реждевременная высадка  запрещена...  Что
ж, будем ждать. Если друзья вечерних объявятся  вдруг  в  ставке  Сехеи  и
доложат о Пришествии Великого Врага, то, значит. Таини права во всем...
     Сехеи взялся кончиками пальцев за  правое  веко,  потянул...  Ресница
выдернулась легко, без сопротивления. Значит, права...
     - Ты звал меня?
     Сехеи  вскинул  голову.  Перед  ним  стоял  светлокожий,  похожий  на
подростка воин с насмешливыми глазами и усталым лицом. И надо же было  ему
войти в тот самый момент, когда стратег подобно дикарю гадал по реснице  о
будущем!
     - Сядь, - буркнул Сехеи. - Я отменил твое распоряжение.
     Хеанги сел. Он был похож на самого Сехеи  -  разве  что  чуть  пониже
ростом. Сухощав, пропорционально сложен, в движениях быстр. И все же  было
в нем что-то ущербное, что-то наводящее  на  мысль  о  физическом  изъяне.
Татуировка. Классическая татуировка стратега - неправильная, перекошенная,
несимметричная. Все верно: сегодня ты командуешь флотом, завтра  отбываешь
срок "на тростнике", послезавтра тобой затыкают прорыв,  а  там,  глядишь,
после совершенного  тобой  и  твоими  смертниками  чуда  снова  принимаешь
командование.
     - Да, - сказал Хеанги. - Она мне сообщила.
     - Зачем тебе надо было вмешиваться в эту историю со штрафником?
     Хеанги повел уродливо зататуированным плечом.
     - Дело не в штрафнике, тамахи. Просто  сама  она  ненадежна.  Ты  уже
знаком с ее идеями объединения архипелага?
     - Да, знаком, - сказал Сехеи. - И хочу знать, что об этом думаешь ты.
     - Фантазии, - коротко ответил Хеанги. - И фантазии опасные.
     Сехеи был явно недоволен его ответом.
     - Ты зря так относишься к фантазиям, - заметил он. - В последние годы
они слишком часто оборачивались реальностью.
     - Я же еще сказал: опасные, - напомнил Хеанги. - Когда она заговорила
о том, как бы подсунуть вечерним вестника с Настоящим Именем Врага,  я  ее
просто не понял. Я думал, что собирается  запутать  противника,  заставить
его перегруппировать силы, а потом нанести удар. И я ей прямо сказал,  что
вечерние на это не  клюнут.  Но  когда  выяснилось,  что  она  и  удара-то
наносить не собирается,  а  хочет  всего-навсего  объединить  архипелаг...
Кстати, каким образом тебе удалось захватить "рутианги"? Я, честно говоря,
даже не сразу поверил...
     Хеанги откровенно менял тему, считая разговор исчерпанным. Интересно:
притворяется он или в самом деле не знает?
     - Это гидроплан парламентера, - сказал Сехеи.
     - Что? - Хеанги был потрясен. - А... а пилот?
     - И пилот под стать машине.
     - Позволь, а что он...
     - Настоящее Имя Врага, - не дослушав, ответил Сехеи.
     Несколько мгновений  Хеанги  сидел  неподвижно.  Потом  повернулся  к
стратегу.
     - Чего же ты ждешь?
     Сехеи не ответил.
     - Надо начинать войну, тамахи! Ты же видишь:  они  пытаются  выиграть
время. В их обороне - дыра.
     - И ты знаешь, где она?
     - Она откроется после первого нашего удара!
     Сехеи с силой провел ладонью по своему вечно  усталому  лицу,  словно
пытаясь стереть с него татуировку.
     - Что ты предлагаешь?
     - Тут нечего предлагать!  Все  давным-давно  разработано.  Во-первых,
ускорить эвакуацию "оптики". Одновременно объявить  амнистию  "тростнику".
