Игорь Наталик.
   Светотени

     Москва


     СОДЕРЖАНИЕ


     Несколько слов .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
     Путешествие к себе .. .. .. .. .. .. .. ..
     Московская мозаика .. .. .. .. .. .. .. ..
     "Китайский караван" .. .. .. .. .. .. .. ..
     Страсти и капризы .. .. .. .. .. .. .. ..
     Театр европейских интересов .. .. .. .. .. ..
     Дипломатия проливов .. .. .. .. .. .. .. ..
     Наивная проза .. .. .. .. .. .. .. .. ..
     "Птенцы гнезда Петрова" .. .. .. .. .. .. ..
     На пороге .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..
     Стратегия и тактика Акционерного общества
     Вестингауза (вчера, сегодня, завтра) .. .. .. .. ..

     НЕСКОЛЬКО СЛОВ

     Этот новый  текст - "Светотени" - не похож на  предыдущие. В  нем нет ни
безотчетно   тревожащих  поэтических  полунамеков,  ни  внутренней  органной
музыки, как в "Кладовой".
     В нем  нет  ни  безыскусных  и тем  сильнее  волнующих  любовных  ходов
(мгновенных уколов любви), ни описаний  романтической русской природы, как в
"Старице".
     Нет  здесь  ни   космических  вибраций,   ни  мимолетных  прикосновений
"Миражей", которые порождают дрожь души и заставляют сильнее  биться сердце,
исподволь  подводя  к тому,  что  если  в мире  нет ничего кроме  иллюзий  и
миражей,  то  они сами  становятся  действительностью,  побуждая  довериться
неведомой правде.
     И  в  то же  время  этот  текст,  эта бесконечно  ветвящаяся  метафора,
будоражит воображение читателя неисчерпаемым многообразием картинок прожитой
жизни. Жизни духа. Возникает и захватывает ощущение доверия к течению Жизни,
к ее неостановимому  потоку, к своеобразному  калейдоскопу  мгновений. К тем
встречам и жизненным ситуациям, которые без видимого  воздействия направляют
движение всего  мира.  К тем импульсам  Жизни,  которые  определяют  изнутри
природу  каждого  события,  порождающего  конус  после-действий,  определяют
природу каждой вещи.
     От текста  к тексту,  расширяясь  и углубляясь,  саморазвивается главка
"Наивная проза", поддерживая традицию  легендарных "От двух до пяти". Причем
названный текст является  открытым, он  молчаливо требует от нас все новых и
новых  "кирпичиков" для  восстановления Домика Гения  Детства. А детский мир
готов  щедро  делиться  своими  бесхитростными,  чуть наивными  открытиями с
быстро все забывающим взрослым миром.
     И  еще в этих скромных, подчас скупых строчках дышит ширь и громадность
Отечества.  К  тому  же глубина  и  спрессованность времени помогают окинуть
внутренним взглядом и лучше понять, что нам дано на отчей земле в наследство
и насколько рачительно мы это храним.


      Е.К.


     *


     ПУТЕШЕСТВИЕ К СЕБЕ


     Что имеем - не храним,
     потеряем - плачем.


     ПИСЬМО


     Э
     ти письма к тебе,  возможно, похожи  на тяжелые,  шероховатые камни. Их
слова были бы  больше созвучны душе,  прозвучав на  природе. Среди  большого
города кажутся неуклюжими, чужеродными и ненужными - как листок под ногами.
     В городской квартире они раздражают взор и слух.
     Не  пускают  к   дурманному   "ящику",   требуют  внимания  к  себе   и
сопереживания.
     Тем не менее, мечтаю, чтобы в твоей комнате и в сердце постоянно звучал
мой негромкий голос.
     А мечты - на то они и мечты ...

