ровести месяц, то  первые  двадцать  восемь  дней
пролетали незаметно, два последних  растягивались  в  тоскливую  вечность.
Если он куда-нибудь  попадал  на  год,  то  жил  нормально  одиннадцать  с
половиной месяцев. Так и с этим путешествием. Почти полгода он не думал  -
некогда было. А вот последняя неделя  оказалась  сплошной  пыткой.  Глазам
надоело смотреть на новые чудеса, ушам - внимать песням  дальних  миров...
Домой, домой, домой!
     Павлыш коротал время в  буфете,  читая  бессмертный  труд  Макиавелли
"История Флоренции" - это была самая толстая книга  в  библиотеке.  Геолог
Ниночка за стойкой лениво мыла бокалы. В буфете дежурили по очереди.
     Планетоид качнуло. Мигнули лампы под потолком.
     - Кто прилетел? - с робкой надеждой спросил Павлыш.
     - Местный, - ответила Ниночка. - Грузовик четвертого класса.
     - Швартоваться не умеют, - сказал механик Ахмет, жевавший за соседним
столиком сосиски.
     Павлыш вздохнул. Глаза Ниночки горели состраданием.
     - Слава, - сказала она, - вы загадочный странник,  которого  звездный
ветер несет от планеты к планете. Я где-то читала о таком. Вы пленник злой
судьбы.
     - Чудесно сказано. Я пленник, я скиталец и страдалец.
     - Тогда не переживайте. Судьба сама за вас все решит.
     Судьба показалась в дверях буфета, приняв образ  низенького  плотного
человека с пронзительными черными глазками. Человека звали Спиро, и Павлыш
его помнил.
     - Так, - сказал Спиро  голосом  героя,  только  что  вернувшегося  из
соседней галактики, - чем здесь угощают? Чем встретит ваш салун  одинокого
охотника?
     Ниночка поставила на стойку бокал  с  лимонадом,  и  Спиро  вразвалку
подошел к стойке.
     - Чего-нибудь основательнее не держите? - спросил он. - Я предпочитаю
азотную кислоту.
     - Вся вышла, - сообщила Ниночка.
     - Только что прилетали космические пираты с Черной Звезды, - вмешался
в разговор Павлыш. - Выжрали три бочки рома и взорвали перегонный аппарат.
Переходим на сухой паек.
     - Что? - встревожился Спиро. - Пираты?
     Он замер с бокалом лимонада в руке, но тут же признал Павлыша.
     - Слушай! - заявил он. - Я тебя знаю.
     В этот момент зашуршало в динамике, и голос диспетчера произнес:
     - Павлыш, поднимись ко мне. Доктор Павлыш, ты меня слышишь?
     Слова Спиро догоняли Павлыша, толкали в спину:
     - Я тебя здесь ждать буду. Никуда ни шагу. Ты мне позарез нужен. Даже
не представляешь, как.
     Всегда  грустный  маленький  Тамил,   второй   год   сидевший   здесь
диспетчером, сообщил Павлышу, что "Прага" задерживается. Как  минимум  еще
на пять дней.
     Павлыш сделал вид, что переживает эту новость, но испугался,  что  не
переживет. Цокая подковками, он спустился в буфет.
     Спиро стоял посреди комнаты  с  пустым  бокалом.  Его  черные  глазки
метали молнии, словно норовили прожечь пластик буфетной стойки.
     - На что это похоже? - допрашивал он Ниночку. - Я им  всем  поотрываю
головы. Сорвать большое дело,  подвести  товарищей!  Нет,  это  невиданно!
Такого еще не было в истории флота. Они попросту забыли, понимаешь, забыли
два контейнера на Земле - 14. Учти, не один, а два! В документах они есть,
а в трюме их нет. Каково?
     - Важный груз? - спросил Павлыш.
