ые  пастбища  и  выводковые  лагуны...  меняться
самим и изменять мир.
     - И они согласились? - спросила Элура. - Или их не  спрашивали  ни  о
чем?
     - Их спросили, и они согласились. Они были уже  разумны,  Элура.  Они
знали: если хочешь многое получить, надо от чего-нибудь отказаться.
     - Ну и что же они получили?
     - Уверенность, - спокойно ответил он.  -  Безопасность.  Они  уже  не
воюют. Они счастливы и свободны. Они под защитой.
     - А гвары? Чем они заплатили за власть над миром?
     - Тем, что отказались от власти, - ответил  Ортан.  -  Они  ничем  не
правят, они просто живут. Они несут в  своих  умах  груз  Общей  Памяти  -
только это и есть у них: их жизнь и Общая Память.
     - Власть мертвецов?
     - Нет. Все мы есть в Общей Памяти, но она - не просто все  люди.  Она
что-то другое, гораздо большее. Она - этот мир, все, что в нем есть. Я  не
знаю, как рассказать, Элура. Ты еще не узнала истинный язык, а  в  людском
языке нет для этого слов.
     - А мы? - спросил Норт. - С нас-то какую цену возьмут?
     - Не знаю, - тихо ответил Ортан. - Мы еще неразумны. Нас не спросят.
     Вот ушла, догорела, погасла ночь; тихо канула в море Мун, и скатилась
за нею Феба, только розовый серпик Офены зацепился за горизонт.  И  теперь
серебряные голоса пели скорбную песню прощения. Тихой  жалобой,  горестным
торжеством зазвенела она над морем.
     Ночь ушла, и счастье ушло, нам осталась только печаль. Горе любящим -
ушла наша ночь, и  день  смерти  встает  над  водой.  За  рождение  платят
смертью, за любовь - вечной разлукой. Смерть! Смерть! Горе нам: ушла  наша
ночь, и день приносит нам смерть...
     Норт и Ортан встали плечом к плечу, и обняв поникшие плечи Илейны,  я
со злобой подумала: не отдам!
     Но уже зарумянилась алая дымка,  и  край  солнца  -  алый  отсеченный
ломоть, поднялся из розовой пустоты. Черные стрелы вспороли бледную гладь,
грозные быстрые острия, молнии, бьющие из воды. Ортан взглянул на  меня  и
улыбнулся, и его спокойная мысль коснулась меня. Он что-то мне  говорил  -
беззвучное теплое слово, оно коснулось меня, и что-то открылось во мне,  и
я улыбнулся в ответ - уверено и спокойно.
     Норт сказал:
     - Как ни будет... а спасибо за все.  Это  было  здорово,  Ортан!  Ну,
держись, мой Штурман, веди несмышленых.  Илейна!  Выше  нос,  голубка!  Не
пропадем!
     - Я не отдам тебя: Норт, - сказала Элура. - Я никого не отдам!
     Вышла и встала у самой воды - тоненький стройный  мальчик,  Норту  до
подбородка, Ортану по плечо - все еще Штурман, последний из Экипажа.
     Черные  стрелы  распороли  море  до  кромки,  и  серебристые   головы
поднялись из воды.
     Лорны пришли.
     С  тяжелой  ловкостью  они  выходили   из   моря,   серебряно-черные,
сверкающие...  прекрасные.  Только  миг  они  были  для  нас   безобразны.
Безволосые головы, безгубые рты, длинные выпуклые глаза.
     Но  зеленые  их  глаза  обратились  на  нас:  гордые,  смелые,   чуть
подсвеченные насмешкой, - и не стало морских чудовищ, остались люди. Пусть
с хвостами, пусть в чешуе - все равно просто люди глубин.
     - Дети Моря! - запел за  спиною  Ортан,  и  голос  его,  спокойный  и
звучный, легко улетел в просторную ширь. - Солнце взошло. Мы здесь,  и  мы
ждем.
     И ответ: не пение - пересвист, точно стайка птиц в лесу на  рассвете.
Ну, совсем не страшно и даже смешно, но в руках у  них  тяжелые  копья,  и
Элура сорвала с плеча самострел.
     - Нет! - сказала Элура. - Я его не отдам! Вы не убьете его,  пока  не
убьете меня, а до этого я прикончу многих!
