окинул
Улисса насмешливым взглядом.
     - Ты зря  становишься  на  задние  лапы,  свирепень,  -  произнес  он
каким-то чужим, сдавленным голосом, - от этого ты стал  меньше,  и  я  все
равно убью тебя.
     Он поднял дубину и начал осторожно подступать к Улиссу. В глазах  его
застыла спокойная уверенность, как у опытного  лесоруба,  примеривающегося
свалить подходящее дерево.
     - Что с тобой, Шибень? - испугался Улпсс. - Ты не узнаешь меня?
     - Просто удивительно, - сказал Шибень, медленно приближаясь, - как ты
похож на одного парня.
     Ты всегда становишься похожим на тех, кого сожрал, свирепень?
     Улиссу стало  страшно.  Он  боялся  не  дубины  Шпбня,  а  его  глаз,
бессмысленно задумчивых, будто незрячих. Он почувствовал вдруг страх перед
этой комнатой, перед худым, грязным  человеком,  бьющимся  в  судорогах  у
испачканной кровью стены, он почувствовал себя погребенным в Большой  Яме,
как в могиле.
     - Шибень, ты что? Очнись! - повторял он  в  отчаянии.  -  Это  же  я,
Улисс!
     - Улисс, - задумчиво произнес Шибень, продолжая  наступать,  -  Улисс
был настоящий охотник, да!  Он  ничего  не  боялся,  даже  в  новые  земли
собирался идти... Только  потом  передумал.  Я,  говорит,  лучше  пойду  в
Большую Яму. Старуха Канитель меня любит, она отдаст мне все  ящики,  и  я
открою их, и все ампулы будут мои! - в глазах  Шибня  загорелся  ужас,  он
перешел почти на крик. - И  я,  говорит,  буду  разламывать  их,  одну  за
другой,  и  пить  сок!  И  никому!  Никому!  Никогда!  Ни  капли  не   дам
попробовать!
     Он выкрикивал слова и трясся, как в лихорадке.
     Слезы текли по его щекам, дубина выпала из рук, но он этого  даже  не
заметил.
     - Одну за другой! - кричал он, беспорядочно размахивая руками,  будто
отбиваясь от невидимого врага. - Никому! Ни капли! Он все выпьет сам!  Так
нельзя. Неправильно так! Все хотят! Я хочу, я!
     И, закрыв руками  лицо,  Шибень  разревелся.  Он  долго,  всхлипывая,
бормотал что-то неразборчивое, а затем вдруг умолк, поднял глаза на Улисса
и спокойно произнес:
     - И тогда мы убили тебя, Улисс. Выследили и  убили.  Сначала  сломали
твои лыжи и унесли еду, а потом разбудили свирепня...
     - Но зачем? -  прошептал  Улисс.  Он  испытывал  и  жалость,  и  ужас
одновременно.
     - Мы боялись, что ты заберешь наши ампулы, - просто сказал Шибень,  -
старуха и так дает их очень редко. А тебя она любила и  могла  отдать  все
сразу.
     - Да какие еще ампулы? - Улисс схватил Шибня за плечи и  тряхнул  изо
всех сил. - Ты можешь мне объяснить, что это такое?
     - Я объясню, Улисс, - послышалось вдруг от  двери.  В  комнату  вошла
Канитель.
     - Вот, посмотри.
     Она протянула Улиссу уже знакомый  ему  стеклянный  флакончик.  Точно
такой же на его глазах сжевал неподвижно лежавший теперь на  полу  грязный
человек.
