ком.
   Голос на земле звучал все громче, все торжественней, но
небесные голоса уже кончили подпевать ему и затихли. И чудеса
продолжились.
   Далеко-далеко, у самого горизонта, небо стало сереть. Подул
легкий, очень свежий ветерок. Небо над горизонтом становилось
бледнее и бледнее, так что вскоре на его фоне начали проступать
очертания гор. Голос все продолжал свое пение.
   Вскоре стало так светло, что можно было различить лица друг
друга. Извозчик и двое детей стояли, раскрыв рты, с сияющими
глазами, впитывая в себя каждый звук и будто пытаясь что-то
вспомнить. Разинул рот и дядюшка Эндрью, но не от радости.
Выглядел он так, словно у него отвалилась челюсть. Колени у
дядюшки дрожали, голову он спрятал в плечи. Голос очень не
нравился старому чародею, и он охотно уполз бы от него куда
угодно, хоть и в крысиную нору. А вот ведьма, казалось, понимала
Голос лучше всех остальных, только по-своему. Стояла она, крепко
стиснув зубы и сжав кулаки, словно с самого начала чувствовала,
что весь этот мир исполняется волшебства, которое сильнее ее
собственных чар, и совсем на них непохоже. Бешенство переполняло
колдунью. Она бы с радостью разнесла на куски и этот мир, и все
остальные, лишь бы только остановить пение. А у лошади
подрагивали уши. Она то и дело весело ржала и била копытом по
земле, словно была не заезженной лошадью извозчика, а достойной
дочерью своего отца из кавалерии.
   Небо на востоке стало из белого розовым, а потом золотым.
Голос звучал все громче и громче, сотрясая воздух, и когда он
достиг небывалой мощи, поднялось солнце.
   Никогда в жизни не видал Дигори такого солнца. Над
развалинами Чарна солнце казалось старше нашего, а это солнце
выглядело моложе. Поднимаясь, оно словно смеялось от радости. В
свете его лучей, пересекающих равнину, наши путешественники
впервые увидели мир, в котором очутились. Они стояли на краю
долины, посреди которой текла на восток, к солнцу, широкая
стремительная река. На юге высились горы, на севере - холмы. В
этой долине ничего не росло, и среди земли, воды и камней не
было видно ни деревца, ни кустика, ни былинки, хотя разноцветные
краски земли, живые и жаркие, веселили сердце. Но тут появился
сам Певец - и пришельцы позабыли обо всем остальном.
   Это был лев. Огромный, лохматый, золотисто-желтый лев стоял
лицом к восходящему солнцу, метров за триста от них, широко
раскрыл свою пасть в песне.
   - Какой ужасный мир! - сказала ведьма. - Бежим немедленно!
Где твое волшебство, раб?
   - Совершенно согласен с вами, мадам, - отозвался дядя, - в
высшей степени неприятное место. Абсолютно нецивилизованное.
Будь я помоложе, и имейся бы у меня ружье...
   - Это зачем? - удивился извозчик. - Вы же не думаете, что
можно стрелять в него?
   - Никто не подумает, - сказала Полли.
   - Где твои чары, старый глупец? воскликнула Джадис.
   - Сию минуту, мадам, - дядя явно хитрил. - Оба ребенка должны
меня коснуться. Дигори, немедленно надень зеленое кольцо. - Он
все еще надеялся сбежать без ведьмы.
   - Ах, так это кольца! - воскликнула Джадис и кинулась к
Дигори. Она запустила бы к нему руки в карманы быстрее, чем вы
успели бы произнести слово "нож", но Дигори схватил Полли и
закричал:
   - Осторожно! Если кто-то из вас двоих ко мне шагнет, мы оба
вмиг исчезнем, а вы тут застрянете навсегда. Точно, у меня в
кармане кольцо, которое доставит нас с Полли домой. Видите, я
готов коснуться кольца, так что держитесь в сторонке. Мне очень
жалко и извозчика, и лошадку, но что поделать. А вам, господа
чародеи, должно быть, будет совсем неплохо в компании друг
друга.
   - Ну-ка потише, ребята, - сказал извозчик. Я хочу послушать
музыку.
   Ибо песня успела перемениться.

