Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
кончится в ближайшие
сутки, то "полосатые" получат подкрепление: новые десятки "Саламандр", а
возможно, и кое-что похлеще. Время текло в пропасть. Оно работало на
Империю.
После беседы с послом Хаджибуллой Любимый и Родион тоже понимал это.
Он не вполне уяснил значение несколько раз употребленного собеседником
слова "квота", по одно уразумел твердо: через сутки отчаянные призывы
Бессмертного Владыки будут услышаны его Большими Друзьями. Борьба
затянется, а страна и так на пределе. Короче говоря, пропасть следовало
форсировать, а возможностей для этого даже здесь, в самом узком ее
месте, не было. Сквозь болота и горы прошла пехота, три легких танка и
"тристасороковка" Андрея Аршакуни. Саперы подоспеют через неделю. Если
подоспеют вообще.
Когда-то, в училище, курсант Аршакуни мечтал о подвигах. Таких, чтобы
все окружающие - по крайней мере, посвященные в тайну его службы, -
уважительно хмыкали, услышав имя Андрея. К последнему курсу мечты
развеялись. "Война есть взаимодействие тактических единиц, образующих
единое стратегическое целое", - это аксиома, а с аксиомами не спорят. Но
сегодня подвиг был близок. Если бы каким-то чудом "тристасороковка"
смогла перенестись на тот край провала, ворота Барал-Гура были бы
вскрыты. Даже самая мощная имперская артиллерия не помешала бы
лейтенанту Аршакуни раскромсать вдоль и поперек укрепрайон и проложить
дорогу отборным ченгам - дивизиям друга Юх Джугая.
Андрею было досадно до слез: "тристасороковка" могла многое, но
летать она не умела. Знал об этом и Вождь. Но десять ченгов, сто тысяч
борцов терпеливо ждали приказа. В отличие от Вождя борцы не сомневались
ни в чем. Светоносно озаривший поля сражений полководческий гений
Любимого и Родного не мог не указать единственно верный путь.
Внезапно, раздвинув первую шеренгу борцов, к краю пропасти подошел
дряхлый старик в истрепанной накидке монаха. Выцветшими глазами
посмотрел он на Любимого и Родного и негромко проговорил:
- Но и так еще завещал Хото-Арджанг: придет день, когда плоть и кровь
верящих снимут заклятье с пропасти!
Слова еще звучали, а старик уже исчез, словно его и не было...
С криком: "Дан-дай-дао-ду!" ченги двинулись к обрыву. Они шагали в
пустоту, как стояли, - рядами, повзводно, вместе с десятниками,
сотниками, птицами токон на багровых древках. Только автоматы оставались
там, где только что стояли борцы, - оружие пригодится сыновьям. И еще не
шли вперед командиры, начиная с кайченгов, потому что они были обучены
руководить, а еще девять лет назад Любимый и Родной сказал: "Без
командиров не решить ничего!"
Каждый, проходивший мимо Вождя, смотрел на него с любовью и
восторгом. Любимый и Родной пытался поймать все взгляды, ответить на
последние невысказанные слова - и борцы исчезали, улыбаясь.
Нагромождение тел росло слой за слоем. Пропасти уже почти не было,
когда в абсолютной тишине А Ладжок произнес:
- Смотри, Далекий Брат: идеи квэхва двигают горы!
Любимый и Родной обнял Ладжока за худенькие плечи. Он не сказал ни
слова, но юный даоченг ощутил биение жаркого сердца Вождя и понял вдруг,
ясно и неотвратимо, безусловно и навсегда, что отныне Любимый и Родной
верит ему, как одному из самых первых своих учеников, тех, кого уже не
осталось в живых.
- Далекий Брат, - Юх Джугай неотрывно смотрел в глаза Андрею. - Нет
больше преград перед Армией Свободы. Впереди Барал-Гур. Не медли ни
минуты!
Преграды действительно не было. Люди уже не падали, они просто
укладывались - кто вверх лицом, кто вниз. Андрей протер глаза, но
страшный мираж не рассеялся: живой мост шевелился. Время от времени
кто-то из первого слоя сдавленно кричал: "Дай-дан-дао-ду!".
- Не медли же!