     - Важный? - Голос Спиро дрогнул.  Павлыш  испугался,  что  он  сейчас
разрыдается. Он смотрел на Павлыша.  Павлыш  ощутил  себя  мышью,  которая
попалась на глаза голодному коту. - Галаган! -  сказал  Спиро.  -  Ты  нас
спасешь.
     - Я не Галаган, я Павлыш!
     - Правильно, Павлыш. Мы с тобой взрыв на лунной шахте  ликвидировали.
Сотни погибших, бушует вулканическое пламя. Я тебя вынес из огня, правда?
     - Почти.
     - Так вот, ты мне обязан.  На  Сентипере  во  втором  пакгаузе  лежат
запасные контейнеры. Я не знал, что они понадобятся, но никому не отдал. Я
предчувствовал, чем все кончится. Ты летишь на  Сентиперу,  тратишь  день,
чтобы выбить их у Геленки. Сначала она тебе скажет...
     - Не смущай человека, - сказала Ниночка.  -  Неужели  кому-нибудь  не
ясно, что это не твои контейнеры?
     - Мои!
     - Чужие, - сказал механик Ахмет.
     - Они больше, чем мои! - возмутился Спиро. - Без  них  все  погибнет.
Без них остановится работа всей лаборатории. Замрет научная жизнь на целой
планете.
     - Вот и лети сам за своими контейнерами, - сказала Ниночка.
     - А кто отвезет груз на Проект? Ты?
     - Ты знаешь, что здесь все заняты.
     - Вот именно это я и говорю.
     Спиро подошел к столику, за который сел Павлыш, и  бросил  перед  ним
большой тугой тюк.
     - Это тебе, - сказал он.
     Тюк раскрылся, и из него выпало несколько писем и пакетов.  Конверты,
микрофильмы,   видеокассеты   медленно   расползались   по    полированной
поверхности и норовили спрыгнуть на  пол.  Павлыш  с  буфетчицей  кинулись
собирать их и запихивать обратно в тюк.
     - Всегда он так с почтой обращается, -  сказала  Ниночка.  -  Столько
шума, а потом бросит все и убежит.
     Павлыш укладывал письма. Спиро был забавен. Еще неделю на  планетоиде
не выдержать. Может, рискнуть и улететь на Сентиперу?
     - Вот еще одно упало, -  сказала  Ниночка,  передавая  Павлышу  узкий
конверт с видеолистом. На конверте было написано: "Проект-18.  Центральная
лаборатория. Марине Ким".
     Павлыш три раза медленно  прочитал  адрес,  потом  аккуратно  положил
конверт в тюк.
     - Значит так, - сказал Спиро, - я  сейчас  ухожу  на  Сентиперу.  Без
контейнера мне лучше не возвращаться. Ты не знаешь Димова!  И  лучше  тебе
никогда его не узнать. Времени у меня двадцать минут. Сейчас  я  дам  тебе
список грузов, покажу, где пришвартована  моя  шхуна,  потом  ты  получишь
овощи у садовника, все погрузишь и  отвезешь  на  Проект.  Не  беспокойся,
грузовик на автоматике, мимо не провезет. Ясно? Только  не  сопротивляйся,
потому что все уже решено и ты не имеешь права подвести старого друга.
     Спиро угрожал,  умолял,  убеждал,  махал  руками,  бегал  по  буфету,
обрушивал на Павлыша лавины фраз и восклицательных знаков.
     - Да послушайте,  наконец!  -  рявкнул  Павлыш  во  всю  мощь  своего
незаурядного голоса. - Я согласен лететь на Проект! Я и без ваших уговоров
решил лететь на Проект!  В  конце  концов  я,  может  быть,  давно  мечтал
полететь на Проект!
     Спиро замер. Его черные глазки увлажнились. Он поперхнулся, но тут же
совладал со своими чувствами и быстро сказал:
     - Тогда пошли. Быстро. У нас каждая минута на счету.
