ыло нечего.
     - Ты как знаешь, а  я  умер,  -  бросил  он  Максимилиану,  шагнул  с
последней ступеньки крыльца и повалился в дворовую пыль кровоточащей раной
всем на обозрение.
     Доверчивый Максимилиан ахнул и сел на землю рядом с ним.
     "Умер" Май честно. На то,  что  вокруг  происходит,  он  не  смотрел.
Только слушал.
     Топот лошадей по двору. Позванивание  шпор  -  спешились.  Отрывистый
приказ осмотреться и подобрать лежащего. Оправдания корчмаря:  "Милостивый
государь, сын у меня сумасшедший, голоса слышит. Как вступит ему в  башку,
так за нож хватается, на кого хотите кинуться может.  Сколько  раз  нас  с
матерью порешить пытался, чудом спасались..."
     Разговоры вокруг себя:
     - Умер.
     - Да нет же, дышит.
     - Сажай на лошадь, довезем.
     - А если не довезем?
     - Госпожа Береника велела  забрать,  значит,  надо  забрать.  Рана-то
пустяковая.
     - Много ты понимаешь в ранах. А если его насквозь проткнули?
     - Ну, помрет, так помрет. Давай, поднимай.
     - Тяжелый, что ты будешь делать...
     Потом, в приподнятом над землей состоянии, холодная ладонь  на  лице,
на порезанной шее. Колдовство. За всю его жизнь никто не плел вокруг  него
столько колдовства, сколько в этот день.




                                  * * *

     Проснулся Май в замке. Стены его спальни были голы и  унылы,  потолок
темен, камин нетоплен и паутинист, в воздухе сыро. Но  простыни  чистые  и
постель мягкая.
     Он осторожно потрогал  шею.  Потом  ощупал  ее  внимательно  с  одной
стороны и с другой, думая, что позабыл, где у него был  порез.  Обнаружить
ему удалось лишь то, что ему не мешало бы побриться. Волшебство, будь  оно
неладно.
     Все  эти  штуки  с  перемещениями  на  расстояние  в   неделю   пути,
похищениями людей и предметов, подслушиванием чужих разговоров  через  три
стены, превращением вина в уксус и уксуса обратно в вино щелчком  пальцев,
запутыванием чужих мыслей и дорог, и - он не знал,  на  что  еще  способны
колдуны, не то бы в сердцах припомнил, - а,  главное,  с  касательством  к
его, Мая, личному  организму,  вместилищу  его  бессмертной  души,  сильно
перестали ему нравиться - сразу и все.
     Одно дело смотреть на бывшего бродягу с севера,  а  ныне  придворного
колдуна какого-нибудь  вельможи  из  Вертраны  или  Гольдока,  который,  с
позволения своего господина, укрощает взглядом дикое животное. Другое дело
- очутиться в колдовском северном краю Грааги, где колдуны, как видно,  не
подчиняются никому и ничему, и побывать в шкуре  этого  бедного  животного
самому.
     Впрочем, он не должен был позволять  себе  сердиться.  Обстоятельства
таковы, что надо держать в узде характер...
     Итак, где он?
     Заколдованный замок, заколдованный лес... Он  читал  такие  сказки  в
детстве.
     Предвидел ли он утром, что сюда вернется? Пожалуй, да. Просто  упрямо
не хотел себе в этом сознаться. Беда была в том, что, пребывая в смятенных
чувствах, - напуганным ли, влюбленным ли, все равно, - ему довольно сложно
было разобрать, где проявляет себя его чудесный  Дар  предвидения,  а  где
желаемое он принимает за действительное. Слишком много мыслей одновременно
было у него в голове в такие моменты. С другой стороны,  чем-то  это  было
даже хорошо. Если бы он предвидел в своей жизни все и всегда, -  наверное,
ему было бы впору пойти и утопиться...
     Из-за  почерневшей  от  времени  парчовой  занавеси  раздался  голос,
звучавший много мягче и нежнее, чем это было утром. И на этот раз  Май  ее
не почуял на расстоянии. То ли уже привык к ней, то  ли  она  прикрыла  на
время свою Силу на замок.
     - Не понимаю, как мог такой здоровый бык, как вы,  потерять  сознание
от простой царапины, - тоном деревенской скромницы проговорила она и вышла
на свет, на середину комнаты.
