мой господин сегодня?
     - Спой нам "Балладу об Ирнарской битве" - попросил Король.
     - Ваше величество - перебил его  герцог.  -  Прошу  прощения  за  мою
дерзость, но дозволь менестрелю спеть что-нибудь новое,  чего  не  слышали
еще в твоем дворце.
     -  Вы  мой  гость,  Ильмер.  -  Акрат  учтиво  склонил  голову.  -  Я
присоединяюсь к просьбе почтенного герцога. Дастин,  спой  нам  что-нибудь
совсем новое.
     - Воля ваша, государь. - Дастин  снова  поклонился.  Когда  он  понял
голову, его взгляд был направлен куда-то вдаль, казалось, будто менестрель
о чем-то глубоко задумался. - Я сыграю вам "Песнь о Элонте".
     С первых же аккордов все собравшиеся в Тронном зале разом притихли, и
полилась чудесная мелодия. Тонкие пальцы Дастина нежно перебирали  струны,
и чарующие звуки  его  лютни  заставили  доселе  не  слыхавших  его  песен
прислушаться. Когда же зазвучал  голос  менестреля  -  невиданной  силы  и
красоты тенор, многие  от  раскрыли  рты  от  изумления.  Казалось,  будто
печальные аккорды и завораживающий голос барда сливаются в единый  оживший
звук, проникающий в самую  глубь  сознания  каждого  из  присутствующих  и
заставляет их на время отрешиться от мира. И слова этой песни были таковы,
что каждый чувствовал себя побывавшим вместе с героями  и  пережившим  все
лишения.  Это  была  печальная  история  о  молодой  девушке,   полюбившей
властителя птиц, о том, как любовь заставила ее искать пути  в  небо,  как
потом она превратилась в  прекрасную  чайку,  но  на  нее  напал  зловещий
коршун, а ее возлюбленный пришел ей на помощь и погиб, защищая ее. И слезы
этой девушки, Элонте, казалось, достигли  всякого  слушателя,  и  к  концу
баллады рыдали почти все в Тронном Зале.
     Наконец, Дастин взял последний аккорд и умолк. Некоторое время в зале
царило молчание, слышны били лишь всхлипы и печальные вздохи.
     Первым опомнился помрачневший подобно туче Ильмер:
     - Спасибо, менестрель, за прекрасную песню. Но прошу тебя -  не  надо
сегодня больше петь, дабы не печалить еще больше нас и почтенных гостей.
     - Ступай, Дастин -  мягко  сказал  Король,  едва  заметным  движением
смахивая предательскую слезу. - Ступай к себе.  И  мы  будем  ждать  новых
твоих песен.
     - Как будет угодно Вашему величеству. - Закинув лютню за плечо,  бард
опять сделал глубокий поклон и, слегка  хромая,  направился  к  выходу  из
Тронного Зала.
     Пройдя по широкому коридору, Дастин  оказался  на  огромной  каменной
лестнице,  ведущей  в  сад.  По  обе  стороны  массивных  ступеней   росли
причудливые растения, пели ночные птицы и  ласково  шумели  фонтаны.  Ночь
была изумительной: в небе  горели  вечерние  звезды,  а  в  воздухе  царил
постоянно меняющийся аромат трав, цветов, плодов, и свежий  ветер  доносил
мельчайшие брызги многочисленных дворцовых фонтанов, разбросанных по всему
колоссальному королевскому саду.
     До слуха  менестреля  донеслись  звуки  возобновившейся  танцевальной
музыки и голоса придворных и гостей. Бал продолжался.
     Дастин вздохнул и неспешно направился  вглубь  сада,  где  находились
строения для прислуги, среди которых был небольшой  домик  для  придворных
музыкантов, а в нем - маленькая  комнатка  менестреля,  в  которой  стояла
простая кровать, круглый стол  и  пара  стульев.  Иного  имущества,  кроме
одежды, лютни да крохотного мешочка с медяками у Дастина не было.
     Внезапно послышался странных хруст, затем шуршание и, наконец, глухой
шлепок. Затем еще и еще. Как будто кто-то прыгал с высоты на землю. Дастин
насторожился, крепко сжав тонкий гриф своей лютни, будто она могла  ему  в
чем-то помочь. С самого раннего детства Дастин знал,  что  является  более
чутким и зорким, нежели все его сверстники. Да что  там  сверстники.  Даже
сокольничий Перитим еще в родном Бренсалле поражался удивительному  зрению
и слуху юного менестреля -  мальчик  смог  разглядеть  одного  из  соколов
Перитима, когда даже старый птичник уже еле-еле видел точку в небе.