     *

     В СУМЕРКАХ

     Люблю  тебя  ежечасно, ежеминутно. Люблю  безрассудно,  благоговейно  и
самозабвенно, до обожания, лихорадки и изнеможения. Умираю,  когда расстаюсь
или  сомневаюсь.  Воскресаю, когда  вижу  или  надеюсь. Казнюсь каждым своим
промахом, коченея от ужаса и стыда. Они врезаны в мою память, словно горький
упрек и предостережение моему сердцу, как изощренная пытка моей совести.
     Доверяюсь  тебе беззаветно, открыто подставляю грудь:  пусть твой  удар
будет  последним, чем медленно истекать кровью, лишившись кожи.  Нет. Одного
твоего слова, даже взгляда достаточно, чтобы обескровить меня.
     А  ведь  казалось -  нашел  точку опоры. Смирил  обостренную  ссадинами
гордость.  Оставил   себе  лишь  мнимую  свободу,  редкие   находки  в  виде
человеческих самородков, да игру воображения.
     Уже не ждал тебя, как прежде, потому что  уверился - ты исчезла из моей
мучительной жизни. Но  ты  вновь появилась.  И  я,  подчиняясь  неизъяснимой
власти, покорно пью сладкую муку, что сочится из твоих чистых глаз.
     Неужели ты  и есть моя  главная в жизни встреча,  единственная  награда
судьбы  за  все  страдания, искромсанные миражи и иллюзии юности, за  мечты,
которые не сбылись?
     Если  ты меня  уже не любишь,  если  завтра  оттолкнешь, не решишься на
встречу,  буду знать, что  все мои невзгоды  были жалкою платой  за  счастье
пережить  эту  недолгую желанную  горячку. За сладкое сумасшествие,  за  то,
чтобы  услышать  небесное  пение  твоих возносящихся  крыльев. Погибнуть так
глупо и бездарно, словно сгораемый от жажды в двух шагах от животворного, но
хоронящегося от посторонних глаз  источника. Вдруг  остановиться  вкопанным,
будто  фанатик перед ликом  святым. Окунуться в родную, звенящую  и пьянящую
стихию, шалея от счастья.
     Легко, радостно и покойно рядом с тобой. Посветлело вокруг, отступила и
перестала отсвечивать будничная слякоть. Время замедлило свой бег иноходца и
иногда останавливается в задумчивости и  словно в забытьи.  Как естественна,
но и томительна  твоя  сдержанность,  боязнь  поспешности  или  ошибки.  Как
тягостно  и  таинственно  это  затишье  души,  которое  можно  принять и  за
предвестие  чуда,  и за скоропостижный финал. Все  чаще приходится подавлять
неясное предчувствие обыденной, горестной драмы, угрожающей нам опустошением
и одиночеством. Что страшнее одиночества вдвоем?
     Человек беззащитен перед сметающей тяжестью занавеса, и я лишь молюсь о
том, чтобы  все  это  длилось  и длилось.  Чтобы  не иссякли  сладкие  капли
воспоминаний и они  смогли утолить саднящую жажду перед последним, гаснущим,
затихающим  вздохом. Но ведь  ты не теряла головы от близости  наших  одежд,
нетерпеливо ждала полуслучайных свиданий  у всех  на виду, плакала тайком от
невыразимой безнадежности  и  краткости прикосновений. Но  увы. Все в быстро
мертвеющем и густеющем от забвения прошлом.
     Жажду  снова  и  снова  ощутить твое присутствие,  задыхаясь от желания
коснуться  хотя бы  милой  тени, вдохнуть твои ускользающие ароматы, упиться
твоей  пленительной прелестью наяву или во сне.  Опуститься у твоих нежных ,
точеных ног и,  обняв  их, целовать,  целовать, целовать до одури. Замереть,
как наиверный наивный пес, прижав уши и чутко ловя  намек на малейшую ласку,
ветерок  волнения,  каждый  всплеск  твоей  души,   взгляда,  улыбки.  Щедро
рассыпать перед тобою  самоцветы лучших сияющих слов,  чтобы тебя развлекал,
завораживал и манил их полуслучайный и затейливый шорох.
     Ты загадочна и неповторима.
     Внезапна и неотвратима, как судьба.
     Невероятна, как чудо.
     Заманчива, как бездонная синь гулкого осеннего неба.
     Желанна  как  спасение,  проходишь ты  мимо,  удаляясь в  глуховатое  и
исчезающее прошлое. Зажав  невидимыми тисками мое, все в заусеницах, сердце.
Даже не оглянувшись  на скрипучий и  пыльный верстак, который давно брошен в
зыбких сумерках, разлитых нечаянно кем-то...


     *


     ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЬ

     Быть рядом с тобой, недосягаемой, совершенно  невыносимо.  Но  настанет
зима,  и  вновь мы  случайно  встретимся. Рано  или  поздно  это обязательно
произойдет. Если ты только захочешь - дверь и сердце открыты.
     А теперь приглашаю  тебя немного  попутешествовать. Я  только расставлю
тонкие вешки. Остальное увидишь сама. Словно воочию.
     Ты этому порадуешься и удивишься.
     Мой дух, бегущий и смятенный, вспять обернулся, озирая путь...

