счастью,  в
нужную сторону.
     Я  услышал  звонкое  "грум-грум"  и  высунулся  из  своего
укрытия. Мимо маршировал, непривычно делая  отмашку  и  усердно
чеканя  шаг,  взвод  солдат,  облаченных  в  ту  же,  что  и  у
патрульных,. форму. Шли в сторону порта, и я, не  долго  думая,
пристроился   сзади.   А  что?  Солдатня  не  оборачивалась,  а
встречный патруль вряд ли решится делать замечания,  даже  если
заметит,  что  за  взводом  топает  "хвост". Главное, держаться
нагло.
     Дорога  --  широкая,  мощенная  камнем,  с   трогательными
канавами  для  слива  нечистот,  шла  под  уклон. Сто лет назад
тогдашний  король  си-Генчен,  решил  расширить  город,  возвел
дамбу.  Теперь нижний город -- не порт, а именно город, главным
образом склады и лавки, -- стоял ниже  уровня  моря.  Там  было
темно,  с  высоты  я  различал  лишь  два или три горящих внизу
огонька. Зато порт светился целым морем огней -- факелы, костры
и заморские  светильники,  различимые  даже  отсюда  по  веерам
огненных искр. Комендантский час там явно не соблюдали.
     Дойдя  до  старой  пристани,  места, где раньше начиналось
море, командир остановил солдат  и  неожиданно  тонким  голосом
велел  им  рассыпаться.  Я  счел  за  благо  исчезнуть, и после
недолгих раздумий взобрался на  крышу  какого-то  здания  --  о
лучшем наблюдательном пункте нельзя было и мечтать.
     Офицер между тем быстро и со знанием дела расставлял своих
людей.  На дороге он разместил пятерых -- с факелами и на виду,
а справа  и  слева  в  переулочках  и  без  всяких  факелов  --
остальных.  Кого-то  он ждет, подумал я. Кто-то должен выбежать
из нижнего города,  очертя  голову,  шарахнуться  от  солдат  в
переулки и...
     И  там умереть. И не только там -- я заметил, как справа и
слева заплясали на стенах  огни  факелов,  зазвенело  оружие  и
задвигались тени.
     В  порту  что-то  ярко  вспыхнуло;  взметнув ослепительное
облако искр, и через  несколько  секунд  донесся  глухой  удар.
Пороха в Онизоти не знали, так что, думаю, они подожгли горючее
для  своих  чертовых  искрилок -- порошок с большим содержанием
магния. Затем огни порта пришли  в  движение,  словно  огненная
лава,    перелившись   через   край   вулканического   кратера,
устремилась светящимся языком в  низину.  Сейчас  она  коснется
домов... И, словно в ответ на мои мысли, вспыхнул первый пожар.
Похоже было что начинались обещанные Лином "беспорядки".
     Солдаты  не  двигались с места, безучастно наблюдая, как в
нижнем городе набирает силу огненный водоворот. Мне  ничего  не
оставалось,  как ждать событий и надеяться, что до рассвета мои
стражи покинут свой пост., А ведь там где-то Шанди...
     Внизу гулко ударил колокол и звонил некоторое время. Затем
он умолк, но вспугнутые шумом птицы долго еще кружили в  темной
вышине. Затем одна из них села на крышу в двух шагах от меня --
нечто  вроде крупной чайки, черной как смоль, с белым пятном на
груди. Она посмотрела в мою сторону и, издав недовольный  крик,
взлетела.
     Развязка  наступила  под  утро.  Вдали,  над черной линией
дамбы, вспыхнуло ослепительное пламя. Пожалуй, из всех, кто мог
это  видеть,  лишь  я  знал  или  догадывался,  что  произошло.
Выходит, порох им все-таки известен...
     -- Крут же ты, си-Турман, -- произнес я медленно. Потопить
в море тысячу, а то и две ни в чем не повинных жителей...