     Дастин нахмурил брови, как всегда это делал, всматриваясь  куда-либо,
и в кромешной темноте углядел три темных силуэта,  крадущихся  за  кустами
подле высокой стены,  огораживающей  Королевский  сад.  Воры!  Но  как  им
удалось  миновать  внешнюю  стену,  на  которой  через  каждые  сто  шагов
выставлен часовой, а за стеной постоянно дежурит караул?  Неужто  перебили
стражу? Но  опасения  Дастина  сменились  недоумением:  до  тонкого  слуха
менестреля не доносилось ни единого  звука,  выдававших  бы  крадущихся  в
тени. Троица двигалась совершенно бесшумно, будто они едва касались земли.
     Первой мыслью было  позвать  стражников  и  предупредить  о  странных
незнакомцах.  Но  что-то  заставило   Дастина   вместо   этого   неразумно
последовать  вслед  за  крадущимися.  Менестрель  поковылял,   прикрываясь
кустами и стараясь не шуметь, и, похоже, он остался незамеченным.
     Наконец троица добралась до невысокого изящного здания,  восхищающего
своей дивной архитектурой - женской половины Дворца.  Здесь  проживала  не
так давно умершая от неизлечимой болезни Королева и юная Мельсана. Неужели
преступники прокрались, чтобы причинить зло принцессе?
     И Дастин решил, что ни в коем случае не должен допустить этого.
     Темные тени  бесшумно  скользнули  мимо  похрапывающего  на  ступенях
стражника и скрылись в стрельчатом проеме. Дастин выступил из-за кустов  и
огляделся. Звезды освещали широкие ступени,  ведущие  ко  входу  в  Палаты
принцессы. Сзади едва доносился шум продолжающегося бала, вокруг, как ни в
чем  не  бывало,  продолжали  щебетать  ночные  птицы.  Дастин  подошел  к
стражнику. Казалось, тот мирно дремал. Но приглядевшись, Дастин отшатнулся
- часовой был мертв. Внешне это  не  было  заметно,  но  тяжелое  ощущение
смерти давило, словно сама Старуха-с-Косой стояла за спиной.  Дастин  едва
коснулся  рукой  уже  холодеющего  лба  стражника,  голова  того  медленно
опрокинулась назад и скатилась по ступеням. Менестрель судорожно сглотнул.
Место среза было идеально ровным и тонким - только сейчас появилась кровь.
Никакое металлическое оружие не  способно  на  такое.  Менестрель  подавил
приступ тошноты и  расширенными  от  ужаса  глазами  посмотрел  туда,  где
скрылись страшные убийцы. И опять какая-то  странная  сила  заставила  его
пойти вперед. Дастин подошел к двери - та была едва приоткрыта. Из глубины
Палат не доносилось ни звука.  Менестрель  медленно  приоткрыл  створки  и
протиснулся в щель. Так же медленно закрыв за собой  дверь,  юноша  закрыл
глаза и глубоко вздохнул.
     Слабый шорох заставил его вздрогнуть, и менестрель юркнул за странную
колонну. Мгновение спустя в дальнем коридоре показалась фигура, освещаемая
пламенем свечи - Дастин узнал старого  Генриана  -  слуга  Мельсаны  вышел
проверить, все ли  в  порядке.  Старик  прошел  по  коридору  и  исчез  за
поворотом, и сразу же послышался приглушенный вскрик.
     Дастин плотнее прижался к колонне, в которой  в  слабом  свете  свечи
Дастин узнал огромную железную статую воина в доспехах.  Не  долго  думая,
менестрель выхватил из рук металлического стража затупленный, но  все  еще
грозный меч и тихо направился туда, где скрылся Генриан.
     Он приближался к  повороту,  за  которым  виднелся  отсвет  какого-то
светильника, и уже знал, какую сцену он там увидит.
     Осторожно высунув из-за угла голову, Дастин в ярком свете горящего на
стене  факела  увидел  массивную  фигуру   Генриана,   лежащего   в   луже
темно-багровой жидкости. Старый камердинер умирал.  Однако  все  же  нашел
силы, чтобы  открыть  глаза.  Затуманенный  взор  скользнул  по  стенам  и
остановился на фигуре менестреля, выступающей из-за угла.
     - А, черная бестия... - еле ворочая одними губами пробормотал старик.
- Ну иди... добей меня... что же ты стои... - И  глаза  Генриана  внезапно
закрылись, голова откинулась набок. Слуга Мельсаны отошел в иной мир.
