ечество.  Они
достигли звезд. А вы попытались скрыть это, спрятать, отобрать у них  даже
славу, которую они  заслужили!  И  теперь  вы  собираетесь  позволить  мне
рассказать всей Системе, что вы сделали? Черта с два!
     Стенли  долго  глядел  на  него,  крупного,   взбешенного   человека,
покрытого полузалеченными ссадинами и синяками,  голого  и  неуместного  в
уютной обстановке спальни. Когда он заговорил, в голосе его слышалась чуть
ли не жалость.
     - Я еще раз приношу извинения, что с вами поступили так жестоко, но я
принес новости двухдневной давности, как только умер Баллантайн. Мы далеки
от того, чтобы ограбить его. Мы прилагали все  усилия,  чтобы  спасти  его
жизнь - без всякой выгоды от  жаждущей  сенсаций  толпы,  без  привлечения
журналистов и людей, подобных вам. Теперь любой будет нам благодарен.
     Комин медленно опустился на кровать.  Он  хотел  что-то  сказать,  но
слова застряли в горле.
     - Что касается остальных... - Стенли покачал  головой.  -  Баллантайн
был на корабле один. Управление почти полностью автоматизировано,  и  один
человек может справиться с ним. Он был... таким, как вы его видели. Он так
и не осознал, что вернулся.
     - Черт побери, - тихо сказал Комин. - А что с  самим  кораблем?  И  с
вахтенным  журналом?  Журналом  Баллантайна?  Что  там  написано  о  Пауле
Роджерсе?
     - Все опубликовано, вы можете прочитать это в любой газете.
     Стенли внимательно рассматривал его.
     - Должно быть, он много значил для вас, раз вы зашли так далеко.
     - Однажды он спас мне жизнь, -  коротко  ответил  Комин.  -  Мы  были
друзьями.
     Стенли пожал плечами.
     - Ничем не могу вам помочь. Журнал и все научные данные, которые были
собраны  во  время  полета,  доходят  лишь  до  того  времени,  когда  они
приблизились к планетам звезды Барнарда. Дальше - ничего.
     - Совсем ничего? - Кровь Комина  возбужденно  заструилась  по  венам.
Если это правда, то слова, которые он услышал из  уст  Баллантайна,  очень
ценны. Гораздо ценнее, чем жизнь Арчи Комина.
     Стенли ответил:
     - Да. Ни единого намека, что случилось потом. Страницы журнала просто
выдраны.
     Глаза Комина,  очень  холодные  и  внимательные,  изучали  мельчайшие
подробности выражения лица Стенли.
     - Я думаю, вы лжете.
     Лицо Стенли стало обиженным.
     - Послушайте, Комин,  принимая  во  внимание  все  происшедшее,  мне,
кажется, что с вами обошлись вполне прилично. Я бы на вашем месте поскорее
улетел отсюда, не пытаясь испытывать ничье терпение.
     - Да, - задумчиво сказал Комин, - я тоже так думаю. -  Он  подошел  к
коробкам на стуле и начал открывать их. - Хватит ли вашего терпения,  если
я спрошу о полете Баллантайна? Он  первый  и  единственный,  кто  совершил
межзвездный перелет. Это вы принимаете во внимание?
     - Да. Мы сделали даже больше. - Внезапно Стенли стал лицом к нему  по
другую сторону стула, слова срывались с его губ  резко  и  быстро,  каждая
черточка лица изменилась. - Вы надоели мне, Комин. Меня тошнит от  вас.  Я
сыт по горло вашими выводами в делах, в которых  вы  не  разбираетесь.  Вы
только причиняете  неудобство  всем.  Я  все  объяснил  вам  как  служащий
Кохранов, потому что женился на члене этой семьи и считаю, что  принадлежу
к ней, и я устал от всех слухов, которые ходят о ней в Системе. Мы  спасли
корабль  Баллантайна,  когда  он  мог  разбиться  о  поверхность  Плутона.
Конечно, у нас были  патрули,  которые  искали  его  много  недель,  и  мы
опередили в этом других. Мы  взяли  корабль  в  свое  энергополе  на  Бете
Кохранов и разобрали двигатель Баллантайна. Затем  мы  привели  корабль  в
поместье Кохранов на Луне, где до него не  сможет  добраться  никто.  И  я
скажу вам, почему. Любая попытка совершить Большой Прыжок,  поддерживаемая
нами или другой корпорацией, требует капитала. Ни один  отдельный  человек
не сможет сделать это.  Баллантайн  изобрел  свой  двигатель  на  средства
Кохранов.  Он  построил  корабль,  совершил  полет.  Это  было  куплено  и
оплачено. У вас есть еще вопросы?
