м.
     Не знаю, почему я раньше не догадался. Ведь все  было  так  очевидно.
Сейчас я был крайне взволнован. Пока еще не мог предсказать все  возможные
последствия, но смутно ощущал какое-то прозрение, видел  контуры  страшной
правды.
     Чтобы добраться до Фоана, мне нужно было пересесть на  другой,  более
медленный поезд, идущий  с  остановками.  Местность  вокруг  оставалась  в
основном сельской. И все же то здесь, то там я  начал  различать  признаки
пугающих особенностей Оверна, которые всегда чувствовал в этих местах.
     Вэньон, очевидно, был готов ко встрече со мной, я телеграфировал  ему
из Гавра. Но как он отнесется ко мне? Этого я не знал. Нужно помнить,  что
я н получил его телеграммы, она  пришла  на  следующее  утро  после  моего
отъезда из  Эштофта.  Поэтому  я  мог  лишь  догадываться,  что  Дэни  уже
находится в замке.
     Солнце садилось, когда наш поезд замедлил  ход,  подъезжая  к  Фоану.
Всякий раз, когда я бывал в этих местах, у меня по спине бегали мурашки.
     Сойдя с поезда, я осмотрелся. На  платформе  никого  не  было,  кроме
билетного контролера да двух крестьянок. Возможно, Вэньон так  рассердился
из-за нарушения его запрета, что никого не послал встретить меня.
     Раньше я не обращался к Вэньону с вопросами о Рауле.  И  хотя  сейчас
полагал, что он знает об этом больше, чем всегда рассказывал, он формально
занял позицию невмешательства и,  возможно,  не  понимал  всю  серьезность
дела.
     С нетерпением я провел около четверти часа в зале  ожидания.  Неужели
Вэньон решил отказать мне в гостеприимстве? Но  ведь  он  ответил  на  мою
первую телеграмму. Не мог же он оказаться таким грубияном и предателем!
     Я  уже  собирался  позвонить  в  замок  или  взять  такси,  когда  на
станционную площадь стремительно вырулил  автомобиль.  Все  произошло  так
быстро, что я не сумел разглядеть сидевшего за рулем. Он  как-то  неуклюже
вывалился из машины и направился прямо ко мне, резко прихрамывая.
     Это был Вэньон.



                                    3

     Он даже не поздоровался. Сразу посыпались вопросы.
     - Он у вас?
     - Да... Но так скоро получить мою телеграмму вы не могли.
     - Он в порядке?
     - Он... вы увидите...
     Мы сели в машину.
     - Флебар уехал, - пояснил  Вэньон,  -  поэтому  за  рулем  я  сам.  К
сожалению, опоздал.
     Я что-то пробормотал в ответ. Мы выбрались со станционной площади  на
пыльную автостраду. Вэньон продолжал вести машину, как автомат,  однако  я
отметил некоторую его небрежность и лихость. Обстановка во  время  быстрой
езды  в  целом  не  располагала  к  разговору.  Но  я  все-таки  попытался
заговорить.
     - Дэни сильно болел, - сказал я. - Он  был  сам  не  свой.  Иначе  не
убежал бы. И я бы вас не беспокоил. Как он выглядит сейчас?
     Вэньон неопределенно пожал плечами.
     - Не могу вам сказать... Мы все сбиты с толку. Не правда  ли,  жуткие
дни обрушились на нас. И на вашего сына. Он не знает, что вы приехали,  но
уверяю вас, он не позволит вам говорить с ним, даже приблизиться более чем
на десять футов...
     Сердце у меня упало. Но отчаяние вызвало гнев.
     - Ну, это мы посмотрим! - отрезал я.


     Замок, к которому мы подъехали  уже  ночью,  был  окутан  темнотой  и
напряженным  молчанием.  Нас  впустил  незнакомый  мне  человек  и  тотчас
удалился.
     - Где Дэни? - спросил я Вэньона. - Где он?
     Из зала мы прошли налево в небольшой салон, где как мне было обещано,
что Дэни будет знакомиться с произведениями де Мюссе, отца  и  сына  Дюма,
Виктора Гюго. Я сомневаюсь, что он действительно делал это. Но вдоль  стен
в салоне были полки с книгами.
     - Где он? - повторил он вопрос.
     В этот миг в зале послышались шаги. Я посмотрел на дверь и столкнулся
с пристальным холодным взглядом. Это был Дэни.
     Я видел его лишь мгновение. Потом услышал испуганное "Ах!...",  и  он
исчез. Я бросился за ним в зал, повторяя его имя.