Андрей на секунду представил, как воздушная подушка "Т-340" превратит
в бесформенное месиво этих кричащих, копошащихся, устраивающихся
поудобнее людей. Стало жутко. Он попытался что-то сказать, но Вождь уже
шел к людям. Перед тем, как лечь рядом с ними, среди них, он обернулся:
- Миньтаученг А Ладжок! Ты ворвешься в Барал-Гур на броне. Исполняй
приказ!
Ладжок мученически скривился, негнущимися пальцами достал пистолет и,
уперев ствол в спину остолбеневшему Андрею, прошипел:
- Пошли, Далекий Брат! Ченги ждут...
И действительно, три оставшихся ченга были готовы к атаке. Андрей
почти упал на ставшее жестким сиденье и, не открывая глаз, включил
двигатель. Мотор ровно заурчал...
***
ОМГА сообщает:
...Магистр медицины и гомеопатии ди Монтекассино утверждает: "Только
плод ла вернет вам молодость и здоровье!"
...Конференция по проблемам использования боэция возобновила работу.
На повестке дня - обсуждение пакета предложений по организации
совместных разработок.
...Группа "Мнемос" опубликовала в центральных газетах ЕГС
манифест-декларацию, где утверждает, что только последовательная
депортация нежелательных элементов может способствовать появлению
"нового человека".
...Дальнейшее развитие получают идеи национального примирения на
планете Дархай. Теперь оно пришло и в древний город Барал-Гур...
7
Дархай. Барал-Гур.
11 день 9 месяца 1147 года Оранжевой Эры.
Люди бегут по разным причинам: кто-то от инфаркта, кто-то от
неразделенной любви, кто-то от врагов, а иные только делают вид, что
убегают.
Прославленная мозаика Высшего Чертога была разбита вдребезги, и
радужные осколки смальты хрустели под рифлеными подошвами сапог...
***
Проснись Хото-Арджанг в своем хрустальном покое на Белой Вершине, он
посмеялся бы над возней пигмеев, суетящихся на узеньких улочках
священного города. Тысячи вчера еще благообразных сановников, жрецов,
знахарей бестолково метались, выволакивая из домов набитые чемоданы и
тут же бросали их, словно только сейчас сообразив, что рухлядь,
вынесенная на улицы, потеряла всякую цену. Подлинной ценностью была ныне
только жизнь, да и та стоила совсем недорого. Единственными настоящими
мужчинами в Барал-Гуре оказались евнухи Чертога Блаженств. Они были
первыми, кто вспомнил, что в городе есть еще более слабые существа...
***
Большие Друзья укладывали вещи, не торопясь. Посадка в космолет была
назначена на 16:00 - по твердому Галактическому времени. После гибели
"Саламандр" танкисты собрались здесь и отдыхали, наблюдая за дракой со
стороны. Но отдых приходилось прервать. Оранжевая Эра закончилась. В
этом суетном мирке Большие Друзья не оставляли ничего, кроме
разлетевшихся в прах иллюзии. Все остальное было плотно упаковано в
рюкзаки или сожжено, как приказал коммодор Мураками. По глянцевому полу
офицерской гостиницы ветер полоскал сажу - все, что осталось от томиков
лирических стихов, дневников, писем и фотографий. Свои бумаги Большие
Друзья побрезговали сжигать на общем костре во дворе Имперской
Канцелярии.
Разнося грязь пришлепывающими мягкими туфлями, по номерам метался
безбородый, оплывший, как старая набивная кукла, Блюститель Лона.
Непривычно изображая униженную улыбку, он жалобно просил господ офицеров
уделить несколько минут для разговора. Евнуха гнали. Он возвращался.
- Всемилостивейший господин Большой Друг, - захлебываясь, шелестел
Блюститель. - Это ведь совсем дети, вы же знаете, что с ними будет... В
Ваших глазах я вижу сияние истинного благородства! И в Ваших! И в Ваших!
Господа офицеры, я прошу не о себе, мне терять нечего, но спасите этих
девочек... Клянусь лоном Кесао-Лату, вы не пожалеете... ведь вы можете
взять хотя бы по одной к себе в каюты...
Когда перед ним захлопывали дверь, он горестно всплескивал пухлыми
холеными руками, всхлипывал и тихонько скребся в следующую:
- Господа офицеры...
***
Серебристые змеи Священного Сада изнемогали.