     Май мог ее рассмотреть. На ней было простое домашнее платье.  Женское
на этот раз. Теперь, когда Май  видел  ее  без  маски,  он,  позабыв  свои
нерадостные мысли, улыбался по-настоящему. Она  была  красавицей.  От  его
улыбки на ее щеках расцвели розы, но взгляд она не опустила.
     - Мне необходима ваша помощь, господин предсказатель, -  проворковала
она заискивающе. Потом, видя, что  собеседник  не  отвечает,  добавила:  -
Пожалуйста... - и Маю почудилась в ее голосе виноватая нотка.
     Он был рад, что  с  ним  заговорили  по-другому.  Однако,  называться
предсказателем он права не имел. Во всяком случае, перед колдуном, который
может разоблачить обман и оттого разгневаться.
     - Вы ошибаетесь, я не предсказатель, - честно признался Май.
     Она мигом утратила смущенный и виноватый вид и погрозила ему пальцем,
показав в опасной улыбке ровные краешки зубов.
     - Не лгите мне. Я не догадалась сразу,  кто  вы,  но  все-таки,  чуть
позже, я это поняла. Я обманула вас, вы  обманули  меня  -  мы  квиты,  не
правда ли? Я редко прошу прощения,  но  у  вас  я  его  попрошу.  Вы  меня
простите?
     Май склонил голову на бок, давая согласие. Вряд ли колдунья из  замка
была много старше обежской. Разве что года на два - на три, подумал он. Но
эта выглядела намного привлекательнее.
     Она подошла к нему и, с  полминуты  посмотрев  и  подумав  о  чем-то,
осторожно уселась рядом с ним на край постели. Маю казалось,  что  длинное
платье  стесняет  ее,  в  нем  она  чувствует  себя  неловко,   и   посему
предпочитает занять одно место и  не  двигаться.  Она  немного  сутутилась
оттого, что была для девушки слишком высокого роста.
     - Вы, господин, не признающий себя предсказателем, знали наперед все,
что случится, и предупреждали ту маленькую негодяйку, когда вы были все  в
подвальной яме, - предъявила свой аргумент колдунья. -  Обежка  рассказала
мне об этом.
     Май призадумался.
     - Я ни о чем ее не предупреждал, - попробовал возразить он. - Будущее
предсказывается немного не так, любезная госпожа Береника.
     -  А!  -  она  с  торжеством  подняла  вверх  палец.  -  Вот   вы   и
проговорились!
     Май покачал головой. Она слишком близко села, и он гадал, рассердится
ли она, если прямо сейчас ее обнять. Очень уж лихо  она  показала  себя  в
самом начале их знакомства. Но и  близко  уселась  от  его  ладоней  тоже.
Впрочем, он видел, что, несмотря на показную простоту, это  -  девушка  из
тех,  к  которым  подбивают  клинья  хитро.  Здесь  более  других  годился
испытанный  им  прежде,  но  очень  уж  мудреный  способ:  ни  на  чем  не
настаивать, не лезть напролом, но разбудить  в  ней  желание  самой  пойти
навстречу. Иначе  результата  не  будет.  Если  ему  в  самом  деле  нужен
результат.
     Май убрал от нее свои руки и сцепил пальцы поверх одеяла.
     - Я могу кое-что предсказывать, - все-таки сознался он.  -  Но  я  не
могу считаться предсказателем и не  принадлежу  ни  к  одному  из  Младших
цехов, поэтому  не  называйте  меня  так.  Настоящий  предсказатель  видит
будущее других, но никогда - свое. А я, кроме своего, какое-то другое вижу
крайне редко.
     Она грустно вздохнула и опустила голову. Май тут же ее пожалел.
     - И что за помощь вам требуется? - спросил он.
     - Нужно преодолеть одно пророчество, - отвечала колдунья, - так, чтоб
оно сбылось и не сбылось одновременно.
     Май удивился.
     - Но разве пророчество можно преодолеть? Когда оно сделано верно, оно
сбывается, когда неверно - нет. Что еще с ним можно сделать?
     - А что толку разговаривать, если помощи от вас  не  будет?  -  вновь
вздохнула она, и Май понял, что она собирается встать и уйти.
     - Может быть, я и смогу быть вам полезным, - поспешил сказать  он.  -
Все-таки, в предсказаниях я кое-что понимаю. Расскажите мне, в  чем  дело.
Вдруг у меня родится полезная мысль.
     Она помолчала немного.
     - С пророчеством можно сделать самые разые вещи, -  наконец,  сказала
Береника. - Вот, слушайте...
