юдей "клизму", иначе все обленятся и погибнут. Поэтому не
удивительно, что в мире постоянно, на всех уровнях, наблюдаются какие-нибудь
катаклизмы, большие и малые события, конфликты и войны...
     Застой, уравниловка,  абсолютизм (например,  сосредоточение  абсолютной
власти в одних руках) гибельны  для человека и человечества. - Поэтому  если
наступило такое  время на Земле, ждите  большую  или малую клизму, - грустно
пошутил Создатель.
     Он говорил Ною:
     - Глупо вам  бороться  с Природой,  поскольку она вечна  и зиждется  на
фундаментальных  законах  мироздания.  Умнее использовать,  приспосабливаясь
приспосабливать  ее к нуждам человека. Жить с ней в гармонии, по принципу не
навреди ей и себе.

     Такова суть этих божественных откровений. Но вернемся к Ною и ковчегу.
     На  семнадцатый   день   второго  лунного  месяца   (в   конце  ноября)
шестисотлетний Ной с женой и  сыновьями, другими домочадцами и слугами вошли
в  ковчег.  Сам Бог  затворил  за ними двери.  Им всем, конечно,  было  жаль
покидать  родные, давно  обжитые  края. Здесь,  было  от  чего  тревожиться,
впереди их ждала неизвестность.
     Посадка на ковчег напоминала содом: мычали коровы, бегали овцы  и козы,
рычали медведи, лаяли шакалы и лисы. В воздухе пахло скотом и навозом.
     Когда закрыли боковые двери,  в ковчеге стало темно, как  в подземелье,
лишь  редкие  свечи  освещали  его  нутро.  Не  зная,  сколько продлится  их
вынужденное заточение на ковчеге, Ной  распорядился с первого дня  экономить
еду, воду и  свечи. Темнота и  теснота угнетающе  действовала на Зурну.  Ей,
рожденной  свободной  женщиной и под жарким  Солнцем, было тоскливо  в  этом
большом плавающем гробу.
     Не успели они  расположиться,  как по  крыше ковчега забарабанил дождь.
Такого  дождя Зурна никогда  в своей жизни не  видела. Казалось  само  небо,
беременное пузатыми, темными тучами, разрешилось от бремени прямо на  ковчег
своим проливным дождем. Сорок дней и сорок ночей  он лил, как из ведра. Вода
залила  все вокруг. Море устремилось на сушу и подняло ковчег, и  он поплыл,
наполовину  погруженный в  воду.  Уровень ее был  такой  большой,  что  вода
покрыла самые высокие горы в Азии,  и ковчег мог беспрепятственно проплывать
над ними. Подымалась вода в течение пяти месяцев, или ровно 150 дней.
     Чтобы как-то  скрасить свое пребывание на  ковчеге, Зурна начала  вести
дневник.  Он был необычным. Она завязывала  знаки-узелки на длинной веревке.
Это было послание самой себе написанное на языке узелковой письменности.
     Можно, конечно,  улыбаться, глядя на  такой примитив,  но  он  позволял
запомнить  Зурне  все  наиболее  памятные  события, прошедшие  за  время  их
длительного пребывания на ковчеге. В течение почти годового  плавания она не
один раз перебирала узелки руками и вспоминала прошедшие памятные события их
путешествия по этому безбрежному океану воды, покрывшему почти всю сушу.
     В крыше  ковчега было выполнено  всего одно небольшое окошко, диаметром
лишь  в  один  локоть, которое  манило  к  себе всех ковчеговцев.  Ной часто
сиживал у этого отверстия и смотрел, как разъяренная  стихия швыряла, словно
щепку, их  ковчег. Гигантские волны гнали его куда-то на  восток  в туманную
мглу. Из-за постоянного тумана, низко бегущих туч и брызг волн из этого окна
определить местоположение ковчега было невозможно.
     Зурна не  раз  поднималась на верхнюю  палубу  и просила  Ноя  дать  ей
посмотреть в окошко. Из него было мало что видно. Порой мимо них проносились
какие-то скалы, обломки деревьев, крыши домов, трупы животных и людей.
     В такие часы она забрасывала Ноя своими вопросами, спрашивая:
     - Отец, что с землей случилось?
     - Всемирный  потоп, дочка,  -  отвечал тот,  -  воды  океанов  и  морей
перекатываются с одной половины земли на другую.
     - Боже праведный мой, а как же люди, их скот и другие животные?
     - Вода  покрыла сушу и  смыла  их.  Все  что  воздухом дышит, очевидно,
погибло в пучине этих вод.
