сведения о температуре, радиации,
атмосферном давлении, скорости ветра, составе почвы... Все это мне
предстояло передать на Землю, потому что "Открыватель" уже не мог
продолжать путь.

И тут... Да, тут есть одна деталь, о которой придется сказать подробнее.
При спуске на планету автоматически велась киносъемка. Я решил посмотреть
заснятые кадры. На стереоэкране было видно, как "Открыватель" опускается на
обширный песчаный пустырь. Очень долго на экране почти ничего не
появлялось. Я видел только, как яркий диск Сириуса поднимается вверх и тень
от корабля быстро укорачивается. Временами на экране возникали маленькие
красные огоньки. Я всматривался до боли в глазах, но даже при максимальном
увеличении стереопроектора ничего не удавалось разглядеть. Красные огоньки
двигались - это была жизнь... И вдруг на экране возник силуэт человека. Это
произошло в течение какой-то доли секунды. Там, где двигались красные
огоньки, возник из ничего серый, стертый, едва видимый силуэт человека.
Возник из пустоты - и сразу же исчез...

Однако это не могло быть обманом зрения. Я трижды включал стереопроектор -
и трижды на экране появлялся странный силуэт.

Шевцов долго и сосредоточенно молчал, словно пытаясь что-то припомнить.

- Как вы догадываетесь, - продолжал он, наконец, - я не мог вернуться на
Землю, не побывав на этой планете. Человеческий силуэт... Нет, это
невозможно было оставить так, не выяснив. И все-таки решение лететь к чужой
планете далось мне нелегко. Я знал, что полечу. Знал, что иначе нельзя. Но
какой-то внутренний голос упрямо твердил: "Тебя ждет Земля - и время на ней
все больше и больше обгоняет твое корабельное время..."

Я снял с приборов "Открывателя" все записи, выключил аварийный автомат и
перешел на "Поиск". Мне было грустно; казалось, я оставляю здесь, в черном
безмолвии, частицу родной Земли. Я долго стоял у иллюминатора и смотрел,
как "Открыватель" постепенно исчезает а темноте.

Я думал о судьбе таких кораблей. Ну, "Открыватель" описывает гигантскую
окружность. Но другие корабли могут двигаться по прямой. Они нe расходуют
энергии. Их экипаж не считает годы жизни. Пройдут тысячи, миллионы лет, а
корабли, подчиняясь последней воле своих капитанов или своих приборов,
будут идти вперед и вперед.

Погибшие корабли... Каждый из них боролся, как мог. Но это уже позади, а
теперь им не страшны никакие опасности. Их не остановит черная пыль - для
этого скорость слишком мала. Метеориты, излучение, магнитные поля - ничто
не страшно их экипажу. Они идут сквозь черную бездну Космоса, и нельзя
предвидеть, где и когда это кончится. Быть может, еще работают в их рубках
уцелевшие приборы, раскрывая тайны Звездного Мира. Кто узнает эти тайны?
Быть может, антенны еще ловят далекие голоса людей. Но кто ответит людям?
Безмолвные, с погасшими огнями, летят корабли по курсу, проложенному
судьбой...

* * *

- Сейчас, вспоминая этот полет, - продолжал Шевцов, - я думаю, что все, в
сущности, закономерно. Я летел исследовать черную пыль и бороться с ней.
Других задач у меня не было. И когда с пылевой коррозией удалось покончить,
мне следовало вернуться на Землю. Но впереди оказалась тайна, нечто такое,
чего люди еще не знали. Я не мог вернуться. Не мог и не хотел. Однако
сознание того, что я все еще удаляюсь от Земли, вызвало... как бы это
сказать... душевную коррозию. В Космосе человеку нелегко. А одному... Да,
мы открыли много других планет, мы даже меняем их: создаем атмосферные
оболочки, улучшаем климат... И все-таки Земля остается для человека лучшим
из миров. Это - родина. И как бы далеко ни проникли наши корабли, нас будет
тянуть на родину.

Да, так вот, я радировал на "Аврору" о пылевой коррозии. А "Поиск" еще
четыре месяца шел к системе Сириуса. Дни слились в серую, беспросветную
пелену. Иногда мне хотелось воспользоваться аппаратом электросна, чтобы
проснуться только через четыре месяца. Но я был один на корабле -
приходилось следить за работой ядерных генераторов, электромагнитных
ускорителей, приборов...