     - Правильно сделаете, что полетите, - сказала Ниночка. -  Я  сама  бы
полетела, только некогда. Там говорят, такой океан...


     Грузовик вышел к планете Проект-18 с неосвещенной стороны,  и  минуло
несколько минут, прежде чем Солнце,  навстречу  которому  несся  грузовик,
осветило бесконечный ровный океан. Павлыш погасил перегрузки и перешел  на
стабильную орбиту. Затем, щелкнув тумблером, вышел на связь со Станцией.
     Он знал, что Станция ведет грузовик, и ждал, когда раздастся знакомое
шуршание, означающее, что полоса свободна для пилота.
     Черные точки возникли на лице  океана.  Из  сетки  приемника  донесся
сухой шум.
     - Станция, - сказал Павлыш. - Станция, иду на посадку.
     - Что у тебя с голосом, Спиро? - спросили снизу.
     - Это не Спиро, - ответил Павлыш. - Спиро ушел на Сентиперу.
     - Ясно, - сказала Станция.
     -  Перехожу  на  ручное  управление,  -  сказал  Павлыш.   -   Машина
перегружена. Как бы не прострелить мимо.
     Справа над пультом на экране медленно поворачивался глобус планеты, и
черная точка над  глобусом  -  грузовик  постепенно  сближался  с  зеленым
огоньком - Станцией.
     - И не мечтай, - сказала Станция.
     - Не беспокойтесь, - сказал Павлыш. - Я из Дальнего  флота.  На  этих
грузовиках налетал больше, чем Спиро.
     Группа островов, рассеянных по плоскому лицу океана, прошла внизу. На
горизонте в дымке лежала Станция. Грузовик слишком медленно терял  высоту,
и Павлыш на мгновение отключил автоматику, дал торможение. Его  вдавило  в
кресло.
     Павлыш снова щелкнул рубильником на пульте связи.
     - Что надевать? - спросил он. - Какая у вас погода?
     Он включил видеофон. На экране возникло широкое плоское лицо обритого
наголо человека. Глаза его были узки, к тому же  прищурены,  тонкие  брови
стояли галочкой, и вообще он являл собой  образ  Чингис-хана,  только  что
узнавшего о поражении его любимых тысяч у стен Самарканда.
     - Кто таких присылает? - спросил Чингис-хан, очевидно,  имея  в  виду
Павлыша.
     - Я сэкономил полтонны горючего, - скромно ответил Павлыш. - Я привел
корабль на час раньше срока. Полагаю, что не заслужил ваших  упреков.  Так
что же вы надеваете, когда выходите на свежий воздух?
     - Там Спиро все свое оставил, - сказал Чингис-хан.
     - Сомневаюсь, что влезу в его костюм.
     - Хорошо, - сказал Чингис-хан, - через три минуты я буду у вас.
     Павлыш отстегнулся, встал с кресла, достал  из  боковой  ниши  тюк  с
почтой, отряхнул пыль с  костюма.  Двигаться  было  легко,  притяжение  на
планете не превышало 0,5. Люк в кабину управления отъехал в сторону, вошел
Чингис-хан в утепленном комбинезоне,  с  кислородной  маской,  закрывавшей
пол-лица. Вслед за ним в  кабину  втиснулся  высокий  поджарый  человек  с
блеклыми глазами под густыми черными бровями.
     - Здравствуйте, - сказал Павлыш. - Я случайно оказался на планетоиде,
когда Спиро был вынужден отправиться на Сентиперу. И  он  попросил  помочь
ему. Я доктор Павлыш.
     - Моя фамилия Димов, - представился худой человек. - Димитр Димов.  Я
руковожу здешним отделением нашего института. Мы, если позволите, коллеги?
     Он указал тонким длинным пальцем пианиста на змею  и  чашу  на  груди
Павлыша, как раз над планками с названиями кораблей,  на  которых  Павлышу
приходилось служить.