     А Дастин  продолжал  нелепо  стоять  за  углом,  не  в  силах  понять
происходящее. Черные бестии!  Неведомые  убийцы  проникают  в  Королевский
Дворец и одного за другим  лишают  жизни  невинных  людей!  Надо  поскорее
бежать  отсюда,  рассказать  всем  и  непременно  схватить  этих   ужасных
незнакомцев. Но  ноги  отказывались  повиноваться,  Дастин  все  продолжал
стоять за  углом,  уставившись  невидящим  взором  на  распростертое  тело
старого  камердинера.  Ужас  сковал  все  тело  менестреля,  липкий  страх
пронизывал  мозг.  Мысли  Дастина  понеслись   бешеным   чередом,   отчего
закружилась голова. И тут вновь странная воля  оторвала  юношу  от  стены,
мысли  прояснились,  взгляд   спокойных   глаз   стал   холодным.   Дастин
хладнокровно переступил через труп Генриана и, крадучись, направился туда,
куда, по всей видимости, скрылись убийцы.
     Так он и шел впотьмах, придерживаясь стены и сжимая  тяжелую  рукоять
меча, пока не добрался до двери в опочивальню принцессы. Какая неслыханная
наглость - придворный менестрель в покоях наследницы престола!  Но  Дастин
совершенно не думал об этом - все его мысли были  поглощены  одним:  найти
убийц и предотвратить казавшуюся неизбежной смерть принцессы.
     Когда же Дастин отворил  незапертую  тяжелую  дверь,  он  понял,  что
опоздал.
     Яркий свет заливал просторную  светлицу.  На  широкой  кровати  среди
многочисленных подушек, одеял и кружев лежало обнаженное  тело  принцессы.
Разметавшиеся по подушке волосы были подобны золотой чаше.  Меж  маленьких
твердых грудей Мельсаны торчали три кинжала с темными кривыми рукоятями, а
подле кровати, безмолвно скрестив руки на груди, стояли три фигуры в серых
балахонах. Широкие капюшоны полностью скрывали лица страшных убийц.
     Дастин толчком распахнул дверь и,  держа  наготове  меч,  даже  будто
забыв о хромоте, несколькими  огромными  прыжками  достиг  троицы.  Но  те
словно не замечали дерзнувшего напасть на них.  Менестрель  остановился  в
нерешительности. Ярость сменилась недоумением, и снова пришел  страх.  Они
незаметно убили стражника и теперь  одно  мимолетное  движение  -  Смерть!
Дастин опустил меч, уже смирившись с неминуемой  участью,  как  послышался
тихий скрипучий голос:
     - Ты пришел. Мы  ждали.  -  Невозможно  было  понять,  кто  из  троих
говорит. Казалось, звук шел отовсюду. - Пусть  свершится  то,  что  должно
было. Прощай, Певец. Мы еще свидимся, но уже по другую  сторону...  -  тут
произнесли неизвестное слово, от которого  у  Дастина  побежали  почему-то
мурашки по спине.
     И троица медленно двинулась мимо менестреля, который продолжал стоять
скованный, опустив свой нелепый меч.
     Зловещие незнакомцы покинули  покои  принцессы,  а  Дастин  продолжал
стоять возле кровати, уставившись на чудесную россыпь золотых волн -  даже
в после смерти Мельсана была прекрасна.
     Спустя некоторое время сзади послышался шум и крики, дверь отворилась
и полный ярости голос произнес за спиной:
     - Схватить его! У него меч! Это он убил принцессу!
     Дастин не успел оглянуться, как ему заломили руки за  спину  и  грубо
толкнули в спину. Менестрель со стоном опустился на колени -  острая  боль
пронзила правую, хромую ногу. Мгновения спустя его руки были туго  стянуты
за спиной прочным ремнем. Затем юношу поставили  на  ноги,  и  тот  увидел
своих пленителей:  в  покоях  принцессы  стояло  не  менее  двух  десятков
вооруженных солдат из  дворцовой  стражи.  А  прямо  перед  менестрелем  с
обнаженным мечом в руках стоял Ильмер.  Ненависть  исказила  его  лицо,  в
глазах герцога Дастин увидел  ярость  и  еле  сдерживаемое  желание  убить
молодого певца.
     - Я бы тебя задушил голыми руками сейчас, - сквозь плотно сжатые зубы
процедил Ильмер. - Но благодари судьбу и  своего  Короля.  Тебя  уведут  в
темницу и будут судить. Что же ты наделал, бард? За что? - Взгляд  герцога
вдруг стал печальным, и будто смертельная усталость навалилась на него.