     И она рассказала Маю весьма странную историю, в  правдивость  которой
он мог бы и не поверить, поведай ему о таком кто-нибудь  в  южном  Магребе
или столичном шумном Франкофе. Он счел бы все это сказкой. Он  даже  забыл
на некоторое время, что хотел Беренику тихонечко обнять.
     Дело было в том, сказала она, что  тридцать  лет  назад  в  поместье,
называемом странным словом Жмузырьки, в  десяти  милях  от  замка  Ведьмин
Холм, поселился странный человек. Прозывали его Нам Тибра, хотя  на  самом
деле имя у него было другое,  иноземное.  Жмузырьки  свои  он  получил  по
наследству от какого-то не то  двоюродного,  не  то  троюродного  деда,  и
откуда приехал  в  Туманную  Долину,  никто  за  тридцать  лет  так  и  не
удосужился узнать.
     И все бы хорошо было с эти соседом, - исправно он платит  налоги,  не
перекрывает дорог, не зарится на чужие земли,  не  берет  лишней  платы  с
арендаторов, и сам по себе человек  он  весьма  ученый  и  вежливый,  хоть
иногда бывает вспыльчив, - если бы не летопись Туманной Долины, которую он
взялся вести.
     Занялся он  вначале,  как  положено,  изучением  древностей,  узнавал
историю родов, перечерчивал генеалогические древа, брал почитать  рукописи
из домашних библиотек - кто что написал о долине до  него.  Потом  сел  за
свой труд. С древних времен он перешел на  полудревние,  потом  на  совсем
недавние, потом на настоящие. А потом на будущие.  И  опять  все  бы  было
хорошо, если бы он просто сочинял будущее для Туманной долины. Но  он  его
не сочиняет. Он его знает наверняка. И пишет.  И  все  сбывается,  как  он
пишет, слово в слово. Мало того, когда он с кем-то ссорится, он специально
сулит ему несчастья, и они приходят, если  человек  вовремя  не  обнаружит
предписанное и не обойдет слова Нам Тибры какой-нибудь хитростью.
     Великую тайну из своих трудов, к счастью, господин Тибра  не  делает.
То есть, так просто почитать  написанное  он  не  позволяет,  конечно.  Он
говорит, что труд еще далек от завершения и читать его рано. Но, если  кто
умеет смотреть на расстоянии, а в Туманной долине это  умеет  чуть  ли  не
каждый, - читать только умеют не все, - он может взглянуть на те страницы,
которые Нам Тибра оставляет открытыми, когда его самого нет рядом.  А  ей,
Беренике, однажды даже удалось перевернуть одну страницу...
     Тут Май ее перебил, спросив, почему же только одну.
     Она  немного  смутилась.  Оказывается,   она   не   была   такой   уж
могущественной колдуньей, как сумела  показать  с  утра.  Она  всего  лишь
притворилась. Сама она только путала дорогу.  Фокусы  с  перемещениями  ей
помогал делать, вернее, делал за нее, ее учитель, настоящий  маг  Старшего
Цеха, господин Бернгард Пелерин. Они объединяли Силу через два  колдовских
камня.
     То-то Май подивился точности, с которой перемещения были совершены.
     - Понятно, - кисло усмехнулся он.
     Береника вернулась к рассказу.
     Но пусть не думают, что она не сможет сделать того, что ей нужно. Она
упряма и всегда добивается своего. Она прочитала предсказание Нам Тибры на
будущий год. Предсказание гласило: "В  году  1757  в  замке  Ведьмин  Холм
сменилась династия. Новый наследник был рожден от человека, имя которого у
всех на устах, которым восхищаются и кого до времени называют  в  Туманной
долине величайшим чародеем всех времен и народов."
     Отец Береники и  сама  Береника  все  продумали.  Самой  ей  пытаться
снискать колдовскую славу было бы смешно.  После  того,  как  она  вернула
Бернгарду Пелерину колдовские камни, она не может даже разогнать мышей.
     Май опять ее перебил: каких мышей?
     Оказалось, бывшая обежская колдунья заговорила всех мышей в замке,  -
на это у нее Сила осталась, - и они теперь сидят в спальне Береники  и  на
ее вещах. Прогнать их Береника не может,  потому  что  не  знает  мышиного
отговора, а кошку заговоренные мыши не  боятся.  Так  что,  скорей  всего,
снова придется просить помощи у господина Пелерина.
