ольше.

Я поднялся в рубку и настроил аппарат электросна. Эти трое суток стоили мне
многого. Я едва держался на ногах.

Через четыре часа аппарат разбудил меня. В кают-компании никого не было.
Видящий ушел. Электронная машина не работала.

И снова потянулись бесконечные, изнурительные, наполненные тяжелыми
сомнениями часы ожидания. Черт побери, какие только ужасы не рисовали
романисты, описывая приключения на неисследованных планетах: песчаные бури,
атомные взрывы, электрические медузы... А тут приветливо светил Большой
Сириус, ветер ласково раскачивал причудливые деревья, все было тихо и
спокойно. Но в этой тишине я отдал на суд Видящих Суть Вещей всю историю
человечества - и это волновало меня несоизмеримо больше, чем любая буря или
нашествие ящеров. Как бы я хотел, чтобы на моем месте оказался один из тех,
кто с такой легкостью описывал встречи чужих миров! Встретились,
моментально поняли друг друга, поболтали и разошлись... Какой вздор!

А время шло. Да, теперь я до конца осознал глубокую мудрость старого
наставления, предостерегавшего от рискованных экспериментов с обитателями
чужих планет. Видящий не появлялся, и я начинал думать, что это и есть его
ответ.

Наступил вечер. Большой Сириус сменился в небе Малым. Потом и Малый скрылся
за горизонтом. Это было что-то вроде белой ночи, предвещавшей близкий
восход Большого Сириуса.

Я ждал. Я решил ждать еще шестьдесят часов.

Но прошло семьдесят часов, и я сказал себе: "Еще десять". Чисто механически
- как во сне - я готовил "Поиск" к отлету. Мысли же мои... Да, в этот день,
бреясь, я думал о видящих, я долго стирал мыльную пену с висков. Пена не
сходила. Это была седина.

До срока - последнего срока - оставалось несколько часов. Я сидел на
ступеньках трапа. Над лесом поднимался раскаленный шар Большого Сириуса. Он
горел таким пронзительно бело-голубым светом, что мне показалось: вот
сейчас потухнет, перегорит... Но он не перегорал. Он лез вверх, и тень
корабля съеживалась. В ослепительных лучах Большого Сириуса белый шар сиял,
как маленькое солнце. Я обратил внимание на любопытное явление: белый шар
не давал тени. До сих пор не знаю, как это можно объяснить.

Становилось жарко. Я встал и в последний раз посмотрел на оранжевые
деревья. Потом обернулся к люку. И в это время сзади послышался спокойный
голос:

- Не уходи...

У трапа стоял Луч.

Не знаю, почему я не заметил его раньше. Быть может, потому, что он шел со
стороны Большого Сириуса и бьющий в упор свет делал прозрачное тело почти
невидимым. С трудом можно было различить только швы накидки.

Я быстро спустился вниз. Мы стояли там, где кончалась короткая тень
корабля. Стояли рядом - лицом к лицу. Я думал, что сейчас мы расстанемся.
"Поиск" должен вернуться на Землю. Иначе сюда прилетит другой корабль - и
все повторится сначала... Я должен предупредить, рассказать. Должен
объяснить, какая катастрофа угрожает Планете.

Большой Сириус полз к зениту. Подступала жара - душная, опаляющая. Красные
глаза Видящего Суть Вещей в упор смотрели на меня. А потом...

* * *

Они стояли там, где кончалась короткая тень корабля. От черной, нагретой
двумя солнцами, почвы струились раскаленные потоки воздуха. В этих
изломанных потоках оранжево-красные деревья дрожали, как пламя, колеблемое
ветром. От яркого света у Шевцова болели виски.

- Ты... покидаешь... - сказал Луч.

Шевцов вздрогнул. Машинально ответил:

- Да.

Потом спросил:

- Откуда ты знаешь?

Видящий покачал головой.

- Знаю все... ты покидаешь... придут другие...

В глазах у него сквозь мерцающий розовый ореол вспыхнули светлые искорки.
Шевцов подумал: "Назад, скорее назад!" - и не смог сделать ни одного шага.
Мысль погасла, ушла. Искорки притягивали, манили, как омут...

Видения, возникшие в розовой дымке, были удивительно знакомыми. Шевцов
увидел систему Сириуса - две звезды и три планеты, - увидел спутник около
одной из планет. Потом спутник загорелся, и Шевцов понял, что он видит
отражение своих же собственных мыслей. Да, это были его мысли,
предположения, сомнения, расчеты, формулы, схемы...

Розовый ореол начал сжиматься, как тень корабля при восходе Большого
Сириуса. Видящий загадочно улыбался. А может быть, Шевцову только казалось,
что он улыбается.

- Знаю... - повторил Луч.

Теперь Шевцов понимал: да, знает. Видящие читали мысли. Они долго молчали.
Знойный, прокаленный ветер нес мятные запахи.

- Люди... мало живут... - задумчиво проговорил Видящий Суть Вещей. - Всегда
в дороге...

- Мало, - согласился Шевцов. - Но мы научимся жить долго. Мы только
начинаем свою дорогу.

- Иди... - сказал Луч. - Буду смотреть...

Шевцов кивнул.

- Прощай. Отойди к деревьям.

Ему было немного обидно (он сам не хотел себе в этом признаваться), что Луч
так легко расстается с ним. Мелькнула мысль: "Снова применяю наши
понятия... Ведь несколько десятилетий для видящих - ничто, во всяком случае
- очень мало".