     Она знала, что лорны поймут - это сделает Ортан.
     - Да! - сказала Илейна и вытащила кинжал. - Сначала убейте нас!
     Тишина и смешливая звонкая трель:
     - Бесхвостые! Если ваши жены воюют, значит, детей рожаете вы?
     - Нет! - сказала Элура. - Это мы рожаем детей, и мы их растим.  И  за
наших детей должны говорить мы! Он мне нужен -  отец  моего  ребенка.  Кто
защитит мое дитя в этом мире, которого я не знаю? Кто научит  его  в  этом
мире жить? Кто сумеет сделать его разумным? Дети Моря! - страстно  сказала
она. - Мы так недавно пришли в этот мир!  Мы  все  еще  ничего  в  нем  не
понимаем. Мы все еще воюем, Дети Моря! Воюем с  миром  и  сражаемся  между
собой. Я, женщина, стала воином потому, что мужчины  наши  погибли.  Я  не
хочу сражаться - я хочу рожать и растить детей. Муж мой - первый  из  нас,
который сумел стать разумным.  Не  отнимайте  его  у  меня,  оставьте  мне
надежду, что и мы будем жить в мире с Сообитанием и с собой!
     - Не отнимайте! - тихо сказала Илейна. - Я люблю его. Я умру, если он
умрет.
     Молчание - и искристая трель, где участие слить с насмешкой:
     - И все ваши жены так отважны и говорливы?
     Ортан ответил:
     - Нет. Других таких не  осталось.  Эти  трое  -  последние  из  людей
Корабля.
     - Принадлежащий Истинному, зачем ты с ними? Зачем ты делаешь то,  что
не должно?
     - Она - моя женщина, - тихо ответил Ортан, - и мне  не  надо  другой.
Она не бросит своих людей, а я не брошу ее. Позвольте мне  отвести  их  на
Остров, и я вернусь...
     - Со мной! - сказала Элура, и лорны ответили ей переливчатым смехом.
     - Придется тебе научиться рожать, Беспокойный!
     - Нет! - сказала Элура. - Он  научит  меня!  Я  хочу  научиться  быть
женщиной, Дети Моря! Я всю жизнь воевала - я хочу научиться жить в мире!
     Тишина - и тяжелое звонкое слово:
     - Закон.
     - Погоди, Штурман, - сказал Норт. - Я сам за  себя  отвечу.  -  Встал
рядом с ней перед блестящей толпой, вскинул голову и сказал им спокойно  и
твердо:
     - Я один виноват - с меня и спрос. Сам провинился  -  сам  отвечу.  А
только дурацкий это закон, нечестный! Последнее дело -  дать  себя  убить,
когда еще можно драться. Почему им можно сотню на  одного,  а  мне  нельзя
мечом защитить себя и подругу?
     И Элура подумала: ох, дурак! Что он несет? Что сейчас будет?!
     Быстрый щебет,  зеленые  вспышки  глаз  -  и  рослый,  тяжелый  лорн,
пожалуй, не ниже Норта, скользнул из блестящей толпы.
     - Ты будешь драться со мной, -  весело  свистнул  он.  -  Победишь  -
уйдешь с ними. Проиграешь - умрешь.
     - А если ни ты, ни я? - спросил его Норт деловито, и лорн засмеялся в
ответ:
     - Если я тебя не убью, значит, ты победил.
     Кто-то из лорнов кинул Норту копье, он усмехнулся, вынул меч и  отдал
Элуре. И вступил в серебряный круг.
     Круг раздался - и  противники  разошлись.  Сладит  ли  с  непривычным
оружием Норт? Много короче, чем пика, но длиннее, чем дротик, и,  кажется,
тяжелый. Наконечник четырехреберный, белый, ослепительно  гладкий,  древко
черное, почти в человеческий рост...
     Но лорн огромным грациозно-тяжелым прыжком уже пересек свою половину,
и копья встретились - Норт отразил удар. Выпад - опять отразил.
     Странный танец, стремительный и угловатый, лорн ведет, это он  делает
бой. Черно-серебряная, грузно-изящная тень -  выпад,  контрвыпад,  толчок,
Норт упал на одно колено, кровь на  куртке,  но  он  вскочил  и  отпрыгнул
назад.
