окий. - А теперь слушая. Один раз  я
тебя отпустил, второй раз тоже отпущу. Если  попадешься  в  третий  -  сам
понимаешь... Дошло?
     - Что тут не понять?
     - А раз понял, иди сюда. - Высокий ухватил его за  рукав  и  отвел  в
сторону. Достал початую бутылку водки и грязный стакан, налил до краев.  -
Пей.
     Николай заколебался. Перед глазами снова встала Марина.
     - Пей.
     Николай взял протянутый стакан, выдохнул и залпом  опрокинул  в  себя
содержимое. Кое-как отдышался.
     - Спасибо.
     Высокий посмотрел на него с нескрываемой насмешкой, потом  извлек  из
ближайшего ящика три банки мясных консервов.
     - Держи. Дома  закусишь.  И  помни  -  третий  раз  будет  последним.
Выведите его отсюда к чертям собачьим.
 
 
 
                           6. ПОД УТРО. КВАРТИРА 
 
     Когда он, перебегая от подворотни к подворотне, добрался  наконец  до
дома, уже начало светать. Звонить он не стал,  нашарил  в  кармане  связку
ключей, ткнул в замок. Внутри послышались осторожные шаги.
     - Марина, это я, - сказал он на всякий  случай.  Мало  ли  кто  может
возиться у двери.
     - Коля! - повисла на нем Марина. - Вернулся! Дорогой мой, родненький!
Вернулся!
     Николай прижал ее к себе, все еще не веря, что  стоит  у  себя  дома.
Засунутые под куртку банки  с  консервами  сдавили  ребра,  но  он  стоял,
превозмогая боль, не в силах оторвать от себя Марину.
     - Вернулся, - хрипло прошептал он и уткнулся лицом  в  ее  волосы.  -
Разве я мог не вернуться?
     Марина  обессиленно  всхлипнула  и  неожиданно  обхватила  его   лицо
ладонями и поцеловала. Сколько они так простояли, никто из них не смог  бы
сказать.
     - Коля...
     - А ты знаешь, я почти ничего не  принес,  -  не  к  месту  признался
Николай.
     -  Главное,  сам  пришел,  -  с  нежностью  возразила  Марина,  снова
прижимаясь к нему. - Коля... ой, да что же мы  здесь  стоим.  Ты  же  есть
хочешь. Подожди, я быстро.
     Она побежала на кухню. Николай вздохнул, выложил на столик в прихожей
банки с консервами, повесил  куртку,  прошел  в  ванную,  кое-как  умылся,
вытерся и вышел.
     - Ой! - Марина только сейчас, при свете, разглядела его лицо.  -  Кто
это тебя так?
     - Да не все ли равно, - отмахнулся Николай, усаживаясь за стол.
     - Давай я тебе одеколоном протру.
     - Сядь, - попросил он. - Поешь.
     - Я уже ела, - торопливо ответила Марина. - Правда, ела.
     - Ну, тогда и я не  буду.  -  Николай  демонстративно  встал  и  стал
расстегивать рубашку. - Завалюсь сейчас...
     Угроза подействовала. Поели вместе.
     - Знаешь, из города надо уходить, -  сказал  позднее  Николай,  жадно
затягиваясь сигаретой. - Ничего хорошего нас тут уже не ждет. Дальше будет
еще хуже. Гораздо хуже. Так что надо уходить. Все равно куда, но  уходить.
Пойдешь со мной?
     - Пойду.  -  Марина  подняла  на  него  широко  распахнутые,  немного
испуганные глаза. - Конечно, пойду. Ты ведь меня не... оставишь?
     - Тебя? Оставить тебя? Да как ты  могла  такое  подумать?  -  Николай
вскочил и прижал ее к себе, ощущая накатившую волну нежности. От  волнения
он несколько секунд не смог говорить. - Ты... ты такая... я жить без  тебя
не могу... я... я люблю тебя, Марина. И пока я жив... Извини, мне не нужно
было тебе этого говорить, - резко опомнился он и разжал  руки.  -  Прости,
вырвалось. Но клянусь, все, что я тебе сказал - правда. Прости.
     - Глупенький, за разве за такое просят прощения, - нежно пробормотала
Марина. Их губы встретились.
     И наступило забытье...
 