Провинившихся с татуировкой класса "риф" и выше - передать в  распоряжение
флота, остальными  доукомплектовать  ракетные  точки.  Сразу,  как  только
кончится шторм, вывести флот с базы. Чтобы в бухтах - ни кораблика.  Утром
поднять все гидропланы и атаковать тиуру и Ледяной Клык. А  вот  когда  их
третий флот окажется пойманным на Гнилых рифах, тогда и посмотрим,  что  у
них там за дыра.
     - А дальше? - спросил Сехеи.
     Хеанги не ответил.
     - Хорошо, - сказал Сехеи. - Тогда дальше  я.  Допустим,  третий  флот
вечерних  уничтожен.  Допустим.  Но  они  успеют  поднять  навстречу  свои
гидропланы. Это неизбежно. Посадку им, правда, уже совершить будет  негде,
да им и незачем ее совершать. Горючего у них вполне хватит, чтобы дотянуть
до Иту. Допустим, большей частью ответный удар придется по пустому  месту.
В бухтах, ты говоришь, ни  кораблика,  флот  выведен,  -  рассредоточен  и
встретит  их  на  полдороге.  Все  равно  как  минимум  треть  гидропланов
прорвется  к  острову.  Чем  их  встречать?  Ты  ликвидировал  "тростник",
задействовал все ракетные точки. Но ведь вечерние не дураки, они не станут
атаковать со стороны Высокого мыса. Они  скорее  всего  выйдут  на  нас  с
северо-запада, сожгут спиртохранилище, сожгут верфи и  ударят  сюда  из-за
горы на бреющем. Боеприпасы  они  к  тому  времени  расстреляют,  но  это,
поверь, никакой роли не сыграет - сами ракетопланы взрываются нисколько не
хуже... И, кстати, когда  они  будут  заходить  на  нас  с  северо-запада,
неминуемо накроется твой караван с "оптикой". Заметят и утопят. Так что  с
эвакуацией можешь не спешить... И это еще только начало.
     - Я знаю, - тихо сказал Хеанги.
     - Это еще только начало,  -  упрямо  повторил  Сехеи.  -  Потом  сюда
подойдет их первый флот, и под  ударом  окажется  все.  От  Ана-Тиангу  до
Руонгу. А  наш  четвертый  тем  временем  возьмет  на  прицел  их  базовые
острова... И в каком порядке ты  эти  события  ни  раскладывай,  результат
будет один. Таини права - мы сожжем архипелаг.
     - Это было ясно и без нее, - еще тише заметил Хеанги.
     - Что ты предлагаешь?
     - Я уже сказал.
     - То, что ты сказал, я слышал. Я спрашиваю  не  об  этом.  О  чем  ты
умолчал? Ты же все это знал не хуже меня. Так  что  у  тебя  там?  Что  ты
придумал?
     Хеанги сидел, невесело усмехаясь.
     - А, ладно! - бесшабашно сказал он вдруг. - "На  тростник",  так  "на
тростник"!.. Как ты думаешь, тамахи, когда начнется вся эта заваруха,  что
станет с нашими Детскими островами?
     - По-моему, ответ на твой вопрос был дан еще вчера, - сухо  отозвался
Сехеи. - Вечерние предпочли сжечь свое каноэ, но не допустили,  чтобы  оно
приблизилось к Аату.
     - А если бы его не удалось сжечь? Если бы  он  промахнулся?  Если  бы
ракета ушла выше - по самому острову? Ты что, не знаешь,  сколько  отказов
дает техника? Стоит начаться военным действиям - и  наши  Детские  острова
окажутся  в  самом  пекле.  Они  тоже  будут  сожжены,  тамахи.  Случайно.
Промахами.  Детские  острова  вечерних,  может  быть,  и  уцелеют  -   они
расположены достаточно далеко от нейтральных вод. Но  наше  будущее  будет
сожжено...
     - Что ты предлагаешь? - повторил Сехеи.
     - Эвакуировать Детские острова. За Барьерный риф.
