нужен мел. Мне нужно мыло и зола.
     - К какой школе ты себя относишь? - спросил колдун.
     - К школе, которая полагает за основу правило, что в мире нет  ничего
такого, чего нельзя было бы разрушить. Я придумала эту школу сама. Есть  в
Цехе что-нибудь похожее?
     - Ничего похожего нет.
     - Вот и хорошо. Тем труднее вам со мной придется, если что пойдет  не
так.


     Май стоял в стороне, пока Маддалена, подоткнув  юбки,  мылом  чертила
пентаграмму на досчатом полу, засыпая в стыки досок смешанную  с  каминной
золой соль. Пол  и  потолок  смирно  покоились  на  своих  местах,  словно
специально давая ей возможность закончить подготовку.  В  нетопленом  доме
становилось все холоднее. Май мерз. Колдунья  вытирала  со  лба  бисеринки
пота. Она проверяла соразмерность начертанного, меряя расстояние шнурком с
узелками, наносила мылом невидимые  глазу  письмена,  посыпала  их  золой,
проводила ладонью - проявлялись буковки и штрихи. Потом она расставила  по
углам пентаграммы предметы: чашку с водой, солонку, кусок мыла,  горсточку
золы. Но над пятым углом призадумалась.
     - У тебя в самом деле хорошо получается предсказывать? - спросила она
Мая.
     - Я и сам удивляюсь, насколько хорошо у меня получается, - подтвердил
он.
     - А давай-ка включим  тебя,  -  предложила  ему  Маддалена.  -  Будет
интересно получить такую поддержку.
     Май не хотел бы казаться безрассудным, но за  три  последних  дня  он
почти перенял у колдунов совершенно необычный  для  себя  образ  мыслей  и
действия.
     - Это ускорит мое возвращение в Котур? - спросил он.
     - Несомненно.
     - Тогда включай, -  согласился  Май  и  совершил  поступок,  который,
задумайся он над тем, что творит, счел бы лежащим за гранью разумного: сам
шагнул в свободный угол пентаграммы.
     И  тогда  началось.  Он  увидел  то,  что  все  это   время   незримо
присутствовало вокруг, принизывало воздух и толщи гор, то, что он время от
времени улавливал, но для реального восприятия чего  простые  человеческие
чувства слишком грубы и ограниченны.
     Немножко позванивала музыка из ледника. Чашка с водой была  волшебным
зеркалом, отражающим небо и  направления  ветров.  Горсть  золы  оказалась
спящим вулканом, диким родственником  спокойных  гор.  Солонка  изображала
глубинную мощь океана, готовую превратиться в любой момент из  заискивающе
лижущих берег волн во всесокрушающую водяную стену. А мыло символизировало
собой самую суть превращения, несоответствие  кажущегося  действительному,
зыбкость реального и реальность снов, свободно перетекающих друг в  друга.
Загадкой оставалось только, что  же  значил  сам  Май.  Неразрывную  связь
времен, не иначе.
     В Долине тоже не все было по-прежнему. Туманный Пояс понемногу  терял
привычный ореол туманности. Горы без белой вуали казались  темнее,  круче,
много опасне и злее. В некоторых местах они были как бы помечены черным  и
золотым. Май знал откуда-то, что черное  -  это  следы  прежных  проломов,
остатки зарубцевавшихся попыток бежать в другую реальность  или  соединить
миры. Золотое было клеймом проломов будущих. Май  видел  Ведьмин  Холм.  К
некоторым золотым пометкам оттуда тянулись нити.
     Еще Май знал, что Маддалена смотрит на долину его глазами,  и  уловил
ее молчаливое одобрение.
     Юрген Юм находился где-то поблизости и тоже наблюдал. Он был  зависим
от колдуньи и потому сильно волновался за исход  дела.  Колдунья  взяла  с
него залог, частицу  его  человеческого  "Я",  какие-то  личные  качества,
воспоминания из сокровенных глубин души, которые вряд ли и доверишь  кому.
Еще Май видел, что таким же залогом колдун подчинен Цеху.  Только  цеховой
залог выглядел сложнее оттого, что частицы  Силы  многих  магов  оказались
перемешаны друг с другом, словно спутаны в клубок.  Таким  образом  судьба
одного зависела от воли других. И наоборот...
     "И наоборот." Эту фразу с усмешкой подсказала мыслям Мая колдунья. Он
не удивился тому, что понимает ее  без  слов.  Ему  казалось,  что  все  в
пределах правил. Потом он поймал себя на том, что вновь думает ее мысли, а
не свои. "Тебе не страшно?" - спросил он ее. Она, по  своему  обыкновению,
хмыкнула. "Я начну бояться, когда моя оборона рухнет. Сейчас нельзя. Да  и
нечего пока. Делай свое дело, ни за  кого  не  беспокойся.  Я  предупрежу,
когда пора будет бояться."