     - Ванчидорж, - представил Димов Чингис-хана. И сразу продолжил. -  Вы
одевайтесь, одевайтесь. Мы вам очень благодарны. У  нас  всегда  возникают
некоторые трудности со Спиро.  Он  чудесный  человек,  добрейший,  отмечен
замечательными деловыми качествами. Его с громадным трудом отпустили к нам
с Луны...
     Чингис-хан,  то  есть  Ванчидорж,  хмыкнул,  выражая  таким   образом
несогласие со словами своего начальника.
     Димов помог Павлышу закрепить кислородную маску.
     - Надеюсь, вы у нас задержитесь на несколько дней?
     - Спасибо, - сказал Павлыш.
     Он включил обогрев в комбинезоне и  поправил  теплый  шлем.  Кислород
поступал нормально. Костюм Димова был узковат,  но  в  общем  в  нем  было
удобно. Павлышу хотелось спросить о Марине Ким, но  он  сдержался.  Теперь
Золушка никуда от него не денется.
     Они вышли на гладкую, будто отшлифованную, поверхность острова. В ста
метрах  за  долинкой  поднимались  обрывистые  скалы.  По  другую  сторону
начинался океан, волны прибоя разбивались о черный берег,  взметая  столбы
белой пены. Павлыш  поправил  шлемофон,  чтобы  услышать  шум  прибоя,  но
доносился он глухо, неадекватно  мощи  волн,  звуки  гасли  в  разряженном
воздухе. Серое полупрозрачное облачко закрыло на минуту  солнце,  и  тени,
резкие и глубокие, стали мягче.
     Ванчидорж ушел вперед, закинув на плечо тюк с почтой.  Димов  отстал.
Он закрывал люк грузовика. Ванчидорж вошел в тень от скалы и растворился в
ней. Павлыш последовал за ним и  оказался  перед  медленно  отползавшей  в
сторону металлической дверью, которая скрывала вход в пещеру.
     - Заходите, - сказал Ванчидорж, - застудим камеру.
     Павлыш оглянулся. Большая белая птица медленно спускалась к Димову, и
Павлыш чуть было не крикнул ему: "Осторожно!" Димов  видел  птицу,  но  не
собирался прятаться.
     Птица сделала круг над головой Димова, и  тот  поднял  руку,  как  бы
приветствуя ее.
     У птицы были громадные крылья и маленькое пушистое тел.
     - Вы их подкармливаете? - спросил Павлыш.
     - Разумеется.
     У  Ванчидоржа  была  неприятная  манера  саркастически   хмыкать.   И
непонятно было, смеется он или сердится.
     Вторая птица показалась чуть выше первой. Она сложила крылья и  мягко
спланировала, усевшись на скалу рядом с Димовым.  Димов  протянул  руку  и
потрепал птицу по шее.
     - Пошли, - повторил Ванчидорж.
     Внутри Станция была устроена  удобно.  Залы  просторной  пещеры  были
превращены в жилые помещения,  и  Павлыш  вспомнил  старинные  картинки  к
роману Жюля Верна "Таинственный остров",  герои  которого  любили  деловой
комфорт. Павлыш подумал, что в его комнате должно быть вырублено  в  стене
окно, в которое будет врываться океанский ветер.
     Димов сказал:
     - У нас с  жильем  здесь  туго.  В  прошлом  месяце  приехала  группа
физиологов, шесть человек, заняли все свободные  помещения.  Вам  придется
пожить в комнате с Ваном. Вы не возражаете?
     Павлыш поглядел на Ванчидоржа.
     Тот отвернулся к стене.
     - Я, разумеется, не возражаю. Но не стесню ли...
     - Я редко бываю в комнате, - быстро ответил Ван.
     Комната Ванчидоржа была просторна  -  не  чета  клетушкам  на  других
станциях. В толще скалы было вырублено высокое узкое окно, сквозь  которое
врывался солнечный свет.
