лы  выкопала
какая-то другая раса, может быть, соплеменники Твила. Я не знаю, может  на
планете есть еще одна разумная раса, а может,  и  десяток.  Марс  -  очень
странное местечко.
     Мы вышли на дорогу  и  наткнулись  вдруг  на  фантастических  тварей.
Представьте только себе - на четырех ногах топает бочка, а  у  этой  бочки
еще четыре не то руки, не то щупальца. Головы нет, зато туловище  опоясано
цепью глаз. Да еще эта бочка толкает перед собой  тележку.  Вслед  за  ней
показалась вторая, точно такая же.
     На нас они не обратили никакого внимания.  Так  что  когда  появилась
третья, я просто встал перед ней,  вытянув  руки  вперед,  и  сказал:  "Мы
друзья". И что же, по-вашему, эта тварь сделала? Неожиданно проревела: "Мы
тр-р-рузья", - и толкнула тележку прямо на меня. Я  еле  успел  отскочить.
Через  минуту  показалась  следующая  тварь.  Она   не   остановилась,   а
пробарабанила на ходу: "Мы тр-р-рузья", - и понеслась дальше. Может  быть,
все эти существа общались между собой? Может, они часть  какого-то  общего
организма? Не знаю, но думаю, что Твил знает.
     Ну эти твари пронеслись мимо, и  каждая  нас  приветствовала  той  же
самой фразой. Это становилось забавно,  я  никогда  не  думал,  что  найду
столько друзей на этом богом забытом сборище. В конце концов я обратился к
Твилу и жестом выразил удивление, думаю,  он  понял,  потому  что  сказал:
"Один-один-два - да! Два-два-четыре - нет!". Дошло?
     - Ну конечно, - сказал Гаррисон. - Это марсианская колыбельная.
     - Ну да! Ладно. Я уже немного привык к его способу  выражаться,  и  я
это   понял    так:    "Один-один-два    -    да!"    Существа    разумны.
"Два-два-четыре-нет!" Значит, их разум не такой, как у нас, что-то иное, и
логика совершенно иная, не дважды два  -  четыре.  Может  быть,  он  хотел
сказать, что у них мозг более примитивный, что они могут  понимать  только
простые  вещи  -  "Один-один-два  -  да!",  но  более   сложные   вещи   -
"Два-два-четыре - нет!" Но из того, что мы увидели дальше, я думаю,  верно
первое предположение.
     Через несколько минут эти твари  стали  возвращаться:  сначала  одна,
потом вторая. Их повозки были полны камней, песка, кусков местных деревьев
и прочей  подобной  ерунды.  Они  прогудели  свое  дружеское  приветствие,
которое  было  не  таким  уж  и  дружеским,  и  помчались  дальше.  Третья
показалась мне той, с которой я пытался завязать знакомство, и я  решил  с
ней еще поговорить. Я опять остановился у нее поперек дороги и стал ждать.
     И вот она приблизилась, бубня свое "мы тр-р-рузья", и остановилась. Я
поглядел на нее. Четыре или пять глаз глядели на меня. Она снова пустила в
ход свой пароль и толкнула было тележку, но я стоял твердо.  И  тогда  это
чертова тварь протянула одну из своих рук, и две клешни, похожие на пальцы
ущипнули меня за нос!
     - Ха-ха! - захохотал Гаррисон. - Должно быть, у  этих  штуковин  есть
чувство прекрасного!
     - Смейся, смейся, - проворчал Ярвис. - А у меня и  так  уже  на  этом
треклятом носу и шишка была, и ожог. Короче, я завопил: "Ой-ой  ой!"  -  и
отпрыгнул, а эта тварь умчалась. Но с этого момента они все приветствовали
нас так: "Мы тр-р-рузья! Ой-ой-ой!" Странные существа!
     Мы с Твилом шли по дороге до ближайшей кучи. Эти  твари  приходили  и
уходили и, не обращая на нас никакого внимания, таскали свой груз.  Дорога
уходила прямо в глубину по откосу, похожему на заброшенную  шахту,  и  эти
люди-бочонки сновали взад и вперед,  приветствуя  нас  этой  своей  вечной
фразой.