     - Нет, -  медленно  произнес  Комин.  -  Нет.  Я  думаю,  на  сегодня
достаточно.
     Он стал вытаскивать одежду из коробок. Стенли повернулся  и  пошел  к
двери. Глаза его горели.  Но  не  успел  он  дойти  до  двери,  как  Комин
произнес:
     - И вы тоже думаете, что я лгу.
     Стенли пожал плечами.
     - Мне кажется, вы бы сказали, если бы было что. И я очень сомневаюсь,
что вы сумели привести Баллантайна в сознание, когда  это  не  удалось  ни
одному врачу.
     Он вышел, хлопнув дверью.
     И он прав, - мрачно подумал Комин. - Дверь хлопнула прямо мне в лицо.
Все Кохраны - превосходные,  законопослушные  люди.  Баллантайн  мертв.  В
вахтенном журнале ничего нет. И куда мне теперь идти?
     Вероятно, домой. Домой, на Землю, с призрачным  голосом  Баллантайна,
шепчущим "трансураниды", в ушах, с ужасным криком Баллантайна. Что  видели
эти пятеро, достигшие звезд? Что может увидеть человек под  тем  или  иным
солнцем, чтобы его лицо приняло такое выражение, как у Баллантайна?
     Он подумал о нескольких бессвязных  словах,  о  том,  что  они  могли
означать. Баллантайн приземлялся где-то на  планетах  звезды  Барнарда.  И
оставил там Пауля Роджерса, Стрэнга, Киссела и Викри. И что-то, называемое
трансуранидами.
     Комин  содрогнулся.  По  коже  побежали  мурашки,  во  рту   появился
дьявольский привкус. Он даже пожалел, что нашел Баллантайна и запутался  в
кромке тени, отбрасываемой чужим солнцем. Если  бы  только  Баллантайн  не
кричал...
     И теперь Кохраны позволяют ему уйти. Они на самом деле не верят,  что
Баллантайн остался безмолвным. Они не могут рисковать, поверив в это, есть
слишком много других, таких же, как они, точащих зубы на звезды, и  Комин,
если захочет, может стать  богатым,  он  знает  о  высочайшей  цене  своей
информации. У него в голове вспыхнула  горделивая  мысль.  Это,  казалось,
имело смысл. Кохраны, с другой стороны, не знают, что знает Комин,  и  они
позволили ему уйти в надежде, что вырвут у него тайну. По этой же  причине
его избивали, по этой же причине ему подарили так называемую свободу.
     Комину пришло в голову, что беда не  миновала.  Он  попал  в  беду  с
Кохранами. За ним непременно будут следить. Здесь ведется грязная игра,  и
он попал в середину чего-то большого и даже  не  в  силах  угадать  конец.
Ведется крупная игра, и он, Арч  Комин,  имеет  на  руках  одну  маленькую
дырявую карту...
     Но что бы Кохраны с ним не сделали, он будет искать сведения о  Пауле
Роджерсе.



                                    3

     На Земле стоял единый завывающий вопль возбуждения. Комин вернулся  в
Нью-Йорк четыре дня назад, но его бешенство  и  не  думало  успокаиваться.
Напротив, оно становилось все хуже.
     Никто не спал. Никто, казалось, не работал. Люди  жили  в  барах,  на
улицах,  в  видеосалонах,  толпились  вокруг  общественных  мест  связи  и
кружились  в  бесцельных  потоках  взад-вперед  по  каньонам   улиц.   Это
напоминало тысячекратно увеличенный Сочельник.
     Большой Прыжок был совершен. Человек наконец достиг звезд,  и  каждый
клерк и  продавщица,  каждая  домохозяйка  и  бизнесмен,  каждый  булочник
чувствовал  личную  гордость  и  причастность  к  Этому  достижению.   Они
чувствовали, что наступает новая эпоха.
     Они разговаривали. Они  пили,  плакали  и  смеялись,  и  большинство,
размышляя о пустоте галактического пространства и множестве звезд  в  нем,
чувствовало, что перед  ними  внезапно  распахнулись  весьма  сомнительные
двери.