     - Это называется "ампула", - сказала старуха. - Осока нашла несколько
ящиков таких штук  где-то  в  нижних  этажах.  Она  попробовала  этот  сок
раз-другой, а потом стала всем говорить, что он очень вкусный,  угощала  и
Шибня, и Вихра, и Проныру тощего, да и других... В общем, всем, кто к  нам
приходил, она этого сока дала отведать. Одни плевались и больше не  хотели
и пробовать, другие говорили, что, мол,  ни  то  ни  се,  но  потом  снова
приходили и просили  угостить.  Когда-то  я  такие  ампулы  видала  еще  в
Убежище, и было в них лекарство, поэтому и не ждала никакой  беды,  думала
даже, полезные они. Мне ведь  невдомек  было,  отчего  Осока  стала  вдруг
меняться на глазах, есть ничего не хотела,  исхудала  вся...  А  по  ночам
встанет и ходит, будто ищет  что-то.  Окликнешь  -  не  обернется,  только
разговаривает сама с собой. Пробовала я ее лечить, да все без толку.  Одна
ей радость - разломит ампулу, сок высосет и уходит скорей куда-то в нижние
этажи. Забиралась в  самую  глубь,  да  однажды  и  совсем  не  вернулась.
Бросилась я искать, к шахте спустилась, но нашла только  одежды  клок,  да
пролом в настиле - гнилой он совсем, перекрытие ржавое, а под  ним  ничего
нет до самого дна.
     А эти, - старуха кивнула на Шибня, -  как  и  раньше,  что  ни  день,
приходят и требуют, дай им ампулу, и все тут. Мясо приносят,  дрова,  воду
чистую где-то достают, последнее из дому волокут - только ампулы давай. Да
и не дай попробуй. Бешеные ведь делаются - убьют и не заметят.
     Уж как я обрадовалась, что ты не за гадостью этой пришел, что уходишь
завтра и с компанией здешней не  свяжешься!  Ведь  никак  мне  с  ними  не
справиться - звери уже, а не люди. Плюнула бы на все да и ушла куда  глаза
глядят, да боюсь, ящики эти они найдут и в Город притащат.  Что  же  будет
тогда?  Конец  Городу.  Он  и  так  еле  жив,  а  то  и  вовсе  вся  жизнь
прекратится...
     - Жизнь! - просипел вдруг Шибень. Он не отрываясь смотрел на ампулу в
руках Улисса. - Что ты городишь, старуха! Никакой жизни не бывает!  Только
сны. Один страшный, длинный - там снег,  холод,  свирепень,  уроды.  Целый
город уродов! Там кругом отрава, и Яма, и старуха, и ампулы,  и  стены,  и
потолки, и темень, шахта! Там страшно. И хочется  только  проснуться...  А
другой сон... Там не так. Там солнце и тепло. И цветы. Знаешь,  что  такое
цветы? И я не знал, а там увидел.  И  земля  там  -  огромная,  и  никаких
Мертвых Полей, беги, куда хочешь. Или лети. Я там летаю много... Летишь! А
под тобой цветы. И вода - прямо из ручья. И небо - не серое, и не  черное,
как у вас, а такое, знаешь... Другое совсем. А вы тут...  Эх!  Не  надоело
вам? Так и будете всегда в одном сне? Удавиться  ведь  легче!  Проснитесь,
дураки! Как же вы не понимаете, что лучше  там  умереть  от  счастья,  чем
сдохнуть здесь в стылой конуре? Как же вы... Эх! Да что с вами говорить!
     Шибень вдруг бросился к Улиссу  и  выхватил  у  него  ампулу.  Потом,
проворно отбежав в дальний угол, он дрожащими пальцами отломил  стеклянную
головку и стал поспешно высасывать из ампулы содержимое.
     - Не надо, Шибень, не пей, погоди! - крикнул Улисс. Но Шибень уже  не
обращал на него внимания.
     С отсутствующей улыбкой он лег на пол, отвернулся к стене и замер...
     ...Ящики оказались удивительно тяжелыми. Улиссу приходилось брать  их
по одному и осторожно, чтобы не рассыпать  ампулы,  спускаться  по  крутым
железным ступенькам. Он боялся надолго оставить  их  без  присмотра,  хотя
знал, что в Яме все спят,  успокоенные  нооой  порцией  "сока".  Последней
порцией, подумал Улисс, нащупывая ногой ступеньку. Как хотите,  ребята,  а
больше вам этой отравы не пить.
