же приготовился
стучать еще раз, когда дверь приоткрылась.
     - Да? - спросила хозяйка, и я пересмотрел свою оценку насчет возраста
фотографии. Она выглядела почти как на снимке. - Доктор Закери,  -  сказал
я, - меня зовут Донни. Вы можете прояснить вопрос, с которым я пришел.
     - А что за вопрос?
     - Он касается некоего изобретения, прозванного Палачом.
     Она вздохнула и слегка поморщилась. Пальцы ее стиснули дверь.
     - Я проделал длинный путь, но много времени у вас не отниму.  У  меня
лишь несколько вопросов, которые я хотел бы вам задать.
     - Вы работаете на правительство?
     - Нет.
     - Вас нанял Брокден?
     - Нет. Я нечто иное.
     - Ладно, - сказала она. - Сейчас у меня  идет  групповой  сеанс.  Это
займет еще, возможно, с полчаса. Если вы подождете внизу, я дам вам  знать
сразу же, как только он закончится. Тогда мы сможем переговорить.
     - Договорились, - сказал я. - Спасибо.
     Она кивнула и закрыла дверь. Я отыскал лестницу и пошагал вниз.
     Выкурив сигарету, я  решил,  что  дьявол-таки  подбирает  работу  для
лодырей и поблагодарил его за предложение. Я снова  прогулялся  к  дверям.
Через  стекло  я  прочитал  фамилии  нескольких  жителей   пятого   этажа.
Поднявшись, я постучал в одну из дверей. Перед  тем,  как  ее  открыли,  я
достал записную книжку и встал на видное место.
     - Да? - коротко, но с любопытством.
     - Меня звать Стефен Фостер, миссис Глантз. Я провожу исследование  по
заказу Североамериканской Лиги потребителей. Я бы  заплатил  вам  за  пару
минут вашего времени, во время которых вы ответите на несколько вопросов о
продуктах, которыми вы пользуетесь.
     - Как это... а, заплатите мне?
     - Да, мадам, десять долларов. Около дюжины вопросов.  Это  займет  не
больше пары минут.
     - Ладно, - она открыла дверь пошире. - Может, пройдете?
     - Нет, спасибо. Это совсем  ненадолго  -  не  успеешь  зайти,  уже  и
выходить надо. Первый вопрос касается стирального порошка...
     Десятью минутами позже я спустился обратно в вестибюль,  добавив  три
червонца  к  списку  расходов,  который  я  вел.  Когда   ситуация   полна
непредсказуемого  и  мне   приходится   импровизировать,   то   приходится
предусматривать столько непредвиденных ситуаций, сколько сумею.
     Еще через четверть часа - или около того - двери лифта  скользнули  и
выгрузили трех парней - двух молодых и одного средних лет, небрежно одетых
и над чем-то хихикавших.
     Здоровяк, тот, что был поближе ко мне, подошел и кивнул:
     - Это ты тот парень, который ждет, чтобы увидеться с доктором Закери?
     - Верно.
     - Она велела передать, чтобы ты поднимался.
     - Спасибо.
     Я снова встал и вернулся к ее  двери.  Лейла  открыла  на  мой  стук,
кивнула, приглашая войти, и усадила в  удобное  кресло  на  дальнем  конце
жилой комнаты.
     - Чашечку кофе? - спросила она. - Свежего? Я приготовила больше,  чем
смогу выпить.
     - Это было бы прекрасно. Спасибо.
     Чуть позже она внесла пару чашек  кофе,  одну  вручила  мне,  а  сама
уселась на софу слева.
     - Вы заинтриговали меня, - призналась она. - Рассказывайте.
     - Ладно. Мне сказали, что манипулятор, известный как Палач, возможно,
обладающий теперь разумом - искусственным разумом, вернулся на землю...
     - Гипотетически, - заметила она. - Тем не менее вы знаете нечто, чего
не знала я. Мне сказали, что корабль Палача вернулся и затонул в Заливе. И
никаких свидетельств в пользу того, что на корабле кто-то был.
     - Хотя это кажется вполне разумным - что там был некто.
     - Не менее мне может показаться, что Палач послал корабль к известной
ему точке встречи много лет назад, и  что  эта  точка  была  лишь  недавно
достигнута кораблем. А может быть, его направляли не сюда, но из-за сбоя в
программе он прибыл на Землю.
     - Для чего же ему отправлять корабль, а самому оставаться без средств
сообщения?
