Утром Геворкян ворчал на лаборантов. Все ему было  неладно,  не  так.
Драча он встретил, словно тот ему  вчера  сильно  насолил,  а  когда  Драч
спросил:  "Со  мной  что-то  не  так?"  -  отвечать   не   стал,   занялся
перфолентами.
     - Ничего страшного, - сказал Димов, который, видно, не спал ночью  ни
минуты. - Мы этого ожидали.
     - Ожидали? - взревел Геворкян. - Ни черта мы не ожидали. Господь  бог
создал людей, а мы их перекраиваем. А потом удивляемся, если что не так.
     - Ну и что со мной?
     - Не трясись.
     - Я физически к этому не приспособлен.
     - А я не верю, не трясись. Склеим мы тебя обратно. Это займет  больше
времени, чем мы рассчитывали.
     Драч промолчал.
     - Ты слишком долго был в своем нынешнем  теле.  Ты  сейчас  физически
новый вид, род, семейство, отряд разумных существ. А у каждого  вида  есть
свои беды и болезни. А ты, вместо  того,  чтобы  следить  за  реакциями  и
беречь себя, изображал испытателя, будто  хотел  выяснить,  при  каких  же
нагрузках твоя оболочка треснет и разлетится ко всем чертям.
     - Если бы я этого не делал, то не  выполнил  бы  того,  что  от  меня
ожидали.
     - Герой, - фыркнул Геворкян. - Твое нынешнее тело болеет. Да,  болеет
своей, еще не  встречавшейся  в  медицине  болезнью.  И  мы  должны  будем
ремонтировать тебя по мере трансформации. И при этом быть уверенны, что ты
не останешься уродом. Или киборгом. В общем, это наша забота.  Надо  будет
тебя пообследовать, а пока можешь отправляться на все четыре стороны.


     Драчу не следовало бы этого делать, но он вышел за ворота института и
направился вниз, к реке, по узкой аллее парка,  просверленного  солнечными
лучами. Он смотрел на свою короткую тень и думал, что если уж помирать, то
все-таки лучше в обычном, человеческом облике. И тут  он  увидел  девушку.
Девушка  поднималась  по  аллее,  через  каждые   пять-шесть   шагов   она
останавливалась и, наклоняя голову, прижимала ладонь  к  уху.  Ее  длинные
волосы были темны от воды. Она шла босиком и смешно поднимала пальцы  ног,
чтобы не уколоться об  острые  камешки.  Драч  хотел  сойти  с  дорожки  и
спрятаться за куст, чтобы не смущать девушку своим  видом,  но  не  успел.
Девушка его увидела.
     Девушка увидела свинцового цвета черепаху, на панцире которой, словно
черепашка поменьше,  располагалась  полушарием  голова  с  одним  выпуклым
циклопическим глазом, разделенным на множество ячеек, словно  стрекозиный.
Черепаха доставала ей до пояса и передвигалась на коротких толстых лапках,
которые выдвигались из под панциря.  И  казалось,  что  их  много,  больше
десятка. На крутом переднем скосе панциря было несколько отверстий,  и  из
четырех высовывались кончики щупалец. Панцирь был  поцарапан,  кое-где  по
нему шли неглубокие трещины, они  расходились  звездочками,  будто  кто-то
молотил по черепахе  острой  стамеской  или  стрелял  в  нее  бронебойными
пулями. В черепахе было нечто зловещее, словно она была первобытной боевой
машинной. Она была не отсюда.
     Девушка замерла, забыв отнять ладонь от уха. Ей хотелось убежать  или
закричать, но она не посмела сделать ни того, ни другого.
     "Вот дурак, - выругал себя Драч. - Теряешь реакцию".
     - Извините, - сказала  черепаха.  Голос  ровный  и  механический,  он
исходил из-под металлической маски, прикрывавшей голову до  самого  глаза.
Глаз шевелился, словно перегородочки в нем были мягкими.
     - Извините, я вас напугал. Я не хотел этого.
     - Вы... робот? - спросила девушка.
     - Нет, биоформ, - сказал Драч.
     - Вы готовитесь на какую-то планету?
     Девушке хотелось уйти, но уйти значило показать, что она боится.  Она
стояла и, наверно, считала про себя до ста, чтобы взять себя в руки.
     - Я уже прилетел, - сказал Драч. - Вы идите дальше,  не  смотрите  на
меня.
     - Спасибо, - вырвалось у девушки, и она на цыпочках, забыв о  колючих
камешках, обежала Драча. Она крикнула вслед ему:
     - До свидания.