     - Матерь Божья, неужели все погибли? - сокрушалась Зурна.
     -  Все  или  не  все это одному  Богу  известно. Спасутся лишь  те, кто
оказался высоко в горах, и там, куда не может добраться океан.
     - Отец, а куда нас могут занести волны?
     Не знаю, доченька, -  ответил ей Ной, - думаю под нами Азия,  когда  мы
грузились, ветер дул в сторону азиатских гор.
     - Хорошо, если  нас занесет на вершину какой-нибудь высокой горы, чтобы
вода там нас никогда  не  достала, -  мечтательно сказала Зурна.  -  Морская
качка меня совсем замучила: ни есть, ни пить, ничего не хочется.
     Потерпи, дочка, все в руках Божьих. Он нам  поможет и не допустит нашей
гибели. Рано или поздно ковчег вынесет на берег.
     - И что мы там будем делать? - спросила Зурна.
     - Спрашиваешь, что будем  делать?  Жить будем,  дочка,  жить.  Построим
поселок и образуем на новом месте после потопа новую колонию людей. А взятая
на ковчег живность и скот поможет нам выжить. Я, думаю, Бог не оставит нас в
беде...
     Зурна была женой  второго  сына Ноя и  по характеру  и складу ума  была
очень любознательной женщиной и любила выпытывать у тестя, что, да, как и от
чего,  все  происходит.  Ной  для  Зурны  -  это был  образец  человечности,
учености. Он, в отличии ее  мужа Хама,  был всегда спокоен, выдержан и мудр.
Не зря имя Ной в  переводе звучит - покой и успокоение. А имя ее мужа, Хама,
стало впоследствии нарицательным. Сын Ноя был нагл, непочтителен к старшим и
домочадцам, любил выпить, погулять, покуражиться над  женщинами. Все  время,
пока  плыл ковчег, Хам беспробудно пил и  развратничал с невольницами, и это
больше  всего ранило ее женскую натуру и вызывало гневный протест в душе. Ее
муж поддался тому греховному разврату  и тунеядству, о  котором предупреждал
Всевышний, за что Бог и осудил все племя Исполинов к уничтожению.
     В памяти Зурны четко отложилась, что Исполины - это племя сынов Божьих,
которые  жили  до  смешения  с сынами  человеческими (т.е.  с  ними -  Зурна
принадлежала к роду человеческому). Это были велико рослые люди, необычайной
силы. Они  благодаря своим данным  от  Бога качествам  после  пришествия  на
Землю, быстро  подчинили себе  окружающее человеческое племя. И считая  себя
высшей  расой -  полубогами,  начали паразитировать, угнетая их силой своего
превосходства,  сея нечестие и разврат. Конечно,  из среды Исполинов  не все
были  такие, но добрых  было мало  и со  временем  становилось все  меньше и
меньше.
     Бог, который прислал их  на Землю с миссионерской целью, в  последствии
проклял  их за  грехи тяжкие  и обрек на истребление  людьми  (аборигенами),
населяющими тогдашнюю Землю.
     Так всегда бывает с  теми  народами, которые  паразитируют над другими.
Этот  их исполинский  прелюбодейный  грех перешагнул  тысячелетия.  В Египте
имеются  барельефы,   выполненные   на  эту   тему,  где  изображены   люди,
совокупляющиеся с лошадьми и другими животными.
     Казалось,  у  Исполинов  было  все:  и  мудрость  Богов,  и  сила, даже
долголетие, но была и чрезмерная гордыня, которая сгубила многих.
     - Да не наступит нога гордыни, на горло духа моего! -  часто  говаривал
Ной. И это спасло его род и обеспечило значительное долголетие.
     Библия утверждает, что до описываемых событий Ной прожил шестьсот лет!
     Впрочем,  может  и лучше,  что человеческий  род  не  относится к числу
долгожителей. Это заставляет  людей торопиться  жить, чтобы успеть  за  свой
короткий век сделать многое.
     Продолжительный  дождь, как  говорил Зурне Ной,  свидетельствует о том,
что до того в атмосферу Земли,  выбросили тысячи тонн воды,  голы  и пара. А
это значит,  что вода обязательно прольется на  землю проливным дождем. Даже
сейчас в  атмосфере  земли  столько воды, что  если ее  сконцентрировать  на
поверхности  планеты,  то  она  зальет  сушу.  Привязанность  Ноя   к  Зурне
объяснялась не  только тем, что она  умела вкусно готовить, а еще и тем, что
она умела слушать. Не каждая женщина умеет это делать.