     - Прежде, чем я отвечу на этот вопрос, - заявила она, - я  хотела  бы
знать, каким боком это касается вас. Пресса?
     - Нет, - сказал я. - Я пишу о науке. Новинки техники, популяризация и
все такое прочее. Но в этот раз меня не интересует публикация. Меня наняли
подготовить обзор психологического склада Палача.
     - Для кого?
     - Частное расследование. Наниматели хотят знать, что  может  повлиять
на  его  мышление,  как  он  вероятнее  всего  поведет  себя  -  если   он
действительно  вернулся.  У  меня  есть  немало  домашних  заготовок  и  я
обнаружил, что его синтетическая личность может представлять  собой  смесь
умов четырех его операторов. Итак, напрашивались личные контакты - собрать
ваши мнения о том, на что он  может  походить.  По  очевидным  причинам  я
пришел к вам первой.
     Она кивнула.
     - Со мной недавно  говорил  мистер  Вэлш.  Он  работает  на  сенатора
Брокдена.
     - Да? Я никогда не вдавался в дела работодателей сверх  того,  о  чем
они просили меня сделать. Сенатор Брокден тоже в моем  списке,  следом  за
Дэвидом Фентрисом.
     - Вам сообщили о Мэнни Барнсе?
     - Да. Бедняга.
     - Очевидно, именно это и повлияло на Джесси. Он  -  как  бы  мне  это
выразить - он цепляется за жизнь изо всех сил, пытаясь закончить  огромное
количество дел за то время, что ему осталось.  Каждая  секунда  важна  для
него. Он чувствует, как старуха в белом саване уже дышит ему в  затылок...
И тут корабль возвращается и один  из  нас  погибает.  Из  того,  что  нам
известно о Палаче, последнее, что мы слышали - он повел  себя,  как  будто
спятил. Джесси усмотрел во всем этом какую-то взаимосвязь и отсюда понятно
его состояние страха. Здесь нет ничего дурного,  пусть  позабавится,  если
это не мешает ему работать.
     - Но вы не ощущаете угрозы?
     - Нет. Именно я была последней наставницей  Палача  прежде  чем  нашу
связь прервали и я смогла потом понять,  что  случилось.  Первое,  что  он
освоил - это организация восприятия  и  двигательная  активность.  Большая
часть всего остального получена им из сознания операторов. Но эти сведения
были слишком искажены, чтобы уже с самого начала означать слишком много  -
представьте себе ребенка, зазубрившего Геттисбергское обращение. Оно сидит
у него в голове - и все.  Тем  не  менее,  оно  может  стать  для  него  и
интересным, и важным. Постигнутое,  оно  сможет  даже  вдохновить  его  на
действия. Конечно,  вначале  потребуется,  чтобы  ребенок  подрос.  Теперь
представьте себе ребенка с огромным количеством сталкивающихся  образов  -
позиций, склонностей, воспоминаний - ни одно из которых не действовало  на
него все то время, пока  он  остается  ребенком.  Добавьте  ему  чуть-чуть
зрелости (только не забывайте, что образцы  ему  дадены  четырьмя  разными
личностями), и каждый образец при этом куда более мощен, чем слова  самого
умелого агитатора, несущие, как это всегда бывает, заряд своих собственных
чувств. Попытайтесь вообразить себе конфликты,  противоречия,  порождаемые
столкновением взглядов четырех людей...
     - А почему об этом не подумали раньше? - спросил я.
     - Ах,  -  сказала  она,  улыбнувшись,  -  полностью  чувствительность
нейристорного мозга поначалу и не оценили. Предполагалось,  что  операторы
просто механически добавляют и добавляют сведения, и это все  продолжается
до тех пор, пока не создастся некая критическая масса - то  есть  пока  не
образуется  соответствующая  картина  мира  или  его  модель,  могущая   в
дальнейшем служить  своеобразной  точкой  отсчета,  исходным  пунктом  для
саморазвития разума Палача. И  он,  похоже,  начисто  опроверг  реальность
такого способа.