С давних времен те из Оранжевых, чей жизненный путь оказался
ошибочным, приходили к ним и, сотворив молитву, протягивали руку для
поцелуя. Сегодня на молитвы времени не было. Мог ли представить себе
хотя бы один из тех надменных и гордых, кто шаг за шагом приближался к
резным воротам Сада, что когда-нибудь он будет стоять - в очереди! - за
смертью?
Змеи выполняли долг до конца. Самые молодые из них, с зеленоватыми
животами, уже лежали на песке вольера, конвульсивно вздрагивая.
Высоко-высоко, выше храмов, кружились хищноклювые птицы, доселе
невиданные в Карал-Гуре. Они бесстрастно поглядывали на еще живую
добычу, пирующую среди добычи, уже готовой.
Допив рубиновый сок ла, те, у которых хватало воли уйти достойно,
отбрасывали чаши и, подбирая полы оранжевых накидок, спешили к змеиным
вольерам...
Коммодор Мураками ерошил белокурый "ежик", наползающий на лоб.
Доклад, который предстоит сделать на Гее-Элефтере, писался против
ожидания легко. Вспомогательный танковый корпус Демократической
Конфедерации Галактики сделал в этой войне все, что мог, а может, даже и
больше. Коммодору не давалась лишь последняя фраза - мешал назойливый
Хранитель Чертога. Глядя на его трясущийся подбородок, Мураками
неожиданно пожалел, что не располагает правом пороть подданных
императора.
- Но коммодор! Вы же понимаете, что император...
- Ваш император получил в свое распоряжение две каюты "люкс", и мне
безразлично, какой дрянью он собирается их забить.
- Да вы понимаете, сколько стоит эта коллекция пилочек для ногтей?!
Сорок тысяч уникальных экземпляров!
- Я не могу разместить людей, любезный, а вы говорите о пилочках.
Посмотрите, что творится!
Хранитель Чертога усмехнулся, даже не поглядев на вопящую за окном
толпу.
- Разве это люди? Что они рядом с коллекцией императора?!
- Знаете что? - Мураками стал необыкновенно вежлив. - А не запихать
ли вам, дружище, все сорок тысяч пилочек в задницу своему императору?!
Вон!!!
Несколько успокоившись, коммодор дописал наконец последнюю фразу:
"...таким образом, в силу объективных причин эффективность действий
особого танкового корпуса оказалась ниже предполагаемой". Поставив число
и подпись, Мураками усмехнулся, подумав, что после подобного отчета
пра-прадедушка, вполне вероятно, совершил бы харакири...
***
Начальник Генштаба не знал, что такое харакири.
Зато у него был зеленый паучок каюй-тюи. Редкая честь! Завидная
привилегия! В крохотной лаковой шкатулке обитало бесценное наследие
предков - нежное, изящное, хрупкое, как невинность первого поцелуя на
заре. Ни в чем не виня себя, несостоявшийся губернатор Пао-Туна
готовился замкнуть цепь благородных предков и слиться в заоблачном
единстве с теми, кто некогда нянчил его.
Маршал подошел к зеркалу, огладил новенький китель, недрогнувшей
рукой провел по орденам и уже собрался пройти к алтарю, как вдруг
зазвонил телефон.
- Мой маршал, ваша мужественность! - голос секретаря Генштаба звенел
победными трубами. - Вам предоставлена отдельная каюта!
- Каюта?
- Да, а остальные шестнадцать Высших удовлетворятся койками в
грузовых отсеках!
Маршал спокойно повесил трубку. Почти тотчас же телефон зазвонил
снова, но начальник Генштаба его уже не слышал. Впустить каюй-тюи в ухо
оказалось очень не простым делом. Предки со старых портретов насмешливо
следили за маршалом...
***
Мураками нахмурился.
- Субалтерн О'Хара, вы понимаете, какую чушь несете?
- Так точно, коммодор.
- Вы что же, полагаете себя лучше своих товарищей?
- Никак нет, коммодор.
- Вы, видимо, считаете, что все мы трусы, раз покидаем эту проклятую
планету? А знаете ли вы, что ваши товарищи, которым вы плюете в лицо,
отдали все свои каюты девушкам из гарема этого бессмертного... подонка?