Шевцов помолчал, невесело усмехнулся:

- Нет. Если говорить откровенно, я просто боялся включить аппарат
электросна - даже ненадолго. Меня преследовала мысль, что он не сработает -
не разбудит, когда истечет установленное время. Я был один на корабле, и
если бы аппарат не сработал... Вот поэтому я его и не включал. Мучился от
бессонницы, но не включал.

Теперь вы представьте себе, что такое система Сириуса. Прежде всего, это
две белые звезды - Сириус А и Сириус Б, обращающиеся вокруг общего центра
тяжести. Сириус А - в два с половиной раза массивнее Солнца. Но звезда -
как звезда. Сириус Б - "белый карлик"; по размерам чуть; больше Земли. Как
видите, странная звездная пара: великан и карлик. И три планеты. Две из них
по размерам превосходят Сириус Б и окружены свитой спутников. У третьей
планеты (к ней и летел "Поиск") один спутник, по размерам - несколько
меньше Луны. Планеты движутся по очень сложным орбитам. Их движение
определяется не только притяжением звезд, но и взаимным притяжением.

Я направил корабль к планете, в атмосфере которой был кислород. Она во
многом напоминала Землю...

Да, она напоминала Землю, потому что в атмосфере плавали облака, а там, где
их не было, я видел моря и материки. И мне показалось, что я возвращаюсь на
Землю.

Это довольно рискованно - опуститься на неисследованную планету. Но мне не
оставалось ничего другого. Разведка с большой высоты затягивается на месяцы
- и все-таки дает очень мало сведений. А на полеты в атмосфере у меня не
было горючего.

И я очень устал. Каждый, кому приходилось долго летать в одиночку, знает,
как тянет земля - даже чужая...

* * *

Шевцов рассказывал нехотя, пропуская какие-то, может быть, очень интересные
подробности. Его рассказ был как книга, в которой не хватает страниц.
Шевцов сказал: "Я сидел на ступеньке спущенного из люка трапа и смотрел на
облака. Впрочем, это несущественно" - и перешел к другому. Позже, знакомясь
с материалами экспедиции, Ланской понял многое недосказанное.

* * *

"Поиск" стоял на просторной лесной поляне. Массивные амортизационные
колонны поддерживали корабль в вертикальном положении - он походил на
древний, немного покосившийся минарет. Шевцов сидел на нижней ступеньке
спущенного трапа, смотрел на небо.

Несильный ветер нес над кораблем редкие растрепанные облака. Белые облака в
голубом небе - это было совсем по-земному. В небе светили два солнца: одно
- большое, яркое, накаленное до синеватой белизны, другое - тоже белое, но
маленькое, передвигающееся с удивительной быстротой. На серую, взрыхленную
при посадке корабля почву падали двойные тени.

Ветер приносил буйную, дурманящую смесь запахов. Остро пахло чем-то мятным,
сладковатым. Пахло чем-то похожим на запах всех цветов и не похожим на
запах ни одного из них в отдельности. Горько пахло прелой травой. И еще
чем-то, наверное, туманом, лесной сыростью.

Кружилась голова - может быть, от избытка кислорода, может быть, от
дурманящих запахов. Впрочем, скорее всего это сказывалось действие только
что принятого мицеллина - антибиотика, парализующего чужих бактерий.

Облака шли низко - взъерошенные, по-весеннему светлые. Шевцов подумал, что
все похоже на весну: и очень прозрачное небо, и эти светлые облака, и запах
цветов, но вот нет птиц, не слышно птичьего крика. И вообще стоит
абсолютная тишина, очень неприятная после привычного гула ионного
ускорителя.

Лес, окружавший поляну, молчал. Шевцов с неприязнью смотрел на деревья.
Небо, облака - это походило на Землю, но деревья были чужие Стволы их
закручивались суживающейся кверху спиралью. Листва - довольно густая -
имела неопределенную окраску - не то зеленую, не то синюю, не то черную. От
корабля до ближайших деревьев было метров полтораста, не больше. Но Шевцов
не хотел идти туда. Там начиналось неведомое. А Шевцов устал. Было хорошо
сидеть в тени корабля, дышать теплым, пахучим воздухом, смотреть на белые
облака и ни о чем не думать.