     Я заглянул вниз. Там, где-то в глубине, был свет,  и  мне  захотелось
увидеть, что это такое. Это не было похоже ни на костер, ни на факел,  как
вы понимаете, а скорее какой-то искусственный  свет,  и  я  подумал,  что,
может быть, удастся что-нибудь разузнать о степени развития  этих  тварей.
Ну и я стал спускаться вниз, а Твил за мной, хотя, однако, не обошлось без
щелканья и кудахтанья.
     Свет был  странный.  Он  брызгал  искрами  и  переливался,  как  наше
северное сияние, но исходил из единственного черного стержня, укрепленного
в  стене  коридора.  Несомненно,  это  было  электричество.   Эти   твари,
следовательно, были достаточно цивилизованы.
     Затем я увидел еще огонь, отражавшийся в чем-то блестящем, но,  когда
подошел поближе, оказалось, что это куча сверкающего песка. Я  повернул  к
выходу, и черт меня побери, если он не исчез!
     Наверное, в коридоре был поворот, или же я  свернул  в  боковой  ход.
Короче, я пошел обратно в направлении, откуда, как мне казалось, я пришел,
но увидел всего лишь еще один плохо освещенный коридор. Это был  настоящий
лабиринт!  Вокруг  не  было  ничего,  кроме  запутанных  и  пересекающихся
переходов, местами освещенных, а порой мимо сновали эти  твари,  иногда  с
тачками, иногда без.
     Ну, вначале я не очень-то  обеспокоился.  Мы  с  Твилом  ведь  совсем
недалеко ушли от входа. Но с каждым шагом мы, казалось, уходили все глубже
и глубже. Наконец я попробовал было пойти за одной из этих тварей с пустой
тачкой, думая, что она выведет нас из этой чепуховины,  но  она  слонялась
совершенно бесцельно из одного перехода в другой. Когда она стала носиться
вокруг столба наподобие челнока, я наконец потерял терпение, швырнул бак с
водой на пол и уселся.
     Твил был так же растерян, как и я.  Я  поднял  палец,  и  он  сказал:
"Нет-нет-нет!" - как-то очень уж беспомощно, и  от  этих  туземцев  помощи
нельзя было добиться никакой. Они не  обращали  на  нас  внимания,  только
заверяли нас, что они - друзья, ой-ой-ой!
     Господи! Я и не знаю, сколько часов или сколько суток мы там бродили.
Я два раза спал, потому что вконец измучился. Твилу сон  вроде  бы  вообще
был не нужен. Мы пытались идти  только  по  тем  коридорам,  которые  вели
вверх, но они  сначала  шли  вверх,  а  потом  вниз.  Температура  в  этом
идиотском муравейнике была постоянная. Нельзя было отличить день от  ночи,
и, после того как я в первый раз уснул, я уже не знал, проспал я  час  или
тринадцать часов, потому что по часам не  мог  определить,  день  это  или
ночь.
     Мы видели очень много странного. Там были какие-то машины, они ездили
по коридорам, но вроде бы ничего не делали -  просто  колеса  крутятся.  И
несколько раз я видел двух этих бочкообразных тварей с маленькой,  которая
росла посередине, прикрепленная сразу к обеим.
     - Партеногенез! - возликовал Лерой. - Партеногенез  почкованием,  как
les tulipes!
     - Пусть так, французик, - согласился Ярвис. - Эти штуки нас вовсе  не
замечали, если  не  считать,  как  я  уже  говорил,  их  приветствия:  "Мы
тр-р-рузья!  Ой-ой-ой!"  У  них  вроде  бы  нет  никакой  домашней  жизни,
слоняются себе со  своими  тележками  и  тащат  всякую  чепуху.  И  тут  я
обнаружил, что они с ней делали. Нам наконец немного повезло  -  мы  нашли
коридор, который довольно долго поднимался кверху. Я чувствовал,  что  мы,
должно быть, уже близко к поверхности, и наконец проход вышел в  пещеру  с
куполом первый раз. И - братцы! - я чуть не заплясал, когда  увидел  через
трещину в крыше что-то похожее на дневной свет. В  пещере  было  что-то...