   Глава девятая

   КАК БЫЛА ОСНОВАНА НАРНИЯ

   Расхаживая взад и вперед по этой пустынной земле, лев пел
свою новую песню, мягче и нежнее той, что вызвала к жизни звезды
и солнце. Лев ходил и пел эту журчащую песню, и вся долина на
глазах покрылась травой, растекавшейся, словно ручей, из-под лап
зверя. Волной взбежав на ближние холмы, она вскоре уже заливала
подножия дальних гор, и новорожденный мир с каждым мигом
становился приветливей. Трава шелестела под ветерком, на холмах
стали появляться пятна вереска, а в долине какие-то
темно-зеленые лужайки. Что на них росло, Дигори разглядел только
когда один из ростков пробился у самых его ног. Этот крошечный
острый стебелек выбрасывал десятки отростков, тут же
покрывавшихся зеленью, и каждую секунду увеличивался примерно на
сантиметр. Вокруг Дигори росла уже чуть не сотня таких, и когда
они достигли почти высоты его роста, он их узнал. "Деревья!" -
воскликнул мальчик.
   Беда в том, рассказывала потом Полли, что наслаждаться всем
этим дивом им не давали. Стоило Дигори сказать свое "Деревья!",
как ему пришлось отпрыгнуть в сторону от дядюшки Эндрью,
который, подкравшись, совсем было запустил руку мальчику в
карман. Правда, дядюшке нисколько бы не помог успех его
предприятия, потому что он метил в правый карман. Он же до сих
пор думал, что домой уносят желтые кольца. Но Дигори,
разумеется, не хотел отдавать ему ни желтых, ни зеленых.
   - Стой! - вскричала ведьма. - Назад! Еще дальше! Тому, кто
подойдет ближе, чем на десять шагов, к детям, я размозжу голову!
Она держала наготове железный брусок, отломанный от фонарного
столба. Почему-то никто не сомневался, что она не промахнется.
   - Значит так! - добавила она. - Ты намеревался бежать в свой
собственный мир с мальчишкой, а меня оставить здесь!
   Характер дядюшки Эндрью, наконец, помог ему превозмочь свои
страхи.
   - Да, мадам, я намеревался поступить именно так, - заявил он,
- именно так! Я обладаю на это неотъемлемым правом. Вы
обращались со мной самым постыдным и неприемлемым образом,
мадам. Я постарался показать вам все самое привлекательное в
нашем мире. И в чем же состояла моя награда? Вы ограбили - я
повторяю, ограбили весьма уважаемого ювелира. Вы настаивали на
том, чтобы я пригласил вас на исключительно дорогостоящий, чтобы
не сказать, разорительный обед, несмотря на то, что с этой целью
мне пришлось заложить свои часы и цепочку. Между тем, мадам, в
нашем семействе никто не имел прискорбной привычки к знакомству
с ростовщиками, кроме моего кузена Эдварда, служившего в армии.
В течение этой предельно неприятной трапезы, о которой я
вспоминаю с растущим отвращением, ваше поведение и манера
разговора привлекли недоброжелательное внимание всех
присутствующих! Мне кажется, что моей репутации нанесен
непоправимый урон. Я никогда вновь не смогу появиться в этом
ресторане. Вы совершили нападение на полицию. Вы похитили...
   - Помолчали бы, хозяин, перебил извозчик. - Посмотрите, какие
чудеса творятся. Право, помолчите. Послушайте лучше,
полюбуйтесь.
   В самом деле, им было что послушать и чем полюбоваться. То
дерево, которое первым появилось у ног Дигори, успело
превратиться в развесистый бук, мягко шелестевший ветвями над
головой мальчика. Путники стояли на прохладной зеленой траве,
испещренной лютиками и ромашками. Подальше, на берегу реки,
склонялись ивы, а с другого берега к ним тянулись цветущие ветки
сирени, смородины, шиповника, рододендронов. Лошадь за обе щеки
уплетала свежую траву.
   А лев все пел свою песню, все расхаживал взад и вперед
величавой поступью. Тревожно было, правда, то, что с каждым
своим поворотом он подходил чуть ближе. А Полли вся обратилась в
слух. Ей казалось, что она уже улавливает связь между музыкой и
происходящим в этом мире. Когда на откосе метрах в ста появилась
темная полоска елей, Полли сообразила, что за миг до этого лев
издал несколько глубоких, длинных нот. А когда ноты повыше стали
быстро-быстро сменять друг друга, она не удивилась, увидав, как
повсюду внезапно зацвели розы. В невыразимом восторге она
поняла, что все вокруг создает именно лев, "придумывает", как
она позже говорила. Прислушиваясь к песне, мы различали только
звуки, издаваемые львом, но вглядываясь в окружающее - видели
жизнь, которая рождалась от этих звуков. И все это было так
замечательно и дивно, что у Полли просто не было времени
предаваться страхам. А вот Дигори и извозчик не могли побороть
беспокойства, растущего с каждым шагом льва. Что же до дядюшки
Эндрью, то он и вовсе стучал зубами от ужаса, и не убегал только
из-за дрожи в коленках.
