Рауля?


     В эту пору я сильно страдал бессонницей. Когда же я под утро засыпал,
меня преследовали жуткие сны.
     Один из них мне особенно запомнился.
     Я видел себя во Франции, и Сесиль была  со  мной.  Она  пересказывала
одну из легенд своей родной провинции  и  упорно  старалась  привлечь  мое
внимание к отрывку в книге. Мы стояли у широкого окна. Перед нашим  взором
на много лье простирался сложный  силурийский  ландшафт  Оверна.  Странным
было то, что Сесиль держала книгу перед собой и ожидала, что я буду читать
ее сквозь обложку и плотную пачку страниц.  Во  сне  я  каким-то  чудесным
образом мог  это  делать.  Из  одной  фразы,  которую  я  прочитал  по  ее
настоянию, могу привести лишь несколько слов: "...восторжествует над..." Я
был почти готов расшифровать остальное, но книга внезапно  выпала  из  рук
моей жены, а передо мной открылось не ее  лицо,  а...  пустота.  С  криком
ужаса я проснулся.
     Но это было только сном. Возможно, перед тем, как заснуть, я вспомнил
вопрос Годериха о возможной связи Рауля с семьей Сесиль.  Этот  вопрос  не
давал мне покоя и порождал дурные предчувствия.
     Какие? Пока мне с трудом  удавалось  сохранять  видимость  нормальной
жизни. Развязка близилась. "Если бы я мог поймать его с  поличным,  -  эту
фразу я беспрестанно повторял. - Если бы я только смог..."
     И однажды я сделал это.


     Как-то в полдень в октябре Дэни вместе с неразлучным приятелем  сидел
на открытой веранде. Устав, очевидно, От болтовни, Дэни  взял  книгу.  Это
была детская книжка, которая стояла раньше на полке в детской. Меня слегка
удивил его интерес к книжке для малышей. Мне казалось, что Дэни уже  давно
вырос.
     Как я упоминал, крыша веранды была застеклена, а  в  одном  из  углов
находилась форточка. Ветки глициний порой касались крыши. В передней части
веранды стояли горшки с гортензией.  Цветы  уже  пожухли,  но  все  же  на
веранде сохранялась увядающая зелень и приятный слабый исчезающий  аромат.
Все это создавало, атмосферу еще большей настороженности.
     Как я уже говорил, из окна просматривалось ограниченное пространство.
Именно через это окно, высокое французское окно гостиного типа, я  нередко
с растущим беспокойством  наблюдал  за  своим  сыном  и  его  компаньоном.
Хорошего в этом было мало. Они могли узнать о моих растущих подозрениях  и
враждебности. Мои встревоженные взгляды означали бы, что  я  шпионю.  Дэни
отдалялся от меня - своего отца. И я ничего не мог поделать.
     В этот день я отказался от  бесполезной  слежки.  Нужно  было  чем-то
занять свои мысли и руки, иначе можно было  сойти  с  ума.  Я  вспомнил  о
сломанной ограде около яблоневого сада - она  нуждалась  в  починке.  Взяв
молоток и гвозди, я приступил к работе. Но тут меня охватило  предчувствие
беды. Интуитивно осознал я приближение чего-то страшного, ужасного.  Нужно
было вернуться...
     Предчувствие страшной беды  было  настолько  сильным,  что  я  бросил
инструменты и поспешил к дому.
     Из осторожности  замедлив  шаги,  я  стал  тихонько  приближаться.  С
веранды меня не было видно, но ради перестраховки я сделал крюк  и  прошел
за изгородью. Вместе с тревогой росло чувство настоящего гнева. Каким же я
был слепцом, что не видел происходящего у меня под носом. А  теперь  может
случиться что угодно. Как же  я  раньше  не  понимал,  что  эта  проклятая
перекачка требовала встреч наедине или иной физической близости? "Я задушу
его, - слышал я свои собственные  слова.  -  Он  заслуживает  этого!"  Мне
казалось, что пальцы мои сжали шею  этого  существа,  что  время  забежало
вперед или как-то сжалось, отражая уже случившееся или то, что должно было
случиться.
     Октябрьский  день  подходил  к  концу,  когда  я  осторожно  вошел  в
гостиную.
     С того места, где находился, Рауля видно не было.  Но  я  ясно  видел
Дэни. Как и прежде, он сидел на старом плетеном стуле и читал книгу.  Хотя
сидел он весьма своеобразно. У него была странная застывшая поза человека,
пристроившегося на краю  стула  и  наклонившегося  вперед.  Последний  луч
розоватого света освещал его белокурую головку, лицо закрывала книжка.
