вратился в бесформенное, с рокотом надвигающееся на  них  марево.  Молнии
сверкали уж беспрерывно,  со  всех  сторон  неслись  их  близкие  и  дальние
отсветы, вот, очередная, вспыхнула столь близко, что разрыв от нее  едва  их
не оглушил. Еще несколько протянулись, распахнули свои  смертоносные  стрелы
над самым парком.
   - Вот это погода! - закричала Женя и убрала свой зонт,  который  попросту
унес бы ее с ураганным, хлещущим водными стенами ветром. - Вот  это  да!  Да
такой дождище только раз в году бывает! Хорошо! А,  хорошо!  Дай-ка  руку  и
радуйся вместе со мной!
   И она взяла Сашу за руку, и закричала:
   - Что же ты такой вялый, Сашка?! Да  радоваться  надо  жизни!  А  ты  мне
звонишь сегодня и начинаешь что-то в трубку мямлить! Ты посмотри -  вот  это
погода! Их-хо! Саша, я тебе кричу - надо  быть  более  энергичным,  действуй
всегда! Будь более общительным,  разговаривай  побольше  с  разными  людьми!
Сашка! - она засмеялась, вся уже мокрая, и увлекая за собой  Сашу  от  стены
дома, закричала, сквозь оглушительный, наполненный  беспрерывным  трепещущим
пламенными сияньем, летящий на них грохот.  -  Оставь  свою  медлительность,
свою вялость! Лети, как этот дождь, как этот гром землю, свою девушку  люби!
Ох, Сашка, забавный ты парень! - она засмеялась больше прежнего, сделала еще
несколько шагов...
   В это время, со стороны парка стала приближаться чреда молний. Они били в
землю беспрерывно, и прорывались из облаков так, словно  там,  над  облаками
шла огненная сороконожка - и все эти ее ножки налетали, вместе с нарастающим
громом на стоящих.
   - Вот это да! - крикнула Женя.  -  Смотри,  как  летит!  Нет,  ты  только
посмотри, сколько молний! Я оглохну сейчас!
   Молний сверкнула уже за дорогой...
   Саша, вздрогнув от ужаса, потянул было Женю к "рыбьему  хребту",  однако,
девушка, с мягкой укоризной взглянув на него, выкрикнула:
   - Ты что испугался, что в нас ударит! Да это глупость! Сашка, перебори  в
себе страх и не забивай голову всякой ерундою! Так же  и  девушек,  как  эту
молнию  не  бойся!  Знакомься  с  девушками,  радуйся  жизни,  и  ничего  не
произойдет, вот так...
   И Женя, держа по прежнему Сашу за руку, протянула свободную  свою,  левую
руку к небу.
   А Саша даже и выкрикнуть ничего не успел...
   Из черной клубящейся массы, вырвалась слепящая колонна - грохота Саша  не
услышал, у него попросту лопнули барабанные перепонки, и кровь хлынувшая  из
ушей тут же уносилась водяным ветрилом.
   Только Женя стояла, протянувши руки в  небо,  и  вот  уже  осталась  лишь
черная, прогоревшая насквозь, как уголек мумия. Почернела  вся  полностью  -
Сашу же тот разряд совсем не задел.
   Мумия зашипела, затрещала под водными струями. Разорвалась  тут  в  пыль,
которая тут же была прибита к земле - и  ничего  от  Жени  в  этом  мире  не
осталось.
   Саша попятился, поскользнулся на мокрой траве; покатился вниз со склона.
   Там разделяла город и парк проезжая дорога, но на ней не  было  ни  одной
машины.
   Саша вскочил на ноги - не зная, куда  броситься,  что  закричать,  о  чем
думать -  в  голове,  в  сознании  его  беспрерывно  сияли  молнии,  гремело
перекатывалось что-то, а из окружающего мира  он,  по  прежнему,  ничего  не
слышал.
