Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
ые ладони, она упала на Мая, тот
едва сообразил ее подхватить. В следующий момент серая пружина вырвалась
из молочного покрывала и сомкнула клыки на горле хозяина замка. Полыхнул
фиолетовый огонь, туманный покров из сада мигом вынесло, как ураганом.
- Бежим, - крикнул Май Маддалене, и они побежали.
* * *
Внутри ледник был наполнен звуками. Звенели где-то колокола, пел
ветер в органных трубах, проточенных для него водой, пересыпались с места
на место хрустальные льдинки, журчала вода. Музыка, рождавшаяся в леднике,
звучала чисто и очень мелодично.
Сквозь ледяные купола вверху просвечивало солнце. Сумрак в пещерах,
уходящих вниз, сгущался в фиолетовых, зеленых и темно-синих тонах. В
воздухе взвешены были невесомые блестки снежной пыли.
Маддалена пришла в себя первой и, приподнявшись с пола, стала вертеть
головой.
- Где мы? - спросила она.
- В ледяной пещере, - посмотрев вверх, ответил Май.
- Они говорили про черного колдуна, который живет в леднике.
- Я помню.
- Это здесь?
Май покачал головой.
- Откуда мне знать...
Последними словами, которые он слышал в саду у Ведьмина Холма, был
окрик Бернгарда Пелерина, обращенный к Беренике, пытавшейся самостоятельно
сделать что-то с беглецами: "Не смей! Не смей этого сама!" После чего Май
и обежская колдунья вместо туманного сада заскользили по ледяному полу
среди мозаичных пятен яркого света.
Май встал, отряхнул с колен и локтей ледяную пыль и подал Маддалене
руку.
- Мы здесь не одни, - сказала колдунья, поднимаясь. - Здесь кто-то
есть, и он сейчас колдует. Мне кажется... - она несколько мгновений
прислушивалась, запрокинув голову, потом в голосе ее прозвучало легкое
удивление: - ...он ткет туман... Слышите?
Лучше бы Май не слышал. Он огляделся.
- Что это значит - черный колдун? - спросил он.
Маддалена пожала плечиком.
- Отступник; беглец; изгнанный; наказанный Цехом; отвергший Цех;
неудобный кому-то плохой человек; назначенный выполнять грязную работу
хороший человек, - да все, что угодно. Меня тоже так называли... иногда.
Хотя я ничего ужасного не делала.
Май вспомнил рассказ мэтра Иоржина о пытавшихся с ней состязаться
магах, но промолчал.
- Наверное, слабого колдуна черным не назовут? - сказал он.
- Наверное, так, - согласилась Маддалена.
- Идем искать выход, - предложил Май. - Иначе мы здесь замерзнем.
- А если он... - девочка умолкла.
Какой бы великой колдуньей она прежде ни была, вид у нее был
растерянный и очень усталый.
- Хочешь сесть на пол и к ночи превратиться в глыбу льда? - спросил
Май.
- Нет.
- Тогда пойдем.
Перезвон колоколов становился все явственней, органные трубы
повторяли свою мелодию громче; солнце, лучи которого, от того, что
проходили сквозь лед, становились желтого, голубого и ярко-синего цветов,
играло в зеркальных стенах и ледяных колоннах мириадами оттенков,
преломляясь, словно в граненом хрустале. Звеня стеклянными подковами о
лед, из сумрака в фиолетовом гроте появилась крылатая лошадь, белошкурая и
белоглазая, проводила их взглядом, кивнула головой, взмахнула крыльями и
исчезла. Стайка белых белок с дымчатыми полосками вдоль спинки и с
крошечными бубенчиками на шеях несколько раз перебегала им дорогу. Белые
голуби с мохнатыми лапками ворковали над их головами на прозрачных арках.
Сколько времени они потратили на поиски выхода, Май не знал. Дело
было плохо - он не мог сопротивляться. Он не чувствовал ни холода, ни
времени, ни страха. Только неприятную обреченность: случилось то, что
случилось; зря, конечно, он все это допустил, но ничего теперь не
исправишь.