     Май посмотрел на долину. Нити, связывающие ведьмин  Холм  с  золотыми
метками в горах, переливались и дрожали, от них исходил  низкий,  зудящий,
неприятный звук. Тут же явилась чуждая познаниям Мая об  устройстве  этого
мира теория каких-то резонансных явлений, углубляться в которую он  просто
не стал.
     - Не понимаю, что он медлит, - проговорила Маддалена вслух. - Я бы на
его месте поторапливалась. В любой момент Цех может обнаружить непорядок.
     - Я жду ТЕБЯ, - раздался голос. - Готова ли ТЫ?
     - Он подслушивал! - вскричал со своего подоконника Юрген Юм.
     - Не с самого начала, - ответил со смешком Бернгар Пелерин.



     Пространство стремительно полетело навстречу Маю.  Он  хотел  закрыть
глаза от  неожиданности,  но  они  почему-то  оказались  уже  закрыты.  За
полстука сердца внизу промелькнули снега, острые ребра скал, белые фермы и
идиллические луга с овцами, море  деревьев,  заросший  чертополохом  сухой
осыпавшийся ров, замковая стена. Потом земля приблизилась. Еще доля  мига,
и они с Маддаленой стоят среди деревьев  в  печально  знакомом  Маю  саду,
каждый на своем месте - Май в углу пентаграммы, Маддалена в центре. Знаки,
написанные ею мылом  и  золой  окрасили  в  серо-стальной  цвет  ухоженную
садовую травку. В руке Маддалена держала одно из гусиных перьев  со  стола
Юргена Юма.
     Сам Юм последовать за ними не смог, он вздыхал  в  далекой  граагской
каморке и поминутно оглядывался на окно - не явится ли  Мастерский  Совет,
не пресечет ли творящиеся в Долине  безобразия?  Но  Мастерский  Совет  не
ехал. Май чувствовал его уходящий  и  возвращающийся  тоскливый  взгляд  в
спину, - непонятно только, в свою или колдуньи: во-первых,  Юм  не  привык
полагаться на других, а, во-вторых, боялся, что на  парочку  вроде  Мая  с
Маддаленой положиться и вовсе нельзя.
     - Ты делаешь вызов, Пелерин, или предоставишь это право мне? - громко
сказала вслух колдунья.
     Пелерин вначале театрально вздохнул, и лишь затем  появился  шагах  в
двадцати за низко склонившимися ветвями яблони. Его  пентаграмму  издалека
разглядеть было сложно, но отчего-то казалось, что  она  не  начерчена,  а
выложена небольшими камешками и песком с садовых дорожек.
     Встречаться с Пелерином Маю было так же приятно, как найти  в  пироге
запеченого таракана.
     - Как будто мы уже бить друг друга собрались, - с упреком  проговорил
колдун. - Давай вначале поговорим.
     - О чем нам с тобой разговаривать? - пожала плечами Маддалена.  -  Ты
против нас, значит, мы против тебя.
     - Как ты все просто разграничила. А ведь  на  самом-то  деле  в  мире
ничтожно мало вещей, между которыми возможно провести четкую границу.  Все
преображается, перерождается, дополняет друг друга, меняется местами...  а
ты решила как? Если я плохой, то ты - хорошая?
     - Или наоборот, - тихо произнесла Маддалена.  -  Не  заговаривай  мне
зубы. Или ты делаешь вызов, или в  Грааге  соберется  Мастерский  Совет  и
придушит тебя твоим же залогом.
     - Не волнуйся за  меня  и  мой  залог.  Мастерский  Совет  еще  нужно
собрать, что само по себе непросто, а залог я подменил. Я всю жизнь  менял
вещи местами, и сыграть шутку с Цехом мне не составило  труда.  Поговорить
же я хотел о тебе. Что бы ты хотела получить от жизни, Маддалена?
     - Мастер, - сказала колдунья, -  при  чем  здесь  я?  Мы  о  поединке
беседуем или просто время убиваем?
     Бернгар Пелерин покачал головой. С лица  его  не  сходила  притворная
опечаленность недостатком сообразительности у противницы.