Время перестало ощущаться. Может быть, прошел час, может быть, пять минут.
Становилось жарко. Синевато-белый диск большого Сириуса лез вверх, палящие
лучи пробивали, растапливали нежные облака, тень корабля быстро
укорачивалась. Шевцов лениво подумал: "Надо уйти... жарища.,," - и
посмотрел на деревья. То, что он увидел, было до жути фантастично: дремота
моментально исчезла.

Неведомая сила придавила спиральные стволы деревьев, сжала, втиснула их в
почву, - они не достигали теперь и половины прежней высоты. Сине-зеленая
листва превратилась в оранжево-красную. Было так, словно кто-то зажег
вокруг корабля огненное кольцо...

Шевцов спрыгнул с трапа, медленно пошел к деревьям. От жары виски
сдавливала тупая боль. Он начал насвистывать и сразу же замолчал: в этом
безмолвном мире свист казался нестерпимо фальшивым.

У ближайшего дерева Шевцов остановился. Массивный, покрытый черными
наростами и гладкой красноватой корой ствол дерева уходил вверх спиральными
витками. Витки постепенно суживались, и дерево напоминало огромную
коническую пружину. Ярко-красные листья - узкие, длинные, дрожащие в
нагретом воздухе и потому похожие на языки пламени - скрывали верхнюю часть
ствола.

Шевцов легко поднялся по стволу, сорвал спиралыную ветку. Она сразу же
сжалась, листья окрасились в темно-багровый цвет. Но когда Шевцов заслонил
ветку от лучей большого Сириуса, спираль мгновенно разомкнулась, а листья
приобрели зеленый оттенок. "Недурно, - пробормотал Шевцов. Он уже не
чувствовал боли в висках. - Недурно. Здесь резко меняется радиация, деревья
приспособились. Иногда поглощают лучи, иногда отражают..." Ему было
приятно, что первую - пусть небольшую - тайну чужого мира удалось легко
открыть.

Стволы деревьев продолжали скручиваться, сжиматься, как будто их сдавливала
непомерная тяжесть. Кора становилась багровой - как листья. "Недурно, -
повторил Шевцов. - При малой радиации растения имеют зеленую окраску, при
большой - оранжевую, красную и отражают тепловые лучи. А здесь радиация
меняется. Они просто приспособились. И только..."

Он подошел к другому дереву. Он чувствовал лихорадочный азарт открывателя.
Мысль работала с необыкновенной ясностью. Его тень упала на ствол дерева, и
он тотчас же заметил, что багровая кора стала в этом месте серой. Он быстро
отошел в сторону, и на коре еще некоторое время оставался серый отпечаток
его тени. "Ну, это - деревья, - подумал Шевцов. - А каковы... живые
существа? Ему стало весело. "Люди с постоянно меняющимся цветом кожи... Мир
бегущих красок.." И Шевцов вдруг подумал, что это должен быть
необыкновенный мир, красота которого совершенно иная, нежели на Земле.

Он попытался представить себе людей с меняющейся окраской кожи - и внезапно
увидел метрах в пятидесяти от себя человеческую фигуру. Он вздрогнул от
неожиданности. Между деревьями промелькнул бесцветный силуэт. Точно такой,
как тогда - на стереоэкране "Открывателя". Промелькнул - и скрылся. Шевцов
почувствовал, как гулко бьется сердце. Лес сразу стал чужим, и спиральные
деревья казались туловищами гигантских змей. "Чепуха, - сказал Шевцов. Он
говорил громко, это успокаивало. - Устали глаза. Да, просто устали глаза.
Надо было взять защитные очки..."

Шевцов возвращался к кораблю, невольно прислушиваясь к каждому звуку. Он
был готов ко всему. Но ничего не случилось. Над серой, потрескавшейся
почвой струился нагретый воздух. Громадный корпус "Поиска" почти не
отбрасывал тени.

После невыносимо яркого света двух Сириусов кают-компания казалась
полутемной. Шевцов долго сидел у вентилятора, подставляя лицо прохладному
ветру. Постепенно глаза привыкли к мягкому освещению. Шевцов машинально
посмотрел на стену - туда, где раньше висел портрет. "Не думать об этом, -
сказал он. - Не думать..."