В один прекрасный миг он просто сел на показавшийся ему подходящим
кусок льда, и Маддалена пошла дальше одна. Кажется, он сказал ей перед
этим, что они ходят в ледяном лабиринте по кругу и предложил проверить,
встретятся ли они, если он останется, а она продолжит путь. Маддалена
грустно посмотрела на него, ничего не сказала, побрела прочь и вскоре
исчезла за поворотом.
Музыку ледника создавал талантливый композитор. Выстроенные им
гармонии были безупречны, чувства вкуса и меры не изменили ему ни разу, и,
при этом, музыка его не была суха; напротив, она казалась нежной и очень
красивой. Она опутывала мысли, сковывала неугодные для нее движения тела,
подчиняла себе разум и заполняла пространство вокруг почти видимой,
осязаемой аурой своего совершенства.
Май уже ничего не имел против такого колдовства. Оно ему даже
нравилось. Где-то на самой грани памяти и сознания он угадывал, чем для
него может окончиться любование ледяной гармонией, но ему
_хотелось думать_, что смерть приходит за человеком не так.
Хозяин появился перед Маем из ниоткуда. У него были совсем светлые,
но не седые волосы, высокий лоб, прищуренные серо-голубые глаза-льдинки, и
очень бледная кожа. Длинная белая одежда с оторочкой из шкурок песца
делала высокую фигуру еще выше. Колдун пошевелил бесцветными губами,
что-то Маю сказав.
Май и ответил бы ему, только не мог. Слова нарушили бы музыку,
которая давно звучала не вне, а в голове Мая. Она стала частью его, он
слился с ее совершенными звуками, поэтому не в состоянии был ни слушать,
ни говорить.
Колдун поводил у него перед лицом ладонью, снова что-то произнес, и
гармония взорвалась. Лавина хрусталя и льдинок разлетелась в ушах Мая
оглушающим диссонансом, а перед глазами засверкали фиолетовые искры. И тут
колдун влепил Маю такую пощечину, что тот едва не упал на скользкий пол.
Май сразу понял, что продрог не то, чтобы до костей, а вообще уже ни рук,
ни ног у него как бы нет.
- ...я еще в своем уме, чтоб уследить, кто ходит через перевал, -
расслышал Май слова, обращенные к нему.
- Вас называют ч... черным колдуном... в насмешку? - стуча зубами,
поинтересовался Май ни к селу ни к городу у этого бледного типа.
Колдун высокомерно вздернул подбородок.
- Я Юрген Юм, законно практикующий маг. Я состою в Старшем Цехе и
являюсь Мастером Магии Зеркального Ключа. Называть меня черным колдуном,
по меньшей мере, невежливо, молодой человек. Ибо это прозвание -
ругательное.
Май с трудом распрямлял застывшие ноги; встать со льдины пока у него
не получалось. Все тело сводила судорога, в ушах звенело. Но Май, тем не
менее, сказал:
- Прошу простить великодушно, но вашим именем... кажется... пугают
детей в долине...
Колдун взял его за локоть, решив, что разговор этот затеян с ним не
от большого ума, и рывком поставил Мая на ноги.
- Идемте, - сказал он. - Вам нужно поблагодарить вашу спутницу. Она
освободила вас, уничтожив плоды трех месяцев моей работы.
- Она колдует? - удивился Май. По краю сознания проскользнула мысль:
чтоб честно заработать деньги в Котуре, _эту_ колдунью, кажется, надо
убить...
- И очень неплохо, - отвечал колдун. - Она разбила пять моих замкОв
из семи, хотя могла бы просто уйти, ничего мне здесь не нарушая. Правда,
тогда бы я про вас не узнал.