   Все более темнело, и все ярче вспыхивали в  этой  темноте  молнии  -  мир
озарялся белесой глыбой, скелетом холодным. На  мгновенье  парк  выступал  с
ослепительной и неземной ясностью. Парк был преображен: Саша  не  знал  этих
деревьев - это были живые, толстенные вырывающиеся из земли щупальца.
   И Саша бросился к парку - ветер усилился до такой степени,  что  отбросил
его назад, к склону, а электрические  провода  пролегающие  у  края  дороги,
разорвались, полетели к асфальту, сыпля искрами.
   Но он перепрыгнул через покрытую синими змейками лужу - вот уже и  дорога
позади...
   Теперь Саша несся  среди  гудящих  деревьев-щупальцев;  очередной  разряд
нагрянул слепящим заревом совсем рядом. Одно  из  деревьев,  рассыпая  веера
искр стало  заваливаться,  но  юноша,  согнувшись,  проскочил  под  падающим
стволом...
   Сколько он не бежал, сколько не прорывался через темные, изрыгающие  воду
кусты - все не попадал ни на одну тропинку. Много раз, спотыкаясь  о  корни,
падал он в ручьи, которыми обвит был весь парк.
   В голове, огненным кузнечиком забился порыв: "Я, все таки, найду тебя!  Я
найду тебя, стерва, колдунья проклятая! Ты мне ответишь... Да как ты смела!"
   И он взревел, не слыша своего голоса, так громко, как никогда  раньше  не
кричал:
   - В-Э-Л-Р-А!!!
   Одновременно ветвистая молния, налилась над  ним  слепящим  куполом,  все
деревья и капельки и ручьи - все-все это опадающее засияло белизной, а Саша,
сделавши очередной рывок, вылетел на поляну.
   В нескольких шагах темнели цыганские повозки, за ними  синели  ворота,  и
там, далече, на поле, высвечивался дальними  разрядами  великан-здание  -  и
там, в дождевой тьме, двигались к нему тридцатиметровые птицы.
   А над повозками повисла черная пелена, и в кругу между ними было черно, и
светило в это черноте синее пламя.
   - Вэлра! - еще раз вскрикнул Саша, и метнулся в проем между повозками.
   На этот раз он не споткнулся. Он остановился возле этой черноты в  центре
которой, поднимались синие переливы.
   - Я знаю ты здесь!!! - заорал он, сжавши кулаки. - Ты, ведьма  чертова!!!
Да как ты смела?!!! Убийца!!! Убийца!!!  Убийца!!!  -  последние  слова  он,
сорвавши голос, прохрипел.
   А пламень стал разрастаться,  вот  смертоносным  жалом  вырос  до  черной
пелены, защищающей от бури, разлился по ней медленными, плавными волнами,  и
стала видна Вэлра, которая сидела против пламени в нескольких шагах от Саши.
   И она смотрела на возлюбленного своего с гневом. Когда-то Саша  испугался
увидеть в бесконечности очей ее гнев, и вот  теперь  -  увидел.  Те  неясные
образы теперь переплелись там,  сжались,  заскрежетали  -  казалось,  сейчас
выплеснут они в Сашу смертоносный разряд, испепелят его...
   Вот она, словно стрела взметнулась, подлетела к Саше - одной рукой зажала
ему рот; другой поочередно дотронулась до его ушей и, теперь, он  вновь  мог
слышать и раскаты бури и ее, гневливый голос:
   - Молчи! Не смей больше кричать - ты разбудишь моих родителей и  братьев!
Не смей тревожить их покой, ты... грязный  развратник!..  Ты...  -  тут  она
остановилась и гнев в очах ее, вдруг разорвался  и  проступила  сквозь  него
нежность, то что, мгновенье назад пугало,  теперь  ласкало,  теперь  жалело,
теперь силы вливало.