     - Ну почему отравы? - возражал голос Шибня, все еще звучавший в ушах,
- ты сам-то пробовал? Ты попробуй сначала, а потом уж говори  -  отрава...
Дурак! Зачем куда-то идти, зачем искать новые земли, когда я  тебе  и  так
могу сказать: да, новые земли есть. Да  еще  какие!  Без  конца-края,  без
снега, без горя! Вот они, у тебя в руках! Разломи только ампулу  -  и  они
твои!
     Улисс мотал головой, отгоняя голос, но он не отставал:
     - Одну только ампулу! Ну что тебе  будет  от  одной?  Заглянешь  -  и
назад. А уж остальные можешь выбрасывать, бить и топтать, сколько  злезет.
Потом.
     - Нет! Нельзя! - рычал Улисс, борясь с очередным ящиком, не входившим
в узкий дверной проем. - Если я не выброшу их сейчас, больше уж  никто  не
сможет!
     И ампулы попадут в Город, подумал он. И  Город  умрет,  И  не  станет
больше людей, как будто зря уцелели в войну их предки, как будто  зря  они
сами приспособились к жизни на холодной и отравленной земле.
     Протащив последний ящик по коридору, ведущему к шахте, Улисс, кряхтя,
взгромоздил его на остальные и в изнеможении опустился на пол.
     - Ну вот и все! - сказал он, вытирая пот со лба.
     Все пять ящиков стояли теперь один на другом у самого  края  пролома.
Стоило легонько толкнуть эту башню плечом...
     Но Улисс не спешил. Тихий голос Шибня снова зазвучал у него в ушах:
     - Ты боишься, что Город умрет.  Но  ведь  он  и  так  умирает.  Долго
умирает, мучается. А зачем? Спроси у любого  умирающего,  где  ему  больше
хочется прожить последние дни - в  вонючем  подземелье  или  на  солнечной
поляне у ручья? Спроси у Ксаны.
     Улисс застонал. Поднявшись на ноги, он  медленно  подошел  к  ящикам,
протянул руку и взял из самого верхнего ампулу.
     - Попробуй, попробуй, - убеждал Шибень, - и  Ксане  дай  попробовать,
увидишь - ей будет легче. И меня не забудь...
     - Но я должен найти проход через Мертвые Поля! - закричал Улисс.
     - Какой проход? Зачем? Выдумки это все, нет никакого прохода и земель
никаких нет. Да и не нужны они тебе.
     - Мне люди нужны, - возразил Улисс.
     - Люди! Ты же сам не веришь, что найдешь людей!
     - Верю, - сказал Улисс, - верю, потому что для Города  это  последняя
надежда. А надежду нельзя заменить ничем.
     И он решительно положил ампулу на место.
     - Что ты делаешь?! - рыдал Шибень. - Ну, одну, одну хоть  оставь!  От
нее же не будет вреда, от одной!
     - Нет, - сказал Улисс и, отступив на шаг,  ударил  ногой  в  середину
башни.

     Прошло несколько дней с тех пор, как Улисс покинул  Большую  Яму.  Он
быстро шел вперед и уже видел встающие на востоке вершины Предельных  Гор.
Лес  все  редел,  стройные  высокие  сосны  совсем  исчезли,  вместо   них
попадались лишь уродливые низкорослые деревца.
     Зверей почти не было видно, даже следы  на  снегу  встречались  очень
редко. Ночью небо на востоке слабо  светилось,  подернутое  бледно-зеленой
пеленой.
     Улисс напрасно искал хоть какие-нибудь приметы, указывающие на проход
через Мертвые Поля. Он видел только, что все больше углубляется в опасную,
необитаемую и непригодную для жизни страну.