     Норт! Эй-хо! Снизу! Она не кричит  -  молчит,  закусив  губу,  только
твердит про себя: снизу, Дурак! Бей от земли!
     Услышал? Сам догадался? Пошел вперед, уклонился, нырок, удар почти от
земли - и лорн  пошатнулся,  копье  его  опустилось,  и  неожиданно  яркая
струйка ползет по серебряной чешуе.
     Свист - но Норт уже отступил, поднял копье и ждет.
     Опять сошлись - черно-белый стремительный танец, стук, топот и хрип -
и отпрянули друг от друга. На  серебряном  кровь  видней,  чем  на  старой
кожаной куртке, но и Норт получил свое.
     И опять вперед: теперь они  осторожней,  кружат,  нащупывая  слабину.
Фехтование на дубинках? Норт, не верь, он просто  хитрит.  Не  давай  себя
обмануть, он искусней, Норт!
     Норт споткнулся, и острие устремилось к  его  груди.  Вскрик  Илейны,
нет, нет, да! Да! Она подскочила на месте и пронзительный клич -  "Эй-хо!"
- раскатился над  берегом  моря,  потому  что  Норт  уклонился,  пропустил
подмышкой копье, захватил и вырвал у лорна.
     -  Эй-хо-о!  -  подхватила  рядом  Илейна,  Норт  взглянул  на   них,
усмехнулся - отбросил оба копья.
     И - пронзительная тишина.
     Лорн неспешно сдвинулся с места, Норт  шагнул  навстречу,  сошлись  и
опять глядят друг на друга.
     - Ты не умрешь! - пропел серебряный голос лорна. -  Ты  дважды  отдал
мне мою жизнь. Я должен отдать тебе твою.
     - Ты здорово дрался! - сказал ему Норт. - Куда  мне  до  тебя!  Жаль,
дыханье тебя подвело. В воде б я против тебя... ничего!
     Переливчатый свист - лорны смеются. И я тоже смеюсь - с  гордостью  и
облегчением. Вот такие они и есть, воины Экипажа! Такие они были...
     Лорны ушли, но ночью придут опять. - Ортан сказал, что они не выносят
зноя. Ушли - но один возвратился, вытряхнул из сетки блестящую горку рыбы,
весело свистнул, бросился в море, и стремительный черный плавник  разрезал
волну. Мелькнул и исчез - и море пусто. Огромно, сине-блестящее, в  темных
полосах ряби. Равнина - но из воды, и это тоже красиво.
     Я не спала всю ночь, но мне не хочется спать, и не хочется  прятаться
в узкую тень скалы. Медленное дыхание моря. Острые блики  на  синеве.  Мне
беспокойно. Мне тревожно...
     Кажется, смерть миновала нас, разжала когти и выпустила добычу. Там -
впереди -  безопасность,  жизнь  и,  может  быть,  счастье.  Мне  непросто
поверить в счастье, я не привыкла. Я боюсь... я ничего  не  боюсь!  Просто
меня мучает нетерпение.  Я  хочу  поскорей  добраться  до  места.  Я  хочу
доставить Норта с Илейной на Остров. Освободиться от клятвы и хоть немного
пожить для себя. Я хочу... О, как многого я хочу! Я хочу вместе с  Ортаном
обойти всю планету. Я хочу путешествовать с  лорнами  по  морям.  Я  хочу,
чтобы гвары признали меня и позволили жить так, как мне удобно...
     - Ортан, - тихо сказала она, зная, что он все равно услышит. - А  что
будет с нами - со мной и с тобой?
     - Остров, - сказал он беззвучно. - Но я не могу там жить все время.
     -  А  я?  -  спросила  она  себя.  -  Нет,  мне  этого   тоже   мало.
Один-единственный остров, а вокруг целый мир, о котором я ничего не знаю.
     - Ты не сможешь вернуться, - ответил он. - Сообитание не пропустит.
     - Это глупо! - сказала она. - Те, что решают... неужели они  меня  не
пойму? Я никому не желаю зла - я только хочу узнать...
     - Я не могу поднять тебя во Второй Предел. Я все еще отделен.
     Но она засмеялась тихим воркующим смехом, и голос ее стал бархатен  и
глубок.