     - Вот ваша кровать, - сказал Ван, указывая на самую настоящую, в меру
широкую, удобную  кровать,  спинкой  которой  служила  изрезанная  сложным
узором зеленоватая каменная плита.
     - А вы? - спросил Павлыш. Второй кровати в комнате не было.
     - Принесу. Не успел. Вас никто не ждал.
     - Вот я и буду спать на той кровати, которую вы принесете.  -  сказал
Павлыш. - Гостеприимство не должно сопровождаться жертвами.
     Он отошел от окна. Вдоль стены комнаты тянулся рабочий стол. На столе
лежали пластины розового и светло-зеленого полупрозрачного камня.  Нефрит,
догадался Павлыш. На одной из  пластин  был  намечен  рисунок  -  птица  с
широкими крыльями. Нефрит тепло светился  в  отраженном  солнечном  свете.
Раковина, похожая на половинку  гигантского  грецкого  ореха,  бросала  на
потолок перламутровые радужные блики. Ван  раскладывал  почту  на  стопки.
Второй стол был придвинут к боковой стене  напротив  кровати.  Над  столом
было  несколько  полок.  К  стопке  микрофильмов  на  второй  полке   была
прислонена фотография Марины Ким в рамке из нефрита. Рамка была вырезана с
большим искусством, взгляд запутывался в сложном узоре. Павлыш сразу узнал
Марину, хотя в  памяти  она  осталась  в  белом  завитом  парике,  который
придавал  чертам  лица  нелогичность,  подчеркивая  несоответствие   между
разрезом глаз, линией скул и пышными  белыми  локонами.  Настоящие  волосы
Марины были прямыми, черными, короткими.
     Павлыш обернулся к Вану и увидел, что тот перестал раскладывать почту
и наблюдает за ним.
     Дверь отворилась, и вошел человек в голубом  халате  и  хирургической
голубой шапочке.
     - Ван, - сказал он, - неужели почту привезли?
     - Как у вас дела? - спросил Ван. - Лучше ему?
     - Ласты есть ласты, - ответил человек в голубом  халате.  -  За  один
день не вылечишь. Так что же с почтой?
     - Сейчас иду, - сказал Ван. - Немного осталось.
     - А мне что-нибудь есть?
     - Подожди немного.
     - Отлично, - ответил хирург. - Иного ответа от тебя и не ждал.  -  Он
пригладил короткие усики, провел ладонью по узкой бородке. - Вы грузовиком
прилетели? - спросил он Павлыша.
     - Да. Вместо Спиро.
     - Очень приятно, коллега. Надолго к нам? А то подыщем вам работу.
     - Приятно сознавать, - сказал Павлыш, - что, куда я  ни  попаду,  мне
сразу предлагают работу, даже не спрашивая, хороший ли я работник.
     - Хороший, - убежденно заявил  хирург.  -  Интуиция  нас  никогда  не
обманывает. А я Иерихонский. Мой прапрадед был священником.
     - А почему мне об этом надо знать?
     - Я всегда говорю так, представляясь, чтобы  избежать  лишних  шуток.
Это церковная фамилия.
     Павлыш  снова  взглянул  на  фотографию  Марины  Ким,  словно   хотел
убедиться, не растворилась ли  она.  Скоро  он  ее  увидит.  Может,  через
несколько минут. Удивится ли она? Вспомнит  ли  гусара  Павлыша?  Конечно,
можно спросить Вана, но не хочется.
     - Все, - сказал Ван, - пошли. Вы идете с нами, Павлыш?
     Они вошли в обширный зал, освещенный рядом вырубленных в скале  окон.
Пол зала был покрыт голубым пластиком. В дальнем конце стоял длинный  стол
и два ряда стульев, ближе к  двери  -  стол  для  пинг-понга  с  провисшей
сеткой. Ван  поставил  сумку  на  стол  и  начал  последовательно,  словно
выполняя ритуал, вынимать стопки почты и раскладывать их в ряд.