     *

     ЗЕЛЕНАЯ ПОРОСЛЬ

     По-видимому, одна из важных особенностей характера  дальневосточников -
ярко  выраженное  стремление   к  жизненной  экспансии.   И  это  не  просто
способность, а привораживающее и органически присущее им свойство.
     Не   удивительно,  что  оно   проявляется   у   потомков   именно   тех
первопроходцев, которые шли из Европы к Тихому океану. Даже имена у них были
"шагающие" и  энергичные, как бы выделяющие сыновей поиска и удачи из  общей
весьма энергичной массы.
     И вновь сквозь давящие мостовые  прорывается их  мощная,  пассионарная,
зеленая поросль.

     *

     ХАБАРОВСК

     Душа  "города  на  топоре"  временами  звучит  как  орган.  Она  словно
продувается  через  мощные трубы  -  бывшие  купеческие  речки Чердымовка  и
Плюснинка.
     До  сих  пор (словно садовник, не  проснувшийся от  народных  гуляний и
фейерверков) стоит дом начала  ХХ  века с  надписью  над парадным подъездом:
НОМЕРА. А вот стоявший рядом храм из розового камня был  воровски взорван  в
безвременье храмоборчества.
     Издалека  на  неудержимо  пухнущий  город испуганно  смотрит сопка "Два
брата", которую воспринимаю совсем не по-братски: как нежные женские груди.
     Российский размах полей  да амурский  замах  здесь  чувствуется  полною
мерой.
     Они утоляют тоску.
     Перехватывающий дыхание  простор  и  чуткий  покой обволакивают сердце,
охлаждают чело, радуют глаз.
     Душа  взвивается ввысь над нержавеющим  лезвием реки, натянутым струной
мостом, прихотливыми одеждами берегов.
     Над всем живым этим чудом.

     *

     СЕКРЕТНЫЙ ГОРОД-БЛЮДЦЕ

     Наш пароход замедляет свой бег.
     Словно немного запыхался.
     По  тщедушному  (как   бы  молящему  о  пощаде),  зыбкому  мостику,  не
оглядываясь, скорее уходим прочь от воды.
     Ноги обретают опору, оглаживают и ощупывают твердь.
     Наконец-то "маятник"  остановился, и  Время  на  цыпочках замерло перед
памятным валуном.
     На ладони  город-блюдце.  Завораживает и манит  противоположный  правый
берег: крутой и сказочно живописный.
     Словно  кто-то упрямый и  щедрый  небрежно махнул  наотмашь  кистью.  И
красок не пожалел.  Если и здесь когда-нибудь (не дай  Бог) природу изведут,
то уйдет она молодою.
     *

     НИЖНЯЯ ТАМБОВКА

     И дернуло же нас лететь в Нижнюю Тамбовку на вертолете.
     Да еще летчик попался экий охальник.
     Завидев, что среди  пассажирок  - в основном молодухи с  малыми детьми,
этот  джигит за  время  полета поизголялся  над  ними  вволю. Воздушная  яма
следовала за ямой - прямо американские горки  какие-то. Разве  что в  штопор
свой вертолет не направлял. Всех выворачивало много раз наизнанку. Но зато и
по морде на земле получил он по делу. С оттяжкой.
     Тетя Таня  в Тамбовке встречала нас  хлебосольно. А Сергей  организовал
фантастическую рыбалку. Таких  сазанов  я в Амуре  отродясь не  видывал.  На
огромную  сковороду  помещалась  лишь часть  одной  туши.  А голова и хвост,
казалось, смогли бы достать до земли. Но все лишнее  быстро отсеклось, и вот
красавец вовсю сердито шкворчал, вертясь с боку на бок.
     На  мою тихую реплику,  что жарим без масла,  никто  не ответил.  Но  в
считанные минуты  сазан уже  плавал в  чем-то  своем:  золотистом, жирном  и
божественно-ароматном. Такого рыбного "шашлычка на ребрышках" не отведывал в
жизни уже никогда.
     Вот так Тамбовка.
     Да еще Нижняя.

     *

     ВЛАДИК

     Во Владике больше всего поражает кладбище моряков. Это - вековая память
моря  о человеческом  бесстрашии. После него вся  городская  "бронированная"
земля и  холмы воспринимаются  как  продолжение  дремлющего  океана. Хотя на
самом  деле  вблизи эти холмы  теплее  и мягче.  А  при  солнце они,  словно
русалочки, радостно плещутся в зелени и цветах.
     И  все  же здесь  во всем  чувствуется  скрытая океанская мощь и  некое
напряжение океанского дна.
     Волны суши перекликаются с морскими валами.
     Будто великан, недоуменно проснувшись и  встав посреди города, трубит в
Золотой Рог.
     А  море всей душой отзывается и приветствует  косынками  чаек, бликами,
свежим дыханьем глубин.