- Прощай, - повторил Шевцов.

Видящий отошел в сторону, исчез в лучах Большого Сириуса. Шевцов поднялся
по трапу, оглянулся. Вокруг корабля лежала раскаленная почва. Белый шар
медленно уплывал к лесу. Казалось, он знал, что корабль сейчас улетит...

* * *

- А потом, - продолжал Шевцов, - я поднялся в рубку и включил ионный
ускоритель. Ожили приборы, корабль задрожал от предстартовой вибрации - и я
почувствовал, что с этой минуты начинается мое возвращение в наш мир. Там,
за бортом корабля, был чужой мир. А здесь - мой мир, наш мир. Умный,
дерзкий, могучий.

Я поднял "Поиск" над поляной. Включил усилители телеэкрана. Возле
спирального дерева - его свернувшийся ствол был похож на туловище
гигантской змеи - стоял Луч. Как всегда, видящий загадочно улыбался. Он не
мог меня услышать, но я сказал ему:

- Наша жизнь коротка. И мы всегда в дороге. Когда-нибудь мы научимся делать
жизнь длиннее. Но и тогда она будет для нас короткой, ибо мы вечно будем
идти вперед по пути, которому нет конца. Именно потому человек и стал
Человеком...

* * *

Ланской подошел к окну. Голос Шевцова еще пробивался сквозь нарастающий шум
Звездного Мира. Ланской слышал и не слышал этот голос. Он думал о том, что
где-то за миллионы километров от Земли летит корабль Шевцова. Впереди -
долгий полный опасностей путь. Впереди - то, что Тессем назвал "проблемой
Видящих Суть Вещей". Как будет решена эта проблема?.. Станут ли люди
старшими братьями Видящих Суть Вещей? Именно старшими, ибо опыт и воля
людей, их прошлое и настоящее дают им это трудное право.

...В круглом вырезе окна светили бесчисленные звезды. Казалось, их лучи
стучат в оконное стекло: "Видишь, человек, сколько нас. Твоей жизни не
хватит, чтобы сосчитать..." Их было действительно много. И даже между
заездами небо мерцало, словно в бездонной его глубине таились мириады
светил, недоступных человеческому взору.

Изредка огненная линия метеора прочерчивала небо. Временами похожие на дым
облака наползали на звезды. Но призрачный огонек метеора мгновенно таял в
ночи, а ветер придавливал облака к Земле. И небо оставалось таким, каким
было, - огромным, неизменным, величественным.

"Искусство всегда жило человеческими масштабами, - думал Ланской. - Вот
любовь... Два человека любят друг друга - и сколько об этом написано книг,
изваяно статуй, сколько создано музыки... Во все времена и на все случаи. И
так с ревностью, со скупостью, со смелостью. Анализ страстей был доведен до
микроскопической точности. А теперь искусству, кажется, придется сменить
микроскоп на телескоп. Изменились масштабы человеческих страстей.

Космос - слишком большая сцена, чтобы на ней разыгрывать старые пьесы.
Космическим масштабам сцены должны соответствовать и космические масштабы
событий, дерзаний, свершений. А может быть, я ошибаюсь? Ведь и в звездную
эпоху будут любовь и ревность, смелость и трусость, щедрость и скупость...
Что ж, в потоке воды каждая частица движется по-своему, однако все вместе
текут в одну сторону. Так и люди: они могут быть заняты своими делами, их
могут поглощать свои страсти, но все вместе они теперь идут к звездам.
Значит, и искусство, опережая их, должно идти к звездам.

Но это очень трудно - показать человека, бросившего вызов необъятному небу.
Какая статуя вместит мужество, силу, слабость, дерзость и доброту идущего к
звездам человека... Как отразить в камне одновременно и спокойную мощь
знания, и буйный порыв романтики, и светлую грусть лирики...

Искусство, каким ты иногда бываешь бессильным!"

Это было время, когда корабли впервые достигли планет, населенных другими
разумными существами. Чужие миры оказались не похожими на прошлое Земли, не
похожими на ее будущее. И потому робкими были первые шаги людей в чужих
мирах.

Не без колебаний отдали люди свою историю на нелицеприятный суд других
разумных существ. И услышали ответ: "Да, вы прошли суровый и тяжелый путь.
Вы дорогой ценой заплатили за свое знание и свое счастье. Но вы
беспредельно закалили волю и получили право бросить вызов любым невзгодам".

Это был о время великих свершений. Еще долог был путь даже до ближайших
звезд. Еще погибали многие корабли на неизведанных звездных дорогах: Но
люди уже начинали перестраивать Вселенную. Они покрывали плотной пеленой
атмосферы безжизненные планеты, и благодатный дождь впервые проливался на
иссушенные пески, Они зажигали новые - пока небольшие - солнца, и жаркие
лучи пронизывали извечный мрак...

Не только открывателями, но и строителями пришли люди в Космос. Уже в
первых полетах люди не оставались безучастными наблюдателями. Мир был
устроен слишком плохо, чтобы любоваться им. Вселенная ждала человека, его
жадных рук, его великого ума, его непостижимого стремления всегда идти
вперед. И человек откликнулся на зов Звездного Мира. Человек уже знал, что
просто невозможно придумать такую задачу, которая когда-нибудь не будет
решена.

Это было время, принесшее людям понимание простой, в сущности, истины, что
им принадлежит не Земля, не Солнечная система, но весь безграничный
Звездный Мир.

                      --------------------------------

[1] Перевод О. Румера.