     А вот что,  тем  не  менее,  действительно  имело  место  -  так  это
феноменальное   значение   импритинга,   "запечатлевания".   Запечатлелись
личностные  характеристики  операторов,  их  отношение  к  тем  или   иным
ситуациям. Они не вступили немедленно в действие и потому  не  были  сразу
обнаружены. Они находились скрытыми до тех пор, пока мозг  не  развился  в
достаточной степени, чтобы понять их. А потом было слишком  поздно.  Палач
неожиданно получил четыре дополнительных личности и  был  не  в  состоянии
координировать их. Когда он попытался разделить  их,  это  ввергло  его  в
нечто вроде шизофрении, а когда решил об®единить, привело к кататонии.  Он
метался между двумя этими вариантами гибели. Именно тогда он и замолчал. Я
чувствовала,  что   он   испытывал   нечто   вроде   приступа   эпилепсии.
Возбудившиеся хаотические токи в этом магнитном  материале  могли  стереть
его разум, что повлекло бы в конечном счете нечто эквивалентное смерти или
идиотизму.
     - Я понял вашу мысль, - заметил я. - Теперь, если  продолжать  ее,  я
вижу  только  такие  альтернативы:  или  успешная  интеграция  всех   этих
материалов, или действия металлического шизофреника. Что вы думаете о  его
поведении - как он будет себя вести, если один из этих вариантов  окажется
возможным?
     - Хорошо, - согласилась она. - Как я  только  что  сказала,  полагаю,
были  какие-то  физические  ограничения  для  сохранения   множественности
личностных структур на очень длительный период времени. Тем не менее, если
бы это и было так, личность эта стала бы продолжением его собственной плюс
копии четырех операторских - по крайней мере, временно. Ситуация  в  корне
отличалась бы от той, в которую мог  попасть  человек-шизофреник  того  же
типа, в том, что добавочные личности были бы точными отражениями подлинных
личностей, а не ставшим  независимым  самовозбуждающимся  комплексом.  Они
могли  продолжать  развиваться,  они  могли  дегенерировать,   они   могли
конфликтовать вплоть до точки разрушения или коренного изменения любого из
них или всех их вместе взятых. Другими  словами,  невозможно  предсказать,
как это было в действительности и кто получился в результате.
     - Можно рискованное предположение?
     - Давайте.
     - После длительных неприятностей Палач справился с этими  личностями.
Он отстоял свои права. Он отбил атаку  квартета  демонов,  который  терзал
его, и приобрел в процессе обороны  всепоглощающую  ненависть  к  реальным
индивидуумам, ответственным за эти его  мучения.  Полностью  освободиться,
отомстить, добиться своего полного очищения - и он  решил  отыскать  своих
операторов и уничтожить их.
     Она улыбнулась.
     - Вы спутали два предположения -  обычную  шизофрению  и  способность
преодолеть ее и стать  полностью  независимым  и  автономным.  Это  равные
ситуации - неважно, какие связи вы между ними усматриваете.
     - Ладно, согласен. Но все же - как насчет моих заключений?
     - Вы говорите: если он превозможет все это, он возненавидит нас.  Это
напоминает мне не совсем честную попытку вызвать дух Зигмунда Фрейда: Эдип
и Электра в одном  лице,  уничтожение  их  родителей  -  творцов  всех  их
напряжений, тревог, воспламеняющих  их  впечатлительные  сердца  вместе  с
молодостью и беззащитностью. Как бы это назвать?..
     - Гермацисов комплекс? - предположил я.
     - Гермацисов?
     - Гермафродит был об®единен в одно тело с нимфой Салмацис. Я произвел
нечто подобное с их именами. Чтобы намекнуть на наличие четырех родителей,
против которых возмущено дитя.
     - Остроумно, - согласилась она, улыбаясь. - Даже  если  бы  свободные
искусства  не  давали  ничего  больше,  они  обеспечили  бы  великолепными
метафорами  всех  исследователей.  Но  это  недопустимо,   это   чрезмерно
антропоморфно. Вам хочется знать мое мнение. Ладно. Если  Палач  и  осилил
это, то случилось это только благодаря  отличиям  нейристорного  мозга  от
человеческого. Исходя из моего профессионального опыта, могу заверить вас,
что человек  не  смог  бы  справиться  с  подобной  ситуацией  и  добиться
стабильности. Если бы Палач  сделал  это,  он  должен  был  разрешить  все
противоречия и конфликты, овладеть ситуацией настолько основательно, что я
не  верю,  что  оставшееся  могло  повлечь  такой  вид  ненависти.  Страх,
неуверенность - все, что рождает ненависть -  должно  было  быть  изучено,
систематизировано и превращено в нечто более полезное. Возможно,  все  это
привело  бы  к  чувству  отвращения  или   к   желанию   независимости   и
самоутверждения. Я  полагаю,  это  единственная  причина  для  возвращения
корабля.
