, например,  зачем
все  это повторять на Главной линии. Та не была так надписана, в отличие
от Рубки,  она просто обозначалась крупным белым пунктиром на полу - так
вот размечают шоссе. Линия эта начиналась от дверей Главной рубки и вела
по коридору  в  виде  полукруглого тоннеля, а в нем  была куча  дверей с
окошечками  - и в   окошках были те же  виды, что в Главной  рубке. Да и
войти туда можно было, тоже просто открыв дверь. И уж коли Они соорудили
эту  Рубку  и  Главную  линию,  то,  видимо,  не  просто  для обзора или
путешествий в географию  и палеонтологию -  но для чего  же?  Может, для
него, Антона, раз уж он допущен ко всему этому?
     Если  так, то его исследование подвигалось туго, а освоение Ковчега
и того  хуже. Конечно,  если допустить,  что времени  в запасе  -  целая
вечность (впрочем,  кто его  знает), то  помаленьку-полегоньку... Антону
порой  хотелось  начать  составлять  путеводитель  по   Ковчегу.  "Чакра
обезьяна -  срочный выход  из аварийной  ситуации... Окно  кухни - точка
перехода в открытый космос и беседа с Мировым Духом..."   Вот только  не
для кого  было  составлять  такое   пособие,  из  людей  Антон  был  тут
один,   Ной-одиночка. А  кстати, насчет  аварийного выхода  - на Главной
линии   Антон  нашел  и  такой.  Дверца  была  небольшой,  только-только
протиснуться,  и больше походила на люк мусоропровода. На нем  почему-то
был   крупно  нарисован   черный   таракан  -  точь-в-точь   такой,  что
обосновался на кухне  Антона - если,  опять  же, это  был таракан, а  не
какой-нибудь индонезийский  жук-водолюб. Рядом  с дверцей  по стене  шла
красными  буквами надпись: "Аварийный выход.  При аварии выдернуть шнур,
выдавить стекло  и отжать дверцу люка". Антон засмеялся -  он  вспомнил,
что читал как-то точно такую надпись на потолке автобуса. Он даже как-то
сочинил  стишок, сложив первые-вторые слога  слов. Получилось:

     Ававы при ававы
     Шну высте при ававы

     - эту  абракадабру  он  напевал иногда на мотив: "По  улицам ходила
большая крокодила...". Не удержавшись,  он  громко затянул свою смешилку
и, пританцовывая, захлопал в  ладоши.  Близнецы  оказались тут как тут и
предостерегающе запищали:
     - М'па-н-зз-а-трогать-нет-плохо!
     Антон успокоил их - ясно же, в Ковчеге все было не просто так, и он
не   собирался  играть  с  чем-то,  что  предназначалось,  по всему, для
каких-то   крайних    случаев.   "Наверно,   тут   какая-нибудь  капсула
спасательная,- рассудил  Антон. - Мало  ли какой космический катаклизм".
Он запомнил это на будущее и больше сюда не совался.
     Что же до отсутствия  людей, то за это  Антон поручиться не мог.  В
определенном смысле люди, конечно, на ковчеге присутствовали - Антон мог
вдоволь наглядеться на  них не только  из окна кухни,  но и наблюдать  в
зоопарке, том, с каруселью. Он даже кое-кого из них запомнил, потому что
иные   посетители были  завсегдатаями. Часто  он видел  тут двоих детей,
брата  и   сестру,-   они,   вероятно,   были    бесценным    потомством
кого-нибудь из дирекции,  судя потому,   что постоянно околачивались   у
клеток и   были на  короткой ноге  со служителями  Зоо. Но   вот  насчет
пообщаться - тут у него были только  близнецы и  Голос. Антон мог только
допускать,  что  Ковчег  должен  бы   везти  еще   кого-нибудь,  людскую
рассаду, хотя  это было  под вопросом.  А  вдруг  создатели   корабля  -
это все-таки существа иного порядка, не люди, и  они решили на следующей
Земле обойтись без такого  неудачного поселенца как человек? Один вот Им
понадобился -  он, Антон,-   клетки чистить  - и  достаточно.   От таких
мыслей настроение портилось, и Антон спешил к Философствующему Динамику.