     Шаги  растворились  в  шорохе  листвы  и  суетливых  майских   звуках
прозрачного теплого леса. Драч вышел к реке  и  остановился  на  невысоком
обрыве, рядом со скамейкой. Он представил, что садится на скамейку,  и  от
этого стало совсем тошно. Хорошо бы сейчас сигануть с обрыва  -  и  конец.
Это была одна из самых глупых мыслей, которые посещали Драча за  последние
месяцы. Он мог с таким же успехом прыгнуть в Ниагарский водопад, и  ничего
бы с ним не случилось. Ровным счетом ничего.  Он  побывал  куда  в  худших
переделках.
     Девушка вернулась. Она подошла тихо,  села  на  скамейку  и  смотрела
перед собой, положив узкие ладони на колени.
     - Я сначала решила, что вы какая-то машина. Вы очень тяжелый?
     - Да. Я тяжелый.
     - Знаете, я так неудачно нырнула, что до сих  пор  не  могу  вытрясти
воду из уха. С вами так бывало?
     - Бывало, - сказал Драч.
     - Меня зовут Кристиной, - сказала девушка. - Я тут недалеко  живу,  в
гостях. У бабушки. Я, как  дура,  испугалась,  убежала,  и,  наверно,  вас
обидела.
     - Ни в коем случае. Я на вашем месте убежал бы сразу.
     - Я только отошла и вспомнила. Вы же были  на  тех  планетах,  где  и
Грунин. Вам, наверно, досталось?..
     - Это уже прошлое. А если все будет в порядке, через месяц вы меня не
узнаете.
     - Конечно, не узнаю.
     Волосы Кристины быстро высыхали под ветром.
     - Вы знаете, - сказала Кристина, - вы мой первый знакомый космонавт.
     - Вам повезло. Вы учитесь?
     - Я живу в Таллинне. Там и учусь. Может, мне и повезло. На свете есть
много простых космонавтов. И совсем мало таких...
     - Наверно, человек двадцать.
     - А вы потом, когда отдохнете, снова поменяете  тело?  Станете  рыбой
или птицей?
     - Этого еще не  делали.  Даже  одной  перестройки  много  для  одного
человека.
     - Жаль.
     - Почему?
     - Это очень интересно - все испытать.
     - Достаточно одного раза.
     - Вы чем-то расстроены? Вы устали?
     - Да, - сказал Драч.
     Девушка осторожно протянула руку и дотронулась до панциря.
     - Вы что-нибудь чувствуете?
     - По мне надо ударить молотом, чтобы я почувствовал.
     - Обидно. Я вас погладила.
     - Хотите пожалеть меня?
     - Хочу. А что?
     "...Вот и пожалела, - подумал Драч. - Как в сказке: красавица полюбит
чудище, а чудище превратится в  доброго  молодца.  У  Геворкяна  проблемы,
датчики, графики, а она пожалела - и  никаких  проблем.  Ну  разве  только
высмотреть поблизости аленький цветочек, чтобы все как по писанному..."
     - Когда выздоровеете, приезжайте ко мне.  Я  живу  под  Таллинном,  в
поселке, на берегу моря. А вокруг сосны. Вам приятно будет там отдохнуть.
     - Спасибо за приглашение, - поблагодарил Драч. - Мне пора идти. А  то
хватятся.
     - Я провожу вас, если вы не возражаете.
     Они пошли обратно медленно, потому что Кристина  считала,  что  Драчу
трудно идти быстро, а Драч, который мог обогнать любого бегуна  на  Земле,
не спешил. Он послушно рассказывал ей  о  вещах,  которые  нельзя  описать
словами. Кристине казалось, что она все видит, хотя представляла она  себе
все совсем не так, как было на самом деле.
     - Я завтра приду к той  скамейке,  -  тихо  проговорила  Кристина.  -
Только не знаю, во сколько.
     -  Завтра  я,  наверно,  буду  занят,  -  сказал  Драч,  потому   что
подозревал, что его жалеют.
     - Ну как получится, - ответила Кристина. - Как получится...


     Драч спросил  у  Полачека,  который  копался  в  моторе  мобиля,  где
Геворкян. Полачек сказал, что у себя в кабинете. К нему прилетели какие-то
вулканологи, наверное, будут готовить нового биоформа.
     Драч прошел в главный корпус. В предбаннике перед кабинетом Геворкяна
было пусто. Драч приподнялся на  задних  лапах  и  снял  со  стола  Марины
Антоновны чистый лист бумаги и карандаш. Он положил лист на  пол  и,  взяв
карандаш, попытался нарисовать профиль Кристины. Дверь в кабинет Геворкяна
была прикрыта неплотно, и Драч различал густой  рокот  его  голоса.  Потом
другой голос, повыше, сказал:
     - Мы все понимаем  и,  если  бы  не  обстоятельства,  никогда  бы  не
настаивали.