     Лежа  на  самом  краю  крыши, я смотрел, как ворвавшееся в
пролом дамбы море, невидимое в темноте, гасит  огни,  зажженные
мятежниками.  Если бы ты учился у черного клана, си-Турман, они
бы гордились своим учеником...
     Первые  беглецы  показались  через  пятнадцать  минут,   и
солдаты прикончили их на месте. Затем хлынула основная масса --
мокрых,  шатающихся  из  стороны  в  сторону  -- и тут началась
бойня. А  снизу,  метр  за  метром,  приближалась  вода,  такая
спокойная, что даже не верилось. Итак, Турман захватил власть и
уничтожил оппозицию.
     Примерившись,  я  спрыгнул  с  крыши,  отшиб  пятки  и, не
удержавшись, упал на четвереньки. Выпрямился -- и вынужден  был
упасть вновь, уворачиваясь от палача.
     --   Ты  всегда  бьешь  в  спину?  --  поинтересовался  я,
скрещивая свою шпагу с этим варварским  оружием.  Солдат  издал
боевой  клич  и  сделал  глубокий  выпад. Мне без труда удалось
отбить  клинок,  а  затем  последовал  удар  ногой  в  челюсть.
Поспешно стянув с него панцирь и шлем, я надел их -- жалкая, но
все-таки  маскировка.  Пробежку  по  городу обратно ко дворцу я
запомнил плохо. По улицам шли и шли солдаты. Я прятался, а  где
это  не удавалось, переходил на строевой шаг и отдавал воинский
салют -- еще днем подглядел, как это делается. Остановили  меня
у  самого  дворца.  -- Хорош солдат, который драпает, когда его
товарищи борются с мятежниками, -- произнес  у  меня  над  ухом
насмешливый голос,
     Я   отпустил   прутья   ограды,  через  которую  собирался
перемахнуть, и нащупывая левой рукой застежки панциря, медленно
повернулся. Он стоял в трех шагах от меня, здоровенный  бык,  с
нашивками  офицера.  Ну  и, конечно, с "цветной капустой". А за
его спиной маячили улыбающиеся физиономии еще троих -- судя  по
форме, это были простые солдаты.
     --  Хороша  та армия, -- тем же тоном отозвался я, нащупав
наконец, нужный шнурок,  --  которая  сражается  с  собственным
народом.  --  Панцирь  упал  к  моим  ногам,  и я отшвырнул его
пинком. Улыбка пропала с лица офицера. -- Что?!
     -- Я говорю, хороша та армия...
     Он взревел и извлек из ножен свое оружие. Ну и  прекрасно.
Я  снял шлем и учтиво поклонился, стараясь не выпускать вояк из
поля зрения. Выпрямившись, швырнул шлем офицеру в физиономию  и
одновременно  прыгнул  вперед,  вытаскивая  из-за  пояса шпагу.
Этому приему научил меня в свое время Бигольби, я имею  в  виду
шпагу, а бросок шлема входит в стандартный., так сказать, набор
любого торговца.
     Шпага  извлекается из ножен, или, в моем случае, из кольца
на поясе, с шагом вперед, так, чтобы рукоять ударила противника
в  лицо.  Прием  вполне  бандитский.   Однако   офицер,   успев
сориентироваться, отскочив назад и вправо, так что в результате
я едва не лишился половины головы. Это было неприятно. Я принял
боевую  стойку  и дал себе слово не пижонить. Мельком глянул на
солдат, они не вмешивались.  Пока.  Я  сделал  выпад,  он  взял
защиту и очень лихо ответил. Я отступил, и когда он двинулся на
меня,  сбил  его  клинок  вниз  и  с  поворотом ударил пяткой в
голову. Точнее, попытался ударить, а опустив  ногу,  обнаружил,
что на сапоге у меня наполовину срезан каблук. Офицер улыбался.