     - Ортан, любимый мой, ты сам не знаешь, на что  ты  способен!  Ты  не
верил, что сможешь нас провести на Остров, но - смотри! - мы почти у цели.
- Подошла, села рядом, прижалась щекою к его груди. - Мы почти у  цели,  -
тихо сказала она, - и теперь мне  нужна  новая  цель!  Да!  Я  очень  хочу
добраться туда  поскорей.  Устроить  Илейну  и  Норта  и  недельку  пожить
спокойно. А через неделю окажется, что я лезу в чужие дела и  навожу  свои
порядки. Нет! Мне не нужна власть - просто я так привыкла. Я этого не хочу
- сказала она. - Мне никуда не уйти от  своих  понятий,  А  они  не  очень
годятся для этого мира. Ортан,  -  сказала  она,  -  если  я  останусь  на
острове, я возненавижу твой мир и стану ему врагом. Я не прощу  того,  что
меня опять заперли в клетку, и не мне решать, как  мне  жить  и  куда  мне
идти. Ортан! Давай попробуем договориться! Я уверена:  если  захочешь,  ты
сможешь все!
     - Я не знаю, - ответил он неохотно. - Это опасно. Я не смогу.
     - Сможешь! - сказала она и сжала его руку. - Сможешь! Все равно  тебе
когда-то придется рискнуть, чтобы вернуться в свой мир. Ну, Ортан?
     - Сейчас Трехлуние, - сказал он, подумав, - и я завершен. Может быть,
если мы вместе... но это очень опасно, Элура!
     Но она со смехом прижалась к нему;  нетерпенье,  тревога  и  уходящий
страх, и плотное ласковое тепло. Войти в него, раствориться в  нем,  и  мы
отрываемся от земли, и в мире, который вне, но внутри меня, все правильно,
все осмысленно, все разумно.
     И  -  холодно,  одиноко,  темно,  мы  изгнаны  из  прекрасного  мира,
отторгнуты им; и ярость, упрямая, твердая, раскаленная ярость: так  просто
вам не отделаться от меня! Мы бьемся в стену, она не пускает нас,  но  чем
сильнее сопротивление, тем яростней безнадежная радость  боя:  убей  меня,
если хочешь остановить - пока жива, я дерусь!
     И - ясность. Спокойная, трезвая ясность. В ней нет тревоги, но нет  и
веселья. Мы просто прошли во Второй Предел.
     И мы теперь не одни: _о_н_и_ окружают нас, и мысли их, очень разные и
чужие, сливаются в мощный поток, превращаясь в единую мысль. И  эта  мысль
ощупывает меня, пронизывает, проникает во все мои тайны. Пускай! Я этого и
хотела. Прочтите меня, узнайте меня, поймите меня!
     - Поймите нас, - сказал во мне Ортан. - Мы завершились, и вместе мы -
человек. Теперь вы сможете знать, что это такое.
     - Ты нарушил Закон, - сказала Общая Память.
     - Это сделали вы, - твердо ответил Ортан. - Вы  впустили  нас  в  Мир
Живых, не защитив, и мы никак не могли его не нарушить. Я открыт, - сказал
он, - и вы знаете все мои мысли. Непредотвращение - это тоже поступок.
     И Общая Память сказала:
     - Да. Это наш поступок, и мы отвечаем.
     - Ты можешь спрашивать, - сказала Общая Память. - То, что ты сделал -
не благо, но поступок уже совершен.
     - Мой вопрос - это мы. Какое место нам отведено в мире?
     - Ты - один из нас, - сказала Общая Память. - Теперь  мы  знаем,  что
люди могут войти.
     И я увидела: люди, прекрасные  и  нагие,  бродят  по  миру  вместе  с
Гварами, и ужас пронзил меня. Нет! Я этого не хочу!
     - Видите? - сказал Ортан. - Мы - другие.  Даже  мне  мало  того,  что
есть. Я искал, метался, уходил в Хаос. Теперь  я  знаю,  зачем.  Мне  мало
знать, мне хочется узнавать.
     И снова картинка: не Остров, а острова, и  легкие  лодки,  скользящие
между ними. Нас будет немного - ровно столько, чтобы  жить  без  тревог  и
делать то, чего ждет от нас Общая Память.