Юрген Юм вывел Мая из ледяного лабиринта сначала в полутемный
снежный, потом в темный земляной. Он открыл низкую деревянную дверцу, и
Май переступил порог деревенского, на вид, дома. Наверное, дом этот по
самую крышу был занесен снегом, потому что за маленьким плохим окошком
виднелась только подсвеченная слабым светом муть, а освещением большой
комнате служил очаг и две масляные плошки на подставке над развернутой для
чтения книгой.
Маддалена сидела с ногами на лавке подле стола, завернутая в огромный
овчиный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль
с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на
определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул
жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему
дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого элексира уже
отведала.
- Не бойтесь, не отрава, - ободрил Мая колдун. - Его варят внизу в
деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах.
Стукнув зубами о край кружки, Май одним глотком вылил в себя ее
содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить
дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало
почти сразу.
Повернув за плечо, колдун подвел Мая к скамье и усадил рядом с
Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести
расследование.
- Итак, - сказал колдун, - теперь объясните мне, кто вы такие и как
вы попали ко мне в ледник?
- Я Маддалена Беган из Обежа, - скромно сказала Маддалена.
Колдун приподнял одну бровь - имя было ему известно.
- Ипполит Май, - сказал Май, - путешественник.
Вторая бровь Юргена Юма поползла кверху вслед за первой. Медленно
переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих
кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на
Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в
заросший паутиной темный угол.
- Как поживает ваша драгоценная матушка? - спросил он. - Она здорова?
Надеюсь, у нее все благополучно?
Май открыл рот, закрыл, и на несколько секунд прижал пальцы к губам,
чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека
он сейчас вспомнил...
Сколько жил, Май боялся, что кто-нибудь из близких друзей его матери
однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека
убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда
соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно,
существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?..
Шанс услышать именно эти слова от колдуна у него сейчас был. И еще
какой шанс.
Но колдун ничего такого не сказал.
- Не обессудьте, я живу здесь один и гостеприимством никогда не был
знаменит... - проговорил он. - Я могу вам предложить лишь свой убогий
завтрак и постель.
Хозяин выставил на стол горшок с вареной рыбой, подсохшие кусочки
сыра на треснувшей тарелке, хлеб и воду.
Маддалена оживилась, она была голодна. Маю после встречи с оборотнем
и блужданий в леднике еда в глотку не шла. Ему казалось, что он не был
пьян; деревенское зелье только слегка приглушило его беспокойство.
Май стал осматривать жилище: на верстаке в темном углу оборудование
для алхимических опытов - дорогая стеклянная посуда, покрытая паутиной и
пылью; внизу толстые фолианты стопками лежат на полу; пол подметен
наполовину, веник брошен под окном; на краю стола разлинованая для записи
нот бумага, песочное сито, чернильница, отточеные перья...
Двадцать пять лет назад колдун был молод, печален, довольно-таки
красив, но безденежен, и, кроме того, он не боялся выглядеть смешным - Май
рассудил это потому, что бедолага совершенно не скрывал своих чувств. А
быть романтичным и влюбленным, и тем более, признаваться в любви, тогда
было не в моде чуть ли не более, чем сейчас. И вот, над ним смеялись. Он
этого не замечал и твердил слово "любовь" - смешное и немодное... В общем,
Май решил на эту тему с Мастером Магии Зеркального Ключа не заговаривать.
Кто знает, что о тех временах хранит память этого человека: плохое или
хорошее?
- Матушка оставила сцену четыре месяца назад, - счел нужным сообщить
Юргену Юму Май. - Теперь она будет заниматься семьей.
Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему
все было понятно. Между ними настало молчаливое согласие.
Кровать в доме у колдуна оказалась одна, а спальня устроена так, что
иначе, нежели вместе, спать не ляжешь. Впрочем, Маддалена устала, была
пьяна и засыпала просто стоя. Да и Май тоже. Он мог не спать по трое
суток, но не в таких бредовых условиях, как сегодня.