Видимо, поединок доставлял ему искреннее наслаждение: противник
был, с одной стороны, весьма силен, а с другой -- ничего не мог
сделать  по  существу.  Я  же,  признаться,  растерялся  -- за.
последние бог знает сколько лет мне впервые  встретился  житель
граничного мира, владеющий оружием лучше меня.
     Сюда  бы  Лина, мелькнула шальная мысль, и тут же я понял,
что надо делать. Конечно! Три кисточки, нашитые на мой  пояс  с
левой стороны, были не просто украшением, только я так давно не
пользовался ничем подобным, что отвык даже думать об этом.
     Оторвав  одну  из  них, я ясно услышал тихое потрескивание
запала. Кисточка была световой бомбой -- лишь один свет, но  на
несколько  десятков  секунд человек терял способность видеть --
даже днем. А уж ночью...
     Пожелав  мысленно  своим  недругам  всего  наихудшего,   я
перелез   через  ограду  и  помчался  в  сторону  замка.  Сзади
слышались сдавленные проклятия и лихой посвист стали --  видно,
офицеру  почудилось,  что  я  продолжаю атаку, и он отмахивался
вслепую. Затем раздались крики, и это было куда хуже.
     До дворца я добрался, когда на западе уже  вовсю  полыхала
заря. Если бы со стороны моря была выставлена хоть какая-нибудь
охрана,  я  стал бы для нее неплохой мишенью... Охраны, однако,
не было. Я перевалился через подоконник  и  плюхнулся  на  пол,
тяжело  дыша.  Мои товарищи смотрели на меня с сочувствием, что
же до Лина, то к его сочувствию примешана  была  изрядная  доля
иронии.  Понятное  дело  -- мальчишка наверняка осилил бы такой
подъем безо всяких перчаток, да еще и со мной в качестве груза.
     Его пленник, мрачный и нахохленный, сидел  в  углу,  видно
было,  что  за время моего отсутствия с ним поговорил кто-то из
наших, скорее всего, Бигольби. Если так, то теперь, по  крайней
мере,  он не будет проситься домой. -- Ну как? -- спросил Ор. Я
содрал с рук перчатки и протянул ему.  --  Как?..  Вот,  каблук
отрубили.  --  Хороший  удар,  -- констатировал Си-ву. -- Лучше
некуда... Порт перестал  существовать.  Как  сила,  по  крайней
мере. -- Я коротко пересказал свои ночные приключения.
     --  Затопил  четверть города, -- задумчиво произнес Тапис.
-- Лин?
     -- Слушаю. -- Кажется, мой рассказ произвел впечатление  и
на мальчишку.
     -- Были еще силы в Онизоти, кроме порта, которые выступали
против короля? Лин подумал, затем кивнул:
     -- Купечество. В ходе войны оно практически не пострадало.
-- Зато пострадало теперь, -- резюмировал. Тапис, -- ведь купцы
заселяли нижний город. -- В основном, да.
     Тапис надолго замолчал, затем повернулся к Си-ву: -- Нужен
какой-нибудь  зверек.  Скажем  -- крыса. Си-ву кивнул и вышел в
соседнюю комнату. Тапис извлек из-за пазухи кошелек из зеленого
бархата и вытряхнул оттуда горсть разноцветных  кристалликов  и
блестящих металлических деталей.
     Когда      произносится     слово."магия",     большинство
здравомыслящих людей пожимают плечами --  и  правильно  делают.
Однако...
     Те  же  легенды  гласят,  что,  создавая  Центральный мир,
Древние вмонтировали в него три Машины, или, как стали говорить
позже, три Силы. Силы эти управляли погодой, сменой дня и ночи,
и, надо полагать, ни на что иное  первоначально  рассчитаны  не
были.  Человеку;  впрочем,  всегда  свойственно  вмешиваться  в
действие сил, управляющих миром, -- с помощью  науки,  если  он
знает,  что  это  за  силы, или магии, если о природе сил он не
имеет никакого понятия. Последствия сплошь и рядом  оказываются
трагическими,  но  взгляните-ка -- не успевает пройти и десятка
лет, как именно те, по чьей некомпетентности,  или  даже  злому
умыслу,  произошла очередная "прелюдия к концу света", начинают
преподносить события как чуть ли  не  свой  подвиг.  И  готовят
новую  заварушку,  перед  которой  бледнеют все прежние, взятые
вместе.