     *

     ЧЕХОВСКИЙ ОСТРОВ

     Прежде,  чем нам удастся шагнуть с материка на Остров, расскажу, почему
он называется так необычно.
     По легенде,  когда в  устье  Амура  замаячили  размытые очертания  гор,
адмирал  Невельской   спросил   у  одного  из  проводников-аборигенов:  "Что
впереди?".  Тот  ответил  длинно: "Сахалян улла манга хата -  черные горы  в
устье мутной реки".
     Островная   природа  притягательна  и  необыкновенна.  Здесь   -  почти
субтропики.
     Больше,  чем  двухметровая  трава,  огромные  зонтичные, не  оскудевшие
горные речки. Свирепого вида  "горбыли"  во  главе косяков  горбуши, от века
спешащей на нерест в верховья.
     Особенно  поражают  места, где  в  спящий  океан  можно  зайти  далеко,
оставаясь по пояс в воде. Сверкает шальная мысль дойти так  до американского
континента - вдруг и они тоже навстречу пойдут?
     В пояснице  острова  -  черные  острые  пики  обгоревших  деревьев. Лес
мерцающих черных теней. Это - шрамы былой войны.
     Океан  за  спиною  нередко балует  штормами. Страшная встряска глубин -
цунами  - постоянно как бы  нависает над  нами,  словно  слоновья  нога  над
людским муравейником.

     *

     ПЕРВОЕ ИЮНЯ

     Сегодня   день  защиты   будущего.  Защиты  нежных   ростков   души  от
воинственных взрослых.
     У  старших  поколений  сильно  развито   чувство  тревожного   времени.
Постоянно присутствует  ощущение бывшей и возможной беды. И  ведут себя  они
соответственно: словно навсегда эвакуированы из  Детства.  Но многие  все же
помнят  и прочно  держат в сердцах, что выросли они  именно оттуда - из этих
темно-колючих  и сопливых зарослей. И собственные  внуки  -  постоянно перед
глазами.
     Так что ж  и они  хотят,  чтобы  их  дети  начали чингисханить?  Зачем?
Непостижимо.   Стремление   к   уничтожению   Будущего    -   это   какой-то
прогрессирующий паралич души.
     Детство спит. Как похожи во всем мире тихие  колыбельные  без слов. Как
доверчиво разметались во сне наши дети.
     Они слабыми руками своими каждого взрослого за сердце хватают.

     *

     ВДОХНОВЕНИЕ

     По-видимому, каждый человек, подрастая, должен иметь время, чтобы сесть
на пенек, но не для того, чтобы съесть пирожок.
     Назовем его Временем Голодного Раздумья.
     Терзающая  душу жажда и  неведомая ранее  тоска  однажды привели меня в
скукоженный, промезший Академгородок. Поразили воображение и Дом Ученых  , и
"Тэдди  Бэя Клаб", и дорожки, таинственно  обтекающие сосны и оканчивающиеся
лесенками в никуда. Санаторная табличка "Лес на отдыхе!" здесь  давно никого
не удивляет.
     По   ночам   там   можно  было  фотографировать   "космику"   неуклюжим
многометровым аппаратом, гордо возлежащем на  своем постаменте. Он -  словно
зрачок самой Земли, неотрывно глядящей на звезды, или око, обращенное внутрь
тверди земной.
     А  рядом  - первокирпичики материи,  будто взмыленные лошади  на корде,
гнались  и  гнались  друг  за  другом  по  кругу,  подстегиваемые  невидимым
электронным кнутом.
     В Вычислительном  центре, на  Ершовском семинаре программистов металась
мысль,  юркая, как белочка. Вдохновение настигало  сердце и  голову не то от
голода, не то - от устрашающей близости к спящей Тайне.

     *


     ДУША ПРИРОДЫ

     Природа дает нам надежду.
     Более сильное ощущение сущего.
     Захватывающую пульсацию жизни.
     Как все оживает под солнцем. Дышат реки, леса и  птицы  поют задушевно.
Кто-то назвал иволгу "золотой флейтой русских лесов", мечтающей о весне.
     Непрестанно звучит эта музыка.
     Великая, гармоничная и таинственная.
     Веще поют птицы в былинах, легендах и сказках.
     Вправду у  Природы есть душа.  А люди - ее неразумные, хищные дети.  Но
может статься, что вскоре и защищать-то жизнь будет некому.
     Да и не от кого.