     - Я позову людей, - сказал Иерихонский.
     - Сами придут, - ответил Ван. - Не торопись.
     Но Иерихонский его не  послушался.  Он  подошел  к  стене,  отодвинул
крышку небольшой ниши и включил звонок, звук которого  прерывисто  понесся
по коридорам и залам Станции.
     Над пинг-понговым столом в ряд висели портреты, как портреты  предков
в фамильном замке. И это было необычно. Павлыш принялся разглядывать их.
     Мрачный  скуластый  человек  лет  сорока,  с  настойчивыми   светлыми
глазами. Иван Грунин. За  ним  старик,  глаза  которого  затенены  густыми
кустистыми бровями - Армен Геворкян. Следующий  портрет  изображал  совсем
молодого парня с удивленными голубыми глазами и острым подбородком. Что-то
объединяло этих людей и делало близкими,  чтимыми  на  этой  Станции.  Они
сделали что-то важное в том, чем занимаются  остальные,  может,  они  были
дружны с Димовым или Иерихонским... Сейчас придут люди,  которые  услышали
звон  колокольчика.  Войдет  и   Марина.   Павлыш   отошел   подальше   от
пинг-понгового стола, но не спускал глаз  с  длинного  голубого  конверта,
который предназначался Марине. Он лежал поверх самой тонкой стопки.
     Первыми в зале появились два медика в таких же голубых  халатах,  как
Иерихонский. Павлыш старался не смотреть на дверь и думать  о  посторонних
вещах: например, удобно  ли  играть  в  пинг-понг  при  такой  малой  силе
тяжести? То ли  надо  утяжелять  шарик,  то  ли  привыкать  к  замедленным
прыжкам. Движения у людей на Проекте были куда более плавными и  широкими,
чем на Земле.
     Медики сразу бросились к столу, но Ван остановил их:
     - Погодите, пока все соберутся. Вы же знаете...
     Ван явно был формалистом и поклонником ритуала.
     На мгновение Павлышу  показалось,  что  вошла  Марина.  Девушка  была
черноволосой,  стройной,  смуглой,  но  на  этом  ее  сходство  с  Мариной
кончалось. У нее были мокрые волосы,  а  белое  сари  кое-где  прилипло  к
влажной коже.
     - Ты обязательно простудишься, Сандра, - сварливо сказал Иерихонский.
     - Здесь тепло, - ответила девушка.
     Говорила она медленно, словно вспоминала нужные слова.
     Потом глубоко вздохнула, откашлялась и повторила:
     - Здесь тепло. - Звонче, чем в первый раз.
     Зал наполнился народом. Люди были в рабочей одежде, будто на  секунду
оторвались от дел и тотчас вернутся к  ним.  Павлыш  крутил  головой,  ему
казалось, что он упустил, потерял Марину, что она уже в зале.
     Ван священнодействовал. Он подвинул стопку официальной почты  Димову,
затем принялся брать письма и пакеты из самой большой пачки и читать вслух
фамилии адресатов. Эта процедура явно была освящена  традицией,  никто  не
роптал, кроме Иерихонского, который оказался записным бунтарем.
     Люди подходили, брали письма и посылки для себя и  для  тех,  кто  не
смог прийти, и толпа, окружавшая Вана, постепенно  рассасывалась,  и  люди
устраивались поудобнее, чтобы прочесть письмо, или спешили уйти,  чтобы  в
одиночестве прослушать пленку. Стопки подошли к концу. Марины Ким в  числе
адресатов, имена которых называл Ван,  не  было.  Ван  взял  предпоследнюю
пачку, протянул Сандре.
     - Для морской станции, - сказал он. - Там есть и тебе посылка.
     Потом положил руку на  последнюю,  тонкую  пачку  писем,  на  голубой
конверт Марины Ким.
     - С Вершины никого? - спросил он. И тут же добавил: - я сам отне