     Ужас и необъяснимое отвращение переполнили меня.  Сильно  испугало  и
вызвало тошноту что-то странное в позе Дэни, во всем его виде.
     Тяжело дыша, я начал приближаться. Я  двигался  очень  осторожно,  но
Дэни все-таки заметил или почувствовал это и стремительно  вскочил.  Книга
выпала из рук.
     Мне трудно описать выражение его лица в этот  момент.  Оно  было  как
ужасный цветок. Как мы знаем, дьявол-обольститель губительную дань взимает
особенно с самых молодых грешников. А то, что он дает в  замен  признается
всеми менее охотно и всегда больше волнует. Вот и теперь то, что я узнал о
плате за грехи моего сына, было ужасным.
     Если бы мог, я бы забыл это. Лицо Дэни  казалось  пародией,  издевкой
над моей памятью о его детстве. Стянутое и резко очерченное, старое, но не
такое, каким становится с годами. Глядя на него,  я  вдруг  с  мучительной
ясностью почувствовал себя пленником вечности.
     Внезапно мои  раздумья  прервал  отчаянный  крик  Дэни.  Я  распахнул
французское окно и бросился на веранду.
     Где Рауль? Я успокаивал себя тем, что  с  Дэни  ничего  страшного  не
случилось. А моя главная задача - немедленно найти его  мучителя.  Неужели
это существо исчезло? Нет. Я заметил  его  тяжело  бегущим  от  веранды  к
кустарнику.
     Я догнал его около каретного сарая. При моем приближении Он обернулся
и неуклюже вытянул руку, чтобы оттолкнуть меня.
     Мои руки сжались вокруг его горла. Прошло несколько секунд, а мерзкий
тип молчал. Вдруг до меня донесся легкий шум.  Говорят,  что  у  некоторых
обычно бессловесных существ в экстремальной обстановке  появляется  слабая
способность  издавать  звуки.  Так  в  кипящей  воде  в  состоянии  агонии
несчастные омары издают свой последний слабый писк. Вот и сейчас  раздался
такой сдавленный крик. Это вызвало у меня глубокое отвращение.
     Мои пальцы сжимались все крепче. Во время схватки я оттеснил Рауля  к
дереву, стремясь припереть его к стволу.
     Однако ему удалось перехитрить меня, а может я просто  поскользнулся.
Во всяком случае мы оба рухнули на землю. Я оказался на нем. Он  извивался
и старался выбраться, все время ускользая от моих рук. А через миг - он  и
вовсе пропал.
     В изумлении я поднялся  и  оглянулся  вокруг  себя.  Рауль  исчез.  И
никаких следов...



                                    2

     Наступили черные дни. Трудно даже передать, насколько черные. Хотя  с
исчезновением зловещего приятеля Дэни худшее казалось позади. Но сердцем я
чувствовал,  что  это  всего  лишь  передышка.  История  далеко   еще   не
завершилась.
     "Передышка... Нет, даже не передышка. Рауль изгнан,  но  его  ужасное
дело осталось. Дэни все еще болел. Его взгляд выражал испуг  и  неприязнь,
как будто я был виновником его страданий. Он реагировал очень  болезненно,
если я приближался к его кровати и разговаривал с ним. Как ни  обидно  это
признать,  но  потеря  этого  страшного  паразита  ввергла  Дэни  в  самую
настоящую прострацию. Теперь он уже не был  похож  на  мальчика,  которого
Сесиль и я так любили.
     Ну а жуткому увальню, принесшему нам столько бед,  удалось  вырваться
из моих рук и бежать. Я полагал, что он вернется во  Франция  и  не  будет
больше беспокоить нас. Возможно это или нет - я не знаю. Во всяком  случае
именно эту мысль я пытался внушить себе. Правда не обязательно и не всегда
оказывается "печальнее" того,  что  ты  воображаешь.  А  в  данном  случае
присутствовало что-то такое, что не позволяло не принимать во внимание все
обычные разумные объяснения.