     Там находился человек, впустивший нас.
     - Обед будет... - начал он.
     - Юноша, где мой мальчик? - прервал я  его.  -  Куда  он  только  что
побежал? Где его комната?
     Парень внимательно посмотрел на меня и медленно произнес:
     - То же самое... но... - он запнулся и поспешно,  как  бы,  смущаясь,
перекрестился.
     Прежняя комната Дэни находилась  на  первом  этаже  около  лестничной
площадки. Я попытался открыть дверь, но она не поддавалась.  На  мой  стук
никто не ответил.
     - Дэни! - кричал я. - Дэни, ты там?
     В ответ ни звука. Возможно,  хотя  и  вряд  ли,  дверь  была  заперта
снаружи. Я стучал и звал вновь. Все напрасно.
     Вернувшись в салон, я горестно задумался. Совершенно очевидно, Вэньон
говорил правду и Дэни все еще считает  меня  своим  недругом.  Я  с  болью
вспомнил  его  "Ах!..."  при  встрече  со  мной.  Это   были   не   просто
неожиданность и испуг, но еще и ненависть.
     В за вошел Вэньон.
     - Вы видите, - сухо проговорил он, - я был прав...


     За обедом места для Дэни оставлено не было. Вэньон,  видимо,  заметил
мои вопрошающие и недоуменные взгляды. Однако в присутствии Дорло (я узнал
имя этого человека) ни о чем  важном  говорить  было  нельзя.  Поэтому  мы
беседовали о пустяках.
     Итак,  что  мне  удалось  узнать.  Стало  ясно,  что  сходу  дело  не
поправишь, да  и  поспешность  противопоказана.  Возвращение  домой  моего
несчастного мальчика будет  не  простым  и  не  быстрым  делом.  Возникнут
трудности, особенно в чужой стране, с тем, как  заставить  его  уехать  со
мной. Советуясь с Вэньоном  и  добиваясь  разумного  решения  проблемы,  я
должен  сделать  все  от  меня  зависящее,  чтобы  проявлять  терпение   и
сдержанность.
     После обеда я вновь вместе с Вэньоном  направился  в  салон,  где  он
предложил мне сесть у камина.
     - Как вы, конечно, заметили, - начал он, предугадав один, хотя  и  не
самый важный, из мучивших меня вопросов, - Марсель и Августина уехали.  Их
весьма любезно увезла от меня  тетя,  моя  двоюродная  сестра.  Она  сочла
здешнюю атмосферу неподходящей для детей...  Мой  бог,  как  она  права!..
После этих слов мое доброе расположение духа сразу исчезло. Я взорвался:
     - А мой сын, сударь, что с ним? Он не обедал с нами. Где  он  сейчас?
Сейчас, в эту минуту он в  безопасности?...  Когда  он  появился  здесь  и
почему? Пока вы мне ничего не  сказали.  Есть  человек,  существо,  Рауль,
который...
     - Ах, это!.. - Вэньон нервно или презрительно остановил  меня  жестом
руки,  -  не  произносите  это  имя  слишком  громко.  Для  меня  -   одно
беспокойство. А для многих других,  чьи  чувства  надо  уважать,  это  имя
означает даже кое-что похуже. Это...
     После паузы он продолжил:
     - Пока вы здесь, вы должны услышать  об  этой...  этой  глупости.  Во
всяком случае, я вполне могу подготовить и предупредить вас, наконец, ведь
фактически об этом я и писал вам. Или  о  том,  что  советовал  больше  не
направлять ко мне вашего мальчика.  Когда  я  сообщил,  что  стал  жертвой
преследования, то, будучи возбужденным, сильно преувеличивал и...
     - Но, - прервал  его  я,  -  не  понимаю,  как...  -  я  заколебался,
опасаясь, что на самый важный вопрос можно не получить ответа. -  Он,  оно
сейчас здесь?
     Вэньон с осторожностью взглянул на меня.
     - Оно, если мы будем этим словом называть бабушкину сказку, сейчас не
здесь или не проявляет активности. В общем, сейчас оно не здесь...
     Через минуту он продолжил мрачным голосом:
     - Что касается понимания...  Есть  вещи,  воздействие  которых  можно
почувствовать, но понять полностью нельзя. Остается  лишь  их  реальность.
Как я уже говорил вам, эта... ерунда, право же, полнейшая ерунда сейчас не
с нами. Но ваш мальчик, ваш мальчик явился вчера поздно ночью и искал его.