     - Похоже, ты нарочно не желаешь меня  понимать.  Хорошо,  я  предложу
тебе без обиняков: принимай мою сторону. Поверь,  я  отговариваю  тебя  от
поединка не потому, что боюсь проиграть. Все твои прежние  соперники  были
ничто по сравнению со мной, потому что Цех выпивал их колдовскую Силу.  Но
мне Цех не помеха. У меня есть посредник, который по собственному  желанию
подменил мой заклад собой. Ты свободна, и я свободен. Ты не представляешь,
как  много  мы  могли  бы  сделать  вместе.  Мы  уничтожим  несправедливое
объединение под именем Цех. Мы освободим силу двух миров, и они оба  лягут
у наших ног. Мы станем богами нового времени. Ну?  Решайся!  Я  дарю  тебе
половину своего будущего  величия,  поскольку  ты,  девочка,  заслуживаешь
гораздо больше, чем имеешь.
     Маддалена скромно поводила туфелькой  по  седой  травке  у  себя  под
ногами, повертела в  пальцах  перышко,  и  ответила  на  возвышенную  речь
Пелерина обезоруживающе просто:
     - А вот кукиш тебе.
     Бернгар Пелерин развел руками.
     - Ну, я тогда не знаю, с какой стороны  к  тебе  подступиться.  Я  не
предполагал, что  у  тебя  вовсе  нет  воображения.  Ты  мне  не  казалась
дурочкой, когда я  следил  за  тобой  прежде.  Хорошо,  давай  договоримся
по-другому: не хочешь помогать мне - хотя бы не мешай. Что тебе Цех? Всего
лишь помеха. Я эту помеху уничтожу. Не отвлекай меня  от  задуманного,  не
заставляй тратить заклинания на тебя. Не забудь, что ты пересекла границу,
а, значит, не можешь оставаться при своих. Всякий колдун  сильнее  у  себя
дома.
     Маддалена нахмурилась.
     - Не трать зря время, чтобы напугать меня, мастер.
     - Почему? Почему ты хочешь быть против? Ты  даже  не  принадлежишь  к
Цеху, какой смысл тебе защищать цеховые порядки?
     - Есть мнение, мастер, будто ты желаешь  взять  вещь,  с  которой  не
знаешь, что будешь делать. А  вдруг  вещи  откажутся  меняться  местами  в
объединенном мире и поведут себя не так, как ты привык?
     - На "вдруг"  доводов  не  напасешься,  моя  хорошая.  Сначала  нужно
сделать, а там будет видно, к чему это приведет.
     - Это опасно, мастер.
     - Жить тоже опасно. От жизни, как говорят люди, умирают.
     - Люди говорят так, исходя из наглядного опыта.
     - Люди говорят так, люди делают так... Ты же никогда не делала ничего
так, как все. Ты всегда поступала наоборот. Я не стыжусь  признаться,  что
учился у тебя. Учился все на свете переворачивать с ног на голову,  учился
действовать так, как от меня не ждут...
     - И доучился до подмены залога и бунта против воспитавшего тебя Цеха?
И почему ты считаешь, что в моих интересах тебя поддержать?
     -  А  почему  бы  нет?  Ты  молода  и  ты   не   страдаешь   цеховыми
предрассудками. Цех стар и костен, он сам грызет себя изнутри; он не  дает
дышать, мыслить, чувствовать - не только тем, кто внес ему залог, но всему
миру...
     Их спасло то, что Май уже обжегся с доверием к Беренике.
     Пока   Пелерин   уговаривал   Маддалену   присоединяться,   бродившая
поблизости Береника, достав из-за спины светящийся  слабым  лунным  светом
коготь-серп, подкралась  сзади  и  приготовилась  переступить  проведенную
Маддаленой колдовскую черту. Заметив это, Май протянул руку  и  перехватил
Беренику за запястье. Жалобно вскрикнув,  она  выронила  лунный  коготь  и
упала на колени. Май подтащил ее к себе и перехватил за локти.
     У Маддалены, бросившей взгляд в сторону Мая,  затрепетали  ноздри  от
гнева. По ее мыслям Май понял, что подменившим залог посредником  Береника
и являлась, иначе ей невозможно было бы проникнуть  в  построенную  против
Пелерина пентаграмму. Собственной Силы у Береники попросту не осталось  ни
капли, вся она ушла в уплату Цеху.
     Маддалена укоризненно покачала головой.
     - Ты ошибся, мастер, - сказала она. - В этот раз  ты  ошибся  намного
сильней, чем когда предложил мне союз против  Цеха.  Ведь  ты  меня  почти
уговорил. Что ж, и излишнее вероломство иногда подводит...
     Пелерин не двинулся с места, но сильно побледнел.