     - Ну никого, ровным счетом никого, - гудел Геворкян.
     - За исключением Драча.
     Драч сделал два шага к двери. Теперь он слышал каждое слово.
     - Мы не говорим о самом Драче, - настаивал вулканолог. - Но должны же
быть подобные биоформы.
     - У нас не было заказов в последнее время. А Саразин  будет  готов  к
работе только через месяц. Кроме того, он не совсем приспособлен...
     - Но послушайте. Вся работа займет час,  от  силы  два.  Драч  провел
несколько месяцев в значительно более трудной обстановке...
     - Вот именно поэтому я не могу рисковать.
     Геворкян зашелестел бумагой, и Драч представил,  как  он  протягивает
вулканологам кипу лент.
     - Я не представляю, как мы вытянем  его  и  без  такой  поездки.  Его
организм работал на пределе, вернее за пределом. Мы  начнем  трансформацию
со всей возможной осторожностью. И никаких нагрузок.  Никаких...  Если  он
полетит с вами...
     - Ну простите. Пока ваш Саразин будет готов...
     Драч толкнул дверь, не рассчитал удара, и дверь  отлетела,  словно  в
нее попало пушечное ядро.
     Последовала немая сцена. Три лица, обращенные к  громадной  черепахе.
Один из вулканологов оказался розовым толстяком.
     -  Я  Драч,  -  обратился  Драч  к  толстяку,  чтобы  сразу  рассеять
недоумение. - Вы обо мне говорили.
     - Я тебя не приглашал, - перебил его Геворкян.
     - Рассказывайте, - сказал Драч толстому вулканологу.
     Тот закашлялся, глядя на Геворкяна.
     - Так вот, - вмешался второй вулканолог, высохший и будто обугленный.
- Извержение Осенней сопки на Камчатке, мы полагаем, то есть  мы  уверены,
что, если не прочистить основной, забитый породой канал, лава прорвется на
западный склон. На западном склоне сейсмическая станция. Ниже,  в  долине,
поселок и завод...
     - И эвакуировать некогда?
     - Эвакуация идет. Но мы не можем демонтировать завод и  станцию.  Нам
для этого надо три дня.  Кроме  того,  в  четырех  километрах  за  заводом
начинается Куваевск. Мы запускали к кратеру  мобиль  со  взрывчаткой.  Его
просто отбросило. И хорошо, что не на станцию...
     Геворкян стукнул кулаком по столу:
     - Драч, я не позволю. Там температуры на пределе. На  самом  пределе.
Это самоубийство!
     - Позволите, - сказал Драч.
     - Идиот, - вспылил Геворкян. - Извержения может и не быть.
     - Будет, - грустно сказал толстяк.
     Драч направился к  двери.  Высохший  вулканолог  последовал  за  ним.
Толстяк остался, пожал плечами, сказал Геворкяну:
     - Мы примем все меры. Все возможные меры.
     - Ничего подобного, - не соглашался Геворкян. - Я лечу с вами.
     Он включил видеоселектор и вызвал Димова.
     - Это просто великолепно, - сказал толстяк. - Ну просто великолепно.
     Проходя через предбанник, Драч подхватил щупальцем с  пола  листок  с
профилем Кристины, смял его в тугой комок и выбросил в  корзину.  Движения
щупалец были так быстры, что вулканолог, шедший на  шаг  сзади  ничего  не
разглядел.


     Над Осенней сопкой поднимался широкий столб черного дыма и сливался с
низкими облаками, окрашивая  их  в  бурый  цвет.  На  посадочной  площадке
неподалеку от подножия сопки стояло несколько мобилей,  в  стороне  роботы
под надзором техников собирали  бур,  похожий  на  веретено.  Под  тентом,
спасавшим от мелкого грязного дождя, но не защищавшим от ветра  и  холода,
на низком столике лежали, придавленные камнями, схемы  и  диаграммы.  Драч
задержался, разглядывая верхнюю диаграмму. Лава не могла пробиться  сквозь
старый, миллион лет назад забитый породой  канал.  Лишь  газы  прорывались
сквозь трещины в базальтовой пробке. Зато  с  каждой  минутой  все  больше
трещин образовывалось на слабом западном склоне.
     Человек в  белом  шлеме  и  огнеупорном  скафандре  снимал  данные  с
радиограммы зондов. Другой  вулканолог  принимал  сообщения  наблюдателей.