     Он  натолкнулся  на него  в одном  из помещений  библиотеки Города.
Сначала-то  услышал  голоса  и  так обрадовался,  что едва  не подвернул
ногу, опрометью бросившись к  воображаемым сородичам и  попутчикам. Но в
зале никого  не  было, голоса   шли прямо из воздуха,   с высоты метра в
полтора  близ  стены  с  полкой   энциклопедий,  будто  тут  был   висел
невидимый радиоприемник.  Антон  ошибочно  решил  было,  что  это что-то
вроде   чтеца-говорильника -  озвучка книг  библиотеки. Он,  кстати, уже
продвинулся со чтением  в Городе.  Букв Антон  по-прежнему не  различал,
но   каким-то  непонятным   образом   стал   улавливать    общий   смысл
напечатанного  и    распознавать содержание  отдельных мест,   например,
надписей к рисункам.  Оказалось  же  интересней,  чем  говорильник  -  в
невидимом   динамике   беседовали меж  собой люди,  можно   было хотя бы
послушать своих.   Правда, эти  свои Антона не  слышали, они толковали о
высоких материях - да  еще как,  порой  сутки напролет.  В самый  первый
раз,  когда Антон обнаружил Динамик-Философ, дискуссия  велась  о смысле
жизни, ни больше ни меньше.
     - ...Э, батенька,- возражал некий скептик невидимому же оппоненту,-
да ведь все, что мы об этом знаем, это лишь то, что мы ничего не  знаем.
Вы тут про высшую цель, самопознание, Богочеловечество... А я вот  не на
шутку задумываюсь: а ну как вот в этих самых стенах  каждый  атом  усеян
душами усопших, и они вот сейчас, сию минуту, всех нас слышат и мучаются
муками Тантала из-за того, какую мы тут порем чушь?
     - Что вы такое!.. - возмутился собеседник скептика.
     - Погодите-ка, я еще не кончил,- не дал  сбить  себя скептик. - Это
еще цветочки. А что  если  вот  эта  их  мука,  терзания  наших  усопших
наблюдателей из-за нашей  невыносимой  мелкой  чепухи  - если это и есть
смысл нашей с вами жизни? В том, значит, раскладе, что их мучения -  это
воздаяние им за идиотскую бессмыслицу  их жизни, а мы с вами, батенька,-
бессознательные исполнители этой казни,  для того созданы и  существуем.
Мы-то   думаем,   что   ведем   наши  фи-ло-со-фи-че-ские   диспуты  для
собственного  удовольствия  -  а  на самом  деле - чтобы грешников горше
язвить. Вот вам и смысл жизни. Ну-с, что скажете?
     Собеседник  стал  возражать,  но  Антон  не  слушал. Он пробормотал
вслух:
     - По  крайней  мере,  в  отношении одного из усопших это, возможно,
совершенная истина...
     Он отошел прочь - поразмыслить о своем, он задумался - а может,  он
и  впрямь того, умерший? Антон думал так  и сяк и успокоил себя тем, что
если  он и не вполне жив, то в той же мере, в какой раньше, "дома".  Все
же он попробовал обсудить это с Голосом, Антон иногда вышагивал за  окно
кухни, полюбоваться на космос  и пообщаться с  Голосом.  Что  тот сказал
ему, Антон вновь не запомнил - вернувшись, Антон обычно забывал  большую
часть бесед. Но он стал иногда заглядывать к Динамику, иногда слушал,  а
иногда, если тот помалкивал, высказывался сам. Антон говорил:
     - Вот  и неправда, господин скептик. Не такой уж я грешник и не так
уж меня казнят. У меня здесь море приключений, и вся планета с ее  эрами
и  ее зверями. И кто знает, что я еще найду и о чем догадаюсь!  Может, я
еще  переплыву  реку  назло  плезиозавру.  А  там...  А может, я еще сам
перестрою весь этот Ковчег - и у меня будет столько... столько... ну да,
что с вами  спорить - вы ведь знаете только то, что ничего не знаете.  А
летай вы из окна на беседу с Космическим голосом - небось, не пороли  бы
свою - не знаю как назвать ее, вашу философию.