     - Я не просил ее... Она...  любит  меня,  не  понимает,  что  творит.
Клянусь, Маддалена, она вмешалась без моего на то разрешения. Я не  желал,
чтобы она имела к этому отношение,  мне  нужен  союз  с  тобой.  Мы  можем
соединить миры, мы разделим власть над ними...
     - Ты обещал это МНЕ, - прорычала Береника и сделала  попытку  укусить
Мая за руку.
     Май тряхнул ее, чтоб не кусалась, но заставить смолчать себя был не в
силах.
     - Вы негодяй, Бернгар Пелерин, - сказал он. - Вы используете в  своих
целях не только тех, кто вас ненавидит  или  кто  к  вам  безразличен.  Вы
хотите снимать проценты и с любви тоже. Когда человек ослеплен и не желает
осознать, на что его толкают, извлекать из этого  выгоду  низко,  Пелерин.
Гадко. Подло. Никакое понятие о морали не освещает этот ваш поступок...
     Лицо Пелерина скривилось, но даже презрительную улыбку  он  не  сумел
изобразить, хотя все еще старался держать себя в руках.
     - Ах, ох, мораль, - сквозь зубы процедил он. - И от кого же я слышу о
морали? От первого беспутника на свете? Не повторяйте при мне этого слова,
сударь, иначе я вам отвечу чем-нибудь плохим. Молчите и не мешайтесь не  в
свое дело. Ведь я одним пальцем могу вас раздавить.
     Маддалена   разнимать   их   и   не   подумала,   даже   наоборот   -
заинтересовалась. Май слегка этому удивился и продолжил:
     - Да, попирать законы, нарушать клятвы, подменять заклады  преданными
по вам глупости людьми - на это, верю, вы способны. Но это и все,  что  вы
можете, Пелерин. Честью ответить за собственные дела у вас не  выйдет.  За
неимением чести.
     - Ты... - хрипло проговорил Пелерин. - Да кто ты?.. Муравей. Ничто на
весах вечности. Никто в книге человеческих судеб. Жив ты или  умер  -  для
кого это имеет значение? Ты пыль, ты прах, ты существо  без  имени  и  без
предназначения...
     Май слушал, что думает на этот счет Маддалена. "Ты мог бы помочь  мне
сделать эту часть работы? - спросила она. - Боюсь тратить  на  него  Силу.
Мня еще ждет встреча с Цехом, на знаю, хорошая или плохая..."
     "А как?" - спросил Май.
     "Разозли его."
     "Он уже зол".
     "Он не имеет права применить к тебе  колдовство.  Он  станет  драться
честно назло тебе, если ты обвинишь его в обмане."
     Гусиное перо в ее руках окуталось радугой превращения. Май постепенно
узнавал предмет, в который оно трансформируется. Это была та самая  шпага,
которой он убил Бартеля Фрея. Май понял, чего от него ждут. Внутри у  него
похолодело,  но  останавливаться   ему   было   нельзя.   Если   выполнять
предложенное Маддаленой, то сейчас, сразу. Тогда Май сказал:
     - А ты просто трус, Пелерин, кто бы ты ни был и что бы ты о  себе  не
думал.
     - Выпусти его ко мне, сестра, - обратился к Маддалене  Пелерин.  -  Я
докажу ему, в ком из нас больше чести.
     Маддалена улыбнулась Маю одними губами.
     - Я мало ему верю, - честно сказал  Май.  -  Это  опять  какая-нибудь
подлость.
     - Давай поставим все на  этот  поединок,  -  не  отствал  Пелерин  от
колдуньи. - Чья сторона победит, та и взяла.
     - Залог, - ровным голосом сказала Маддалена.
     Пелерин указал на Беренику:
     - Моя жена тебе залог. И наш будущий ребенок.
     Маддалена взвесила в уме ценность прибавившегося факта. Положение  ее
вполне устраивало. Она косо глянула на Мая.
     "Он будет драться честно. Вряд ли он лжет."
     И протянула Маю шпагу.
     Пелерин  сломил  веточку  с  дерева  и  выступил  за  пределы   своей
пентаграммы. В руках его вместо яблоневого прутика уже был клинок.
     Береника тихо охнула и обмякла. Май осторожно уложил ее на траву.  Он
думал, что это нечестно - выставлять его, чтоб делать работу для Цеха.  Он
боялся. Он знал, конечно, что теоретически колдовать против  человека,  не
наделенного Силой, нельзя. Если он ударит  чародея  кулаком  по  лицу,  он
должен ждать ответа тем же самым. Но на практике все зависело от  чародея.