   Вдруг ведьма смело выступила навстречу льву, который
распевал, медленно расхаживая тяжелым шагом, всего метрах в
десяти. Она подняла руку и метнула в него железным бруском,
целясь прямо в голову.
   На таком расстоянии никто бы не промахнулся, а уж Джадис -
тем более. Брусок ударил льва точно между глаз, отскочил и упал
в траву. Лев приближался - не медленнее, и не быстрее, будто
вовсе не заметил удара. Его лапы ступали мягко, но земля,
казалось, подрагивала под их тяжестью.
   Колдунья взвизгнула и бросилась бежать, быстро скрывшись
среди деревьев. За ней бросился было дядя Эндрью, да сразу
споткнулся и плюхнулся ничком в ручей, впадавший в речку. А дети
двигаться не могли, и даже, наверное, не хотели. Лев не обращал
на них никакого внимания. Его огромная алая пасть была раскрыта
для песни, а не для рыка. Дети могли бы дотронуться до его
гривы, так близко он прошествовал. Они вроде и боялись, что он
обернется, но в то же время как-то странно этого хотели. А он
прошел мимо, словно не видел их и не чувствовал их запаха.
Сделал несколько шагов, повернул обратно, снова миновал людей и
пошел дальше на восток.
   Дядюшка Эндрью, кашляя и стряхивая с себя воду, кое-как
поднялся.
   - Вот что, Дигори, - заявил он, - от этой дикой женщины мы
избавились, а зверюга, лев этот, сам ушел. Так что дай мне руку
и немедленно надевай кольцо.
   - А ну-ка! - крикнул Дигори, отступая от дядюшки. - Держись
от него подальше, Полли. Подойди, стань со мной. Я вас
предупреждаю, дядя, стоит вам подойти еще на один шаг, и мы с
Полли исчезнем.
   - Исполняй немедленно, что тебе приказано! Ты крайне
недисциплинированный и неблаговоспитанный мальчишка!
   - Я вас не боюсь, - отвечал Дигори. - Мы хотим задержаться
тут и посмотреть. Вы же интересовались другими мирами. Разве не
здорово очутиться в одном из них самому?
   - Здорово? - воскликнул дядюшка. - Обрати внимание на мое
состояние, юноша. Эти лохмотья еще недавно были моим лучшим
плащом и лучшим фраком!
   Вид у него и впрямь был кошмарный. Оно и неудивительно - ведь
чем наряднее одежда, тем меньше смысла выползать из разломанного
кэба, а потом падать в ручей с илистым дном. "Я отнюдь не
утверждаю, - добавил он, - что эта местность лишена
познавательного интереса. Будь я помоложе... и если б мне
удалось прислать сюда какого-нибудь крепкого молодца, из
охотников на крупную дичь, чтобы он, так сказать, расчистил эти
места... из них можно было сделать нечто достойное внимания.
Климат великолепен. Никогда не дышал таким воздухом. Он,
несомненно, пошел бы мне на пользу... при более благоприятных
обстоятельствах. Жаль, весьма жаль, что мы не располагаем ружьем.
   - О каких это вы ружьях, хозяин?- с упреком сказал извозчик.
- Я, пожалуй, пойду искупать лошадку. Этот зверь, между прочим,
умнее многих людей. И он направился к лошади, издавая особенные
звуки, хорошо известные конюхам.
   - Вы что, до сих пор думаете, что этого льва можно
застрелить? - спросил Дигори. - Той железной штуковины он даже
не заметил.
   - При всех ее недостатках, - оживился дядюшка Эндрью, эта
весьма сообразительная молодая особа поступила крайне правильно.
   Он потер руки и похрустел суставами, снова начисто забыв, как
ведьма его страшила, пока была рядом.
   - А по-моему, отвратительно, - сказала Полли. - Что он ей
сделал?
   - Ой! А это что такое? - Дигори рванулся к какому-то
небольшому предмету шагах в трех от себя. - Полли, Полли! Иди-ка
сюда, взгляни!
   Дядюшка тоже увязался за девочкой, не из пустого интереса, а
потому, что хотел держаться к детям поближе и при случае стянуть
у них колечки. Но когда он увидал, в чем дело, его глазки
загорелись. Перед ними стояла точнехонькая маленькая копия
фонарного столба, длиной около метра, которая на глазах
удлинялась и толстела, иными словами, росла на манер дерева.