     - Следовательно, по вашему мнению, если  сегодня  Палач  представляет
собой мыслящую личность,  то  отношение  его  к  своим  бывшим  операторам
единственное: он не хотел бы иметь с ними больше ничего общего?
     - Верно. Как ни жаль вашей гипотезы о Гермацисовом  комплексе.  Но  в
таких случаях мы должны  оценивать  мозг,  а  не  душу.  И  мы  видим  два
варианта: либо он гибнет от шизофрении, либо успешное решение его  проблем
совершенно исключает возникновение  желания  отомстить.  Другими  словами,
беспокоиться не о чем.
     Как бы мне это изложить потактичнее? Я решил, что не смогу...
     - Все это прекрасно, - сказал я, - настолько, насколько это  реально.
Но  оттолкнемся  одновременно  и  от  чистой  психологии,   и   от   чисто
физического. Могла ли существовать какая-то особая причина для того, чтобы
он жаждал вашей смерти - то есть, я имею  в  виду  простой  и  старомодный
мотив убийства, основанный скорее на событиях, чем на всяких  особенностях
его мышления или психических отклонениях?
     Выражение лица ее было трудно разгадать,  но,  учитывая  характер  ее
работы, я мог рассчитывать и на меньшее.
     - На каких событиях? - спросила она.
     - Понятия не имею. Потому и спрашиваю.
     Она покачала головой.
     - Боюсь, что не знаю.
     - Ну, что ж, - сказал я, - я больше не могу придумать, о чем вас  еще
порасспросить.
     - А я не могу придумать, о чем вам еще рассказать.
     Я допил кофе и поставил чашку на поднос.
     - Тогда благодарю вас, - сказал я, - за ваше время, за кофе. Вы  были
очень полезны.
     Я поднялся. Она тоже.
     - Что вы будете делать дальше? - спросила она.
     - Я еще не совсем решил, - ответил я. - Хочется подготовить как можно
более полное сообщение. Может, вы что-нибудь посоветуете?
     - Я полагаю, что тут и изучать больше нечего, я дала вам  все  факты,
которые только можно найти для вашего сообщения.
     - Вы полагаете, Дэвид Фентрис не  мог  бы  найти  здесь  какое-нибудь
дополнительное толкование?
     Она фыркнула, затем вздохнула.
     - Нет, - сказала она. - Я не думаю, чтобы он  сказал  вам  что-нибудь
полезное.
     - Что вы имеете в виду? То, как вы это сказали...
     - Я знаю. Ничего я не имела в виду. Некоторые люди находят утешение в
религии. Другие... Вы знаете.  Другие  в  конце  жизни  платят  ненавистью
первой ее половине. Они не использовали ее так, как намеревались. Отсюда и
своеобразная окраска их мыслей.
     - Фанатизм? - спросил я.
     - Не обязательно. Неуместное рвение. Нечто  вроде  мазохизма...  Черт
побери! Я не могу ни поставить диагноз на расстоянии, ни повлиять на  ваше
мнение. Забудьте то, о чем  я  вам  сказала.  Составьте  свое  собственное
мнение после того, как повстречаетесь с ним.
     Она подняла голову, оценивая мою реакцию.
     - Ну... - отреагировал я. - Я вообще-то не уверен, что  отправлюсь  с
ним повидаться.  Но  вы  возбудили  мое  любопытство.  Как  может  религия
сказаться на деятельности инженера?
     - Я разговаривала с ним после того, как Джесси сообщил нам новость  о
возвращении  корабля.  Тогда  у  меня  сложилось   впечатление,   что   он
почувствовал, что  мы  вторглись  в  сферу  Всемогущего  Господа  попыткой
сотворить  искусственный  разум.  То,  что  наше  творение  спятило,  было
единственным подходящим концом - ведь  оно  представляло  собой  результат
несовершенного человеческого творения. И ему, кажется,  показалось  вполне
возможным, что Палач вернулся  для  возмездия  -  как  карающая  нас  рука
правосудия.
     - О!
     Она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.
     - Да, - сказала она. - Но, может быть, я просто застала его в  дурном
настроении. Наверное, вам стоит оценить все это самому.
     Что-то  толкнуло  меня   покачать   головой   -   некоторая   разница
прослеживалась между оценкой его, моими воспоминаниями и замечаниями  Дона
о том, что Дэйв заметил, что знает мозг Палача и не  особенно  тревожится.