     Когда после  бегства  Рауля  я  вернулся  в  дом,  Дэни  находился  в
полуобморочном состоянии. Услышав  шум  убегающего  по  веранде  человека,
слуги бросились туда, нашли Дэни лежащим около стула. Они  отнесли  его  в
комнату.  Придя  в  себя,  он  долго   тихо   стонал,   пока   не   принял
успокоительное, которое  дал  ему  вызванный  мной  Годерих.  Ночь  прошла
спокойно, наступил  новый  день.  Как  я  уже  упоминал,  Дэни  болезненно
реагировал на мое приближение. Однажды он даже забаррикадировался от  меня
в своей комнате. Я просто с ума сходил, опасаясь как бы он не  натворил  с
собой что-нибудь нехорошее. Годерих разделял мою тревогу.
     Вы узнали что-нибудь новое об этом жутком существе?  Оно  исчезло?  -
спрашивал он.
     - Что-нибудь новое? но как?
     - Теперь, когда его нет, говорить о нем  будут  более  открыто,  ваши
слуги, например...
     - Конечно, - согласился я. - Да... разговоров много.
     Действительно, если раньше Дженни и Клара сдерживали себя, то  теперь
они высказывали мне все, что чувствовали или знали о Рауле. Правда, это не
добавляло мне новых сведений о нем. Я так и сказал Годериху.
     - А как вы объяснили слугам внезапное исчезновение этого типа?
     - никаких подробностей я не сообщил. Очевидно, они догадываются,  что
я прогнал его. Не думаю, что их интересует, как он  убрался,  раз  уж  его
здесь нет.
     - Признаюсь, чувствую, что много сделать не смогу. Советую обратиться
к психиатру.
     Но к этому я еще не был готов.  Может  быть,  меня  несколько  смущал
укоризненный тон моего друга? Если да, то его тон был оправдан. Годерих не
мог не почувствовать, что описывая финальную сцену, в разговоре с ним я не
указал о подробностях...
     Дэни настолько  поправился,  что  уже  смог  покидать  свою  постель,
комнату и иногда в одиночестве бродить среди кустов и по  лугу.  Но  между
нами   сохранялось   отчуждение.   Моя   осведомленность   или   частичная
осведомленность о его страшном секрете вызывала у него ужас. Что-то жуткое
заключалось также в настойчивых  усилиях  ребенка  придать  ситуации  свою
собственную удобную и как-бы оправдывающую версию - очистить, приспособить
или смягчить ее, сделать более терпимой для себя, а также видеть во мне, а
не в рауле своего врага.
     Так не должно было продолжаться. Даже если бы я прожил до ста, мог ли
я или он забыть то, что я должен еще помнить? Я бы всегда  напоминал  ему.
Если он вырастет, а, может быть, это уже случилось, с чувством мучительной
подавленности он пожелает моей смерти.
     Неделю или около этого все шло без изменений. Я не знал, что на самом
деле произошло с раулем, и это не давало мне покоя даже в его  отсутствии.
Вскоре после его исчезновения меня посетили из полиции Винчестер-сити.
     - Приваче, - сказал мне констебль,  я  едва  вспомнил  фамилию  этого
типа, - не явился на участок через месяц после регистрации. У меня ли он?
     Я правдиво ответил, что он удрал неизвестно куда.
     - Удрал?
     Я объяснил, что нарушитель правил был  другом  моего  сына  и  что  я
практически ничего о нем не  знаю.  Уважаемый  и,  на  мой  взгляд,  очень
респектабельный констебль был неудовлетворен и озадачен.
     - Он обязан был отметиться, как положено, - проворчал он. -  Если  он
направился во Францию, то, как вы  понимаете,  в  порту  могут  возникнуть
некоторые затруднения и неприятности. Тем временем состояние здоровья Дэни
продолжало улучшаться, по крайней мере, внешне. Он уже не  выглядел  таким
бледным, появился аппетит. Однако усилились ночные шумы. Появилось и новое
явление - насмешливое гиканье. В конце концов эти  звуки  стали  настолько
звонкими, что мне пришлось перенести  свою  спальню  подальше  от  комнаты
Дэни.
     Отношение мальчика ко мне по-прежнему оставалось враждебным. Я просил
его откровенно поговорить со мной и  изложить  мне  свою  версию  событий.
Никакого результата. Чувствовалось, он тяжело переживал утрату и  тосковал
по своему исчезнувшему приятелю. Волей - неволей  я  стал  подумывать,  не
принять ли мне совет Годериха и обратиться к  психиатру.  Такое  обращение
поставило бы меня, как  и  любого  другого  пациента,  в  весьма  неловкое
положение:  посыпались  бы  недоверчивые  и  глупые  расспросы.  Но   ради
выздоровления мальчика мне необходимо было использовать любые средства.