   - Примечательно, весьма примечательно, - пробормотал дядюшка.
- Даже я никогда и мечтать не смел о таких чарах. Мы находимся в
мире, где растет и оживает все, включая фонарные столбы.
Остается загадкой, из каких же семян произрастают эти последние?
   - Вы что, не поняли? Здесь же упал тот брусок, который она
сорвала с фонарного столба. Он в землю погрузился, а теперь из
него из него вырастает молодой фонарный столб.
   Столб, между прочим, был уже не такой молодой - он успел
вырасти выше Дигори.
   - Вот именно! Ошеломляющий феномен, - дядя еще сильнее потер
руки. - Хо-хо! Над моей магией потешались. Моя глупая сестра
считает меня сумасшедшим! Что вы теперь скажете, господа? Я
открыл мир, переполненный жизнью и развитием! Отовсюду слышишь -
Колумб, Колумб. А кто такой Колумб, и чего стоит его Америка по
сравнению с этим миром! Коммерческие возможности этой страны
воистину беспредельны. Достаточно привезти сюда железного лома,
закопать его в землю, и он тут же превратится в новехонькие
паровые машины, военные корабли, что угодно! Затрат никаких, а
сбыть все это добро в Англии за полную цену - раз плюнуть. Я
стану миллионером. А климат! Я уже чувствую себя на двадцать лет
моложе. Здесь можно устроить курорт, вот что. Санаторий. И драть
с пациентов тысяч по двадцать в год. Конечно, придется кое-кого
посвятить в тайну... но главное, главное - пристрелить эту
зверюгу!
   - Вы совсем как та ведьма, - сказала Полли. - Вам бы только
убивать.
   - Что же касается лично меня, - продолжал мечтать Эндрью, -
подумать только, до каких лет я тут могу дожить! В шестьдесят
лет об этом приходится думать! Потрясающе! Край вечной юности!
   - Ой! - вскрикнул Дигори. - Край вечной юности? Вы и вправду
так думаете? - Конечно же, он вспомнил тетин разговор с гостьей,
которая принесла виноград, и его снова охватила надежда.
   - Дядя Эндрью, - сказал он, - а вдруг здесь действительно
найдется что-то такое, чтобы мама выздоровела?
   - О чем ты? - удивился дядя. Это же не аптека. Однако, как я
только что сказал...
   - - Вам начихать на маму, - возмутился Дигори. - Я-то
думал... я думал, она же вам сестра, она не только мне мама...
Ладно. Раз так, то я пойду к самому льву. И спрошу его. -
Повернувшись, он быстро зашагал прочь. Полли, чуть помешкав,
отправилась вслед за мальчиком.
   - Эй, стой! Вернись! Мальчишка сошел с ума, - заключил
дядюшка. Подумав, он тоже пошел за детьми, хотя и на приличном
расстоянии. Ведь кольца, как-никак, оставались у них.
   Через несколько минут Дигори уже стоял на опушке леса. Лев
все еще продолжал свою песню, но она снова изменилась. В ней
появилось то, что можно бы назвать мелодией, но при этом сама
песня стала куда безудержней, под нее хотелось бежать, прыгать,
куда-то карабкаться, громко кричать. Дигори, слушая,
разгорячился и покраснел - его одолевало желание бежать к людям,
и не то обниматься с ними, не то драться. Песня подействовала
даже на дядюшку Эндрью, потому что Дигори услыхал его
бормотание: "Одухотворенная девица, да. Жаль, что столь
невоздержанного нрава, но прекрасная женщина несмотря ни на что,
прекрасная". Но куда сильнее, чем на двух людей, подействовала
песня на новорожденный мир перед ними.
   Можете ли вы представить, как покрытая травой поляна кипит,
словно вода в котле? Пожалуй, лучше я не смогу описать
происходившего. Повсюду, куда ни глянь, вспухали кочки самых
разных размеров - одни с кротовый холмик, другие - с бочку, две
- в целый домик. Кочки эти росли, покуда не лопнули, рассыпая
землю во все стороны, и из них стали выходить животные. Кроты,
например, вылезли точно так же, как где-нибудь в Англии. Собаки
принимались лаять, едва на свет появлялась их голова, и тут же
начинали яростно работать лапами и всем телом, словно пробираясь
сквозь дыру в заборе. Забавней всего появлялись олени - рога у
них высовывались прежде остального тела, и Дигори поначалу
принял их за деревья. Лягушки, появившись близ реки, тут же с
кваканьем принялись шлепаться в воду. Пантеры, леопарды и их
родичи сразу же стряхивали землю с задних лап, а потом точили
когти о деревья. С деревьев струились настоящие водопады птиц.