     А иной раз  Антон  просто  излагал  свои  мысли  и  открытия  -  то
интересное, чем хотелось поделиться с ровней, с людьми. Он рассказывал:
     - Никогда не собирался быть учителем, а в школе особенно, но теперь
я провел бы там один  урок. Я бы назвал его  - география квартиры. Я  бы
дал домашнее задание: нарисуйте план вашей квартиры и раскрасьте, как  в
атласе раскрашены географические зоны. Посмотрите, на кухне у вас  будут
субтропики, а в ванной - джунгли: там льются теплые дожди, там  влажно и
знойно.  А  вот  комната,  там  на  полу  ковер, и значит, это степь или
пампасы.  Да,  или  прерии.  Стол  и  мебель  -  это, конечно, нагорья и
плоскогорья и прочие возвышенности. А кстати, какое самое высокое  место
в доме? Нет, не шкаф и не потолок. Это балкон: потолок - это два метра с
чем-то, а от балкона до земли высоко-высоко. Это настоящая  Джомолунгма!
И заметьте, этот горный пик, плита балкона - она вровень с полом в доме.
Значит, самое высокое место лежит прямо у нас под ногами.  Так, а теперь
скажите мне,  у кого  дома есть  антресоли или  самодельные полатцы  для
всякого домашнего хлама? Ага,  они у вас есть,  и где же они  находятся?
Высоко, под самым потолком. А для чего они служат? Для хранения не самых
нужных вещей, это кладовая. Но кладовая у  нас на Земле - это  ее недра,
верно? Как интересно получается  - земные недра у  нас в доме висят  над
головой, а  вершины гор  лижут нам  пятки. Странная  же это  вещь - наша
квартира!
     Философы  в  Динамике  никак  на  это  не  откликались. Но Антон не
смущался, приходил снова и выкладывал очередные озарения:
     - Вы  знаете,  господа   мыслители,-   произносил  он  в тон ученым
беседам,- а  я вот  подумал, что  самая наша  точная наука,  математика,
возможно,  как раз самая неточная.  Потому что самая гуманитарная, самая
человеческая из наук.  Уж слишком мы  верим в ее  идеальность - дескать,
пятью пять и на  Марсе двадцать пять. Не  знаю, как на Марсе,  а царстве
живой  природы,   господа,   я  так  полагаю,   нужна  особая  наука   -
биоматематика.  Это у нас, людей, сложение-вычитание, синус-косинус. А у
братьев  наших  меньших,  папоротников  и  синиц,  числа  должны  расти,
жениться, давать  потомство, образовывать  стаю, опыляться,  ложиться  в
спячку, почковаться, нереститься,  ну, и прочее,  что полагается  делать
уважающим   себя  числам,  если  это  числа  зверей. Обратите  внимание,
господа,- число зверя! Великие в нем тайны. Да-с.