     - Там нет незаселенных территорий, ты же  знаешь.  Там  еще  работают
миссионеры.
     - Так пусть ребята сами добудут себе территорию.  Их  что,  не  учили
владеть оружием?
     - Ты сошел с ума! - сердито  бросил  Сехеи.  -  Воевать  -  детям?  С
дикарями? Ты что, забыл: с дикарями - только  лаской.  Дикари  -  это  наш
резерв.
     - Табу... - язвительно выговорил Хеанги. - Опять табу...  Однако  сам
ты не побоялся нарушить табу девять лет назад, когда высаживал  десант  на
Сожженных. Ты не побоялся взорвать Черного Минги вместе с его флагманом...
Что с тобой, стратег? Человек! Сехеи тамахи!.. Ведь  ты  же  был  для  нас
легендой! Даже когда  тебя  отстранили  от  командования.  Даже  когда  ты
руководил миссией. Что с тобой? Ты постарел?  Тебя  уже  может  остановить
какое-то табу?
     - Я чувствую, ты не договорил, - прервал его стратег.
     - Я даже не знаю, как ты сейчас со мной поступишь, но  кто-то  должен
сказать об этом первый... Да, наше настоящее обречено, мы сожжем себя,  ты
прав. Выиграть может только наше  будущее.  Поэтому,  как  только  Детские
острова будут эвакуированы, войну следует начать немедленно. И первый удар
нанести не по базам вечерних -  они  и  так  обречены,  а  по  их  Детским
островам... Да-да, тамахи,  я  в  своем  уме  и  понимаю,  что  я  говорю.
Уничтожить их будущее, сохранив наше. Это пока единственный шанс...
     Сехеи сидел оцепенев.
     - Я... я отстраняю тебя от командования, - сказал он.
     Хеанги молчал, опустив голову.
     - Я знал, что этим кончится, - проговорил он наконец.
     - Я отстраняю тебя от командования!  -  к  Сехеи  вернулся  голос.  -
Возглавишь группу кораблей "Тень" и завтра проведешь разведку  у  Ледяного
Клыка.
     Хеанги удивленно вскинул глаза.
     - Вот как?.. Ты даже не отправляешь меня "на тростник"?
     - Какой смысл отправлять тебя "на тростник", - буркнул Сехеи, -  если
не сегодня-завтра война... Но командовать флотом ты не будешь!
     - Тогда позволь мне усугубить свою вину, - сказал Хеанги. -  Когда-то
ты не ладил со Старым. Теперь, я вижу, ты живешь с ним душа в душу! О  да.
Старые мудры! Они напридумывали множество всевозможных  табу,  связав  нам
руки...
     - Может быть, это как раз то, что нужно, -  хмуро  заметил  Сехеи.  -
Связать нам руки...
     - Я вот думаю, - не услышав  его,  продолжал  Хеанги,  -  а  чем  мы,
собственно, отличаемся от хеури? От дикарей?.. Да ничем, кроме техники.  У
них табу, и у нас табу. У них Духи Атолла, у нас Пророчество  о  Враге.  У
них колдуны, у нас Старые...
     - Человек! - Сехеи повысил голос.
     - Причем странные колдуны,  -  возбужденно  блестя  глазами,  говорил
Хеанги. - Скажи, тамахи, ты никогда не задумывался:  как  удивительно  все
складывается!  Стоит  нам  достичь  перевеса,  как  тут   же   срабатывает
какое-нибудь табу или вмешивается сам Старый, или вечерние  по  волшебству
оказываются информированными  о  наших  планах!  Личная  разведка  Старых?
Покажи мне хоть одного человека из этой разведки!..  Почему  он  отстранил
тебя от командования, когда ты высадил десант на  Тара-Амингу?  Не  потому
ли, что боялся? Боялся перевеса в нашу пользу!.. Так кто же они такие, эти
Старые? Кто, тамахи?..