Порхали бабочки. Пчелы поспешили к цветам, как будто у них не
было ни одной лишней минуты. А удивительнее всего было, когда
лопнул целый холм, произведя нечто вроде небольшого
землетрясения, и на свет вылезла покатая спина, большая мудрая
голова и четыре ноги в мешковатых штанах. Это был слон. Песню
льва почти совсем заглушили мычанье, кряканье, блеянье,
рев,рычание, лай, щебет и мяуканье.
   Хотя Дигори больше не слышал льва, он не мог отвести глаз от
его огромного яркого тела. Животные не боялись этого зверя.
Процокав копытами, мимо Дигори пробежала его старая знакомая,
лошадь извозчика. (Воздух этих мест, видимо, действовал на нее
так же, как на дядюшку Эндрью. Земляничка бодро переставляла
ноги, высоко подняла голову и ничем уже не напоминала
заезженное, несчастное существо, которым она была в Лондоне.) И
тут лев впервые затих. Теперь он расхаживал среди животных, то и
дело подходя к какой-нибудь паре - всегда к паре - и трогая их
носы своим. Он выбрал пару бобров, пару леопардов, оленя с
оленихой. К некоторым зверям он не подходил вовсе. Но те, кого
он выбрал, тут же оставляли своих сородичей и следовали за ним.
Когда лев, наконец, остановился, они окружали его широким
кругом. А остальные звери понемногу начали разбредаться, и
голоса их замолкли в отдалении. Избранные же звери молча
смотрели на льва. Никто не шевелился, только из породы кошачьих
иногда поводили хвостами. Впервые за весь день наступила полная
тишина, нарушаемая только плеском бегущей реки. Сердце Дигори
сильно колотилось в ожидании чего-то очень торжественного. Он не
забыл про свою маму, только знал, что даже ради нее он не может
вмешаться в то, что перед ним совершалось.
   Лев, не мигая, глядел на зверей так пристально, будто хотел
испепелить их своим взором. И постепенно они начали меняться.
Те, кто поменьше, - кролики, кроты и прочие - заметно подросли.
Самые большие, особенно слоны, стали поскромнее в размерах.
Многие звери встали на задние лапы. Многие склонили головы
набок, будто пытаясь что-то лучше понять. Лев раскрыл пасть, но
вместо звуков издал только долгое, теплое дыхание, которое,
казалось, качнуло всех зверей, как ветер качает деревья. Далеко
наверху, за пределом голубого неба, скрывавшего звезды, снова
раздалось их чистое, холодное, замысловатое пение. А потом не то
с неба, не то от самого льва вдруг метнулась никого не обжигая,
стремительная огненная вспышка. Каждая капля крови в жилах
Дигори и Полли вспыхнула, когда они услыхали небывало низкий и
дикий голос: "Нарния, Нарния, Нарния, проснись. Люби. Мысли.
Говори. Да будут твои деревья ходить.Да будут твои звери
наделены даром речи. Да обретут душу твои потоки".

   Глава десятая

   ПЕРВАЯ ШУТКА И ДРУГИЕ СОБЫТИЯ

   Это, конечно, говорил лев. Дети давно уже подозревали, что
говорить он умеет, и все-таки сильно разволновались, услыхав его
слова.
   Из лесу выступили дикие люди - боги и богини деревьев, а с
ними фавны, сатиры и карлики. Из реки поднялся речной бог со
своими дочерьми-наядами. И все они, вместе со зверями и птицами,
отвечали - кто высоким голосом, кто низким, кто густым, кто
совсем тоненьким:
   "Да, Аслан! Мы слышим и повинуемся. Мы любим. Мы думаем. Мы
говорим. Мы знаем".
   - Только знаем мы совсем мало покуда, - раздался чей-то
хрипловатый голос. Тут дети прямо подпрыгнули, потому что
принадлежал он лошади извозчика.
   - Молодец, Земляничка! - сказала Полли. - Как здорово, что ее
тоже выбрали в говорящие звери.
   И извозчик, стоявший теперь рядом с детьми, добавил:
   - Чтоб мне пусто было! Но я всегда говорил, что этой лошадке
не за