     Потоп был  довольно обширным, ведь, не зря люди  нарекли его Всемирным.
Если  бы  это  было неверно,  то тогда  как объяснить, что  на  вершинах гор
находили морские раковины?!
     Вода  поднималась в течение пяти долгих месяцев и залила все вокруг. Их
ковчег плыл и плыл по воле волн над горами и плоскогорьями. В целом плавание
на  ковчеге для  всех его участников было сравнительно  тоскливым  занятием,
разве  что  сравнимым  с  тюремным  заключением,  которое  неизвестно  когда
кончится.   Память   участников   это   необычного    плавания   запечатлела
однообразные, как близнецы, дни в  полутемных,  затхлых  помещениях ковчега,
освещенных немногочисленными свечами.
     На  седьмом  месяце плавания, т.е.  17 апреля, поднялся сильный  ветер,
который к  радости всех великомучеников ковчега, разогнал туман  и  дождевые
тучи.
     Под  напором  ветра   и  крутых  волн   ковчег  ускорил  свой   бег   в
северо-западном направлении. Как заметил Ной, вода стала убывать, а это было
уже  хорошее знамение. Воды океанов и морей как бы стали возвращаться в свое
прежнее ложе.
     Однажды  ночью, когда все спали,  послышался страшный скрежет камней  о
дно. Ковчег затрещал и остановился, накренившись  на один борт. Волны опасно
раскачивали его, как бы пытаясь опрокинуть вверх дном.
     Послышались перепуганные крики:
     - Караул, тонем!
     На  борту поднялся страшный переполох:  мычали  коровы,  ржали  лошади,
лаяли собаки, кричали люди.
     Полусонная, полураздетая Зурна тоже вскочила  с нар, где спала, и давай
будить храпевшего, как ни в чем не бывало Хама. Тот после вчерашней попойки,
закончившейся далеко за полночь,  никак не хотел просыпаться. Зурна, костеря
направо и налево, шлепала по щекам, пытаясь привести его в чувство.
     При этом она чуть не плача кричала ему:
     - Вставай, черт окаянный! Ковчег тонет!..
     Хам спьяна, что-то бубнил под нос:
     - Уйди, женщина! А то, как врежу!.. Будешь приставать - выдеру...
     При этом он ругался, как последний разносчик воды в городском квартале.
     Но Зурна, не обращая внимания на слова, продолжала его тормошить. Тогда
он  начал брыкаться и отбиваться  от  нее руками  и ногами,  двинув довольно
больно ногой  ей в  пах. Затем,  зарывшись с  головой  в  верблюжье  одеяло,
захрапел снова.
     Возмущенная  таким  поведением  мужа  Зурна  в  сердцах  крикнула  ему,
предварительно дав тумака:
     - Ну и черт с тобой! Храпи! Пусть тебя пьяницу, рыбы сожрут!
     Бросив мужа, Зурна стала в темноте пробираться на верхнюю палубу.
     Там собрались  почти  все участники  этого  многомесячного  плавания во
главе с патриархом Ноем. Когда Зурна вошла, он успокаивал собравшихся такими
словами:
     -  Дети мои, Бог милостивый, мы с вами спасены, наш ковчег сел на мель,
а это значит, что наступил конец нашего длительного путешествия.
     -  Отец,  - спросил Ноя его старший  сын  Сим, может, откроем  двери  и
высадимся на берег?
     - Нет, пока открывать двери рано,  мало что может случиться. Пусть вода
подальше  уйдет от ковчега. Да к тому же еще ночь на  дворе.  Расходитесь по
местам, утро вечера мудренее. Народ нехотя начал расходиться, Зурна и братья
Хама тоже отправились восвояси,  досыпать,  так бурно начавшуюся ночь. Когда
Зурна  появилась в  отсеке (каюте), где они жили, Хам  спал, издавая  во сне
какие-то булькающие  звуки.  Зурне  сперва не  спалось,  а  потом  сморенная
последними ночными событиями она заснула праведным сном.
     На следующий день, когда проснувшийся Хам услышал эту радостную  весть,
о том, что ковчег пристал к берегу,  то сразу  подался к отцу, еще  даже  не
протрезвев как следует. Зурна  отговаривала его, но он был невменяем. У отца
он вел себя непочтительно, шумел, кричал:
     - Отец, давай скорее отворим двери, разберем кровлю ковчега и выберемся
наружу! Мне осточертели эти тесные конуры и эта ужасающая вонь!