 
 
                        7. НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО. ИСХОД 
 
     Город умирал. Лишенный  продуктов,  энергии,  а  теперь  и  воды,  он
превратился в скопище пустеющих домов. Всякая власть исчезла, словно ее  и
не было, и по  улицам,  не  таясь,  бродили  банды  мародеров.  Они  нагло
вламывались в квартиры, забирали  все,  что  хотели  забрать,  по  инерции
надеясь, что еще наступят времена, когда награбленное можно будет сбыть  и
славно гульнуть.
     Впрочем, гулять они начали прямо сейчас, опьяненные безнаказанностью.
В домах и на улицах оставались безмолвные тела тех, кто  пытался  защитить
свое или чье-то достоинство. Дома вспыхивали по  всему  городу,  и  тушить
пожары было уже некому.
     Они вышли, едва начало светать. Проблески зари были почти незаметны в
отсветах пожаров.  Николай  и  Марина  старались  идти  быстро,  насколько
позволяли рюкзак и сумка, но удавалось им это не всегда - время от времени
приходилось бросаться в сторону, завидев людей,  иногда  путь  преграждали
пожары, и приходилось идти в обход, теряя драгоценное  время.  Утешало  их
лишь одно - большинство мародеров уже успело к этому  времени  напиться  и
осталось там, где их свалил сон. Но не все.
     Дважды им удавалось счастливо избежать роковых встреч. Первый раз они
успели вовремя заметить расположившуюся прямо посреди улицу компанию, а во
второй раз спаслись едва ли не судом, проскочив сквозь огонь.
     Всю дорогу Николай проклинал себя за нерешительность. Пусть не вчера,
но еще позавчера путешествие было бы намного безопаснее, хотя риск  был  и
тогда, но подвела привычная надежда - а вдруг что-нибудь  да  изменится  к
лучшему, подвезут продукты, пойдут поезда, хотя бы появятся солдаты,  ведь
существует же еще, в конце концов, правительство, и кто-то  просто  обязан
подумать об их корчащемся в агонии городе. Неужели везде все то же самое -
голод, хаос, гибель?
     - Скорее! - Настороженные чувства сработали молниеносно, и он  дернул
Марину назад и в сторону.
     Не повезло. Их заметили, и трое верзил-юнцов с улюлюканьем  бросились
в погоню. Теперь все решали ноги, но у  убегавших  была  тяжелая  поклажа,
которую бросить они не могли - там были остатки продуктов,  вода,  кое-что
из вещей.
     Не уйти! Николай решил было отпустить Марину и прикрыть ее отход,  но
сразу понял бессмысленность этой затеи. Ладно, задержать  их  на  какое-то
время он сумеет, но что потом станет с одинокой девушкой в горящем городе?
Пусть даже она благополучно вырвется, а потом...
     - Сюда! -  Николай  втолкнул  Марину  в  ближайший  подъезд,  сбросил
рюкзак,  выхватил  из  него  полуметровый  отрезок  металлической   трубы,
прихваченный неподалеку от дома, и, как тысячи мужчин до него, встал между
возлюбленной и надвигающейся опасностью.