     Комин провел большую часть  времени  с  тех  пор,  как  прилетел,  на
улицах. Как и все, он был слишком  возбужден,  чтобы  оставаться  в  своей
комнате. Но у него была и другая причина. Он позволял толпе вести себя  от
одного бара к другому, пил везде, но не слишком много - и размышлял.
     Требовалось о многом подумать: жизнь и  смерть,  несколько  последних
слов Баллантайна и шахматная партия, что он вел, со звездами вместо пешек.
     Звезды, подумал Комин, и я. Вот я, прямо перед  ними,  и  все  готовы
сбить меня с ног, пока я не подготовил фигуру к прыжку.
     Проблема становилась труднее от того, что он не был один, даже  когда
чистил зубы. Куда бы он ни пошел, за ним тащилась  тень.  В  меблированной
комнате  одиночество  было  лишь  пустым  притворством.  Прослушивающие  и
подсматривающие устройства были установлены почти сразу же, как только  он
снял эту комнату. Он знал это, но не пытался найти их  и  уничтожить.  Чем
дольше он продержит Кохранов в неведении, тем лучше.
     Они ждут, подумал он. Ждут, когда я сделаю свой ход.
     А что за ход он должен сделать? Кохраны, превратившие девять планет в
свои задворки, были могущественны и богаты так же, как звезды. Он же хотел
лишь одного: узнать, что случилось с Паулем Роджерсом.
     Это было не очень умно. Но и Роджерс когда-то тоже поступил не  очень
умно, рискуя своей безупречной шеей, чтобы спасти не такое уж  безупречное
рыло по имени Комин и получив при  этом  весьма  крупные  неприятности.  И
Роджерс сделал это всего лишь по той причине, что  они  когда-то  жили  на
одной улице и вместе таскали яблоки в садах.
     Он изучил опубликованные репортажи о находке  корабля  Баллантайна  и
его содержимом. Исследователи пришли к соглашению,  что  вахтенный  журнал
Баллантайна был поврежден по приближении к системе  звезды  Барнарда.  Это
означало, что либо Кохраны солгали и держат  в  секрете  одну  или  больше
журнальных  книг,  либо  они  не  лгали  и  знают  не  больше   остальных,
приземлился ли Баллантайн и что он обнаружил.
     Если это так, то он, Комин, был  единственным  живым  человеком,  кто
знал правду. Он мог, вероятно,  иметь  достаточно  грозное  оружие,  чтобы
блокировать Кохранов. Или, столь же вероятно, мог и не иметь ничего, кроме
гарантии собственной смерти.
     Но в любом случае казалось неплохой идеей  узнать  немного  больше  о
значении определенного слова. И сделать это вроде бы было легко. Инженерия
Внутренних Планет имела исследовательские лаборатории в том же здании, где
размещались ее учреждения. Никто ничего не заподозрит, если  он  войдет  в
главную контору под прикрытием попытки вернуться на прежнюю работу.
     Он пошел туда, и уже знакомая  ненавязчивая  личность  в  неприметной
одежде отправилась вместе с ним. Комин оставил ее перед зданием, но,  пока
он ждал лифта, комбинация полированного мрамора, света и отражения  дверей
показала ему нечто, от чего по спине пробежал холодок.
     У него была не одна тень, а две.
     Он поднялся на этаж, где находилась "Инженерия Внутренних  Планет"  с
неприятным чувством удивления. Он понимал, что на хвосте у  него  Кохраны.
Но кто еще? И... почему?
     Из главной конторы он поднялся на один пролет  служебной  лестницы  к
лабораториям и спросил Дубмена, физика,  с  которым  имел  кратковременное
знакомство во время строительства венерианского космопорта.
     Дубмен был умнейший человек, злой на весь мир, потому что кишечник не
позволял ему больше ничего пить. Он вздрогнул, когда Комин позвал его.
     - Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о трансурановых элементах?
     - Конечно, я не столь занят и могу читать лекции по высшей  физике  в
рабочее время, - язвительно отозвался Дубмен. - Послушайте,  в  библиотеке
есть справочники. До свидания.
     - Я имел в виду только беглый обзор, - возразил Комин.  -  Это  очень
важно.
     - Только не говорите мне, что строители теперь жаждут  разбираться  в
ядерной физике!
     Комин решил рассказать ему правду - по крайней мере, часть правды.
     - Это не так. Мне нужно кое на кого произвести впечатление  и  узнать
об этом столько, чтобы занять место в партере.
     Дубмен фыркнул.
     - Теперь вы ухлестываете за интеллектуальными девочками? Это новость.