     Итак, они с отцом решили, что,  раз  замок  ждет  перемена  династии,
пусть хотя бы династия будет родственной. Вот  они  и  придумали  подарить
Ведьмин Холм кузену Береники  Бартелю  Фрею,  а  величайший  чародей  всех
времен и народов - та маленькая мерзавка, которая сидит сейчас в  башне  и
повелевает мышами. Она выйдет за кузена замуж -  ведь  в  предсказании  не
сказано, мужчиной должен  быть  чародей  или  женщиной.  А  уж  знает  про
обежскую колдунью доподлинно каждая собака в долине - после того,  как  та
прищемила  хвост  одному   самонадеянному   колдунишке   из   Феркертхазе,
пытавшемуся с ней тягаться.
     - Что же,  по-вашему,  будет,  если  никто  не  станет  заботиться  о
выполнении пророчества специально? - выслушав ее, спросил Май.
     Она пожала плечами.
     - Оно исполнится само и каким-нибудь не самым лучшим для нас образом.
Например, прилетит черный колдун Ююм с ледника, выживет нас  отсюда,  а  в
замке разведет гнездо своих нетопырей. Это стало бы большой бедой для всей
округи. Понимаете?
     - Более или менее, - сказал Май. - Но я никогда еще не слышал,  чтобы
так вольно относились к предсказаниям.
     Она махнула рукой.
     - Да что вы, это очень просто. Для Туманной Долины - обычное дело. За
Тиброй смотрят много лет, все привыкли и уже научились,  как  действовать,
когда он обещает вещи непонятные и злые. Главное,  чтобы  все  в  точности
совпало с его записью.
     И опять начались удивительные сказки.
     За долгие годы случаи в долине бывали самые разные.  Лет  пять  назад
приезжал навестить родню один ученый человек, повздоривший  с  Нам  Тиброй
из-за того, что подстрелил на охоте улетевшего у  Тибры  павлина,  которых
тот для красоты разводил в своем имении. Человек этот жил  при  герцоге  в
Грааге и занимался писанием пьес и музыки для придворного театра. Тибра со
зла пообещал, что сказанный человек к осени непременно провалится и  долго
не сможет выходить в свет. Тот бросил музыку, бросил  пьесы,  засел  дома,
дабы переждать время  до  осени  и  избежать  провала  своих  сочинений  и
непременной за  тем  герцогской  немилости,  ибо  истолковал  предсказание
именно так. И что бы вы думали? В последний день лета он полез  в  погреб,
который у него дома перестраивали, провалился сквозь некрепкое  перекрытие
и сломал себе обе ноги.
     В Туманной долине так и жили. То обманут Тибру, то он кого. Пообещает
трактирщику молнию в самую высокую крышу дворовых построек - тот  водрузит
на дерево скворечник, и молния попадает  в  него.  Крестьянину  предскажет
падеж домашнего скота, тот вовремя продаст стадо, и передохнут у него дома
мыши да клопы. Напророчит рогатое чудище  в  пруду  -  наденут  на  бревно
коровий череп, да пустят плавать. Вовремя подсмотреть, что он пишет, иметь
в голове немножечко смекалки - и можно ничего не бояться.
     Все это было странно и забавно.
     - Это вроде игры, - сказала Береника, кивнув, словно прочитала  мысли
Мая. - Как шахматы. Вы умеете играть в шахматы? Нам Тибра сделал свой ход.
Следующий шаг за нами. Так что вы мне посоветуете,  послушав,  что  у  нас
здесь происходит?
     Май потрогал место, где на шее у него должен был быть порез.
     - Тот способ предсказаний, которым занимается ваш  Тибра,  называется
"карта острова", - объяснил он. - Предсказания, сделанные по такой  схеме,
не являют жесткой  последовательности  и  взаимосвязи  событий.  Их  можно
рассматривать как карту тропинок, на  которой  указана  точка  отправки  и
конечный пункт путешествия. Дорогу, по которой идти, выбираете вы сами. Но
остров есть остров, его вам не покинуть.
     - Если мы не можем улететь, - сказала Береника.
     - А вы можете улететь?
     - Мы пока не хотим.
     - Значит, ищите другой путь. Предсказания по типу "карта острова"  не
дают возможности заниматься их детальным толкованием.  Стало  быть,  я  не
знаю, каким образом еще возможно оказать вам помощь.
     Береника посмотрела на него, и глаза ее хитро блеснули.
     - А я знаю, - тихо сказала она.
     - И как?..
     - Вы  предсказываете  себе?  Значит,  вы  должны  принять  участие  в
событиях.