   - ...Любимый мой. - закончила  она,  страстно  обняла,  прильнула  к  его
губам, и от этого теплого  поцелуя  закружилась  у  Саши  голова,  он  вновь
почувствовал не земные, но такие приятные, мягкие запахи!
   А она уже отступила от него, встала у  самого  пламени,  так  что  плавно
взметающиеся языки, едва не касались ее плотных, черных волос.
   - Помолчи... - повторила она и, вдруг, заплакала.
   Недавно вызывала она в Саше ужас, потом восторг,  теперь  жалость.  Вэлра
страдала! Как в словах, в каждом плачущем стоне ее, слышался плач, страдания
невообразимо огромного.
   - Вэлра. - прошептал Саша, сделавши к  ней,  забывши  о  своем  гневе,  о
причине его. Однако, Вэлра отступила - встала в самое пламя,  которое  объяв
ее в синеву, не причинило никакого вреда.
   - Да как ты смел! - рыдала она. - Как же ты смел, после всего  того,  что
сказала тебя, после всего, что ты узнал и почувствовал -  как  ты  смел,  не
только убежать, но тут же звонить какой-то своей подружке,  для  который  ты
так  -  интересный  паренек,  средство  немного  развлечься,   подзарядиться
энергией! "Эй, Сашка" - да, ты для нее забавный дружок,  как  собачонка!  Ей
интересно послушать твои жалкие повизгиванья, ей, право, весело с тобой! Она
хотела тебе помочь - да, помочь как попавшей в  беду,  сломавшей,  например,
лапку собачонке! Она бы отнесла собачонку к ветеринару,  а  тебе,  сама  над
тобою потешаясь  -  стала  давать  советы!  А  как  бы  они  смеялись  с  ее
любимчиком, когда вернулась бы она домой и рассказала в его объятиях о тебе!
Кричит тебе, Любимый - "будь энергичнее!" и смеется! Ну вот я ее энергией  и
подзарядила!..
   Саша, протянувши было к ней руки, отступил, и упершись спиной в  повозку,
заговорил дрожащим от волнения, но, все-таки, твердым голосом:
   - Я не знаю откуда ты пришла, Вэлра, черт тебя подери! Не знаю,  и  знать
не хочу, как долго ты меня искала, и как страдала! Но слушай: ты убийца,  ты
просто - убийца! Твоя любовь ко мне не оправдание, ничто не может оправдать,
что ты убила уже двух замечательных девушек! Молчи и слушай меня,  колдунья!
Да - пусть они потешались надо мной, пусть я из-за них страдал,  но  это  не
оправдание. Ничто не оправдает то, что ты совершила! Поняла, убийца!  Оставь
меня, оставь! Я никогда не полюблю убийцу!
   Вэлра, не выходя из пламени, усмехнулась:
   - Я вовсе не боюсь твоих угроз. Ты, вот говоришь,  что  никогда  меня  не
полюбишь, а уже полюбил. Да, да - боишься себе в этом признаться, но,  ведь,
весь мир вне меня, стал для тебя пустым. Ведь вся  прошлая  твоя  жизнь  без
Любви, к ужасу твоему, кажется тленным, пустым мгновеньем - а, ведь, так оно
и есть! Ты жил в иллюзиях, ты делал что-то ненужное  затем  лишь,  чтобы  не
завыть от пустоты! Но есть только Любовь - и я Любовь твоя нашла Меня. И еще
я не боюсь твоих слов, потому что вижу, что ты, даже если очень захочешь, не
сможешь изгнать из своего сердца меня.  Ты,  Любимый  мой,  безмерно  слабее
меня, потому что не прошел чрез то, что прошла я, и  о  чем  не  расскажу  я
тебе, потому  что  рассказывать  об  этом  бесконечно  долго!  Ты  сам  себя
обманываешь, говоря, что не хочешь меня больше видеть...
   - Не смей меня преследовать! Не смей мне говорить свои  колдовские  речи,
убийца! - выкрикивал Саша, отступая в рассеченный бесконечными  вспышками  и
громами, шумящий проход между телегами.