     Прошло  полчаса,  и  перед  Таписом  на  столике  возникло
блестящее   разноцветными  гранями  сооружение,  в  два  кулака
размером. Над  машинкой  ощутимо  дрожал  воздух,  пахло  едким
химическим  дымом.  Как  я  понимаю,  Тапис  собирался  пробить
микроканал в Центральный мир и вытянуть  оттуда  часть  энергии
одной из сил -- Тьмы, Тени или Света.
     Подошел   Лин,   присел  на  корточки  и  некоторое  время
рассматривал прибор. -- Ничего  не  понимаю,  --  признался  он
наконец.  --  Торговцы  тоже  имеют свои секреты. -- Могущество
Тени безгранично, -- равнодушным голосом произнес Лин. --  Там,
где  нет  Тьмы  и  Света. -- Тьма и Свет -- лишь частные случаи
Тени. -- Когда я сидел в плену у гвардейцев, -- заметил Ор,  --
я  слышал,  что  Тьма  и Тень -- лишь отсутствие Света, готовые
исчезнуть, едва он появится.
     -- А когда черный клан собирался меня повысить, -- добавил
Одорф, -- я краем уха слышал, что Тень -- лишь  краткий  момент
перехода от побеждаемого Света к побеждающей Тьме.
     Лин  стоял  теперь  посреди  комнаты,  растеряно  переводя
взгляд с одного торговца на другого. Был он  явно  озадачен,  и
это меня порадовало.
     Напряжение  разрядил  Си-ву.  Он  вернулся,  держа в руках
небольшую, но судя  по  всему,  очень  воинственно  настроенную
крысу.  Зверек отчаянно теребил кольчужную перчатку, защищающую
руку торговца.
     -- Сюда, -- произнес Тапис. Си-ву положил  крысу  на  стол
рядом с машиной и разжал руку. Крыса дернулась было, но, словно
передумав,  легла  обратно,  влажно  блестя  бусинками глаз. --
Начали, -- сказал Тапис.
     Машина зажужжала, дрожащий воздух над ней окрасился синим.
Крыса вскочила и заметалась у поверхности стола, не  пересекая,
впрочем,  некоей  невидимой  границы.  Затем  зверек  вытянулся
столбиком и замер. С кончиков ушей и  усов  у  него  посыпались
крупные   зеленые   искры.  Они  катались  по  столу,  оставляя
светящиеся дорожки, и, шипя, гасли в полировке.
     Тапис наклонился, заглядывая крысе в глаза, постоял так  с
минуту, затем выпрямился.
     --  Все,  --  произнесен,  и  принялся  разбирать машинку.
Крыса, спрыгнув со стола,  пересекла  комнату  и  шмыгнула  под
диван.
     -- Ждем, -- сказал Ор. Я по-прежнему ничего не понимал, но
нельзя  сказать,  чтобы  это  меня  угнетало.  Магия  -- не мой
профиль. В моей экипировке есть несколько  простеньких  вещичек
такого  типа  --  и только. Ору, Тапису и Си-ву, нашим магам, я
вполне доверял, считая, что они знают, что делают.  Обычно  так
оно и было.
     Лязгнул   засов,   и   дверь   без   стука  отворилась.  В
сопровождении двух солдат  вошел  лысый  толстяк  в  фиолетовой
ливрее и совершенно к ней не подходящих розовых полусапожках.