Если Май правильно кое-что  помнил  и  верно  вывел  зависимость  прозвища
"черный колдун" с закладом Юма,  который  невольно  по  милости  Маддалены
подсмотрел, то Юрген Юм был включен в список ненадежных и выслан  охранять
границу именно за то, что наградил одного из любовников его, Мая,  матушки
неким колдовским подарком отменно скверных свойств.
     Принимая из рук Маддалены шпагу, Май попытался взглянуть на  Пелерина
внутренним  зрением,  но  путаница  в  голове   помешала   что-либо   ясно
рассмотреть. Различить  желаемое,  действительное  и  страхи  опять  стало
невозможно.  Тут  оказались  и  россыпи  денег,  и  довольная  Маддаленина
мордашки, и, одновременно, - леденящий холод вместе  с  сожигающей  жарой,
словно прообразы ада. Май сразу вспомнил, что давно не  был  на  исповеди,
ему превиделось собственное тело в вечернем сумеречном саду, и далее  -  о
ужас! - путешествие в лодке Харона с золотыми ста фларами во рту, а на том
берегу его ждет оборотень, чтоб вернуть долги...  Последний  раз  подобное
отсутствие решимости отстаивать собственные достоинство и честь  случалось
с ним лет семь назад, когда за перевезенную тайком  депешу  одна  торговая
республика послала по его следу наемного  убийцу,  и  Май  лишь  чудом  не
проглотил подсыпанный ему в пищу яд...
     Образумил его голос Маддалены, которая тихо спросила:
     - Ты всякий раз так трясешься, когда берешь оружие в руки? Но как  же
ты тогда стал знаменитым?
     И Май проглотил свой страх. Он вспомнил, что на него смотрят. Удобней
перехватил эфес и шагнул навстречу Пелерину.
     Боялся Май колдуна, вроде бы, зря. Не таков тот был  боец,  чтоб  его
стоило бояться. Но и поединка по  совести  у  них  не  получилось.  В  чем
оказался противник Мая ловок, так это в отступлении.  Пелерин  пятился  по
всему саду - вокруг яблонь, к пруду, обратно к Маддалене, прочь от нее,  а
Маю никак не удавалось его не то, чтобы достать, а даже попросту  догнать.
Через десять минут этой беготни Май  начал  всерьез  кипятиться.  Все  его
усилия пропадали втуне, подлый колдун все время прятался и убегал, убегал,
убегал.
     Май не понимал, что  это  за  тактика.  Пока  не  взглянул,  случайно
приблизившись, на Маддалену. Судя по ее лицу, непорядок был  не  только  с
поведением Пелерина.  Май  выбрал  момент,  отскочил  от  Пелерина  сам  и
посмотрел вдаль, на горы.
     Туманный  Пояс  дышал.  Над  ним  переливался  воздух,   и   выглядел
охраняющий Долину хребет неестественно, словно мираж  в  пустыне.  На  сад
дохнуло потусторонним ветром. Закружились в воздухе палые листья,  веточки
и сухая трава.
     - Вернись сюда, - крикнула Маю Маддалена. - Он нас надул! Я  не  могу
остановить это без тебя - ты составная часть моих построений!
     Бернгар  Пелерин  засмеялся,  поняв,  что   его   фокус   оценен   по
достоинству. Сейчас он заступал Маю дорогу, стоя к Маддалене спиной.
     - Не пущу, - сказал он. - Я не обманываю тебя, я не обманываю  ее,  я
просто подготовился заранее  и  гораздо  лучше,  чем  многим  хотелось  бы
думать. Потерпите еще немного, скоро мое дело будет окончено.
     - Ты не забыл про свой залог,  Пелерин?  -  проговорил  Май,  пытаясь
подловить колдуна во время разговора.
     - Я отдал твоей девчонке в залог много, очень  много,  но  я  взял  в
обмен тебя. Если она причинит вред Беренике, она поплатится  твоей  жезнью
прямо здесь и сейчас. Этого она делать не станет, можешь мне поверить.
     - Тебе я уже вряд ли поверю когда-нибудь, - отвечал Май.
     Маддалена, мысли которой Май  за  пределами  пентаграммы  не  слышал,
разыгрывала какую-то пантомиму. Она подобрала с земли оброненный Береникой
лунный коготь, настрогала в ладонь мыла с обозначающего превращения куска,
и показывала теперь на себя, на Мая, на Пелерина, на мыло, и манила рукой,
очевидно, пытаясь показать, что  если  не  выходит  подойти  одному,  надо
сделать это вместе с Пелерином, только чтобы он на нее не смотрел.
     Такая задача показалась Маю