     - Человек! - Сехеи встал и выглянул из хижины. - Благодари  Источник,
- сказал он, снова поворачиваясь к Хеанги,  -  что  мы  говорили  с  тобой
наедине. Если бы хоть одна  живая  душа  услышала  наш  разговор,  мне  бы
пришлось бросить тебя  в  Акулий  залив.  Без  ножа.  Связанным...  Завтра
выведешь группу "Тень" в разведку. Иди.
     Хеанги, осклабясь, поднялся.
     - Источник... - повторил он. - Источник Всего Сущего... Мои предки не
верили в Источник. Они верили в Праматерь Акулу. Которой ты меня  собрался
бросить... - Он пошел было к  выходу,  потом  вдруг  остановился  и  резко
повернул к Сехеи искаженное лицо. - Я другого боюсь, тамахи.  Не  Акульего
залива, не "тростника"... Другого. Понимаешь, мне все время  кажется,  что
там, в  нейтральных  водах,  -  огромное  зеркало!..  Что  мы  и  вечерние
отражаемся друг в друге, понимаешь?.. И вот сейчас  там,  по  ту  сторону,
кто-то подошел к Ионги тамахи точно так же, как я к тебе... Но там его  не
прогнали, не отстранили - там его выслушали и согласились с ним...
     Голос его прервался, и бывший недавно Правой  рукой  стратега  быстро
вышел из хижины. Казалось, он прихрамывает - настолько  неправильной  была
его татуировка...
     И все равно бы у Хеанги ничего не получилось! За ночь Детские острова
не эвакуируешь. Но даже если бы такое удалось, далеко бы  они  не  уплыли.
Наутро разведка вечерних  донесла  бы,  что  Аату-2  -  пуст,  а  корабль,
вышедший из зоны Детского острова, уже можно  атаковать...  Нет,  даже  от
стратега сейчас не зависит почти ничего.  Делай  глупости,  отдавай  самые
нелепые приказы - и все равно архипелаг будет  сожжен.  Рано  или  поздно.
Если на место Сехеи придет  Хеанги  -  чуть  раньше,  если  Таини  -  чуть
позже...
     Сехеи поднялся и вышел из хижины в  сырой,  мечущийся  из  стороны  в
сторону ветер. Шторм выдохся. Внизу из ночной черноты рвались, трепетали в
долине язычки спиртового пламени  над  керамическими  перегонными  кубами.
Держась  за  канат,  Сехеи  спустился  по  крутой  тропинке   и,   обогнув
оставленную для маскировки невырубленной  пальмовую  рощицу,  остановился.
Впереди хлопало и бормотало. Сточная канава была в трех шагах.  Там,  дыша
перегаром, медленно, как остывающая лава, ползла самотеком барда. Вниз,  в
бухту.
     Задержав дыхание, стратег двинулся к  мостику  с  двойными  канатными
перилами.  Под  ногами  зашуршала  хрупкая  засохшая  корка.  В  прыгающем
полусвете забранного сеткой спиртового фонаря ему померещилось вдруг,  что
из отвратительной ползущей массы выпячиваются горбом человеческий загривок
и низко опущенная голова. Но всмотреться уже не  было  времени  -  дыхание
кончалось.
     Перебравшись на ту сторону, Сехеи первым делом заглянул в ангар,  где
при свете стеклянных трубок разбирали "рутианги". Там  ему  доложили,  что
машина  захвачена   поразительная:   редкой   маневренности,   скоростная,
возможный радиус  действия  -  практически  весь  архипелаг.  Да  что  там
говорить  -  шесть  принципиально  новых  узлов,  а   наших   дикарей   из
конструкторского "на тростник" пора гнать всей командой...
     - Где Хромой? - спросил стратег.
     Ему доложили, что Хромой  беседует  с  вестником  в  укрытии.  Пройдя
коротким, продолбленным в скале коридором, Сехеи приоткрыл входную циновку
и заглянул внутрь. Да, беседовали...