     -  Успокойся  Хам,  осточертело  тебе или нет,  но я  не дам разрешения
разбирать крышу.  Не для того мы столько мучились  в  этом длинном плавании,
чтобы нас потопила какая-нибудь случайная волна.
     -  Какая там волна, мы  стоим  на мели! Меня до сих  пор мутит  от этой
морской качки, хочу скорей выбраться на сушу.
     - Тебя не от качки, а от вина мутит, - проворчал недовольный поведением
сына Ной. - Открывать двери и взламывать кровлю  я  запрещаю! Надо опасаться
второй приливной волны. Земля еще не устойчива и все может с нами случиться.
     -  Отец, вечно,  ты трусишь!  - брызгал слюной Хам.  -  Насколько помню
себя, ты всегда медлил, осторожничал.
     -  Сын мой, есть хорошая людская  поговорка  на сей счет:  "поспешишь -
людей насмешишь". - Так  что будем ждать,  пока  вода  подальше не уйдет  от
ковчега...
     В конце этого диалога с сыном, Ной, обращаясь к невестке, сказал:
     - Забирай  своего мужа, пусть у себя опохмелится. Я запрещаю ему давать
больше вина. Хватит пьянствовать! Пора одуматься и начать праведную жизнь.
     Зурна, схватив Хама за рукав, потащила его вон из каюты.
     Сорок  дней  ковчег  стоял  на  месте.  Все, как неприкаянные,  маялись
ожиданием. На  сороковой день Ной приказал Иафету  принести  ему на  верхнюю
палубу клетку с вороном. Когда его  принесли,  он, вынув из  клетки  ворона,
выпустил птицу  на  волю,  через верхнее  окно  в крыше  ковчега, сказав  на
прощание:
     - Лети, Черныш, и возвращайся с хорошей вестью!
     В  ожидании  возвращения ворона прошла  неделя. На седьмые сутки  Зурна
спросила Ноя:
     - Отец, как ты думаешь, почему ворон не вернулся на ковчег?
     Несколько помедлив, Ной ответил:
     -  Причин может  быть  много.  Очевидно,  вокруг  плавает много  трупов
животных и людей, и ему есть, где поживиться.
     Это мне понятно, ну а где он спит? Он же не может все лететь да лететь.
     -  Видишь  ли, дочка,  для  ночевки ему не обязательно возвращаться  на
ковчег.  Отдыхать  он  может  на вершинах высоких деревьев  или  на  скалах,
выступающих из воды.
     - Что же мы теперь будем делать? - спросила Зурна.
     - Настала очередь выпустить  Сизокрылого, надеюсь,  что  он  вернется с
доброй вестью.
     Так они и сделали, выпустив его через верхнее окно в крыше. Зурне видно
было, как голубь  радостно  взмахнув крылами,  начал кругами кружить  вокруг
ковчега, подымаясь,  все  выше и выше  в  синеву неба.  К вечеру, на радость
выпустившей голубя Зурне, он вернулся к ковчегу и нырнул в окно, где она его
поджидала.  Сизокрылый  радостно  ворковал,  крутил  шеей  и  позволял Зурне
гладить его. Видя счастливые глаза невестки, Ной заметил:
     - Рано нам радоваться, дочка.  То, что  Сизокрылый вернулся, говорит  о
том, что вокруг нас одна  вода и ему негде было переночевать и подкормиться.
Голубь птица мирная, любит сухие места и вблизи человеческого жилья. По всей
видимости, этого он и не нашел.
     Через неделю  они  выпустили на волю белокрылого  красавца по  прозвищу
Лебедь. На радость всех тот к вечеру вернулся  с листком масличного дерева в
клюве.
     Чувствуя, что его люди  устали от долгого и томительного плавания, Ной,
для  разрядки,  приказал заколоть очередное жертвенное  животное и  устроить
небольшой  пир.  На  пир  собрались  почти  все  участники этого  необычного
путешествия. В самом большом отсеке ковчега установили большой длинный стол,
по бокам которого расставили деревянные скамьи и стулья.
     В конце "Т" - образного стола на самом почетном месте установили резное
красного  дерева  кресло,  где  сел Ной,  облаченный в патриаршеские одежды.
Слева  от него  расположилась его жена Сара  и невестки, а справа -  сыновья
Сим, Хам и Иафет. За большим длинным столом разместились остальные домочадцы
и сподвижники Ноя.
     Участники пиршества  по этому  торжественному  случаю  принарядились  и
сияли своими лучшими нарядами.