     --  Владыка  Онизоти  и  глубокого  моря  и  ветров и бури
си-Турман-а-Кату  Громкий,  --  торжественно   произнесло   это
чучело,  --  оказывает  вам честь приглашением на торжественную
церемонию коронации. Будьте готовы через час.
     Он повернулся было, чтобы выйти, когда Тапис, не  поднимая
головы, негромко бросил:
     -- А как поживает чур-Тамзиз? Что-то его не видно. Толстяк
буквально  подскочил  на  месте. Если надо, торговцы тоже умеют
шутить, и весьма зло.
     -- Чур-Тамзиз  --  изменник  и  предатель,  --  возмущенно
проблеял он. -- Не пройдет и дня, как вы увидите его голову! --
Он  перевел дух и повторил с усмешкой. -- Голову. -- А вам бы я
не советовал упоминать имени этого негодяя.
     -- Благодарю вас, ступайте, -- отозвался  Тапис.  Толстяк,
задыхаясь от возмущения., удалился.
     --  С каких это пор короли Онизоти носят титул властелинов
бури? -- задумчиво пробормотал Тапис.  Он  придирчиво  осмотрел
нашу довольно потрепанную, надо сказать, компанию. -- Приведите
себя  в  порядок,  что ли. Хотя, насколько мне известно, король
вряд ли окажется от нас ближе, чем в лиге. Рат, -- добавил  он,
--  позаботиться о пленнике. Лин, Ты тоже. Если что -- в свалку
не лезьте.
     -- Ясно, -- отозвался я безо всякого энтузиазма. Лин молча
кивнул. Прошло примерно полчаса, когда  в  дверь  постучали,  и
слуга,  судя  по  цвету  ливреи,  рангом  пониже,  чем давешний
толстяк, пригласил нас созерцать коронацию. Он так и сказал  --
созерцать.  В  коридоре  рядом  со  мной  оказался Олег -- либо
случайно, либо, что я тоже вполне допускаю, он хотел поговорите
именно  со  мной.  Думаю,  потому  что  я  отсутствовал,  когда
Бигольби вел с ним воспитательные беседы.
     --  Скажите  пожалуйста, -- вежливо произнес он, -- вот...
э... Тапис сказал, что я из запретного мира. Вы  не  объясните,
что это значит? А то...
     Видимо,  я все-таки сильно изменился в лице, потому что он
тут же скользнул в сторону, даже без намеков  с  моей  стороны.
Запретный  мир!  У  меня в мозгу словно с грохотом совместились
гигантские детали чудовищной головоломки. Все стало ясно  --  и
разрушенные  замки,  и  несоразмерные усилия, которые прилагали
Хамелеоны, чтобы вернуть свою добычу.  Запретный  мир!...  Мир,
содержащий  знание,  способное  уничтожить  Хранителя, и потому
закрытый. Древние и  Хранитель,  кто-то  из  них  разрушил  все
ведущие туда каналы... Я стиснул зубы и затряс головой, отгоняя
жуткое  видение  --  грибовидные  облака  атомных  взрывов  под
высоким серым небом...
     Механически я вышагивал по коридорам дворца. Лин... Лин --
всего лишь воин, пушечное мясо серого клана, он ничего не знает
ни о черной  зоне,  ни  об  опасности  для  жизни  Хранителя...
Значит,  с  этой  стороны неприятностей ждать не приходится, до
тех пор, по крайней мере, пока он не встретится с кем-нибудь из
своих... Или не достанет новый браслет. Что же отсюда  следует?
Что везти Лина и уж тем более этого Олега в Центральный нельзя.
Ни  в  коем  случае. Убить его? Лин не позволит. Да и не все мы
пока знаем. Не исключено, что со смертью Олега у какого-либо из
кланов вновь появится возможность проникнуть в  запретный  мир.
Как  удалось открыть ход в закрытый мир, кто еще знает способ и
существует ли еще канал, или под  развалинами  замков  нет  уже
ничего, кроме пыли? Ничего не известно.