что-то  вроде   машины,   такое   громадное   колесо,   и   оно   медленно
поворачивалось, и одна из тварей как раз  бросала  свой  мусор  под  него.
Колесо все это с  треском  размололо  -  песок,  камни,  растения,  все  в
порошок, и он куда-то ссыпался. Пока мы смотрели, пришли другие  и  делали
то же самое, и вроде бы больше ничего.  Никакого  ритма,  никакой  цели  у
этого всего, но для этой сумасшедшей планеты это  очень  типично.  И  было
кое-что еще, во что и поверить трудно.
     Одна из тварей, опустошив тележку, с шумом отодвинула ее в сторону  и
спокойно нырнула под колесо! Я  смотрел,  как  ее  размололо,  ошарашенный
настолько, что не мог издать и звука, а минуту спустя еще одна сделала  то
же самое! И у них был даже  в  этом  какой-то  порядок:  тварь  у  которой
тележки не было, брала освободившуюся.
     Твил вроде бы не удивился. Я указал ему еще на одно  самоубийство,  а
он только пожал плечами, совсем по-человечески, как будто  хотел  сказать:
"Что же я могу с  этим  поделать?"  Наверное,  он  кое-что  знал  об  этих
существах.
     Затем я увидел кое-что еще. За колесом было что-то  блестящее,  вроде
бы как  на  низком  постаменте.  Я  подошел  поближе.  Это  был  маленький
кристалл, размером с яйцо, и он испускал яркое сияние.  Его  свет  обжигал
мне руки и лицо, прямо как заряд статического  электричества,  и  затем  я
заметил еще что-то странное. Помните, у меня на левой руке была бородавка?
Глядите! - Ярвис вытянул руку. - Она высохла и отпала, только и  всего!  А
мой бедный нос! Боль моментально исчезла, как по волшебству! У этой  штуки
свойства жестких рентгеновских лучей или гамма-лучей,  только  лучше.  Она
уничтожает больную ткань, а здоровую оставляет нетронутой.
     Я подумал о том, какой это будет  подарок  матушке-Земле,  как  вдруг
начался ужасный шум, мы побежали к другой стороне колеса  и  увидели,  что
перемалывается  тележка.  Наверно,  какое-то  самоубийство  было   слишком
небрежным. И вдруг все эти твари зашумели и загудели вокруг нас, и шум был
явно угрожающий. На нас надвигалась целая толпа. Мы  отступили  в  проход,
который, как мне показалось, был тот самый, через который мы вошли, а  они
с грохотом помчались за нами, с тележками и без  тележек.  Бешеные  твари!
Поднялся громкий хор: "Мы тр-р-рузья! Ой-ой-ой!"  Это  "ой-ой-ой"  мне  не
понравилось. Звучало как-то угрожающе.
     Твил вытащил свой стеклянный пистолет, я сбросил бак и  достал  свой.
Мы отступали по коридору, а эти бочкообразные за  ними  -  штук  двадцать.
Странная вещь - те, которые входили с полными тачками, проходили мимо нас,
не обращая внимания.
     Твил,  должно  быть,  это  заметил.  Неожиданно  он   выхватил   свой
уголек-зажигалку и прикоснулся к лежащим на тележке стволам растений. Пфф!
Всю тележку охватило пламя, а эта безумная тварь продолжала двигаться  все
с той же скоростью. Однако среди наших "тр-р-рузей" это вызвало  некоторое
смятение - и затем я заметил, что дым  втягивается  где-то  сзади  нас,  и
точно: там был выход!