     - Но меня ждут неотложные дела на  Северном  берегу,  -  обеспокоился
Май. - Мне нужно возвращаться в Котур.
     Она досадливо тряхнула головой.
     - Я уже все сосчитала. До Северного берега неделя пути, если  кораблю
не помешает шторм. Свадьба послезавтра. Вы задержитесь на  пять  дней  или
даже на неделю, и господин Пелерин вам это возместит. Я попрошу  его.  Мои
просьбы он обычно исполняет. - Она соскочила с  постели  и  снова  подняла
кверху палец. - Спускайтесь к ужину и сообщите нам свое решение. Хорошо?
     - Хорошо, - ответил Май.
     - Вы не сердитесь, что утром я грубо выгнала вас из замка? Мне  нужно
было, чтобы вы бежали немедленно и как можно дальше, иначе я  не  удержала
бы клубок дорог. Пожалуйста, не говорите об этом моему отцу, он не одобрит
моего  поступка.  И  так  придется  оправдываться:  мы  обещали  ему,  что
обойдемся без свидетелей. Договорились?
     - Договорились, - вздохнул Май.


     Высокий, как колодезьный шест, очень  вежливый  человек  с  медленной
рассудительной речью, Иоганн Фосс,  отец  Береники,  вернулся  в  замок  к
вечеру и привез с собой из Феркертхазе тамошнего аббата, ради  которого  и
пускался в путешествие за Туманный Пояс - в долине  своего  священника  не
было.
     Маю довелось услышать его наставления дочери перед выходом  к  ужину:
никаких фокусов с огнем в камине, никакой жабы в  вине;  если  сами  собой
начнут двигаться стулья - Береника сядет до окончания свадебных торжеств в
башню под замок. Его преподобие - пожилой человек, если нет почтения к его
сану, следует уважать хотя бы его возраст и обойтись без ребячества и этих
глупых забав. Не должно быть никакого колдовства, когда господин  аббат  в
доме, или, по крайней мере,  пока  он  не  спит;  и  никакой  мальчишеской
одежды. Береника знает, как  должна  выглядеть  и  вести  себя  девица  из
порядочной семьи? Если ей вздумается опять изображать из себя  пастушонка,
ее, как пастушонка, отец ознакомит с вожжой на конюшне. Решается серьезный
семейный вопрос. Ясно? Да, папа.
     Ни Маддалены, ни Максимилиана Май в это вечер за  столом  не  увидел.
Представленный отцу Береники и его  преподобию  аббату  Доппельмайеру,  он
сидел за огромным столом и терпел всеобщие пристальные взгляды. Он  больше
не улыбался; напротив, был подчеркнуто серьезен.
     Разговор завел аббат и  стал  рассказывать,  как  всемогущий  Господь
использует к славе своей  чудеса,  творимые  через  земных  созданий.  Май
где-то посередине сумел-таки вставить, что он ненастоящий предсказатель  и
не принадлежит Младшему цеху. На что услышал немедленно, что всякий цех  -
суть богомерзкое объединение, созданное не от Бога, но самовластием людей.
В  то  время,  как  иного  вожатого,  кроме  молитвы  и   помощи   Божией,
сподобленному Дара человеку нечего желать. "Молитесь, сын  мой,  -  сказал
Маю аббат, - и десница Всевышнего наставит вас на путь праведный, а сатана
вкупе со всем злом бегут ваших дел и помыслов, и не  будет  вам  от  этого
ничего, кроме добра."
     В то же время Береника Фосс так усердно строила ему умильные глазки и
так вертелась на стуле по другую сторону стола, что решимость Мая  уезжать
поколебалась. Он обнаружил что желание остаться и посмотреть, чем кончится
вся эта кутерьма, прочно утвердилось в его мыслях и успешно конкурирует  с
желанием немедленно ехать в Котур за деньгами.
     Иоганн  Фосс  вежливо  ждал,  пока  гости  покончат  с   собственными
разговорами. Потом он начал обещать.
     Обещания Май получил от него самые различные - от  приглашения  стать
почетным гостем на бракосочетании, достойной оплаты трудов вне зависимости
от их результата, и до возвращения известным способом  (взгляд  в  сторону
аббата - понимает, о чем речь? не понимает? и слава Богу) или в Обеж,  или
куда Май пожелает направиться по окончании торжеств, а так же создание ему
всех возможных и невозможных удобств до этого времени.
     Май перевод