     "Куда же девалось зверье? - с досадой думал он, сидя ночью у  костра.
- Ведь если придется остаться в этих  местах  надолго,  совсем  не  мешает
пополнить припасы".
     Когда-то Улисс уже бывал здесь вместе с другими охотниками и  помнил,
что дичь все-таки попадалась  им  изредка,  теперь  же  полное  запустение
царило кругом.
     Может быть, все звери ушли за Мертвые Поля? Но как найти  этот  путь,
если следы давно занесены снегом, если  нет  возможности  охотой  добывать
себе пищу?
     "Неужели придется возвращаться ни с чем?  -  думал  Улисс,  с  тоской
глядя на сплошную,  непреодолимую  горную  гряду  впереди.  -  Почему  мне
казалось, что стоит только добраться сюда, и проход обнаружится сам собой?
Дед убедил меня в этом. Да я и сам себя убедил, лишь бы поскорей бежать из
Города..."
     Низкий рев, прокатившийся вдруг над  заснеженной  равниной,  заставил
его вскочить на ноги. Отойдя на несколько шагов  от  костра,  Улисс  долго
вглядывался в темноту и наконец  заметил  вдалеке  приближающуюся  редкими
скачками неясную фигуру. Зверь был гораздо меньше свирепня,  но,  пожалуй,
крупнее обыкновенного клыкана, поэтому Улисс поспешил вооружиться копьем и
дубиной, отнятой у Шибня.
     Рев повторился. В нем слышалось нетерпение  изголодавшегося  хищника,
завидевшего, наконец, добычу.
     Улисс приготовился к бою. Он был неплохим охотником и не раз  вступал
в схватку  сразу  с  несколькими  клыканами,  но  этот  зверь  никогда  не
попадался ему раньше на охотничьих тропах, и  Улисс  чувствовал,  что  для
поединка с ним ему, возможно, понадобится вся его сила и  ловкость.  Кроме
того, он и сам был голоден.
     Теперь, когда тысячелетия человеческой истории превратились  в  давно
забытые выдумки, человек и зверь  снова  стали  равноправными  участниками
борьбы за существование  и  встречались,  не  зная  заранее,  кто  из  них
охотник, а кто добыча. Копье и дубина против клыков и когтей - все так же,
как сотни тысяч лет  назад,  если  не  считать  блеска  Мертвых  Полей  да
черного, иззубренного силуэта высокого здания на фоне Предельных Гор.
     Шагов  за  сто  от  костра  хищник  остановился.  Бока   его   тяжело
вздымались. Он  приглядывался  к  Улиссу,  словно  стараясь  оценить  силу
противника. Улисс тоже внимательно рассматривал его мощные когтистые  лапы
массивное туловище, покрытое облезлой,  с  проплешинами,  темной  шерстью,
шишковатую, в буграх и наростах, голову и вытянутую пасть, из  которой  во
все стороны торчали одинаковые длинные и острые зубы.
     С пронзительным, устрашающим шипением зверь двинулся в обход  костра,
зорко следя за человеком.
     Улисс понял этот маневр и старался поворачиваться так,  чтобы  костер
все время оставался между ними. Хищник постепенно приближался, все ускоряя
бег, и наконец бросился в атаку  напрямик.  Улисс,  опустив  копье,  стоял
неподвижно. Решив, что его жертва парализована страхом, зверь еще прибавил
ходу, он спешил поскорее смять ее и вонзить  зубы  в  теплое  мясо.  Улисс
ждал. Из пасти зверя вырывалось нетерпеливое рычание,  он  собирался  уже,
сделав последний прыжок, всей  массой  обрушиться  на  добычу,  как  вдруг
человек резко поднял копье и нанес молниеносный удар. Хищник не смог сразу
остановиться, и вонзившийся в его  горло  наконечник  копья  проникал  все
глубже, разрывая сосуды и мышцы.