     Но это глупо, думаю я. Мы только сменим клетку на клетку. Не  так  уж
важно, нужна ли тебе свобода - гораздо  важнее,  есть  она  или  нет.  Мне
нравятся лорны, но мы-то не лорны - так просто нас не приручишь...
     И странная тяжесть -  словно  перед  грозой,  словно  на  нас  сейчас
обрушится небо... Мне страшно? Страшно! Но  Ортан  спокоен,  он  внутри  и
вокруг меня, он твердый, будто  скала,  и  теплый,  как  камень,  нагретый
солнцем.
     Он говорит:
     - Вы начали изменение, не зная, к чему оно приведет. Вы  знали  всех,
кого включили в себя до сих пор, но нас вы  знать  не  могли.  Мы  слишком
недавно пришли в этот мир, и среди нас пока мало таких,  что  открыты  для
мысли.
     Он говорит:
     - Мы пришли затем, чтобы вы  могли  нас  узнать.  Узнайте  нас,  пока
изменение обратимо. Я люблю Сообитание - и боюсь за него. Я  человек  -  и
боюсь за людей. Я не вижу пути, который может нас слить.
     - Ты - только Живущий, Наори, - сказала Общая Память, - и разум  твой
беспокоен и тороплив.  Закон  неизменен,  -  сказала  Общая  Память,  -  в
Сообитании каждый должен жить так, как ему хорошо. Вы нужны Сообитанию,  -
сказала она, - мозг ваш велик и может нести в себе Общую Память.
     - А если, когда Общее ляжет на нас, мы исказим его?
     - Груз Общей Памяти непомерен для ныне живущих. Двадцать поколений  -
и они перестанут жить. Они будут носителями, а не Живущими. Не бойтесь,  -
сказала Она мне и ему, потому что мы больше не вместе: он  и  я,  а  между
нами преграда. - Если вы будете счастливы, Мир не будет испорчен. Чего  ты
хочешь? - спросила Она меня, и я молчу: я  не  знаю!  Так  много  я  хочу!
Любить, быть любимой, родить ребенка, обойти весь мир, все увидеть  и  все
узнать, измениться - и при этом остаться собой...
     - Строй, - говорит Она мне. - Делай так, как было бы хорошо,  как  ты
хочешь для людей.
     Увлекательная игра? Хорошо, я хочу построить город.
     - Нет, - говорит Она. - В городе слишком много людей. Все  не  смогут
жить так, как им хорошо.
     И тогда я  придумываю  деревни.  Нарядные  домики,  зеленеющие  поля,
корабли, бороздящие гладь океана...
     Но корабль пристал к берегу,  люди  весело  сходят  на  землю,  рубят
деревья, строят дома, раздирают  плугами  почву.  И  каждый  удар  топора,
каждый нажим лемеха - это  отчаянный  крик  боли.  Уничтожение,  убийство,
распад...
     - Видишь, - говорит Она мне с участием, - ты не знаешь,  что  хорошо.
Ты не можешь знать, - говорит мне Общая Память, - ты неправильно  выросло,
бедное существо. Только тот, кто выращен в радости, знает, что ему хорошо.
Как мы можем сейчас решать? - говорит мне Общая Память. - Нужно  несколько
правильных поколений, чтобы люди  узнали,  что  для  них  хорошо.  Иди,  -
говорит Она мне, - пробуй  жить,  как  тебе  хорошо,  Наори  поможет  тебе
избежать опасных ошибок.
     И - Ортану:
     - Ты можешь привести тех людей на Остров. Общее вас защитит.
     И  теперь  между  нами  нет  преграды;  я  бросаюсь  к  Ортану  -   в
беспокойство, в тепло, в защиту, я сливаюсь с  ним,  и  небо...  над  нами
огромное синее жгучее небо, и  море  перед  глазами,  слепящая  синева,  в
потеках ряби, в белых жалящих бликах.
     И дрожь запоздалого страха, и слезы...
     Но Элура  решительно  вытерла  слезы  ладонью,  улыбнулась  Ортану  и
спросила:
     - Ортан, а если у нас будет ребенок?
     - Будет, - сказал он. - Сразу после Больших дождей.
     - Слушай, а, может быть, мы еще успеем взглянуть, что за морем?