     Дастин хотел было ответить и уже раскрыл рот, как его взор  наткнулся
на лежащий подле него меч. Это был совсем не тот, с которым он ворвался  в
покои Мельсаны! Свет  многочисленных  факелов  и  свечей  играл  на  остро
отточенном лезвии,  алый  свет,  ибо  лезвие  до  рукояти  было  в  крови.
Менестрель резко обернулся и увидел, что в  груди  нетронутого  еще  никем
тела принцессы ничего не торчит, а лишь зияет ужасная багряная рана.
     "Ложь! Безумие" - хотелось кричать Дастину, но  он  опять  был  не  в
состоянии управлять собой. Из странного  оцепенения  его  вывел  негромкий
приказ хорнкарского правителя:
     - Увести его! Я сам доложу обо всем Его величеству...



                                    2

     По горной тропе ведущей на запад из самого сердца Белых гор, от скалы
с древним монастырем к зеленой  горе  Ярокшаки,  к  истокам  могучей  реки
Бренн, пересекавшей весь Вильдар вплоть до Великого моря на западе, шагали
два путника. Они были примерно одинакового роста, сложения, возраста,  оба
были одеты в плащи с  капюшонами,  и  только  цвет  этих  плащей  позволял
различать их на расстоянии. Бордовый плащ первого путника бросался в глаза
как осенний кленовый лист среди своих желтых  и  зеленых  собратьев.  Плащ
второго путника был серым, благодаря чему тот был бы почти  незаметен,  на
фоне серых обветренных камней.  Да,  немало  произошло  за  эти  несколько
дней... Мог ли Йонаш подумать, что через пару дней цвет его плаща сменится
на благородный серый? Нет, только мечтать, а вот ведь, оказалось, что  это
самое малое, что с ним случилось за эти дни. А что он, на  пару  со  своим
недавним противником отправится выполнять такую миссию?
     Йонаш вспомнил вечер за два дня до  отправления.  Он  тогда  доставил
незнакомца  в  монастырь,  и  казалось,  о  нем  забыли.  Йонаш   спокойно
отправился в  свою  келью,  а  потом  присоединился  к  обычной  работе  в
монастыре. Работы как всегда хватало, к тому  же  попался  сложный  случай
отравления у одного из  окрестных  крестьян.  К  счастью,  Йонаш  как  раз
незадолго до этого сам исследовал именно эту группу ядов, и знал  от  него
противоядие. Поэтому его появление было как нельзя кстати, и больной очень
быстро миновав кризис пошел на поправку. И  когда  Йонаша  позвали  к  Его
Святейшеству, он даже  не  догадался,  что  это  связано  с  его  недавним
противником. Собственно, он решил, что его зовут как раз затем, зачем он и
был вызван из удаленной области гор, где проводил время в тихом уединении,
заодно отыскивая целебные травы, которые не росли возле обители.
     Но когда он вошел в покои петрарха,  начались  неожиданности.  Прежде
всего не было обычной церемониальности, посторонних, его просто провели  в
кабинет, если можно было так назвать  эту  келью,  немного  расширенную  и
дополненную  необходимой  для   ведения   дел   монастыря   мебелью.   Его
Святейшество один сидел за столом и о чем-то глубоко  задумавшись  смотрел
на пламя светильника. Увидев Йонаша он  указал  на  узкую  жесткую  койку,
служившую для сна первого  человека  монастыря  и  всего  ордена,  и  стал
рассматривать  младшего  монаха,  как  будто  видел  его  впервые.   Йонаш
поклонился, послушно присел на край койки и  стал  ожидать,  когда  с  ним
заговорят. Белый плащ, признак верховного духовенства, висел на  стене,  и
только по спокойным и уверенным глазам можно было догадаться  о  положении
этого человека в братстве, способном при желании за пару лет сколотить все
земли   Вильдара   в   могучую   империю,   но   из   высших   соображений
воздерживающегося от подобного вмешательства в политику и  ограничивающего
себя проповедью и помощью нуждающимся.
     - Ты преуспел, брат Эорон,  -  нарушил,  наконец,  молчание  петрарх,
использовав тайное имя Йонаша. - Когда тебя вызвали, то дело было  лишь  в
том, что в монастыре срочно потребовался специалист по  той  группе  ядов,
которую ты изучал самостоятельно в прошлом году. Один из крестьян каким-то
образом получил отравление ими - собственно ты об  этом  знаешь,  сам  его
лечил. Однако по дороге тебе довелось столкнуться с другой своей  миссией,
которая похоже свыше.