     Он знал,  его  поражение  будет  означать  для  девушки  нечто  более
страшное, чем просто смерть.
     Обогнавший на десяток  метров  других  парень  влетел  в  подъезд,  и
Николай обрушил на его голову увесистый удар. Парень мешком  повалился  на
пол, не успев даже выпустить из рук  дубинку.  Николай  перепрыгнул  через
него, выскочил на улицу и  сбоку  нанес  удар  не  успевшему  остановиться
второму. Третий успел отпрыгнуть в сторону и выхватил нож.
     Николай снова замахнулся трубой,  но  противник  нырнул  под  удар  и
Николай едва успел увернуться от ножа.  Они  сшиблись  и  через  мгновение
покатились по асфальту. Вскоре парень очутился сверху, вырывая  зажатую  в
кисти Николая руку с ножом. Отчаянным усилием Николай  ухитрился  завалить
его на бок и тут  же  нанес  удар  коленом  в  пах,  и  пока  ошеломленный
противник приходил в себя, опрокинул его на спину и стал молотить  головой
об асфальт.
     Опомнился он лишь тогда, когда  обессиленно  свалился  на  давно  уже
неподвижное тело. Отдышавшись, он  медленно  сполз,  присел  на  корточки,
вынул из вялых пальцев  нож,  защелкнул  лезвие  и  сунул  нож  в  карман.
Подобрал трубу и на подгибающихся от пережитого напряжения ногах побрел  к
подъезду.
     Увидев Николая, Марина уронила напряженно прижатые  к  груди  руки  и
обессиленно прислонилась к стене. Николай молча запихнул трубу  в  рюкзак,
оставив, как и прежде, торчащий конец, и все так же молча перекинул  через
плечи лямки.
     - Пошли... - хрипло произнес он, переступил  через  лежащее  у  двери
тело и шагнул на улицу.
     Опасаясь, что поблизости могут оказаться и другие из  той  же  банды,
они свернули на параллельную улицу и попали  в  полосу  пожаров.  Дымились
сгоревшие еще ночью остатки одноэтажных домов, дотлевали заборы и деревья,
кое-где еще плясало ленивое пламя. Но гораздо  страшнее  оказалось  видеть
множество трупов. Некоторые обгорели при пожаре, но были и с проломленными
черепами, зарезанные,  задавленные.  Несколько  раз  им  попались  залитые
кровью тела изнасилованных женщин, были и трупы детей...
     Вскоре Марину стошнило, следом и Николая. Почти касаясь  друг  друга,
они добрели до конца улицы и вышли к горящему парку. После увиденного  они
уже не стали раздумывать и пошли напрямик, выбирая лишь те аллеи, где было
поменьше огня.  Город  не  стал  их  больше  задерживать,  и  лишь  послал
последний привет вспыхнувшей где-то в глубине его перестрелкой.
     - Устала? - спросил на ходу Николай.
     - Нет.
     Николай посмотрел  на  измученную  девушку,  на  ее  запавшие  глаза,
потрескавшиеся губы, потемневшее от копоти и  грязи  лицо,  но  промолчал.
Отдыхать было некогда.
     Он обнял ее насколько позволял рюкзак, и они зашагали дальше,  сверяя
направление по вползающему на закопченное небо солнцу.
 