Семнадцать лет - срок достаточный, чтобы смотревшая с портрета девушка
стала совсем чужой. Мысль эта медленно, как кислота металл, разъедала волю.
И однажды Шевцов снял портрет.

- Не думать, - устало повторил он и на этот раз. - Нужно думать о другом.

Он поднялся в рубку. Настроил телеэкран и внимательно осмотрел местность.
Деревья, свернувшись плотными спиралями, лежали на побуревшей от жары
почве. Багровые листья скрутились подобно папирусным свиткам. Шевцов
одобрительно присвистнул: метрах в трехстах от корабля, между похожими на
спящих змей деревьями, медленно передвигались два красных огонька. Их
движение удивило Шевцова - огоньки огибали деревья, а не пролетали над
ними. Он включил максимальное увеличение, но огоньки словно растворились в
раскаленном воздухе. "Ну что ж, выйду еще раз", - решил Шевцов.

Он сошел с трапа и, посматривая по сторонам, направился к деревьям. Но
очень скоро ему пришлось остановиться. Лучи Большого Сириуса легко
пронизывали одежду, и Шевцов почувствовал, что просто не дойдет до
деревьев. Он пошел назад, к кораблю. До трапа оставалось метров десять,
когда он услышал неторопливые шаги. Это было настолько невероятно, что
Шевцов похолодел, замер на миг, а потом рывком обернулся.

К кораблю приближались три призрака.

* * *

- Призраки? - Шевцов рассмеялся. - Разумеется, это не были призраки.
Однако, даю вам слово, если бы призраки существовали, они ничем бы не
отличались от тех, кого я увидел. Все произошло в течение нескольких
секунд. Но я до сих пор помню даже самые мельчайшие подробности... Вы
понимаете, они походили на людей - эти три идущих ко мне существа.
Насколько я мог тогда судить, они выглядели почти как люди: они имели почти
такой же рост, почти такие же лица. Повторяю - насколько я мог тогда
судить. А судить... Нет, вы понимаете, эти существа, эти люди или почти
люди - были полупрозрачными. Полупрозрачными, на три четверти прозрачными,
на девять десятых прозрачными...

Простите меня за сбивчивый рассказ; но я и сейчас не могу спокойно
вспоминать эту встречу. Эти существа шли ко мне - медленно, даже несколько
торжественно, - и я видел сквозь них красные деревья, небо и облака... Как
сквозь стекло. Да, представьте себе стеклянные фигуры на ярком свету. Видны
- не очень четко - контуры, видна даже сама стеклянная масса - и все-таки
стекло прозрачно, и вы смотрите сквозь него...

Да, я не сказал о глазах. Глаза имели розовый, почти красный цвет и не
просвечивали. Красные глаза - как индикаторные лампы электронной машины...
Но они не мигали.

Повторяю, все это я заметил в течение секунды, может быть, долей секунды. А
потом я побежал. Я бросился к трапу, взлетел наверх, дернул рукоятку
пневматической системы. Люк захлопнулся.

Скажу откровенно, в этот момент мне показалось, что я схожу с ума. Мне
показалось, что начинается бред, чудовищный бред. Я поднялся в рубку,
включил телеэкран... и увидел трех призраков. Они не спеша уходили к лесу.
Нет, это не было галлюцинацией!

Лихорадочными, торопливыми движениями я настроил инфракрасный видеоскоп. Но
эти черти так же легко пропускали инфракрасные лучи, как и обычные
световые. В окуляре видеоскопа появились лишь размытые контуры. Тогда я
зажег ультрафиолетовые фары. И опять ничего не получилось. Наверное, мои
призраки были сделаны из лучших сортов кварцевого стекла: ультрафиолетовые
лучи свободно проходили сквозь них...

И призраки ушли.

Видимо, мозг у меня работал довольно беспорядочно, потому что, посмотрев на
этот лес и вспомнив о спиральных деревьях, я вдруг все понял. Я понял,
почему они, эти призраки, прозрачны как стекло. Я понял, почему их
прозрачность казалась неопределенной - то большей, то меньшей. Они тоже
приспособили