Джимми молчал. Для себя он уже решил все. Звери идут в Барал-Гур, и
их надо остановить. Если они прошли по своим, замостив ими пропасть, то
что же будет здесь?! Ребята молодцы, они сделали, что могли, сорок
девять девчушек - это немало. Но каждому свое.
- Так какого черта, субалтерн О'Хара? - коммодор Мураками осекся,
встретившись взглядом с субалтерном.
- Простите, сэр. Я все обдумал.
Узенькие голубые глаза сощурились до отказа, напомнив бритву.
- Тогда... иди, парень. И да будет с тобою Бог.
Когда дверь закрылась, тренированный кулак Мураками сокрушил в синюю
пыль антикварную статуэтку Хото-Арджанга, и на книжных полках тоненько
зазвенели срезанные на память храмовые бубенцы.
- Пррррроклятье!..
***
Шесть тысяч гвардейцев Чертога стояли до последнего. Андрей не мог
представить себе, что эти шакалы смогут так сражаться. Когда какой-то
безумно вопящий "полосатик" подорвал себя и весь боекомплект смятого
дота под днищем "тристасороковки", Андрей даже не понял, что произошло.
И лишь оказавшись в гуще резни, по-научному именуемой "рукопашная", он
осознал, что случилось невероятное и оранжевые своими кустарными
средствами вывели из дела тяжелый танк. Вокруг было страшно. Воздух
рвался от воя. Человеческие клубки хрипели и разматывались на скользком
граните Дворцовой Площади.
Передовые отряды ченга, пытавшиеся прорваться к царящей над площадью
башне, были испепелены хлесткой струей огнемета. Черные тени в оранжевой
корке огня с визгом бежали к бассейнам и, не добежав, рассыпались на
глазах. А ведь это были братья тех, кто сегодня на рассвете лег под
"тристасороковку". Лег во имя того, чтобы наступила вот эта минута. Так
неужели же все жертвы - даром? Нет! Ничто не было зря. Он в долгу перед
ними, перед Вождем!
Хрипло выкрикивая: "Дай-дан-дао-ду!", борец Аршакуни метнулся к
башне. Четко, как в спортзале училища, раскидав гвардейцев, он выхватил
еще теплый автомат и рванулся вверх по осклизлым ступеням...
***
Джимми не успел разглядеть высокого парня в пятнистом комбинезоне,
ворвавшегося на верхний ярус башни. Он развернул на турели тяжелую
установку не целясь, на звук. Пятнистый сгорел мгновенно, без крика.
Джимми секундно ощутил сладкий запах паленого мяса - и снова вывернул
огнемет к амбразуре.
Снаружи шум боя несколько стих. Передышка. И все-таки теперь
приходилось быть вдвойне настороже: зияющий проход за спиной угрожал
опасностью. В горстке золы, лежащей на пороге, Джимми внезапно заметил
что-то блестящее. Вещица, уцелевшая в таком огне, вполне заслуживала
особого внимания. Перебрасывая с ладони на ладонь еще не остывший
медальон на цепочке, Джимми понял, почему тот уцелел. Тантал не
плавится. Но откуда тантал на Дархае? Впрочем, эту самоделку Джеймс
О'Хара узнал бы среди сотен тысяч других значков, эмблем и медальонов,
украшающих армию верных болельщиков "Челесты".
Джимми скинул полосатый китель и накрыл обугленные останки.
Он еще пытался вспомнить, куда же задевался сине-голубой значок
"Черноморца", когда шальной осколок, срикошетив от края амбразуры,
превратил голову субалтерна Джеймса Патрика О'Хара в бесформенный
обрубок...
Миньтаученг А Ладжок благоговейно склонился над полуголым телом
человека, зажавшего в руке хорошо знакомую юному командиру вещицу.
- Доставить прах героя в Пао-Тун. Далекий Брат Андрей Аршакуни
навсегда останется с нами. А это, - Ладжок слегка поморщился, взглянув
на кучу золы под изорванным полосатым мундиром, - убрать!
- Будет исполнено, брат миньтаученг! - старательно вытянулся
почерневший от копоти борец. И несмело добавил:
- Любимый и Родной!
***
ОМГА сообщает:
...Теперь точно известно: в финале Кубка встречаются одесский
"Черноморец" и "Челеста", сумевшая взять реванш у новобатумского
"Реала". "Да, мы совершили чудо", - сказал в интервью ОМГА старший
тренер "Челесты" Веско Лобанович.