Он старается, он делает все возможное, чтобы вернуть его...
     Нет слов, чтобы описать недоумение, вызванное этими  словами.  Что  я
должен  был  подумать?  Вэньон  издевательски  говорил  о  Рауле   как   о
беспокоящей,  но  сравнительно  неопасной  болезни  или  как  о  вредителе
растений. Так он мог бы говорить о скарлатине или  картофельном  жучке.  И
все же за его словами я различал реальный и неисчезающий страх.
     Явно волнуясь, он резко встал.
     - Такого рода назойливое приставание не было совершенно  не  изучено,
как утверждали некоторые авторы, эти шарлатаны, по крайней мере, два  века
или больше назад...
     Он подошел к нижним полкам,  провел  пальцем  по  массивным  томам  и
выдвинул один из них
     - Но дело... - сказал он и поставил том на место. -  Это  здесь...  и
должным образом зафиксировано, хотя и под туманным названием. Они  назвали
эти  нелепости  и  породившие  их  мысли  безымянными.  Вот  так   просто:
Безымянные.
     Он нерешительно сел на свое место.
     - Я, я даю честное слово,  когда  впервые  встретился  с  вами  и  до
последнего момента, это  безымянное  не  беспокоило  нас  или,  во  всяком
случае... Не отрицаю, что  это  или  выдумка  об  этом  беспокоила  нас  в
прошлом, но потом отстало. Конечно, существовал чисто теоретический  риск,
о котором я мог бы предупредить вас заранее...
     Во мне клокотал гнев.
     - Да, - с горечью заявил я, - "выдумка" это или нет,  сумасшедшие  мы
или в своем уме - в любом случае вы могли предупредить.  Вы  обязаны  были
предупредить меня!
     - Но вы бы просто посмеялись  над  этим.  Вы  бы  хохотали  над  этой
историей и надо мной.
     - Да какое это бы имело значение, если бы я и посмеялся?! -  Я  почти
кричал, будучи не в силах больше сдерживать  нетерпение.  Я  вынужден  был
ждать, мучиться неизвестностью всю дорогу от станции до замка и  во  время
обеда. Я не смел спросить о том, что смертельно  мучило  меня.  А  теперь,
когда я смог, наконец, потребовать ответа, меня кормят отговорками.
     Вэньон молчал и кивал головой. Я  был  полностью  уверен,  что  он  и
сейчас кое-что скрывает.
     - Безымянное - что это такое? - настаивал  я.  -  Я  говорю  об  этом
конкретном существе... Мы все время ходим вокруг да около и совершенно  не
могу понять, что же такое то, о чем вы говорите мне, если вы действительно
об этом говорите. Так что это? Я должен знать! И что бы это ни  было,  вы,
конечно, могли предотвратить встречу Дэни с ним. Он сказал  мне,  что  это
было кем-то, с кем он подружился  в  деревне.  Звучало  так,  будто  бы  с
бродягой, но...
     Я выдохся. С побледневшим от моих обвинений  лицом  Вэньон  вертел  в
руках бокал с бренди. Такой же нетронутый бокал стоял передо мной.
     Внезапно он поднял свой и осушил. На его лице был  почти  болезненный
восторг.
     - Вот! Это, вы говорите это!... Оно увядает и  крепнет,  отказывается
быть мертвым, неожиданно возникает, приходит и уходит. Как утверждают, это
причиняло мучения трем поколениям моей семьи. Распространяются слухи,  что
это  периодически  подпитывает  себя  за  наш   счет   и   обязано   своим
существованием и живучестью своим жертвам. Все это - ха, ха! -  содержится
в некой книге... О, мы не одиноки в своем несчастье. Вы  можете  услышать:
какая прекрасная старинная семья,  но...  у  них  есть  безымянное...  Что
касается этого конкретного примера, то есть человеческой формы, которую вы
видели, она ест, пьет и спит, как другие люди, пока существует.  Мой  бог,
она даже поправляла мою ограду, покупало мыло, чай и соль в лавке, пока  я
не заподозрил ее и не разоблачил... Но потом, после разоблачения  говорят,
чтобы существовать, она должна иметь чью-то привязанность.  И  субъект  ее
привязанности должен быть молодым. А когда ее жертва,  ее  малыш  умирает,
паразит  переключается  на  других  детей,  ближайших  родственников.  Это
существо любвеобильно и прожорливо.
     - Черт побери, что за история! Какой бред! какая  глупость!  Как  это
смешно, фантастично, невероятно!