     Тем временем мы вышли из дворца. Я имею в виду нас, Лина с
его пленником  и  два десятка солдат, шедших рядом, видимо, для
того, чтобы скрасить наше одиночество. Вся процессия  двигалась
к  обрыву.  Когда до цели оставалось не более двух сотен шагов,
нас остановила охрана и началось  представление.  Возглавлявший
наших  солдат  офицерик,  совсем  еще  мальчишка,  со  странным
иероглифом  на  рукаве,  там,  где  обычно   нашивались   знаки
различия,  принялся  звонко  докладывать офицеру охраны. Офицер
хмуро разглядывал меня покрасневшими, слезящимися глазами, а  я
отвечал  ему приветливой улыбкой идиота. Н-да. Бывают встречи и
посмешнее. Впрочем, сейчас офицер ничем не мог мне отплатить за
выходку со световой бомбой и прекрасно это  понимал.  Переведя,
наконец,  взгляд  с  меня  на нашего провожатого, он вытащил из
ножен короткую золоченную шпагу и проделал сложный  ритуал.  По
всей видимости, это означало, что дорога свободна.
     Мы направились к обрыву. Справа и слева, насколько хватало
глаз,  стояли  кучки вроде нашей, дворяне и знатное купечество,
судя по виду. Очень много было военных.  Я  перевел  взгляд  на
расстилающуюся  перед  нами  морскую  гладь.  Солнце уже стояло
довольно высоко, дул ровный ветер -- именно такой, какой  нужен
хорошему паруснику.
     Флот  Онизоти  --  весь  флот, все суда, крупнее какого-то
определенного предела, -- готов был встречать короля.
     Я люблю военные парады. Трудно сказать, почему, ведь;  как
и   всякий   торговец,  я  отношусь  к  войне  с  ненавистью  и
презрением... Может быть, какая-то частичка  моего  подсознания
обходит  таким  путем  барьеры,  построенные воспитанием, чтобы
продемонстрировать  лишний  раз,  что  в  основе   человеческой
заложена вовсе не ангельская кротость?
     Флот  выстроился  в  одну  неправдоподобно  прямую  линию,
перпендикулярно к берегу. Первое судно -- нечто вроде галеры --
находилось примерно в лиге справа от нас и шагах в трехстах  от
полосы  прибоя.  Следующее  отстояло от него на двести шагов, и
так далее, до горизонта, а может быть,  и  дальше.  Вся  армада
стояла  с  поднятыми  парусами,  но  именно стояла -- используя
мощное приливное течение. Слева от нас, в полулиге  от  берега,
словно   клешня   гигантского   краба,   поднимались   из  воды
Королевские скалы. Это были два каменных пика --  один  повыше,
другой  пониже,  а  расстояние  между  ними не превышало, как я
прикинул, сорока шагов. Казалось  немыслимым  провести  корабль
между  этими  исполинами, и все-таки претендент на трон Онизоти
становился королем именно в тот момент, когда  это  проделывал.
Сам,. лично, стоя у штурвала.
     Неожиданно  где-то  ударил  барабан.  Я  прищурился  -- на
горизонте показался флагман. Он шел под всеми парусами и быстро
приближался. Когда он проходил  мимо  очередного  корабля,  тот
салютовал ему флагом и звоном рынды. Вспомнив ночные события, я
подумал,  что  недалек  тот  час, когда королю будут салютовать
пушки.
     Тут внимание мое привлек  Тапис  --  совершенно,  как  мне
показалось,  не  к  месту,  од  принялся  расстегивать  куртку.
Расстегнув две нижние пуговицы, он нагнулся, как бы  для  того,
чтобы  почесать  колено,  и тут же из травы ему за пазуху серой
молнией шмыгнула крыса. Тапис поспешно выпрямился  и  застегнул
куртку,  а  затем  вновь сосредоточил свое внимание