   Вэлра, усмехаясь, поднялась вместе с синим пламенем  под  черную  завесу,
стала растекаться по ней, говоря:
   - Беги, беги, если хочешь. Знай только одно: еще  до  вечера,  окруженные
пустотою, ты взмолишься. Ты позовешь меня - единственную твою  любовь.  И  я
приду! Знай, что я приду и эта, третья ночь, будет нашей!
   А Саша, вновь обливаемый дождем, кричал:
   - Ты... Ты... Поклянись мне, что больше не причинишь вреда никому!
   - Ты сам, не замечая того, давишь стольких жучков, когда  идешь  к  своей
цели по лесной тропинке. Как же ты  можешь  требовать,  чтобы  я  никогда  и
никому вреда не причиняла? - усмехнулась Вэлра.
   - Чтобы ты никогда не причиняла вреда близким мне людям!
   - У тебя только один близкий человек - я.
   - Чтобы никогда не причиняла  вреда  тем  людям  с  которыми  я  общаюсь!
Поклянись, поклянись ты... ты... - Саша захрипел, закашлялся.
   Вэлра махнула рукой:
   - Хорошо - больше не буду им причинять вреда, но  ты  все  равно,  завтра
будешь моим. Все равно - третья ночь будет нашей.
   "Никогда, никогда,  никогда..."  -  твердил  про  себя  Саша,  убегая  по
истекающему дождем парку.
   Теперь он бежал по асфальтированным дорожкам, и,  через  какое-то  время,
вырвался к "рыбьему  хребту".  Пошатываясь,  и  все  еще  твердя:  "Никогда,
никогда...", подбежал к тому месту, где стоял он в последний раз с Женей,  и
обнаружил,  что  земля  там  выжжена,  на  земле  лежит  несколько  крупных,
бесформенных углей, а больше ничего нет.
   Дальнейшего Саша уже не  помнил.  Кажется  он  бежал  куда-то  по  темным
болотам, а потом, над самым ухом раздался голос "сонного":
   - Ведь сказано было - никуда не отлучаться. Придется  отсчитываться,  где
был...

                                            *               *                *

   Очнувшись, Саша обнаружил, что лежит на своей кровати; и что, за сокрытым
простынею балконом уже светит день.
   И слышались оттуда голоса старушек:
   - Вот прямо здесь и разбилась. Говорят молодая, красивая.
   - То-то, что это дело непонятное. Здесь целая банда орудует.
   - Она то тут и лежала...
   И Саше стало тошно от этих голосов и до боли сжалась в нем мысль:  "Зачем
они говорят о той кого не знаю? Зачем говорят о том, чего не знают, и о том,
что забудется? О том, что их не касается?.. В чем смысл  этого  бесконечного
трепа?!"
   И тут, откуда-то с края улицы, раздались пьяные голоса:
   - Эй ехо!.. Эй, ты, я ж с тобою иду-у-уу!
   - А ты то... А ты посмотри-ка. - и дикий, грубый, мужицкий хохот.
   И опять чего-то закричали они - пошлое, несчастное, придавленное.
   И еще тошнее тогда стало Саше: "Кто они - эти жалкие  создания?  Как  они
Люди дошли до такого  ничтожного  состояния,  что  их  голоса  стали  такими
ничтожными, бессмысленными? Да и в чем смысл  их  существования?  Зачем  они
убивают свою жизнь, зачем в пустоте  топят  минуты?  Зачем?  Зачем?  Что  за
круговерть их обхватила? Ведь они в пустоте - они живут  эту  жизнь,  только
затем, чтобы как-то прожить эти минуты, судорожно стараясь заполнить их хоть
чем-то... Неважно - чем,  лишь  бы  только  заполнить,  лишь  бы  загородить
тленными иллюзиями свое одиночество; пустоту свою..."