     Голос его гремел так, как бывает,  если  человек  испытывает  чувство
глубокой ненависти или сильного ужаса. В этот миг раздался стук  в  дверь.
Сначала тихий, потом громче. Вошел Дорло, взгляд его выражал недовольство.
     - Господин должен знать, что такие  крики,  которые  слышны  даже  на
кухне, очень вредны. Советую вам, идите спать. Возможно, во сне вы сможете
забыть о наших бедах.
     Вэньон спокойно принял упрек и,  я  полагаю,  воспользовался  удобным
предлогом, чтобы избежать новых вопросов. Он сказал мне:
     - Дорло прав. И если вы не возражаете, я  покину  вас.  За  последнее
время здоровье мое пошатнулось... Дорло подаст все, что вы  пожелаете.  Но
сначала... - он повернулся к  Дорло,  -  где  молодой  господин?  В  своей
комнате и... он спокоен?
     - Да, в своей комнате. Но если исходить из реальности, его комната не
совсем спокойная. В ней опять слышатся шумы, хотя и не такие громкие.
     От этих слов у меня опять защемило сердце, хотя ничего  нового  я  не
услышал. Но в моем сознании шалости полтергейста были связаны с Раулем.  И
их продолжение удручало меня.
     - Спокойной ночи... - пожелал Вэньон.


     Я смертельно устал, но все-таки еще немного задержался в библиотеке.
     В самом деле, чему я мог верить, а чему - нет?  Ясно,  что  последние
рассуждения моего хозяина нужно отбросить  как  мрачную  и  отвратительную
чепуху. Но потом я сам столкнулся с  тем,  что  явно  противоречило  этому
утешительному выводу.
     Когда попивая бренди, я анализировал сказанное Вэньоном,  мой  взгляд
упал на том, который он начал снимать с полки, и потому слегка  выдвинутый
из ряда книг. Я взял его в руки.
     Называлась книга банально: "Легенды древности".
     Я пробежал глазами одну-две случайно открытые страницы и  остановился
на словах: "...то есть мертвые восторжествуют над живыми".
     Меня охватил холодок удивления, вызванного не внезапностью, а мрачным
подтверждением.  Я   поспешил   поставить   книгу   на   место.   "Мертвые
восторжествуют над живыми", - так было написано. Дальше читать я не хотел.
Ведь это было окончанием того отрывка, что приснился мне несколько  недель
назад, когда я  видел  свою  жену,  державшую  книгу  перед  отсутствующим
лицом...
     Не знаю, чему я  был  обязан  своим  оптимизмом.  Покидая  Англию,  я
рассчитывал скоро вернуться вместе с сыном. Конечно, я имел законное право
заставить его ехать домой. Но если он все  же  оттолкнет  меня,  и  окажет
физическое сопротивление, возникнут затруднения.  Задача  окажется,  мягко
говоря, трудновыполнимой. Утром после моего приезда, и даже весь следующий
день, еще я пытался поговорить с ним. Но либо его комната была на  запоре,
либо никто не отвечал. Когда же я замечал его на ступеньках  лестницы  или
внизу, он улепетывал от меня.
     - Где он кушает? - спрашивал я, поскольку он не  появлялся  за  нашим
столом. Оказалось, что периодически он делает набеги на кладовую и  уносит
свою добычу в поле. Ни Вэньон, ни его домочадцы не контролировали действия
Дэни. Но даже если бы и так, я все равно не мог доверить  им  контроль  от
своего имени. Что касается слуг, они вели себя  отчужденно.  Их  полнейшая
скрытность  свидетельствовала  о  том,   что   им,   очевидно,   запретили
сплетничать со мной. Как хотелось, чтобы Годерих сейчас был здесь!  Но  не
мог же он по моему сигналу бросить своих пациентов, да и к тому же  услуги
Годериха отнюдь не были подарком.
     Как я и предполагал, Дэни удалось отплыть их Бриксхема на  рыболовном
судне. Утверждать, что он  приехал  с  моего  разрешения,  он  не  мог  и,
конечно, знал, что я буду его  преследовать.  Но  сомневаюсь,  что,  кроме
безрассудной решимости во что бы то ни стало воссоединиться  с  Раулем,  у
Дэни был конкретный план действий. Он старался избегать Вэньона и,  как  я
понял, встречался только  с  Дорло.  А  вот,  в  свою  очередь,  обо  всем
докладывал хозяину.
     Вот  такая  веселая  история...  В  полицию  Винчестера  я   отправил
телеграмму, где дал  понять,  что  в  некоторой  степени  удовлетворен  их
ошибкой.