     Йонаш молчал, ожидая, когда глава  монастыря  прольет  свет  на  свои
слова. И тот не заставил себя ждать, после небольшой паузы, он продолжил:
     - Знаешь ли ты, кого привел в монастырь?
     - Не знаю, Ваше Святейшество. Я понял,  что  он  владеет  приемами  и
языком нашей тайной борьбы. Кроме  того,  он  немного  умеет  использовать
живую энергию, но сам ее не видит. Он очевидно, был  одержимым.  Это  была
одна из причин, по которым  я  привел  его  сюда  -  моих  сил  было  явно
недостаточно, чтобы изгнать из него тьму.
     - И правильно сделал. Мы с этим справились, и  когда  он  снова  стал
самим собой... Он рассказал ужасные вещи, и придется  принять  их  такими,
как они есть. Оказывается уже  много  лет  существует  и  действует  некий
Черный Орден. Он организован по образу  и  подобию  нашего,  но  его  цели
полностью противоположны. Они служат тому, кто  перечил  Господу  на  горе
Ярокшаки.
     Йонаш вздрогнул, в развращенных королевствах Запада то  тут,  то  там
действительно возникали небольшие черные секты, но они  были  невелики,  и
усилиями  Ордена   недолговечны.   А   если   они   действительно   сумели
объединиться, да еще организоваться в столь же эффективную структуру,  как
и Орден... Неизвестно, как они это сумели сделать, но новость была явно не
из лучших. Петрарх тем временем сделал паузу, будто ожидая реакции Йонаша.
     - Я весь внимание, Ваше Святейшество!
     - Они по-своему узнают о том, что происходит в  мире,  и  сейчас  они
весьма озабочены. Они ждут возвращения Песни. Ждут  и  боятся  ее.  Ты  не
удивлен?
     - Но ведь и мы ждем того же! Только не боимся.  Уже  сколько  времени
ждем. Что же в этом удивительного?
     - Они ждут ее возвращения сейчас! Теперь понял?
     - Прямо сейчас???  -  Если  бы  не  уважение  к  старшему,  Йонаш  бы
улыбнулся.  Уже  сколько  веков  все  бабки  в  окрестных   горах   пугали
непослушных внуков легендарным Певцом, который придет с огромной лютней  и
накажет всех плохих людей. Бабки естественно грозили,  что  он  накажет  и
непослушных детей, после  чего  на  время  малыши  притихали.  Детвора  же
постарше уже не поддавалась на такие угрозы и с  удовольствием  играла  "в
Певца", когда водящий,  размахивая  за  неимением  лютни  огромной  палкой
должен был передать эстафету кому-нибудь другому, "исправив" его  на  свой
лад. Разумеется, все в горах знали  это  пророчество,  но  как-то  уж  так
сложилось, что никто теперь не верил в приход легендарного спасителя  мира
при своей жизни. - Но насколько следует принимать во внимание их мнение?
     - Чем серьезнее, тем лучше. Это правда, Эорон.  Мы  и  раньше  видели
некоторые знамения, а также указания в священных текстах, но  после  того,
что мы узнали  от  этого  человека,  смутное  стало  ясным,  а  непонятное
очевидным. Что ты скажешь о таких словах: "Плоть восстанет на дух, но  дух
излечит плоть ради спасения души"?
     - Нас учили, что этот  эпизод  говорит  о  победе  духа  человека  на
земным, мирским, что это путь спасения.
     - Правильно. А теперь сопоставь это вот с  чем.  Ты  знаешь,  что  мы
умеем находить в  наших  священных  книгах  фрагменты,  касающиеся  любого
живущего на свете человека, если только мы знаем о нем  достаточно  много.
Так вот, мы проделали этот поиск для тебя, для твоего нового  знакомого  и
еще для одного человека, о котором он нам рассказал, и которого он  должен
был убить вслед за тобой. И всем Вам троим выпал этот и  некоторые  другие
фрагменты. Причем для тебя  ударение  было  на  слове  "дух",  для  твоего
бывшего противника на "плоть", а для этого третьего -  на  "душу".  "Плоть
восстанет на дух" - вы ведь встретились далеко не дружелюбно, причем напал
он, "но дух излечит плоть" - ты его привел сюда и избавил от  одержимости,
"ради спасения души" - уже  одним  этим