   И тут разразился треском стоявший на столе  телефон  -  один  дребезжащий
плевок, второй, третий... С балкона раздался голос сонного:
   - Ведь вам же звонят! Что же вы не подходите?
   Саша захлопнул балкон, подхватил трубку; дрожащим голосом выкрикнул:
   - Да?
   А там - голос его давнишнего друга Юры:
   - Привет, как поживаешь?
   - Нормально.
   - Вот что: сегодня наши собираются, поедем за  город,  шашлыки,  купание,
выпьем? Ну, что?...
   - Да нет. - вздохнул Саша и тут же скривился, выкрикнул. - Нет, нет, нет!
Слышите - я занят, я очень занят сегодня! Не звони! Не звони мне больше!
   Он бросил трубку, повалился на диван. С балкона раздался ленивый голос:
   - Нервы. Нервы, понимаю - стресс. Но это надо пережить. Перебороть...
   Саша зажал уши... Мысли отчаянно бились в  его  голове,  и  не  было  сил
остановить этот поток, хоть тяжесть его и давила - нет он не мог  вырваться:
"Что же меня, что же  всех  нас  окружает?  Ведь,  наше  окружение  навязано
судьбою. Юрия я называю своим другом, потому что  мы  нашли  какие-то  общие
интересы - а интересы - это, опять  таки,  жажда  заполнить  чем-то  пустоту
одиночества. Но, ведь - мы ленивые - мы нашли друг друга на  ничтожно  малом
пяточке - во дворе! Нашли - и довольны! Но почему мы  думаем,  что  на  этом
ничтожном пяточке можем найти самую близкую  душу?...  Обман,  обман  -  все
обман! Встречи, и  бесконечные,  забывающиеся  потом  разговоры  -  это  все
желание заполнить  пустоту  одиночества!  Все  тленно,  кроме  этой  тяги  к
единственной, самой любимой  душе  в  этой  бесконечности!...  Любящие  друг
друга: вот Женя, и этот любимый ее! Почему  они  решили,  что  предназначены
друг для друга?! Да - они встретились, они  сошлись  интересами  -  да,  оба
оказались разговорчивыми и, побыстрее, унижая это слово -  сказали  "Люблю"!
Да как они могли... Они, хоть немного сошедшиеся, лишь  немного  -  безмерно
мало - испугались, приникли друг к другу. Но Любовь -  это,  ведь,  единение
навечно, и в бесконечности - есть лишь одна вторая твоя половинка с  которой
ты можешь соединиться навечно... А они  просто  бояться  этого  поиска.  Они
находят эту свою ложную вторую половинку  и  становятся  несчастны,  или  же
только тешут себя иллюзией любви... Но Любовь то  Одна!  Одна  вечная,  одна
среди умирающих времен, среди умирающих богов..."
   И тут Саша представил, что было бы, если бы он отчаялся на такие  поиски.
Что значит искать в бесконечности? Откуда она пришла - эта Вэлра? Сколько же
ей надо было искать в бесконечности, чтобы найти  такую  ничтожно  маленькую
пылинку, как Он?
   От этих мыслей холодные мурашки пробежали по  его  телу,  зазнобило.  Что
было  бы,  если  бы  он  осознал  свою  оторванность,  свою  чуждость   всем
окружающим, и понял, что его единственная - затеряна где-то во тьме космоса,
в бездне тысячелетий?.. И что, если бы он мог начать такой поиск? И если  бы
он, в одиночестве, прорывался через бессчетные миры, через тысячелетья - шел
к ней, к единственной - и, наконец, нашел ее. Как бы он  бросился  к  ней?..
Смог бы он, после этих, длящихся дольше чем само время поисков, оставить ее?
А, чтобы он сделал с теми, кто, по его мнению, причинял  этому,  величайшему
чуду вселенной, единственной и нетленной крапинке - боль?
   И от ощущения ужаса одиночества человеческого, и от чувства  собственного
счастья кружилась голова; тело продолжало знобить...