     - Все равно глупо ты тогда сделал, глупо! - с жаром  говорил  вестник
Арраи. - Ты же видел, что я захожу тебе в хвост! Надо было...
     Слова у вестника кончились. Но  заговорили  руки.  Правая  изображала
ракетоплан Хромого,  левая  -  его  собственный.  А  вокруг  снова  ревело
разорванное ракетами небо над Тара-Амингу.
     Хромой слушал вестника с восторгом. Его  изуродованное  ожогами  лицо
сияло.
     - Так мне же только этого было  и  надо!  -  закричал  он,  отводя  в
сторону руки вестника. - Меня же и подняли с целью утащить вас подальше от
транспорта! Изобразить прорыв к авианосцу, понял? И вы клюнули! А пока  вы
со мной возились, транспорт успел уползти в бухту, под прикрытием! Так что
это еще вопрос - кто кого!.. Но таранил ты меня классно...
     "Вот и сбылось Пророчество, - с усмешкой подумал Сехеи. -  Прозвучало
Настоящее Имя Врага, и нет отныне ни утренних, ни вечерних..."
     Он вошел, и разговор оборвался. Оба пилота  встали  перед  стратегом.
Лицо у вестника снова было надменное, замкнутое.
     - А что ты сам об этом думаешь? - спросил  Сехеи.  -  Почему  послали
именно тебя? И на такой машине?
     - Я - вестник, - сдержанно ответил Арраи.
     Этим было сказано все. Жги его, прокалывай медленно бамбуком -  ответ
будет один: я - вестник. И не было еще случая, чтобы  хоть  кто-нибудь  из
них заговорил и открыл бы, с какой истинной целью он послан. Да  им  и  не
сообщали  никогда  истинной  цели.  И  не  потому,  что  в   мужестве   их
сомневались, а так - на всякий случай.
     - Я знаю, - мягко сказал Сехеи. - И  не  буду  тебя  больше  об  этом
спрашивать...
     Он повернулся и увидел, что у входа, придерживая циновку, стоит Таини
и смотрит на парламентера.
     - Я искала тебя, - сказала она, заставив себя наконец  повернуться  к
стратегу.
     Они вышли и остановились у стены ангара.
     - Я запросила "тростник".  Того  человека  найти  нигде  не  удалось.
Видимо, они уже убили его...
     - На решетках смотрели?
     - Рано... - помолчав, отозвалась она. - К решеткам его вынесет завтра
к полудню...
     Сехеи оглянулся на вход в укрытие.
     - Так ты не хочешь поговорить с ним?
     - Не знаю, - сказала она. - Нет.
     - Почему?
     - Не знаю... - Танки с тоской смотрела на проступающие сквозь циновку
тени бамбуковых ребер ангара. - Я сейчас увидела его... Это он, но...  Это
уже совсем другой человек, тама'и. Он давно все забыл. Мы теперь просто не
поймем друг друга...



             КАРАВЕЛЛА "СВЯТАЯ ДЕВА". ПЯТИДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ ПЛАВАНИЯ

     Молясь и предаваясь  благочестивым  размышлениям,  я  прогуливался  в
одиночестве по песчаному, усеянному невиданными раковинами  берегу,  когда
зрение  мое  было  смущено  следующей  картиной:  два   солдата   заметили
подкравшегося к лагерю туземца, и один  из  них  со  смехом  выстрелил  из
мушкета. Несчастный упал, и солдат с ножом  в  руке  приблизился  к  нему,
намереваясь зарезать раненого, как бессмысленное животное.
     Я поспешил к ним и приличными случаю словами указал солдату,  что  он
берет на душу тяжкий грех, убивая человека  ради  забавы.  На  это  солдат
возразил мне, что поскольку туземец не приобщен к истинной вере и не знает
Бога, то, следовательно, в убийстве его не больше греха,  чем  в  убийстве
зверя.