Где-то среди этих точек зрения лежало нечто,  что,  как  я  чувствовал,  я
должен знать и узнал бы без особого расследования.
     Итак, я сказал:
     - Ну, думаю, теперь достаточно.  Это,  так  сказать,  психологическая
сторона  изучаемого  мною  вопроса  -  не  механическая  и  уж  точно   не
теологическая. Вы очень мне помогли. Еще раз спасибо.
     Она шла с улыбкой вплоть до двери.
     - Если вас не слишком затруднит, - сказала  она,  когда  я  шагнул  в
коридор, - я бы хотела узнать, чем закончится вся эта история - или  любой
интересный поворот, касающийся его.
     - Моя связь с этим делом  закончится,  как  только  я  составлю  свой
отчет, а  сейчас  я  как  раз  отправлюсь  его  писать.  Конечно,  я  могу
по-прежнему почерпнуть какую-нибудь информацию...
     - У вас есть мой номер?
     - Нет, но...
     У меня он был, но я  записал  его  снова  -  прямо  под  ответами  ее
соседки, касающимися моих исследований по части моющих средств.


     Двигаясь в намеченном направлении, я для разнообразия  размышлял  над
всеми связями в этом деле. Я направился прямо в аэропорт,  нашел  самолет,
готовящийся к полету в Мемфис, купил билет и  последним  взошел  на  борт.
Несколько десятков секунд, возможно, вот и все. И не осталось даже запаса,
чтобы освободить номер  в  мотеле.  Неважно.  Добрый  доктор,  вправляющий
мозги, убедила меня, что так или иначе Дэвид Фентрис будет следующим, черт
бы его побрал. Слишком прочно сидело во мне чувство, что Лейла  Закери  не
рассказала  мне  всей  истории.  Я   должен   был   получить   возможность
пронаблюдать  все  изменения  в  этом  человеке  для  себя  и   попытаться
представить, какое отношение они имеют к Палачу. Ибо по многим причинам  я
мог судить, что отношение к Палачу эти изменения имеют.
     Я высадился в холодный, немного  облачный  полдень,  почти  сразу  же
нашел транспорт и направился по адресу конторы Дэйва.
     Предгрозовое ощущение прокатилось по моим нервам, когда  я  пересекал
город. Черная стена туч продолжала громоздиться на западе. Позже, когда  я
оказался перед зданием, в котором  делал  бизнес  Дэйв,  первые  несколько
капель дождя уже ударили в его грязный кирпичный фасад.  Потребовалось  бы
куда больше воды, чтобы освежить это здание или любое другое в  округе.  Я
подумал, что дождю пришлось бы для этого идти куда дольше, чем теперь.
     Я стряхнул капли и вошел внутрь.
     Вывеска указала мне направление,  лифт  поднял  меня,  ноги  отыскали
дорогу к его двери. Я постучал в нее. Немного погодя я  постучал  снова  и
снова подождал. Опять ничего. Тогда я потрогал ее, обнаружил, что  она  не
заперта, толкнул и вошел.
     Там была маленькая приемная  с  зеленой  дорожкой.  Стол  в  приемной
покрывал слой пыли. Я пересек ее и всмотрелся  в  пластиковую  перегородку
позади стола.
     Человек сидел спиной ко  мне.  Я  загрохотал  костяшками  пальцев  по
перегородке. Человек услышал стук и повернулся ко мне.
     - Да?
     Наши взгляды встретились. Его  глаза  по-прежнему  обрамляла  роговая
оправа и они были лишь энергичнее, а линзы - толще, волосы  -  реже,  щеки
немного запали.
     Колебания  воздуха  после  его  вопроса  улеглись  и  ничего  в   его
пристальном взгляде не изменилось, показывая,  что  он  меня  узнал.  Дэйв
нагнулся над пачкой схем. Кривобокий шлем из металла,  кварца,  фарфора  и
стекла лежал на ближайшем столе.
     - Меня зовут Донни, Джон Донни, - сказал я. - Я ищу Дэвида Фентриса.
     - Я Дэвид Фентрис.
     - Рад познакомиться с вами, - сказал я, подходя к тому месту, где  он
стоял. - Я помогаю в  расследовании,  касающемся  проекта,  в  котором  вы
когда-то принимали участие...
     Он улыбнулся, кивнул и пот