 
 
                        8. СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. ЗА ГОРОДОМ 
 
     В тот день они прошли довольно много, а может, им просто  показалось,
что много, определять расстояние они не могли. Парк перешел в  луг,  потом
опять лес, уже не горевший  и  дразнящий  сердце  напоминанием  о  прежней
жизни. Они прошли его,  ни  разу  не  остановившись,  пересекли  пустынную
дорогу, но идти по ней не рискнули и снова углубились в лес.
     В полдень сделали  привал.  Немного,  без  аппетита  поели,  лишь  бы
поддержать силы, запили водой, выкурили по последней сигарете и  долго  не
могли встать, но все же пересилили себя и побрели дальше. Через  несколько
часов вышли на опушку и увидели деревню, вернее, то, что от нее  осталось.
На всякий случай обошли ее  стороной,  но  потом  попалась  еще  такая  же
деревня, и еще...
     Ближе к вечеру, шатаясь от усталости, набрели на лесное озерцо. Место
было укромное, и они скинули с себя одежду и искупались в  нагревшейся  за
день воде, смыли пот и грязь, а потом решили тут же и заночевать.
     Костер зажигать не стали, побоялись. Поели  всухомятку,  улеглись  на
земле, подстелив кое-что из прихваченной одежды. Сон не принес  облегчения
- обоим снились кошмары, и они время от времени просыпались  и  с  испугом
таращились в темноту.
     Утром вышли на дорогу,  и  вскоре  догнали  небольшую  группу  людей,
потерянно бредущих неизвестно куда. Приняли их без особой  радости,  но  и
гнать не стали. Люди собрались разные. Было три семьи с детьми,  несколько
одиноких мужчин и женщин разного возраста, пожилой, опирающийся  на  палку
старик с орденскими планками на пиджаке, и, наконец, молоденький  солдатик
Слава,  дезертировавший  из  развалившейся  части  и   теперь,   благодаря
прихваченному автомату, исполнявший роль главного защитника.
     Шли молча и медленно, подстраиваясь под  старика  и  детей.  Днем  их
нагнал десяток разухабистых парней на мотоциклах, притормозил в  полусотне
метров впереди, но разглядев автомат, решили не связываться.
     Вскоре после этого  остановились  отдохнуть.  Дети  хотели  есть,  но
продуктов у них  практически  не  осталось,  и  Николай,  после  недолгого
колебания, отдал все свои продукты в общий котел.
     - Довели страну, демократы проклятые. Сталина на вас нет, уж он бы не
допустил, - сокрушался ветеран, которого звали Захар Семенович. - При  нем
бы не побегали, - добавил он, кивнув на солдата.
     - А  я-то  здесь  причем?  -  удивился  Слава.  -  У  нас  вся  часть
разбежалась. Вместе с офицерами. Сначал три дня еду не привозили, а  когда
склады с сухим пайком вскрыли, так там одни крысы  и  остались.  Подчистую
разворовали, и давно - все уже пылью покрылось. Вот мы и рванули по домам.
     - Вот я и говорю, Сталин бы такого не допустил, - вновь закивал Захар
Семенович.
     - Ты, дед, лучше бы помалкивал.  Из-за  него-то  все  и  началось,  -
осадила ветерана пожилая женщина. - Умных всех  поубивал,  одни  дураки  и
остались.
     - Да причем тут Сталин? - брякнул ее муж. - Революцию  не  надо  было
делать. Ленин во всем и виноват.
     - Ты Ленина не  трожь!  -  вскипел  Захар  Семенович.  -  На  святого
человека на замахивайся! Мне с тобой и сидеть-то рядом противно.
     - Вот и топай дальше один, - вяло посоветовал  мужчина.  -  Ленинским
курсом. Жаль, красного знамени не прихватили.
     - И уйду, - набычился Захар Семенович, но, конечно же, никуда не ушел
и заковылял дальше со всеми.
     Шли молча, слишком были подавлены  для  разговоров.  Скоро  кончилась
вода. Неподалеку блеснула речушка, но никакая жажда  не  заставила  бы  их
напиться этой мутной вонючей воды. К вечеру опять стал донимать  голод,  и
Николай с тоской подумал, что им с Мариной еды  хватило  бы  на  несколько
дней.
     Солнце уже садилось, когда справа замаячила деревня. На вид она  была
целой, неразграбленной, и все даже  недоверчиво  переглянулись  -  неужели
такие еще остались?
     - Может, зайдем? - предложила  темноволосая  девушка,  имени  которой
Николай так и не узнал за весь день.
     - На разведку бы кого послать, - сказал один из мужчин и  обвел  всех
взглядом, словно выискивая добровольцев. - Мало ли что...
     - Не бывать такому, чтобы я на своей земле  в  разведку  ходил,  -  в
сердцах произнес Захар Семенович.
     - А что, на войне не приходилось. Как-никак, до Волги отступали...
     - Нет. Меня в сорок четвертом призвали, - признался Захар  Семенович.