В спальне было темно. Май молча помог ей расшнуровать платье и
корсет, стащил с Маддалены туфли, получил по рукам, когда машинально полез
за подвязками под рубашку, загнал ее под одеяло к стене, забрался сам и,
едва коснувшись голвой подушки, уснул сном праведника. Без сновидений.
То есть, потом ему показалось, что все происходило достаточно глупо.
Ведь он приехал в Обеж с намерением так или иначе, но колдунью в
постель уложить. У него было предчувствие, что это не невозможно.
Теперь Май лежал на спине, Маддалена мирно посапывала у его плеча, а
он накручивал на пальцы ее тяжелый темно-каштановый локон и размышлял,
когда он в последний раз лежал в одной постели с женщиной и ее не тронул.
Получалось, что он такого подвига за собой не помнит.
Где-то наверху, над спальней, тихо, с долгими перерывами, тренькал
клавесин. Юрген Юм записывал только что сочиненную музыку.
Колдунья вздохнула. Личико ее было грустным. Мраморная щечка, точеный
носик, мягкие, еще припухлые по-детски губы. Май провел пальцем от
середины ее лба к виску. Почему он не запомнил, какого цвета у нее глаза?
Какая небрежность. Он наклонился, чтоб ее поцеловать. Фальшиво тенькнул
клавесин. Колдунья вздрогнула, и Мая слегка оттолкнуло. Не извне, а
какое-то внутреннее чувство.
Он вернул на подушку теплую прядь волос, вылез из-под одеяла и стал
собирать свою одежду.
Какие-то деньги, в каком-то Котуре... Будь они прокляты.
Будущего не существовало. Не существовало вообще. Завтрашний день мог
настать, и мог не настать. Кто обещал, что они доживут до ночи? Почему все
верят тому, что будет? Это же неправда. Люди живут _сегодня_.
Беда только в том, что Май не привык так жить. Он не мог не быть
самим собой. Он всегда был Ипполитом Маем, и больше никем. Может, колдун
объяснит ему, что с ним сейчас творится?..
Он не обращал уже внимания, на то, что за маленьким окошком сиял
ясный полдень, что комната, в которой они вчера - или не вчера? - не то
ужинали, не то принимали завтрак, выцвела и изменилась - камин оказался в
другой стене, на полу прибрано, стол состарился и припал на одну ногу,
подгрызенную кем-то чудовищно-зубастым, прочая мебель изменила очертания,
а невесть откуда взявшаяся лестница вела наверх.
Клавесин смолк. Май почти бегом поднялся на второй этаж и вошел в
Зеркальный Зал. О том, что это святая святых волшебного дома, мастерская
хозяина, он понял с первого взгляда. Здесь Май увидел все, о чем читал в
книгах и многое такое, о чем не читал. Чучела диковинных и страшных
созданий, огромные древние книги, бутылки с зелеными и бурыми зельями,
метелки трав, какие-то странные инструменты, похоже, взятые из арсенала
палача, связки сушеных летучих мышей, сонные скользкие жабы в банке, пауки
размером с тарелку в своих тенетах, сплетенных из толстой бечевы, и прочие
страсти со всех сторон окружили Мая, неосмотрительно переступившего порог.
Он, было, испугался, пока вдруг не понял, что на самом деле в комнате
ничего этого нет. Там стояли два стула, клавесин, небольшой стеклянный шар
в лепестках серебряной подставки на крышке инструмента позади пюпитра, а
все стены закрывали огромные, от потолка до пола, зеркала в резных
полированых рамах. Некоторые из них потемнели и стали коричнево-желты,
другие пошли пятнами, как от кислоты, третьи потрескались и были склеены
полосками бумаги, а в зеркале, прикрепленном на месте двери, не отражалось
ничего из-за клубящегося внутри молочного тумана.
- А, - сказал Юрген Юм, бледно улыбнувшись Маю. - Вот и вы.
Май покосился на самое темное зеркало. Нет, из него не выглядывал
сушеный крокодил, а наблюдать в нем можно было только то, что у Мая не все
в порядке с костюмом - не больше.