...Успехом завершилась Общегалактическая Конференция по проблемам
использования боэция, проходившая в Порт-Робеспьере на Гедеоне-2.
Подписан заключительный документ, регламентирующий паритетные разработки
боэция на Дархае. Преимущественное право вывоза сохраняется за Единым
Галактическим Союзом.
...Поступил в продажу сборник "Идеи квэхва живут побеждая" видного
дархайского политика Юх Джугая, трагически погибшего в автомобильной
катастрофе...
...Резкое похолодание вызвало обильные снегопады на срединном хребте
южной полярной шапки Эридана. В результате схода лавины пропали без
вести два астрофизика из персонала международной обсерватории
"Братство". Поиски Андрея Аршакуни и Джеймса О'Хара продолжаются.
8
Единый Дархай. Юх-Джугай-Тун.
1 день 8 года Единства.
(Справка: 28 день 11 месяца 12 года Свободы. Устар.)
- Соотечественники и соотечественницы!
Граждане Единого Дархая!
Бурный океан светлой радости переполняет наши сердца сегодня, в
славную годовщину великого воссоединения! Семь лет, как в наших рядах
нет моего верного и преданного соратника, испытанного борца, брата Юх
Джугая. И сейчас, как и семь лет назад, здесь, в непоколебимом городе
Юх-Джугай-Туне, гордо несущем это неугасимое имя, над могилой моего
близкого друга я могу снова повторить клятву: "Брат, спи спокойно!
Ростки идей квэхва пустили надежные корни на многострадальной земле
Дархая. Они цветут пышным цветом - и нет такой силы во всей Вселенной,
которая могла бы погубить их и свернуть мой и твой народ с избранного
пути!" Дай-дан-дао-ду!
Толпа всколыхнулась. В сплошном, перекатывающемся из конца в конец
площади реве нельзя было разобрать слов. Высоко над людьми, обеими
руками упершись в отполированный мрамор парапета, стоял Вождь. Мохнатые
облака плыли в небе, а тем, кто стоял на площади, задрав головы,
казалось, что это сам Любимый и Родной плывет сквозь облака, рассекая
их, словно острогрудая птица токон.
В ложе для почетных гостей заметно пополневший дон Мигель, сохраняя
невозмутимую серьезность, едва заметно подтолкнул коллегу Хаджибуллу:
- Взгляните!
Над морем людских голов реяли транспаранты: "Пусть вечно живет
Любимый и Родной Вождь-творец идей квэхва!", "За А Ладжоком всегда!",
"Да славится в веках великая Армия Единства А Ладжока - Юх Джугая!"
Гораздо реже упоминались другие имена.
Коллега Хаджибулла смущенно пожал плечами. А голос асе звенел в
неизмеримой высоте над площадью.
- Не счесть всех тех простых дархайцев, чьи тела легли фундаментом
торжества идея Единства, победоносных идей квэхва. Нам не дано узнать
все эти скромные имена. Они мертвы. Они вечно живы! Но мы знаем имя
того, кто пришел к нам с открытой душой и стал одним из нас, отдав жизнь
свою на благо Единого Дархая. Брат Андрей Аршакуни! Как сейчас, вижу я
твое прекрасное лицо. Вместе с тобой, плечом к плечу, ворвались мы на
грозном танке в последний оплот нечистой Империи. Сегодня там, - в
голосе Вождя промелькнуло легкое смущение, - в Барал-А-Ладжоке,
прекраснейший из проспектов назван твоим именем. И там, под баньянами,
где некогда стояли поганые храмы, гуляет твой дух. Но тело твое здесь, в
городе, который ты знал как Пао-Тун. Мы не благодарим тебя: братьев не
благодарят. Мы склоняемся перед тобой. Дай-дан-дао-ду!
На несколько секунд толпа преклонила колени. В самой середине площади
парни в пятнистых комбинезонах слаженным хором проскандировали: "Андрей
Аршакуни вечно с нами!".
- Но не все, пришедшие из-за облаков, стали друзьями Дархая, Андрей.
Мне больно и горько говорить об этом в светлый день всенародного
праздника, но не сказать нельзя! Воспольз