Помнится, я слышал о ваших разработках, и никогда...
     Комин терпеливо вернул его к предмету разговора.
     Дубмен сказал:
     - Трансурановые элементы - это  такие  элементы,  которых  при  наших
природных законах не должно быть, и их нет.
     Он замолчал, гордый своим афоризмом.
     Комин сказал:
     - Да. И значит?..
     - Значит, - продолжал Дубмен, раздраженный отсутствием произведенного
впечатления, - что есть девяносто  два  химических  элемента,  из  которых
состоит все в нашей Солнечной Системе.  Они  начинаются  с  гелия,  самого
легкого элемента под номером один, и кончаются  ураном,  самым  тяжелым  и
сложным, под номером девяносто два.
     - Я помню это со школы, - сказал ему Комин.
     - Да? Вот уж не подумал бы, Комин. Ну, в 1945 году к  ним  добавилось
кое-что еще. Тогда создали искусственные элементы тяжелее урана - нептуний
под номером девяносто три и плутоний, девяносто  четвертый.  Трансурановые
элементы, которых не существует  в  природе  на  Земле  или  любой  другой
планете, могут быть  созданы  искусственно.  И  это  было  только  начало.
Продолжали создавать все более тяжелые и сложные трансурановые элементы, и
наконец Петерсен доказал...
     Он погрузился в специальные подробности, пока Комин грубо не  вытащил
его оттуда.
     -  Послушайте,  хватит  продолжать.  Я  хочу  знать  одно:  имеют  ли
трансурановые элементы финансовое значение и какое.
     Дубмен поглядел на него более пристально.
     - Так это не шутка? Что за игру вы ведете, Комин?
     - Я же сказал вам, что хочу сблефовать перед одним человеком.
     - Но любой человек с двухклассным  образованием  раскусит  ваш  блеф.
Ответ на  ваш  вопрос  таков:  мы  получаем  атомную  энергию  от  тяжелых
элементов - урана, радия, тория и так далее.  Трансурановые  элементы  еще
тяжелее.  Некоторые  из  них  не  могут  быть  управляемы.  Другие  набиты
энергией, но слишком дороги, и добывают их в мизерных количествах.  Я  вам
ответил?
     - Да, - сказал Комин, - вполне. - Он  повернулся  и  задумчиво  пошел
прочь.
     Вполне. Даже со своими  ограниченными  научными  познаниями  он  ясно
понял, что открытие природных трансурановых элементов,  таких  же  богатых
запасов, как тяжелых элементов на Земле, может иметь значение для человека
или людей, которые завладеют ими. Это будут новые источники  более  мощной
энергии, новые свойства, которые открывают и эксплуатируют пока еще только
в лабораториях, возможно, даже элементы, которые пока еще не открыты  и  о
которых не подозревают...
     К тому времени, как Комин вышел из лаборатории и спустился в лифте, в
его мозгу крутились бешеные картины атомов, электронов и вспышки  взрывов,
перед  которыми  бледнеет  солнце.  Они  были  смутными,   но   невероятно
впечатляющими. Они пугали его.
     Он подобрал свою "тень" у здания и, прикуривая, осмотрелся в  поисках
второй. Другой наблюдатель был более осторожным  и  опытным,  чем  первый,
который, казалось, не заботился о том, заметит ли его Комин или нет.  Если
бы не случайное отражение, Комин, вероятно, не заметил бы второго вообще.
     Он потратил три спички, прежде чем засек его  снова,  высокий  тонкий
силуэт в сером костюме. Комин не видел его лица, но  что-то  в  походке  и
осанке было такое, отчего по спине опять пробежал холодок. Комин  не  знал
ядерной физики, но разбирался в людях. Этого требовал бизнес.
     Был ли этот человек только дублером, посланным Кохранами  на  случай,
если  что-то  окажется  выше  способностей  первого,  который  походил  на
человека, выполнявшего не очень интересную работу? Или в  игре  участвовал
кто-то еще?
     Трансураниды, прошептал  ему  в  ухо  призрачный  голос  Баллантайна.
Трансураниды - эхо дикого крика.
     На углу был бар, и Комин зашел в него. Парочка наблюдателей  осталась
дрожать от холода снаружи.
     Он заказал пиво и снова погрузился в размышления.  Он  нашел  в  углу
место, где никто не сможет появиться сзади. Бар был полон, но  даже  здесь
он  увидел  своих  незваных  спутников.  Они  вели  себя,  как   случайные
посетители, явно незнакомые с ним и друг с другом.
