?!.." -  он  сделал  еще  один
рывок, на этот раз обеими руками, и вновь ведь позабыл,  в  каком  плачевном
состоянии пребывает его тело... На этот раз он поднялся на  десяток  метров,
но несущиеся навстречу тяжелые водные потоки больно хлестнули его, а, вместе
с тем, ударивший откуда-то сбоку ураганный порыв, завертел его,  и  казалось
ему, будто сотни ледяных игл пронзили его измученное,  избитое  тело.  И  он
вновь обессилел, и вновь стал падать туда, вниз,  в  это  мокрое,  блещущее,
похожее  сейчас  на   разорванную,   гниющую,   прожженную   плоть   некоего
исполинского чудища.
   - Нет! Нет! Нет! Ты должен бороться! - прорычал он, и ухватился за ветвь,
возле которой падал - и вновь боль прострелила тело, и вновь он  забылся  на
несколько мгновений, но когда очнулся то обнаружил, что  все  еще  висит  на
этой ветви.
   И вновь мучительно долгое боренье. Вновь  вспышки  молний,  рокот;  вновь
пытающиеся его снести удары ветра.  Он  скрежетал  зубами,  он  стонал,  но,
все-таки, поднимался все выше и выше, чувствовал при этом, что, ежели  вновь
потеряет сознание, то уже навсегда - а он жаждал жить, жаждал дарить  любовь
- сколько же нежности он теперь испытывал к этим людям! И он кричал  кому-то
незримому, необъятному воображением:
   - Не нужен мне этот дар! Он только боль мне несет! Избавь меня  от  этого
дара, но только дай мне вернуться к людям! Дай мне любви, дай  мне  не  быть
одиноким!
   И он поднялся уже достаточно высоко над лесом, и он видел в сиянии мириад
вытягивающихся  из   тучевых,   перекатывающихся   гряд   молний   -   видел
поднимающееся над лесами иное, мертвенное, электрическое сияние.
   - Матушка! Матушка! Пожалуйста... Не волнуйся очень сильно! Матушка, твой
сын Ваня, он спешит к тебе, он будет с тобою; он будет тебя любить.  Он  уже
не станет летать - нет! Но я буду писать стихи, я...
   В это время, слепящая колонна  молнии  встала  совсем  рядом;  он  ослеп,
что-то резануло по ушам, и он оглох; волны раскаленных  паров  ударили  его;
закружили так, что он уже не видел ни где верх, ни где низ, но все продолжал
делать отчаянные, иступленные рывки руками - лишь бы только не упасть.
   И когда зрение вернулось к нему,  он  обнаружил,  что  несется  прямо  на
клокочущую, извергающую молнии, исполинскую массу. Он вдыхал, и  ветер  этой
небывалой бури рвал его изнутри - все затмевал нескончаемый грохот.
   Да - он верно признал днем,  что  слишком  страстен  по  натуре,  слишком
подвержен порывам. Тогда он сам себе обещал, что до  следующего  утра  будет
держать себя в руках, но уже через минуту поддался как раз такому порыву,  и
бросился - показал свою тайну домохозяйке. Вот и теперь  был  порыв,  только
несравненно более сильный, чем тогда. Он одновременно восторгался мощью этой
бури, и вспоминал город, людей, общество - и каким же  ничтожным,  мелочным,
пошлым ему это казалось! Вспоминал, как летал по комнате только проснувшись,
и верил, что все люди способны так же летать, что  там,  за  окнами  -  рай,
подлетал, а было тяжелое, угловатое, гнетущее воображение, там  ползали  эти
несчастные, нервные, хранящие множество пороков. Это больное, неспособное  к
гармонии общество. Его мать - его измученная мать! Какая  же  душная  у  нее
комната, какая же ничтожная, узкая его комната - клеть. И все они, состоящие
из предрассудков... черви... черви...
   И он рванулся вперед - все выше и выше, и орал:
   - Возьми же меня! Неси меня прочь от этого мира! Буря, раствори  в  себе!
Испепели!.. Бабушка, бабушка, милая моя, дай мне сил! Возьми меня, через эти
ветры! В  рай!  Бабушка,  милая  моя!  Бабушка!  Прости!  Прости!  Все  меня
простите... Впереди - тишина...
   Эти последние слова он прошептал по  какому-то  наитию,  а  затем  воздух
вокруг него задрожал, налился нестерпимым для  глаз,  изжигающим  светом,  и
ничего не стало...

                                                 *                   *                   *

   Здесь позвольте привести одно из  стихотворений  -  одно  из  бессчетного
множества стихотворений, которые он посвятил за годы своей любви Лене:

   Мне странно так порой бывает:
   Но знаю - встретимся с тобой,
   Не зря во снах ведь дух летает,
   Не зря, - обвенчан он с грозой...

   Пройдут житейские морозы,
   Мелькнет, как в танце, вереница лет...
   И пусть до самой смерти грозы,
   Воскресят мой в тебе портрет.

   Что это? Смерти начертанье, -
   В предчувствии весь мой сонет,
   Я вижу вечных звезд мерцанье,
   Они мне шепчут: "Смерти нет"

   Мне странно так порой бывает:
   Мне кажется, что жизнь - то сон,
   И то, что смерть в себе рождает -
   Небесной сферы высший тон.

   В грозе небесной, в тишине рассвета,
   Храни ты память обо мне,
   В дыхании я духов ветра,
   Всегда я помню о тебе.

   И знай - настанет время встречи,
   И мы забудем жизни сон,
   Рука вновь ляжет мне на плечи,
   Ах, я случайно здесь рожден!