   Беспрерывно уж плыл перед глазами его образ Вэлры, и он понимал, что  все
бывшее до нее - все пустое мгновенье. Никогда  еще  жизнь  не  казалась  ему
такой пустой, такой темной...  В  темноте,  среди  чуждых  ему  подвижных  и
недвижимых образов - видел он только одну Вэлру - только  она  одна  значила
Все.
   И он вскочил, и объявши голову уселся за стол захрипел: "Нет, нет, нет  -
не смей о ней думать! Она же убийца - ничто не может оправдать то,  что  она
совершила..." - он долго еще бормотал, а потом повалился головой на  стол  и
зарыдал.
   С балкона раздался голос "сонного":
   - Кто убийца? Что - есть какие-то предположения?
   - Оставьте меня! - взвизгнул Саша. - Какое вам до меня дела?! Зачем я вам
нужен?! Оставьте меня! Хватит! Довольно!..
   И он выбежал на балкон, и, в ярости, весь вытянулся к "сонному", заорал:
   - Что ты стоишь там день и ночь?! Прирос, что ли, к этому  балкону?!  Кто
тебе дал право следить за каждым моим шагом, за каждым моим словом?!
   "Сонный" пожал плечами и ушел в пустую квартиру.
   Саша же вернулся к себе и, повалившись на диван, забормотал:
   - Вэлра просто околдовала меня! Я воображаю неведомо что! И она сказала -
сегодня ночью ты будешь мой?... Как же, как же - вот и не  буду!  Ты  ждешь,
что позову я тебя по имени? А вот и не  позову,  чтобы  не  случилось  -  не
выкрикну я твоего имени!
   Такая борьба продолжалось до самого  вечера  и  тут  Саша  вспомнил,  что
наступивший день - "20 июня". В этот день было день рожденье Кати...
   Оговоримся сразу, что на этом, третьем имени список неразделенных Сашиных
увлечений и заканчивался. Скажем также, что, если Женю он любил  до  Ани,  и
уже успел забыть, то Катю он любил поочередно с Аней.
   Так, несколько дней он мог печалиться и воздыхать по  Ане,  а  затем,  на
время забывши ее, несколько дней страдать, изжигать себя вспоминая  облик  и
характер Катя.
   А Катерина эта была стройной и высокой блондинкой, настоящей  красавицей.
Была она девушкой начитанной, очень скромной и по  монашенки  целомудренной.
Можно было бы назвать и еще такие ее свойства, как сдержанность, скрытность;
и, в тоже время - внимательность, нежное отношение  ко  всем  добрым  людям,
которые и к ней относились хорошо.
   Семейство Катино было богатым и жила она,  в  одном  из  "небоскребов"  в
огромной квартире - где Саша был лишь единожды, и посчитал, что Катя его  по
ошибке, вместо своей квартиры, привела на экскурсию в музей.
   Так вот об Кати и вспомнил  лежащий  на  кровати,  раздираемый  душевными
своими метаньями Саша:
   "Вот Катя..." - думал он. "-Ведь сколько раз видел пред собой  ее  ясный,
чистый образ. Она, действительно, прекрасна и внутренне, и внешне. А сколько
часов провел я, страдая по ней, и воздыхая по ней!  Неужто  же  все  те  мои
чувства были не искренними?!  Неужто  же  я  все  время  себя  обманывал?!..
Позвонить ей, поздравить с Днем Рожденья. Мы, правда, уже больше  месяца  не
виделись, но она такая добрая - она не  станет,  как  Аня  насмехаться  надо
мной, не станет, как Женя, посмеиваться, задорно и  беззаботно  развлекаться
над моими чувствами - она поймет, она такая добрая, спокойная... Если у  нее
сегодня день рождения и она меня даже не пригласила, то она, просто считает,
что у меня все хорошо - ну а общаться она со мной никогда не любила. Дома  у
нее сейчас праздник: пью