     Листва уже облетела, октябрьские дни становились все холоднее. В один
из  таких  дней   я   получил   напоминание   о   приближении   ежегодного
торжественного обеда офицеров моего полка. Я никогда  не  пропускал  такие
встречи, да и на этот раз в конверт было вложено персональное приглашение.
Однако сейчас этот обед был так некстати! С другой стороны, письмо  пришло
из местечка, находившегося  в  шести  милях  от  Винчестера.  Его  написал
Мэйфилд, мой адъютант и распорядитель предстоящего обеда. Он сообщал,  что
на этой неделе, будет по делу в  наших  краях.  По  всей  вероятности,  он
ожидал, что я приглашу его остановиться у  меня.  Хотя  бы  на  субботу  и
воскресенье. Но при нынешних обстоятельствах это было  неудобно.  Я  решил
встретиться с ним в Винчестере, и выехал из дома после обеда, оставив Дэни
на попечении Дженни и Клары.
     Моя дружеская встреча  с  Мэйфилдом,  которому  я  коротко  обрисовал
обстановку была  настолько  приятной,  насколько  это  было  возможным.  Я
страшно беспокоился о Дэни и торопился, чтобы вернуться домой к  вечернему
чаю.
     Клара и Дженни ждали меня на крыльце. Как только я вышел  из  машины,
они сразу же сообщили самое худшее.

Дэни исчез...
     Упрекать себя было бесполезно. Нужно было что-то делать.
     - Когда вы заметили его отсутствие? - спросил я.
     Оказалось, только двадцать минут назад. До этого  Дэни  находился  на
веранде. Не увидев его там, служанки начали поиски. В его  комнате  никого
не было, там все было в порядке, только отсутствовал небольшой чемоданчик,
несколько пар носков и рубашка. Самым  убедительным  свидетельством  того,
что Дэни пошел не на прогулку, было  посещение  кем-то  комнату  Дженни  и
исчезновение ее денег.
     - Сколько было денег?
     -  Шесть  фунтов  десять  шиллингов,  сэр.  Они  лежали  в  маленькой
китайской шкатулке. Во вторник я собиралась сдать их в банк.
     Ожидая с минуты на минуту моего возвращения, в полицию они ничего  не
сообщали. Я решил звонить в участок по телефону, а сам поехал в Винчестер.
Мы договорились, что, если за это время беглец вернется, Дженни позвонит в
участок.
     Сержант полиции хорошо знал меня и внимательно выслушал мой рассказ.
     - Пока рано волноваться, сказал он. - Дэни мог просто  пошутить.  Но,
конечно, мы поставим в известность и  мобилизуем  все  ближайшие  участки.
Сейчас пятнадцать минут шестого... Далеко уйти он не мог.
     -  Следите  за  портами,  -  напомнил  я.  Моя  первая  мысль   была,
естественно, о Рауле. Я опасался, что Дэни хочет присоединиться к нему.
     - Обязательно. мы всегда  так  делаем.  Хотя  без  паспорта,  как  вы
понимаете, уплыть он не может.
     Что касается последнего, то на сей счет у  меня  были  сомнения.  При
большом желании уплыть можно. Дальнейшие события это подтвердили.
     Я еще  поговорил  недолго  со  старшим  офицером  в  его  кабинете  и
отправился домой.
     - Никаких новостей, Дженни?
     - Никаких, сэр.
     После полных беспокойства и ожидания часов на пришлось примириться со
случившимся. Наступила тревожная, бессонная ночь.


     Считая, что чрезвычайные обстоятельства позволяют мне  нарушить  обет
молчания, я направил Вэньону запрос  по  телеграфу.  Ответ  пришел  весьма
быстро: "пока здесь нет."
     Это просто взбесило меня. И напрасно я  пытался  придать  реальный  и
нетелеграфный смысл слову "пока". Оно означало, что Вэньон ожидает приезда
Дэни.
     Я мысленно вернулся к вопросу о паспорте. У Дэни был паспорт. Он  был
ему нужен, когда Флебар или я сам сопровождали его через  границу.  Однако
после очередной поездки Дэни я спрятал паспорт. К тому  же  я  предупредил
полицию и считал, что никакой документ не поможет Дэни пересечь границу.