     Я схватил Твила, и  мы  помчались  наружу,  а  за  ними  два  десятка
преследователей. Дневной свет был  совершенно  божественным,  но  я  сразу
заметил, что солнце садилось, и это было  плохо,  потому  что  марсианской
ночью я не мог существовать без своего термомешка или,  по  крайней  мере,
без огня.
     А дело становилось все хуже. Они  загнали  нас  в  угол  между  двумя
кучами, и там мы и стояли. Я не стрелял, и Твил тоже, потому что ни к чему
было дразнить этих тварей. Они остановились поблизости  и  начали  галдеть
насчет друзей и ой-ой-ой.
     Затем стало еще хуже!  Появился  еще  бочонок  с  тележкой,  они  все
кинулись к ней и стали  вытаскивать  медные  дротики  около  фута  длиной,
острые на вид - и вдруг один просвистел мимо моего уха  -  дзинь!  И  тут,
хочешь не хочешь, пришлось стрелять.
     Некоторое время мы справлялись хорошо. Мы выбирали тех, кто был рядом
с тележкой, и нам удавалось свести количество  дротиков  до  минимума.  Но
вдруг послышалось громовое "тр-р-рузья" и "ой-ой-ой", и из  дыры  поползла
их целая армия.
     Братцы! Нам пришел конец. Это было ясно! И вдруг  я  понял,  что  для
Твила это было не так. Он  легко  мог  перепрыгнуть  кучу,  у  которой  мы
стояли. Он оставался из-за меня! Ей-богу, если бы у меня было время, я  бы
прослезился. Мне Твил нравился с самого  начала,  но  способен  ли  я  был
сделать то, что делал он... ну конечно, я спас его  от  первого  бредового
чудовища - но ведь и он меня тоже, правда? Я схватил его за руку и сказал:
"Твил!" - и указал вверх, и он понял. И ответил: "Нет-нет-нет, Тик",  -  и
опять пустил в ход свой пистолет.
     Что я мог поделать? Мне  бы  все  равно  пришел  конец  после  захода
солнца, но я не мог ему  это  объяснить.  Я  сказал:  "Спасибо,  Твил!  Ты
настоящий человек!" И подумал, что это не такой  уж  комплимент.  Человек!
Мало кто из людей способен на такое.
     Ну и я продолжал стрелять из своего пистолета, а Твил  из  своего,  а
бочонки швырялись стрелами, и готовились до нас  добраться,  и  бормотали,
что они друзья. Я уже совсем отчаялся, как вдруг прямо с  небес  спустился
ангел в образе Путца, и его двигатель размолол бочонки на мелкие части!
     Ух! Я завопил и кинулся к ракете. Путц открыл  дверь,  и  я  ввалился
внутрь, и смеялся, и  плакал,  и  вопил.  О  Твиле  я  вспомнил  только  в
следующий момент. Я оглянулся и увидел, что он перепрыгнул  через  кучу  и
исчез. Как я уговаривал Путца последовать за ним! Пока  ракета  поднялась,
уже стемнело. Вы же знаете,  как  здесь  темнеет  -  как  будто  повернули
выключатель.
     Мы поплыли над пустыней и пару раз снижались. Я орал "Твил!" не менее
сотни раз. Мы не смогли его найти. Он путешествует как  ветер.  И  ответом
мне было - или мне только  показалось?  -  слабое  щелканье  и  кудахтанье
откуда-то с юга. Он ушел, проклятье! А лучше бы... Лучше бы не уходил.
     Четверо  с  "Ареса"  молчали,  даже  насмешливый  Гаррисон.   Наконец
маленький Лерой нарушил тишину.
     - Я хотел бы смотреть, - пробормотал он.
     - Да, - сказал Гаррисон. - И это лекарство от  бородавок.  Жаль,  что
тебе не удалось его раздобыть. Может, это и  есть  то  самое  средство  от
рака, которое уже полтора столетия не могут найти!
     - Ах это, - мрачно пробормотал Ярвис. - Из-за этого все и началось! -
Он вытащил из кармана сверкающий предмет. - Вот оно!