- Прошу прощения, что прерываю ваши занятия, - выговорил Май,
поспешно оправляя одежду, - но не могли бы вы спуститься вниз? Мне
необходимо с вами поговорить...
- Я думаю, в наших общих интересах поговорить здесь, - сказал колдун.
- Мне это тоже необходимо. Присядьте.
Май медленно подошел и опустился на один из стульев перед клавесином.
Юрген Юм снял с пюпитра ноты, опустил над клавишами крышку. Рука его
коснулась стеклянного шара и за гладкой поверхностью взметнулась снежная
карусель.
Колдун опять улыбнулся своей странной бесцветной улыбкой, которая
двадцать пять лет назад скрывала смущение, а сейчас - неизвестно что. Он
сказал:
- Как вы попали в ледник, я отследил. Осталось выяснить, как вы
попали в Ведьмин Холм и что там делали. Из некоторых особенностей
мироустройства, - последовала пауза, особо подчеркнувшая значение
последнего слова, - я догадываюсь, что история ваша не может быть обычной.
В Туманной Долине не происходит случайных вещей, и то, что вы мне сейчас
расскажете, должно быть интересно, а, может быть, даже важно. Итак?..
Май помялся, не зная, с чего лучше начать. Потом осторожно, выбирая
слова, поведал про свою охоту за деньгами, про поездку в Обеж и чем она
закончилась. Рассказал про Максимилиана, свадьбу оборотня, дуэль в саду,
последние слова Бергнарда Пелерина и ледник. Не упомянул только, зачем ему
нужны были деньги.
Юрген Юм задумчиво теребил уголки нот в папке.
- Вы думали о том, что счастливым образом избежали смерти? - спросил
колдун.
Май кивнул.
- А о том что это происходило с вами трижды за два дня? - продолжил
колдун.
Май немного растерялся. Нужно было посчитать. Корчма. Дуэль. Ледник.
В самом деле?..
- А о том, что каждый раз все происходило не само по себе?
- Почему вы так решили? - спросил Май.
- Потому что меня уже обвинили в убийстве двух путников, шедших через
переал. Якобы я их заманил внутрь и заморозил в ледяной пещере, чтобы
скрепить свои чары. И, я готов признать, так оно случилось бы, если б
девочка не умела бить зеркальные заклятья. Я присматриваю за дорогой через
перевал по верху ледника, но никак не изнутри.
- Да? - сказал Май. - Странно.
- И вам еще что-то кажется странным? - пожал плечами колдун.
Май кивнул. Странным было все.
Начиная от смутившей его мысли о злокозненности намерений Береники.
Надо же, в кои это веки на женщину так не подействовало его обаяние, что
она трижды пыталась его убить. Чужими руками, чтоб избежать преследований
со стороны закона и Цеха, но сути это не меняет. Сукина дочка. Чертов
идиот. Надо было смотреть ей в глаза, а он пялился за корсаж. Надо было
запоминать прошлое, а он пытался заглядывать в будущее...
...И заканчивая разрушительными способностями Маддалены - если судить
по жалобе Юргена Юма на погибшую работы и тому, что Май собственными
глазами видел в саду - оставшимися без изменений...
Рука Юргена Юма вновь коснулась стеклянного шара, и вместо снежной
метели Май увидел в нем синюю пленочку моря. Игрушечный кораблик на
волнах, вдруг со звуком "пффф" выдохнул с одного из бортов перышко пуха. В
крошечном городе на берегу произошли немедленные разрушения. С трудом их
можно было связать с этим легким перышком.
Не дождавшись ответа, Юм сказал:
- Я должен доказать Цеху, что никого не морозил в леднике до смерти,
и мне пока заказано пересекать границу между мирами, поэтому я вас прошу
никуда не уходить с перевала.
- Границу? - рассеяно переспросил Май. - Тут еще и граница между
мирами есть?
Колдун смотрел на свою папку.
- Вы оба нужны мне, как свидетели, - медленно пр