     Мне сообщили, что округ Винчестера тщательно  прочесали,  но  никаких
результатов это не дало. Я очень удивился,  что  Дэни  так  долго  удается
избегать  полиции.  Причина  заключалась  либо  в  некомпетентности  одной
стороны, либо в ловкости и находчивости другой.  Во  всяком  случае,  Дэни
удалось, передвигаясь только ночью,  а  дни  проводя  на  деревьях,  найти
стоянку французских рыболовов и уговорить  их  за  плату  переправить  его
через пролив...
     Эту догадку подкрепило открытие Клары, сделанное  после  шестидневных
поисков. Однажды утром возбужденная она вбежала ко мне в кабинет с криком:
     - Мы, мы нашли кое-что!
     Оказалось, что убирая чердак, она обнаружила там две  буханки  хлеба,
две банки сардин, консервный нож, банку джема и чемодан.  Пустой  чемодан.
Настоящий тайник!
     Эти предметы, которые я осмотрел вместе с Кларой, были  спрятаны  под
куском мешковины около задней двери, ведущей к лестнице.  С  помощью  этой
лестницы можно было попасть на чердак,  не  проходя  сначала  внизу  через
каретный сарай. Подойдя поближе, я с отвращением увидел  кучу  похожих  на
кегли грубых деревянных  кукол,  вырезанных  Раулем.  Кроме  того,  и  это
особенно важно, я нашел открытую пустую банку и крошки хлеба. Это говорило
о том, что здесь кто-то ел.
     Как ни странно, но эти находки  и,  в  частности,  брошенный  чемодан
вселили в меня уверенность, что Дэни удалось добраться до Франции  или  же
он находится в пути. Он не так глуп, сказал я себе, чтобы оставить  тайник
почти на виду, а самому бежать  ночью.  Да,  все  было  так.  И  я  принял
немедленное решение.
     В тот же день я позвонил Годериху и сообщил о своих планах,  а  после
полудня  отправился  в  Саутхэмптон.  По  дороге  я  позвонил  в   полицию
Винчестера. Оказалось, что мой план преследовать моего мальчика во Франции
встретил недовольство. Хотя я согласился с предложением установить, уже  с
большим опозданием, наблюдательный пост  около  чердака,  ничто  не  могло
поколебать мою решимость.
     Тогда я не знал, что произойдет всего  через  одну  ночь.  Позже  мне
сообщили,  что  сразу  после  моего  отъезда  от  Вэньона  была   получена
телеграмма: "Дэни здесь".


     И вновь привычный поезд, мягко покачивающаяся койка  все  на  той  же
шхуне, пересекающей пролив, знакомая гавань Гавра в тумане. Одно и то  же,
все одно и то же. И все-таки что-то было не так! Я пересекал пролив  много
раз, но со спокойным сердцем.  Сейчас  же  я  не  находил  себе  места  от
отчаяния.
     Пройдя таможенный осмотр, я съел в станционном буфете свой  небольшой
завтрак, купил газету, сдобные булочки и снова на поезд.
     Париж, обед, затем  на  юг.  Что  меня  ждет?  Когда  я  почувствовал
постепенный  подъем  в  гору,   меня   охватило   неясное,   но   страшное
предчувствие. Я понимал, что бежал из Англии главным образом  из-за  того,
что не мог вынести бездействия. Но здесь, во Франции, я дрогнул. Казалось,
что приближаясь к почерневшим  и  израненным  землям  провинции  Оверн,  я
безрассудно вторгаюсь в крепость злых сил,  противопоставляя  свои  слабые
силенки мощи предводителя дьяволов.
     Я взял газету и начал читать. Но ничего не получилось. Дэни, думал я,
где ты? Что делаешь сейчас?
     С трудом заставил я себя еще раз критически и по возможности спокойно
проанализировать последовательность событий, которые привели меня сюда.
     Вэньон... и Рауль. Вся эта практика взаимных визитов во время каникул
была такой случайной и такой доброй,  и  все  же...  Нет,  это  не  просто
совпадение, между этими людьми должна быть определенная связь.
     Я вспомнил смущенные и как бы виноватые взгляды  Вэньона  и  странные
слова в услышанном мною разговоре.
     - Это пришло опять, - говорил Вэньон Флебару. Что  пришло  опять?  Не
могло ли это...
     Внезапно мои мысли обо что-то споткнулись. На  секунду  я  специально
отключился, опасаясь как бы все не ушло... Я даже схватил  газету  и  стал
судорожно вчитываться в длинную колонку объявлений. Не  могло  ли  это?...
Почему же? Конечно, могло. А это из фразы Вэньона было Рауле