     На  такие  соображения  Антона  навели  его  будни  в  Ковчеге, а в
особенности  -  Непонятные  состояния. Он  их  так  называл, "непонятные
состояния", а вышел он на них, шагнув за Золотую полоску.  Это случилось
на реке,  Антон вглядывался  в золотую  рябь -  и вдруг  заметил, что не
только в воде, но прямо в воздухе подрагивает скопление золотых  искорок
- арка  не  арка,  ворота  не  ворота.  Он  хотел  посмотреть   ближе  -
и  проскользнул  в  одно из таких состояний.  Не все они, впрочем,  были
столь  уж  непонятны.   Если  не   торопиться,  то   можно  было  просто
понежиться  в каком-то подобии нирваны или атараксии - свободная, ясная,
этакая парящая радость - а вот из нее уже  можно было нырнуть невесть во
что. Один  раз Антон побывал в шкуре  какого-то ящера, а другой  раз был
сосной. Но по большей  части  он  даже  не  находил  слов,  чтобы как-то
обдумать свои ощущения. Может, он погружался в  сознание иных водорослей
или бактерий  или  грибных нитей в почве.  Если  учесть, сколь  ничтожна
доля видов, что  приходилась на крупных зверей, хоть  сколько-то сродных
Антону, и сколь   велика остальная часть живого,  вся  эта микрофлора  и
микрофауна,  то   что   странного,  если   ему   столь  редко   выпадали
вразумительные  состояния.  И  все  равно,  это  было  жутко интересно и
захватывало дух. Кстати, эти Непонятные состояния Антон посещал и  минуя
Золотую  полоску - выход из кухни тоже был "переменной", но это уже была
и вовсе  лотерея - он мог скользнуть  и под Золотую полоску, и в Главную
рубку, и  в одно из ее окон. Вероятно, как-то этим можно было управлять,
но Антон пока что не подобрал ключей.
     А потом он сделал  еще одно открытие. В  Главной рубке на одной  из
панелей  Антон  заметил  радужное  искрение  и,  поглядев  внимательней,
разглядел клавишу с мерцающим золотым изображением. Он нажал - в воздухе
возникла  Золотая  полоска.  Антон  не  стал  в  нее  нырять, он занялся
изучением символов  на других  кнопках, и  изображение на  одной из  них
показалось  ему похожим на тележку с кормом, что он катал в зверинце. Он
нажал и эту кнопку - Золотая полоска надвинулась на Антона, и -
     -  как  взмах  ресниц  -  Антон  парил  над  морским побережьем. Он
высматривал  рыбу,  ему это  было нетрудно,  Антон даже  не представлял,
каким острым может быть зрение -  и столь же точным и стремительным  был
его бросок,  скольжение вниз  и удар  сильных лап.  А потом  он спешил к
утесу, где прожорливо пищали два вечно голодных птенца - и конечно же, у
одного были разноцветные глаза, а у  другого - отметина возле клюва.  Он
скормил  каждому  по  две  рыбы,  как  только  влазило в этих проглотов,
особенно прожорлив был  тот, что с  пятнышком, так и  разевал ненасытный
рот,- и Антон улетал  охотиться вновь. В небе  шныряло множество чаек  и
прочего птичьего  народа, стоял  гвалт, пахло  морем и  рыбой, а   еще -
поодаль от берега над водой не так высоко зависла летающая тарелка, глаз
скопы  различал  ее  отчетливо,  а  сознание  Антона опознавало, что это
такое.  Но  удивительно,  Антону  не  было  до  этого иноземного корабля
никакого дела,  что-то внутри  него заглядывало  еще дальше,  чем зрение
птицы,  он насквозь видел эту межпланетную  посудину и ее обитателей - и
не находил  в них ничего интересного. Это были всего-навсего космические
торговцы   со   своими  заурядными  торговыми  делами  на  своем  жалком
суденышке - "Каботажники",- с ленивым презрением думал о них Антон,  они
не замечали его и  не бельмеса не понимали  в происходящем, а у  него не
было ни малейшего желания какого-то контакта, они ему были не ровня,  он
был морской  ястреб, он  кормил близнецов,  он парил  в потоках  теплого
воздуха, он почти догадывался в этот  миг, как ему попасть на тот  берег
Реки и  что его  там ждет,  он был  без пяти  минут капитан Ковчега, вот
только  кончит  с  кормежкой   этих  желторотых  ненасыт  и   непременно
догадается до конца...