- Зато всю Пруссию прошел. Кенигсберг брал.
     Но тут заплакали голодные дети, и их слезы сами  собой  решили  спор.
Вся группа зашагала к деревне, безмолвной, словно покинутой подобно сотням
других.
     "Неужели так везде, - с мучительным недоумением  подумал  Николай.  -
Голод, кровь, хаос. Даже армии уже нет". Чей-то голос оборвал его мысли.
     - Смотрите, там люди! За забором. Прячутся, что ли?
     - Да нет там никого, показалось, - возразила все та  же  темноволосая
девушка.
     Николай тоже пригляделся, но низкое уже солнце слепило  глаза,  и  он
так ничего и не разглядел.
     - Коля, я боюсь, - тихо сказала прижавшаяся к нему Марина,  когда  до
ближайшего дома оставалось метров пятьдесят.  -  Сама  не  знаю  чего,  но
боюсь.
     - Успокойся, - сказал Николай, не отрывая  взгляда  от  забора  перед
домом. Неужели там кто-то есть? Он сделал еще шаг вперед, и  тут  из  щели
между досками вырвалось пламя. Шедший  впереди  мужчина,  тот  самый,  что
предлагал выслать разведку, упал ничком в пыль.
     Первый выстрел словно  послужил  сигналом,  и  из-за  разных  укрытий
бухнуло еще несколько. Марина вздрогнула, обмякла, стала оседать...
     - Ложись!
     Николай бросился к придорожной канаве, увлекая Марину за собой.  Едва
он упал, траву над его головой срезало картечью.
     - В кого стреляете, сволочи!? - заорал  Захар  Семенович,  размахивая
палкой, но вдруг умолк  с  открытым  ртом.  Пиджак  на  его  спине  лопнул
кровавыми ошметками, и он с хрипом повалился на дорогу.
     - Марина! - Николай повернул к ней голову, но она лежала  неподвижно.
Похолодев от жуткого предчувствия, он рывком  перевернул  ее  на  спину  и
увидел на груди несколько расплывающихся красных пятен в тез местах,  куда
попали картечины.
     - Марина!
     Чуть впереди него  сухо  застучал  "калашников".  Слава  справился  с
замешательством, залег в канаве и короткими злыми очередями бил по заборам
возле ближайших домов. Николай чуть высунулся  и  увидел,  четыре  красных
трассера уперлись в доски, брызнули щепки, и тут же раздался  дикий  вопль
смертельно раненого человека: - А-и-и-и-и!
     Выстрелы из-за заборов  на  несколько  секунд  смолкли,  потом  ружья
забухали вновь, часто и отчаянно.
     - Господи, за что? Что мы им сделали? За что, господи?...
     Николай обернулся и увидел позади черноволосую девушку. Рядом с ней к
стенке канавы прижимался мужчина.
     - Деревень, что ли спаленных не видела? - буркнул он и выматерился. -
Вот гады...
     Последние его слова заглушила автоматная очередь.  Пока  Слава  менял
магазин, ружья  захлопали  снова.  Неподалеку  кто-то  вскрикнул.  Николай
очнулся, нарастающая ярость требовала выхода.
     Он коснулся губам губ Марины, посмотрел на нее, отвернулся и бросил:
     - Слава, прикрой!
     Слава молча кивнул и прильнул к прицелу. Николай выпрыгнул из  канавы
и пополз по высокой некошенной  траве.  Застучал  автомат.  Николай  полз,
прижимаясь к земле.
     На полдороге он на секунду высунулся и  посмотрел  назад.  Почти  все
вповалку лежали на дороге, и кто из них  жив,  сказать  было  уже  нельзя.
Кто-то со стонами уползал вбок, но больше никто не шевелился.
     Он прижался к земле, и вовремя -  над  головой  просвистела  картечь.
Слава еще стрелял, и он пополз дальше.
     Вот и забор.  Николай  подполз  вплотную  и  теперь  отчетливо  видел
торчащие в паре метров справа стволы охотничьего ружья. Будь что будет,  а
хоть этого он прикончит! Он вытянул  из  кармана  нож,  выщелкнул  лезвие,
собрался,  одним  махом  перелетел  через  невысокий  заборчик  и  тут  же
обрушился на лежавшего.
     Мужчина успел его заметить и стал поднимать  двустволку,  но  Николай
уже падал, всем своим весом помогая отточенному лезвию вонзиться  в  тело.
Лежавший захрипел и стих.
     Вдруг  лопнул  рукав  рубашки,  полилась  кровь.  Заметили!   Николай
бросился на землю, прикрываясь убитым, переломил ружье. Заряжено. Он взвел
курок, и тут тихий щелчок заставил его выглянуть,  вскинуть  двустволку  и
нажать на спуск. Страшно искалеченный выстрелом в упор, нападавший  мешком
упал на спину, но тут же хрустнуло сзади. Николай стремительно обернулся и
увидел наставленное почти в упор ружье...
     Ударило из двух стволов, мир раскололся, и ему вдруг показалось,  что
он стал невесом и взлетает все выше, и  выше,  и  выше.  А  навстречу  ему
смотрят знакомые глаза...
     - Здравствуй, Марина...