     Пока он наблюдал за ними через завесу дыма, гул голосов и волнующуюся
толпу, в нем выросла уверенность в одном. Человек с невыразительным  лицом
не знал о втором. Если Кохраны послали его для грязной работы,  то  ничего
не сказали ему о втором парне.
     День клонился к концу. Большой видеоэкран в углу вылил  лоток  речей,
специальных бюллетеней, свежих и старых мнений  о  Большом  Прыжке.  Толпа
слушала их, обдумывала, спорила, болтала и при этом непрерывно пила. Комин
уставился на поднимающиеся со дна стакана пузырьки.
     Наступил вечер, а затем ночь.  Толпа  постоянно  менялась,  но  Комин
оставался на своем месте, как и те двое: агент с невыразительным лицом,  в
измятом пиджаке и второй, который невыразительным  отнюдь  не  был.  Комин
выпил много пива и многое обдумал. Он наблюдал за людьми, и в  его  глазах
мерцало любопытство.
     Снова и снова с экрана звучало имя Кохранов, столь же  часто,  как  и
Баллантайна. Это начало действовать Комину на нервы, нервы  напряглись,  и
родилась ненависть.
     "Мистер Джон Кохран, президент Корпорации Кохранов, сегодня  объявил,
что  его  компания  воссоздаст  звездный  двигатель  Баллантайна  и  будет
действовать на благо всем людям..."
     Комин фыркнул в свой стакан.  Он  представил  себе  старого  бандита,
восседающего в фантастическом замке  на  Луне  и  размышляющего  об  общем
благе.
     "Корпорация  Кохранов  выделила  сто  тысяч  долларов   на   создание
памятников каждому из пяти героев межзвездного полета..."
     Красивый  жест.  Это  всегда  производит   хорошее   впечатление   на
общественность.
     "Мисс Сидна Кохран дала  согласие  сказать  несколько  слов  об  этом
историческом достижении, которому ее семья помогла осуществиться. Включаем
нашу репортерскую, известную как Ракетная Комната..."
     На экране возникло изображение ночного клуба в стиле такого  корабля,
который никогда не бороздил космические просторы.  Камера  сфокусировалась
на женщине в группе роскошно одетых молодых людей, веселившихся  за  одним
из столиков. Комин уставился на нее и забыл про пиво.
     Она была в белом  платье,  открывавшем  кожу  в  строго  определенных
местах. Кожа ее была коричневой, с тем великолепным загаром, который можно
получить только в лунном  соларии.  И  ее  волосы  -  вероятно,  отбелены,
подумал Комин, но чертовски эффектны - были почти как цвет платья и падали
на плечи льняными прядями. Черты лица ее были смелыми,  красивыми,  но  на
грани неправильности. У нее был большой рот и лучистые  глаза.  Она  имела
хорошую осанку, но держалась по-мужски.
     Послышался голос ведущего, пытающегося сделать свое объявление сквозь
шум. Мисс  Сидна  Кохран  обхватила  обеими  руками  бокал  шампанского  и
расправила широкие крепкие плечи. Она улыбнулась.
     - Деньги, - сказала она хорошо поставленным голосом, - это всего лишь
деньги. Без смелости и гения таких людей как  Баллантайн,  они  ничего  не
стоят. Но я собираюсь говорить не о нем. Это сделают  миллионы  других.  Я
хочу сказать о тех людях, которые, кажется, более или менее забыты.
     Взгляд ее стал странно напряженным, словно  она  пыталась  разглядеть
что-то сквозь объективы камер, сквозь экран, и кого-то  отыскать  там.  По
какой-то причине, не ассоциирующейся с низким  вырезом  ее  платья,  пульс
Комина застучал торопливым молоточком.
     Снова зазвучал ее голос:
     - Я хочу сказать о тех четырех, кто  прошел  с  Баллантайном  Большой
Прыжок и погиб. Ни наши деньги, ни сам Баллантайн не смогут ничего сделать
для них. - Она  подняла  бокал  шампанского.  -  Я  хочу  выпить  за  этих
четверых: за Стрэнга, Киссела, Викри и...
     Намеренной ли была ли эта пауза, или она лишь пыталась вспомнить имя?
Глаза ее сияли какой-то дьявольской мрачностью.
     - ...и Пауля Роджерса. И я знаю  по  меньшей  мере  одного  человека,
который будет рад выпить со мной. Если он сейчас слушает.
     Чело