     Опыт был потрясающим. Такое кормление Антону понравилось куда больше
- оказывается, эту  "константу" тоже можно  было варьировать, и  в  таком
виде это было намного интересней. Что  же до НЛО, то Антон  с  удивлением
осознал, что его отношение к их присутствию на Ковчеге  остается  тем же,
что он нашел в  себе там, над морем,  в обличье морского ястреба.   Эти и
впрямь были ему не ровня, и Антон лишь слегка недоумевал,  зачем  Ковчегу
вообще понадобилось тащить их с собой по Вселенной.  Впрочем, это  его не
очень заинтересовало, куда важней были  новые возможности  и это  чувство
какой-то  близкой  важной  догадки.  И  не  надо таскаться с тележкой  по
зверинцу!  Ура!  А  как  это  интересно  - перить воздух, крылить  ветер,
глазеть  пищу,  когтить  сайру  -   м'па-ветер-лететь-волна-брызги-внизу-
хвать-пусть!
     Конечно   же,   Антон  решил,  что   будет  отныне  исполнять  свою
священную  обязанность таким образом. Он  и на следующий день парил  над
морем, и на третий  день, и еще неделю,  а потом случилась беда.  В этот
раз, вызвав комбинацию "Золотая полоска" и "кормление" Антон не воспарил
над утесом. Он даже не притащился к  логову с зайцем в зубах - хуже:  он
обнаружил себя  в клетке  зоопарка, он  лежал на  боку, а  к животу  его
прильнули   два   коричневошерстых  кутенка  и  жадно,   взахлеб  сосали
материнские сосцы - и  коль скоро это были  не волчата, то и  он, Антон,
был самкой динго,  а попросту  собакой. Сукой. На него  глазели взрослые
и   детишки, среди  них и  те двое,  брат и  сестра, смеялись и пытались
кинуть подачку в клетку - а он - он ничего изменить не мог.
     Здесь  Они  переборщили.  Антон  был вне себя от обиды и бешенства.
Когда кормление закончилось и он освободился, Антон уже просто не владел
собой.
     - Значит, так, да!.. Значит, сукой меня!..
     Он  ревел, его трясло. В один миг он оказался на кухне. Он поставил
выкипать чайник,  он обрушил  на пол  холодильник, он  пинком своротил с
места раковину. Из щели выполз черный жук, самодовольно шевеля усами.
     - Так вот же вам!
     Антон сшиб насекомое на пол и...
     - М'па-нет-смерть-стой--н-зз-з-а!.. - подскочили к нему пеструшки.
     Но он уже опустил подошву и с треском раздавил черноспинную тварь.
     Он - нет, он  понял не сразу. Это  вновь было как взмах  ресниц, но
теперь  его сознание как бы раздвоилось.  Антон уже видел и понимал, где
очутился, перемещение было мгновенным, но разгромленная кухня, близнецы,
Главная рубка, Город, закоулки Ковчега - все это еще стояло у него перед
глазами, а затем как-то  так сплылось в видение  речного берега и  стало
отступать медленно-медленно, томительней и дольше, чем тает образ  вещи,
когда закрываешь глаза, но только еще более неодолимо. И наконец, он уже
понял, все понял, уже ужаснулся и  осознал, что он теряет, уже он  знал,
что не сможет этого изменить, а все  равно - он  как  ненормальный вопил
во весь голос слова на языке ангелов и зверей:
     - М'па-назад-больше   нет-река-море-утес-хочу-золотая  полоска-дай-
дай-хочу-нечаянно!..
     Ему  казалось,   что  Ковчег  еще  досягаем,  что  он  бежит  вслед
отступающей волне, что, может быть, он еще сумеет догнать ее и вбежать в
воду Реки,- она еще перед ним, тут, - в шаге, в прыжке,- а на самом деле
крик Антона  оставался у  него в  горле, и  он еле  брел среди  спешащих
прохожих, и  впереди  были  только  чадящие  машины,  грязь на дорогах и
подстриженные деревья.