     Ной был облачен в положенную ему по сану златотканую хламиду, на голове
у  него сверкал дорогими камнями патриарший венец, символ духовной власти, а
грудь  украшала  массивная  золотая  цепь  с  крупным  медальоном,  где  был
запечатлен  святой  лик Бога.  Так он  очень редко  одевался, поскольку  вел
больше аскетический образ жизни. Но это был особый случай.
     Сыновья Ноя не  отставали от отца, блистая дорогими одеждами, а их жены
пышными платьями. Чувствовалось, что все соскучились по праздникам, а может,
даже несколько отвыкли от них.
     Зурна тоже  по  такому  случаю  выбрала  из  своего довольно  скромного
гардероба любимое голубое с белым  шелковое платье с золотистым пояском. Оно
очень шло к ее миловидному лицу и стройной фигуре.
     По  сравнению с  обычным  обедом этот  стол буквально ломился от яств и
деликатесов.  Ной  приказал  не жалеть продуктов  и  все лучшее поставить на
стол.  На нем в различной посуде: в овальных,  круглых,  плоских, глубоких и
полуглубоких  блюдцах  и подносах,  размещались всевозможные  кушанья: куски
вареного, жареного, тушеного мяса. Здесь  же  в рыбницах (селедочницах) была
помещена,  жаренная  на  растительном  масле,  с  этакой  аппетитной румяной
корочкой,  рыба и птица, а  в  глубоких расписных чашах горкой была положена
бусинка в бусинку  красная и  черная икра. Сбоку от "Т" - образного стола на
отдельных столиках стояли три бочонка лучшего  "Исполинского" вина. Исполины
знали толк  в  добром  вине и любили хорошо поесть и попить. Вино разливали:
мужчинам в большие золоченые резные кубки, а женщинам - в серебряные, только
меньшего размера.
     Вся эта богатая посуда была взята из патриаршей ризницы  и  доставалась
оттуда только по особо торжественным случаям. Ной посчитал, что такой случай
настал.
     Все затихли, когда Ной, подняв свой золотой кубок с вином, провозгласил
тост:
     - Дорогие мои домочадцы и соплеменники!  Без малого год  мы находимся в
этом нелегком плавании, испытывая немалую нужду и лишения. Некоторые из  вас
даже разуверились в том, что мы выживем, выплывем. Опасались, что наш ковчег
не выдержит очередного шторма, его разобьет о скалы, и все мы пойдем на корм
рыбам. Но Бог милостив,  пророчества  его сбылись, мы  живы и под нами суша.
Белокрылый голубь  в  клюве вместе с листком масличного  дерева  принес  нам
радостную весточку о том, что земля  освобождается от воды, и на  ней начали
распускаться  деревья.  Это  хорошая  примета,  значит  скоро  конец  нашему
заточению, здесь, на ковчеге.  С нами Бог и глубокая вера в него. Так выпьем
за  него, за  то, чтобы после потопа  еще краше зацвела земля, а люди на ней
были духовно богаче и счастливее! Ну, с Богом, дети мои...
     Все дружно встали и стоя выпили за Бога, Землю и людей.
     Пир на ковчеге продолжался,  выпив чарку вина, Зурна захмелела, так как
она  давно не пила хмельного. За первым тостом последовал следующий, который
произнес старший сын Ноя  Сим. Он предложил выпить за отца, за его мудрость,
выдержку и терпение. Указав, что благодаря этим его замечательным качествам,
все они спаслись от потопа и остались живы и здоровы.
     За вторым тостом последовали следующие  тосты  и, далее, пошло-поехало,
сознание  Зурны  от  выпитого  вина затуманилось.  В ее памяти остались лишь
отдельные фразы, обрывки разговоров.  Ее муж,  Хам, как помнит Зурна,  тогда
напился до чертиков, и его почти волоком уволокли спать...
     Прождав  еще  семь  дней  (число   семь   издревле  считается  удачным,
благоприятным) Ной выпустил третьего и последнего голубя.
     На этот раз Забияка, так звали голубя, полетав вокруг ковчега, улетел и
больше  не  вернулся.  Стало  ясно,  что  земля  в  этом  районе   полностью
освободилась от воды. Самым памятным для  Зурны был первый день  Нового года
(по  лунному  календарю).  В   этот  день  Ной,  объявил  всем  о  конце  их
вынужденного  заточения  и  распорядился  после  небольшого общего  застолья
открыть кровлю ковчега.
     Мужчины, выпив по чарке вина, весело, с шутками,