     "Домашний скот дьявола" - так выразился этот простолюдин, и я не  мог
не подивиться меткости его  слов.  Действительно,  лицо  несчастного  было
обезображено изображениями ската и акулы, которые, как известно,  суть  не
что иное, как два воплощения врага рода человеческого.
     Но мне ли, искушенному в риторике и богословии, было отступать в этом
споре! Не лучше ли будет, вопросил я, дать Божьему созданию умереть не как
зверю, но как человеку, узревшему свет истинной веры? И  солдат,  подумав,
спрятал свой нож.
     Сердце мое ликует при воспоминании о том, какая  толпа  собралась  на
берегу, дабы  присутствовать  при  совершении  обряда,  какой  радостью  и
благочестием светились обветренные грубые лица этих  людей,  как  ободряли
они - низкими словами, но искренне -  туземца,  готового  воспринять  свет
Божий.
     Адмирал был  недоволен,  что  отплытие  откладывается,  но  даже  ему
пришлось уступить единому порыву осененной  благодатью  толпы.  Обряд  был
совершен, и туземца с торжеством возвели на костер, ибо  теперь,  перестав
быть бессмысленным животным, он подлежал церковному суду за явную связь  с
дьяволом.
     Прими его душу, Господи! Он умер как человек, пламя  костра  очистило
его, выжгло все вольные и невольные прегрешения.
     А ночью мне явился некто в белых ризах и рек: иди на юг.  Там  живут,
не зная веры, не ведая  греха,  и  золото  лежит,  брошенное  за  порогами
хижин...



                        РУОНГУ, РЕЗИДЕНЦИЯ СТАРОГО.
            ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ ГОД ВЫСАДКИ. ДЕНЬ ДВЕСТИ ШЕСТОЙ

     Поскрипывали канаты. Шурша серым, высохшим до хрупкости маскировочным
тряпьем, плетеная кабина подвесной дороги  карабкалась  все  выше  и  выше
вдоль зеленого склона Руонгу. Зелень, впрочем, была с белесым  налетом,  а
подрагивающую кабину то  и  дело  обдавало  тухлыми  запахами  химического
завода.
     Полуобернувшись,  Сехеи  хмуро  следил  через  плечо,  как  отступает
подернутая мутной пленкой  бухта,  с  каждым  метром  пути  становясь  все
красивее. То здесь, то там  беспорядочно  мелькали  ослепительные  вспышки
передающих зеркал.
     Руонгу лихорадило. В порту происходило  и  вовсе  что-то  непонятное.
Пока запрашивали по гелиографу подтверждение вызова, у  Сехеи  было  время
понаблюдать, как  спешно  ведется  разгрузка  только  что  загруженного  к
эвакуации каравана.
     Обычная предвоенная неразбериха.
     Между тем листва, проползающая под  ногами,  стала,  как  и  положено
листве, зеленой, тошнотворные запахи остались внизу, еще метров двадцать -
и терраса... Вскоре кабина остановилась,  покачнувшись,  и  Сехеи  неловко
выбрался наружу.
     Его ждали. Хмурый паренек с легким ракетометом  под  мышкой  отступил
перед ним на  шаг.  В  глаза  не  смотрит,  но  короткий  ствол  направлен
прибывшему в живот.  Судя  по  татуировке,  новый  пилот  и  телохранитель
Старого... Странно, подумал Сехеи. Что могло  случиться  с  Анги?  Старый,
помнится, был очень привязан к своему прежнему пилоту.
     Паренек пропустил стратега вперед, и они двинулись  мимо  распяленной
на  бамбуковых  шестах  желто-зеленой  мелкоячеистой  сети,  под   которой
уставила в небо туго набитые ракетами соты зенитная установка.
     Далеко внизу за оперенными пальмами  обрывом  сияла  жемчужная  бухта
Руонгу. На краю обрыва  два  связиста  в  поте  лица  работали  с  Большим
Зеркалом. С тем самым зеркалом, что передало вчера  неслыханный  п