     *

     ПРИТЯЖЕНИЕ РАЗЛУКИ

     Сильнее  стал   чувствовать,  насколько  сближают  всех  нас   огромные
расстояния.
     Вот посмотри.
     Наиболее сильный душевный резонанс - у людей любящих.
     Они четко настроены на единую волну.  Неизбежно  найдут друг  друга  по
радиомаяку сердца. Никто и ничто другое в это время им не нужны.
     Разлука  любящих зачастую  усиливает  встречный  порыв  душ,  раскаляет
молодые сердца. С  другой стороны, порыв к сердцу (взаимопроникновение через
толщу пространства) ускоряет возможную близость людей.
     Делает ожидание встречи нестерпимым.
     Расстояние приближает.

     *

     ТОМСКИЕ БЕРЕГА

     Красота человеческой души высвечивается в деревянных снежинках - резных
кружевах на  домах.  В  юности  меня  настигло  головокружение  от  весны  и
прекрасной речки Томи.
     Голод  и жажда молодости - вот  чем остался  во  мне тот старый и юный,
продрогший до самого сердца город. Правда, в ту весну он немного оттаял.

     *


     ВЕРТИКАЛЬ

     В  алтайских горах есть жемчужина - Телецкое  озеро. Есть и  загадочное
ущелье Шавло. Его  украшают  вершины, называемые  людьми Сказка и Красавица.
Шагнув к ним, мы продвигаемся вглубь себя  самих.  На их  задумчивых склонах
можно загнать и занозы в душу, и лоб остудить родниковой водою.
     С  горами человека  связывает  пуповина  Вечности. Невольно поверишь  в
неземное  происхождение  предгорных храмов. Ленточки  на  ветвях  деревьев у
перевала -  попытки задобрить невидимых властелинов гор: как бы украшения их
высоких жилищ. Каждой душе нужна вертикаль.

     *

     СПЯЩИЕ ИСПОЛИНЫ

     Столбы представились нам диким лесом из камней среди вековой тайги.
     Словно сход каменных великанов.
     ДЕД,  похожий на сурового Ермака. Столб РУКАВИЧКА. ПЕРЬЯ и рядом с ними
- ЧЕРНИЛЬНИЦА. Застывшая, волшебная сказка в камне.
     СЛОНИК,  улегшийся  у  ПЕРВОГО  столба, дозволяющий  детям  и  взрослым
ползать всласть  по  себе.  Добродушный,  веселый  всеобщий любимец  СЛОНИК.
Заспанная березка и  "озерко земляники" почти наверху одного  из столбов - в
поднебесье. Звезды особенно звонко смеются здесь ночью.
     И посмотри: у каждого исполина - свое имя.
     ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ, ДЕД,  РУКАВИЧКА, ВОДОРАЗДЕЛ, ЛЕВ, ЛЬВИНЫЕ ВОРОТА, ГРИФЫ
и МИТРА...
     Целая каменная вселенная с обитаемыми мирами.

     *

     НА БАЙКАЛЕ

     От  студеной  озерной  воды ломит зубы и  лоб. Через толщу ее (огромный
живой микроскоп) увеличено видишь дно - сквозь чистейшую глубину.
     Здесь  обострено  счастливое  чувство  приближения к  самым глазам едва
заметных, глубинных движений Земли.
     Это  - волшебная линза,  хрусталик зеленоглазой  планеты.  И  рядом  на
берегу  - полотно  умершей дороги.  Словно обессилевшая змея,  уползающая от
знобкой воды. Шуга зимою на озере.
     Ветер, не дающий вдохнуть полной грудью.
     Этот ветрило - выдох окрестных, ворочающихся с боку на бок гор.

     *

     ОГНЕННОЕ КРЕЩЕНИЕ

     Опять не  дает уснуть горьковатая мысль о  том, что человечеству как бы
извне, помимо воли людей навязывается самосожжение.
     И тропка такая же извилистая, как была в старину.
     Люди скучивались в огромную толпу. Потом появлялся очередной старец,  а
у всех выходов скита - крепкие молодцы.
     Вновь повторяется та же старая история. Произносится традиционный набор
заклинаний.  Полуслучайно   проливается  безвинная  кровь.  От   этой  крови
"занимается пожар".
     У  каждого старца была  нора, заветный потайной  ход  -  чтобы уйти  от
огненного смерча. Иногда фанатики, не подпускавшие никого к запертый окнам и
дверям, сгорая сами, толкали в тот же  лаз подземного хода вслед  за старцем
одного-двух смышленых мальчишек.
     Те становились учениками старца  -  ведь ТО случилось на их собственных
глазах. Все потеряно  в неукротимом огне. И если часть людей  чудом все-таки
уцелевало,  то  через  неспешное  время   к  ним  выходили  ТЕ  (выросшие  и
поседевшие) мальчишки, ставшие старцами.
     Это их путь.
     Другого не знают - так было всегда.
     Сегодня этот круг замыкается.

     *

     МИР