Новости не сулили ничего хорошего.
     Димов протянул Геворкяну записку с цифрами давления  и  температур  в
жерле.
     - На самом пределе, - сказал он. - На самом пределе.
     Он знал, что Драч все равно уйдет в  вулкан,  и  в  голосе  его  была
печальная отрешенность.
     Заряды были готовы.
     Толстый вулканолог принес шлемы для Геворкяна и Димова.
     - Час назад они запускали к кратеру мобиль, - сказал он  виновато,  -
хотели приземлить его у трещины. Он разбился, и взрыв ничего не дал.
     - Вас Куваевск вызывает, -  сказал  радист.  -  Они  начали  демонтаж
завода, но еще надеются.
     - Ответьте им, чтобы подождали час. На мою ответственность.
     Толстый вулканолог посмотрел на Драча, будто ожидал поддержки.
     - Пошли, - сказал Драч.
     Геворкян надел шлем. Шлем был велик  и  опустился  до  самых  бровей.
Геворкян стал похож на старого рыцаря, который во главе горстки  храбрецов
должен защищать страну от нашествия вражеских армий. Таким его и  запомнил
Драч.
     Драча подняли на мобиле к кромке старого кратера. Усталый  вулканолог
в грязном шлеме - он за  последние  три  дня  пытался  пройти  к  жерлу  -
повторил инструкции, которые Драч уже знал наизусть.
     -  Трещину  видно  отсюда.  Конечно,  когда  рассеивается   дым.   Вы
спускаетесь по ней восемьдесят метров. Там  свободно.  Мы  зондировали.  И
укладываете заряды. Потом выбираетесь, и мы взрываем их дистанционно.  Там
уклон до шестидесяти градусов. Сможете?
     Вулканолог с трудом заставлял себя обращаться  на  "вы"  к  свинцовой
черепахе. Он столько раз сталкивался с автозондами, стройботами и  прочими
машинами, схожими чем-то с этой черепахой, что ему все  время  приходилось
уговаривать себя, что перед ним человек-биоформ. И еще он смертельно устал
из-за этого проклятого вулкана.
     - Смогу, - ответил Драч. - Шестьдесят градусов мне по зубам.
     Перед тем как снять маску и передать ее вулканологу, он сказал:
     - Маску не потеряйте. Она мне еще пригодится. Без нее я глух и нем.
     - А как вы будете дышать?
     - Не буду дышать. Почти не буду. Кислород мне противопоказан.
     - Я жду вас здесь, - сказал вулканолог. Драч не услышал его слов.
     Драч скатился по отлогому склону в кратер и на секунду  задержался  у
трещины. Сверху сыпался пепел  и  мелкие  камешки.  В  стороне  над  самой
кромкой кратера реяли два мобиля.  В  одном  -  вулканологи,  в  другом  -
Геворкян с Димовым.
     Трещина  оказалась  куда  шире,  чем  Драч  ожидал.  Он  стал  быстро
опускаться, привычно регистрируя состав газов. Температура повышалась,  но
была ниже предельной. Потом склон пошел вниз круче, и Драчу пришлось  идти
зигзагами, повисая порой  на  двух  щупальцах.  Второй  парой  щупалец  он
прижимал к панцирю  заряды.  Гора  вздохнула,  и  Драч  прижался  к  стене
трещины, чтобы не улететь вверх с фонтанами газов. Надо было спешить. Драч
ощутил, как раскрываются трещины на западном склоне. Спуск становился  все
сложнее. Стены почти смыкались, и Драчу приходилось  протискиваться  между
живыми, колышущимися  камнями.  Он  уже  спустился  на  семьдесят  метров.
Температура газов достигла четырехсот градусов.  Он  припомнил  диаграмму.
Для того чтобы пробка разлетелась наверняка, надо пройти еще метров  пять.
Можно, конечно, в соответствии с инструкцией  оставить  заряды  здесь,  но
пять метров желательны. Отверстие под собой он заметил, вернее угадал,  по
рвущейся оттуда струе пара. Температура поднялась скачком градусов на сто.
Он уже ощущал тепло. Сопка затряслась, как в припадке кашля.  Он  взглянул
наверх. Путь назад еще был. Драч скользнул в горячую щель.
     Щель расширялась книзу, образуя мешок, а дно мешка было словно  сито.
Такую жару Драч испытал лишь однажды, на второй планете. Там он мог  уйти.
И ушел.