     Зверь захрипел, осел и ударил  копье  лапой.  Древко  его  с  хрустом
переломилось, но рана от удара стала только шире, из нее  потоком  хлынула
кровь. Зверь тяжело опустился на передние лапы. Улисс не дал  ему  времени
прийти в себя. Подхватив тяжелую, обитую железными пластинками дубину,  он
изо всех сил ударил хищника по голове. Раздался треск. Зверь замер, словно
прислушиваясь к чему-то, а затем вдруг рухнул на землю и, уткнувшись носом
в снег, затих. Улисс перевел дух. Он  не  чувствовал  усталости  -  победа
вернула ему силы. Кроме того, он был теперь надолго обеспечен мясом,  если
только оно съедобно. Во всяком случае, стоило продолжать путешествие.
     Разделывая тушу и снимая с нее шкуру, Улисс вдруг обнаружил на задней
лапе зверя не зажившую еще рану с запекшейся  на  ней  кровью.  Он  сделал
надрез и извлек маленький металлический предмет,  состоявший  из  помятой,
надорванной оболочки  и  более  твердого  сердечника.  Улиссу  никогда  не
доводилось видеть пули, но он понял, что  такое  можно  изготовить  только
человеческими руками.
     Конечно, это мог быть  и  просто  обломок  металлического  штыря,  на
который зверь напоролся, пробираясь где-нибудь через развалины, но  Улисс,
сам не зная почему, был уверен, что рану нанесли люди.
     Люди! Они где-то не очень далеко. Значит, он на верном пути,  значит,
нужно идти вперед, что бы ни случилось...

     Два следующих дня не принесли изменений. Улисс приблизился  к  самому
подножию Предельных Гор и теперь двигался вдоль гряды на север, с  опаской
поглядывая на изумрудные сполохи, загоравшиеся в небе по ночам. Считалось,
что воздух здесь вредный и дышать им долго нельзя.
     Если через день-два не обнаружится  каких-нибудь  признаков  прохода,
подумал Улисс, придется отойти на безопасное расстояние и некоторое  время
переждать. Вот только неизвестно, какое  рассгояние  здесь  безопасное,  а
какое  опасное.  Пока  никаких  неприятных  ощущений,  кроме   постоянной,
привычной уже тревоги, он не испытывал, но кто знает, не будет ли  поздно,
когда они появятся? Кроме того, назад, может быть, придется идти  и  из-за
дров. Здесь ничего не росло даже весной и летом, а запас,  принесенный  из
леса, уже кончался.
     Поздним вечером на второй день своего  путешествия  вдоль  Предельных
Гор Улисс остановился на ночлег на склоне невысокой  конусообразной  горы.
Прежде чем лечь спать, он решил забраться  повыше  на  гору  и  хорошенько
оглядеться, пока окончательно не стемнело.
     Он сбросил мешок и лыжи и, прыгая с камня на камень стал  подниматься
по  склону.  Небо  на  западе  еще  светилось  багровой  полосой,  но  уже
разгоралось над  вершинами  гор  зыбкое  зеленое  сияние.  Оно  ничего  не
освещало, наоборот,  равнина  внизу  казалась  из-за  него  погруженной  в
черную, непроницаемую тьму, и только на обращенных к  закату  склонах  еще
можно было что-то разглядеть.
     Улисс вскарабкался на гладкий каменный выступ недалеко от  вершины  и
стал внимательно рассматривать поднимавшуюся перед ним гряду.
     Если и есть в этой сплошной стене пролом, как  можно  найти  его,  не
зная где искать? Да и куда он ведет?
     Может быть, в новые земли, а может быть, в самую глубь Мертвых Полей.
А настоящий, безопасный проход лежит в двух днях пути отсюда на юг. Или на
север.
     Как узнать?