     К сожалению Сэньон не оказывал мне почти никакой помощи. Либо он  был
действительно болен, либо делал вид, что не  желает  принимать  участие  в
моей "травле". Ой никогда не завтракал со мной, а после обеда извинялся  и
сразу же уходил. После того разговора в первый  вечер  он  не  сказал  мне
ничего серьезного по поводу нашей общей проблемы.
     Предоставленный самому себе, я бесцельно бродил по имению и ближайшим
деревням, изредка здороваясь с встречными крестьянами.  Но  чаще  всего  я
никого не встречал, так как выбирал  безлюдные  тропы.  Осенние  дни  были
пасмурными. И когда проглядывало солнышко, я гулял дольше,  направляясь  к
плоской вершине, возвышавшейся над скалистой грядой на севере.
     Однажды после полудня - это было на четвертый или  пятый  день  моего
пребывания - я направился как раз в ту сторону. Было около трех  часов.  Я
шел, не обращая особого внимания на то, куда иду. Просто брел, отягощенный
мрачными думами, пищи для которых было предостаточно.
     Да, положение казалось  фантастическим.  Неточное  описание  ситуации
могло бы вызвать недоверие. Но ведь вся эта история была реальной. То есть
я знал: все, что видел своими  глазами  происходило  на  самом  деле.  Что
касается остального - грубых полупрезрительных  высказываний  Вэньона,  на
этот счет у меня были суждения. Вэньон болен. Его  недуг  отразился  и  на
печальном состоянии его гибнущего имения. Замок стал ветхим. Персонал либо
разбежался, либо  был  уволен.  Остался  лишь  неуклюжий  парень.  Почему,
например, ушел пользовавшийся  доверием  Флебар?  Мое  сердце  наполнилось
тревожным предчувствием. Не мог  ли  Вэньон  -  дьявольское  предположение
поразило меня - не мог ли он в первый раз  пригласить  Дэни  в  замок  или
заполучить его любым другим путем, чтобы обезопасить своих детей? Не  было
ли все это продиктовано стремлением вызвать и развить чудовищную  близость
между Раулем и моим сыном?.. Однако я отверг столь страшное  предположение
как слишком надуманное. Очевидно, мое воображение  зашло  слишком  далеко,
если я допустил такую мысль...
     Внезапно я очнулся от своих мрачных дум и огляделся вокруг. Местность
была мне знакома  и  пустынна.  Маленькая  полуразрушенная  церквушка  или
часовня около кладбища усиливала атмосферу пустынности. Без  всякой  цели,
не из праздного любопытства, а просто так, в силу душевного опустошения  я
набрел на кладбище и пошел  вдоль  могил.  Невдалеке  я  заметил  человека
направлявшегося ко мне,
     Около  кладбищенской  стены  я  замедлил  шаги.   Земля   для   новых
захоронений здесь на использовалась, а могилы были  неухоженными,  заросли
ежевикой  и  обычной  густой  травой.  То  здесь,  то  там  мелькали  даты
захоронений: 1830, 1813, 1770... Внезапно меня привлекла одна  надпись.  В
верхней части крупного камня, так же, как  другие,  поросшего  лишайником,
покосившегося  от  непогоды,  было  выбито  "Приваче".  Ниже  можно   было
разглядеть: Рауль. Умер в 1873.
     Я услышал шаги. Это был  тот  самый  человек,  которого  я  видел  на
дороге. Он был, возможно, мелким торговцем или фермером. На меня и  могилу
посмотрел хмуро, с явным неодобрением.
     Дернув головой, он спросил:
     - Месье, очевидно, знает, чья это могила?
     В замешательстве я пробормотал:
     - Да, я... знаю. Нет, я не могу... Я хочу сказать, что это имя одного
известного мне человека.
     Человек сделал шаг назад, перекрестился и холодно произнес:
     - Ладно... надеюсь, месье известно, что это нехорошее  имя...  Будьте
здоровы, сударь.
     После  этого  он  стал  медленно  удаляться.  Подчиняясь   внезапному
импульсу, я догнал его.
     - Почему, кто, кто это был? - спросил я. - Он был преступником или...
     Голос у меня дрожал. Человек внимательно посмотрел  на  меня,  и  мне
показалось, что нас прошило током.
     - Нет, месье. При жизни он не был преступником,  но...  Он  замолчал,
потом пальцем указал на дату. - Это, месье,  год  его  смерти.