     Драч прикрепил заряды к самой надежной плите. Но и эту самую
     надежную плиту трясло. А западный  склон,  должно  быть,  уже  рвался
сейчас, как полотно.
     Драч  подтянулся  на  одном  щупальце  к  верхнему  отверстию.  Газы,
выбивавшиеся снизу, обжигали, гора дернулась, и щупальце  оборвалось.  Как
веревка. Драчу удалось удержаться, присосавшись мгновенно остальными тремя
к вертикальной стенке. В тот же момент воздушная  волна  -  видно,  вверху
произошел обвал - швырнула Драча на пол каменного мешка.
     Страха  не  было.  Некогда  было.  Драч  чувствовал,  как   спекаются
внутренности. Давление газов в каменной полости росло,  и  двигаться  было
все  труднее.  Виноваты  были  лишние  пять  метров.  На   секунду   Драчу
показалось, что он уже  выползает  из  трещины  и  видит  серое  небо.  Он
рванулся вверх, отчаянно и зло, потому что Кристина завтра придет к той же
скамейке, потому что у Геворкяна, который ждет его наверху, плохое сердце.
Он выбрался из каменного мешка, но оказалось,  что  трещину  уже  завалило
обломками базальта. Он попытался раздвинуть обломки породы, но понял,  что
не хватает на это сил. Надо отдохнуть, чуть-чуть отдохнуть.  В  обожженном
теле распространялась непомерная усталость, что начала его преследовать  в
последние дни на той планете и не отпускала на Земле.
     Драч стоял, вжавшись в щель между глыбами  базальта.  Ему  предстояло
теперь найти слабое место в этом завале, отыскать  глыбу,  которая  слабее
других загнана в трещину, и вырвать ее так, чтобы не обвалить на себя  всю
пробку. И пока его щупальца вяло и медленно обшаривали  глыбы,  разыскивая
слабину, в мозгу мелькнула мысль. Сначала она прошла где-то  на  периферии
мозга, затем, вернувшись, зазвенела, как сигнал тревоги. Он понял, что все
может пойти насмарку. Пока он не выйдет отсюда,  они  не  станут  взрывать
снаряды. Они будут ждать, надеяться на чудо. Они даже  не  станут  бомбить
пробку с воздуха. Они будут ждать. Они попытаются  спасти  его,  хотя  это
невозможно, и оттого могут погибнуть люди и наверняка  погибнет  все,  что
находится на западном склоне и дальше, на равнине.
     Драч действовал  осторожно  и  осмотрительно,  стараясь  не  потерять
сознания.  Это  было  главным  -  не  потерять  сознания.  Он  вернулся  к
отверстию, из которого только что выбрался с таким трудом, прыгнул вниз  и
очутился рядом с плоской плитой, на которой лежали  заряды.  Плита  словно
собралась пуститься в пляс. Драч подумал,  как  хорошо,  что  у  него  нет
нервных окончаний на внешней оболочке, он  бы  умер  от  боли.  Обожженные
щупальца были неловки. Прошло минуты полторы,  прежде  чем  Драчу  удалось
развинтить один из зарядов,  чтобы  превратить  его  во  взрыватель.  Драч
отлично знал эту систему. Такие заряды были у него на тех планетах.  Заряд
включался лишь от сигнала, но если ты знаком с системой, то можно включить
цепь самому.
     Драч подумал, что когда он кончит работу,  то,  прежде  чем  замкнуть
цепь, он позволит себе несколько  секунд,  чтобы  вспомнить  кое-что,  как
полагается напоследок. Но когда кончил, оказалось, что этих секунд у  него
нет.
     Взрыв раздался  неожиданно  для  всех,  кроме  усталого  вулканолога,
который лежал за камнями и думал так же, как Драч.  Сопка  содрогнулась  и
взревела. Вулканолог прижался к камням. Два мобиля,  которые  кружились  у
кратера, отбросило, как сухие листья, - пилотам еле удалось  взять  машины
под контроль. Оранжевая лава хлынула в старое жерло и  апельсиновым  соком
начала наполнять кратер.
     Вулканолог бросился вниз по склону: он знал,  что  поток  лавы  через
несколько минут пробьется в его сторону...


     Кристина пришла на ту  скамейку  у  речки;  было  совсем  тепло.  Она
выкупалась в ожидании Драча. Потом почитала. А он не шел.  Кристина  ждала
до сумерек. На обратном пути она остановилась у ворот института и увидела,
что с посадочной площадки поднимается  большой  мобиль.  Кристина  сказала
себе, что в этом мобиле Драч улетает на какое-то задание. Поэтому он и  не
смог придти. Но когда он вернется, то обязате