     Улисс повернулся в ту сторону, куда предстояло  ему  идти  завтра,  и
замер. Там, далеко впереди, на погрузившихся уже в  темноту  склонах  ярко
светились четыре оранжевых огонька. Да ведь  это  костры!  Словно  светлее
вдруг стало вокруг и теплом повеяло от далеких огней. Горы перестали  быть
мертвым холодным миром - в нем появились люди.
     Люди, думал Улисс. Наверное, охотники. Только не наши, из Города сюда
давно уже никто не ходит. Нет, они пришли оттуда -  из-за  Мертвых  Полей!
Они собираются охотиться в нашем лесу,  а  может  быть,  уже  возвращаются
обратно.  Нужно  обязательно  посмотреть  на  них  вблизи.  Посмотреть   и
поговорить, если получится. Скорее! Главное - не потерять их из виду.
     Он почти бегом спустился к своей стоянке  и,  нацепив  кое-как  лыжи,
быстро покатился с горы. Огоньки все ярче разгорались с наступлением ночи,
и Улисс, глядя на них, все ускорял бег. Единым духом он перемахнул  крутой
заснеженный отрог, лавируя среди камней, миновал широкую  осыпь  и  спустя
некоторое время оказался на краю неглубокой лощины, поднимавшейся  куда-то
в горы. Огни виднелись на дне лощины, но выше по склону, вероятно, Улисс в
спешке потерял направление, и ему,  чтобы  добраться  до  них,  предстояло
теперь подняться немного в гору. Оттолкнувшись копьем  (новым,  вырезанным
взамен того, что было сломано зверем), он скатился на  дно  лощины  -  там
было побольше снега и совсем не попадались камни -  и  зашагал  туда,  где
светились костры. Вместо четырех он видел теперь только два из них и начал
беспокоиться, не гасят ли их охотники, собираясь в дорогу.
     Улисс пошел быстрее. Несмотря на  довольно  крутой  подъем,  идти  по
плотному снегу было  легко,  и  он  широко  шагал,  помогая  себе  копьем.
Преодолев за короткое время немалое расстояние, он с удивлением обнаружил,
что костры ничуть не приблизились, даже  как  будто  стали  дальше.  Улисс
остановился и, тяжело дыша, с обидой глядел на далекие огни. Убегают  они,
что ли?
     И вдруг он увидел: один из огней разделился надвое, и обе  светящиеся
точки, чуть подрагивая, разбрелись  в  разные  стороны.  Спустя  некоторое
время они слились снова и снова разделились, и тогда  Улисс  заметил,  что
они действительно удаляются. Нет, это не костры, подумал он. Это, пожалуй,
факелы. Но зачем им факелы, когда дорогу видно и  так?  Может,  у  них  со
зрением плохо? А может, этим беднягам так досталось во  время  войны,  что
они до сих пор не знают, что такое кремень и  огниво?  Нет,  нет,  все  не
то... Тут что-то совсем другое...
     А! Ну, конечно! Улисс ударил себя кулаком по лбу и  быстрее  прежнего
кинулся вверх по лощине. Скорее) Скорее! Только бы не отстать!  Теперь  он
понял: факелы нужны. Они просто необходимы. Ведь путь через  Мертвые  Поля
проходит, оказывается, под землей! Дай где ж  ему  еще  проходить?  Просто
удивительно, как можно было столько дней ломать голову и не додуматься  до
такой простой вещи!
     Сердце Улисса бешено  колотилось,  но  не  из-за  сумасшедшей  гонки,
впервые за все время  своего  путешествия  он  был  уверен,  что  идет  по
правильному пути.
     Впервые он по-настоящему чувствовал, что с каждым шагом  приближается
к проходу, ведущему в новые земли. Как он мечтал об  этом  в  Городе!  Как
часто он видел во сне эти горы, расступающиеся перед  ним  и  пропускающие
его в залитую солнцем страну. "Там солнце и тепло,  -  вспомнил  он  слова
Шибня, - и цветы... И земля там огромная... И вода -  прямо  из  ру