у встречали трое крепких мужчин тоже в серых
костюмах, но цвет их был погрязней, да и материал попроще, подешевле, нежели
у Отцов города.  К примеру:  у Отцов - шевиот, а у встречавших - синтетика с
ворсом. Или что-то в этом роде, Умнов не шибко разбирался в мануфактуре.
  - Знакомьтесь,  -  сказала Лариса. - Наш гость Умнов Андрей Николаевич,
знаменитый журналист из Москвы.
  Но встречавших знаменитому почему-то не представила.
  Крепкие мужчины крепко  пожали  Умнову руку,  и  один  из  них  радушно
сказал:
  - Приятно видеть. Извините, что директор и зам встретить не смогли. Они
готовятся.
  - К чему? - спросил Умнов.
  В  воспаленном событиями сознании  Умнова  возникла  ужасающая картина:
директор и зам учат наизусть приветственные речи,  которые они произнесут на
встрече с десятимиллионным посетителем Краснокитежска.  Каждая речь -  минут
на сорок...
  - К  выборам,   -   пояснил  мужчина,  несколько  успокоив  воспаленное
сознание.  - Вы попали к нам в знаменательный день. Сегодня труженики завода
выбирают директора, его заместителя, второго заместителя, главного инженера,
главного технолога и главного энергетика.
  - Всех сразу? - удивился Умнов.
  - А  чего тянуть?  -  отвечал один,  а остальные,  улыбаясь,  синхронно
кивали,  подтверждая тем самым,  что сказанное мнение -  общее,  выношенное,
утвержденное. - Шесть должностей - шесть собраний. Каждое неизвестно сколько
продлится:  народ должен выговориться.  Шесть собраний - шесть рабочих смен.
Шесть смен -  около тысячи двойных колясок.  Тысяча колясок недодано - завод
недовыполнит план.  Недовыполненный план  -  недополученная премия трудовому
коллективу. Недополученная премия - недо...
  - Стоп,  стоп,  -  взволнованный услышанным,  Умнов  поднял руки:  мол,
сдаюсь,  убедили,  дураком был,  что спросил.  - Все понятно. Недополученная
премия  -  недокупленный телевизор.  Недокупленный телевизор -  недоразвитая
семья.  Недоразвитая семья  -  недостроенный социализм...  Цепочка предельно
логична... И сколько же вы собираетесь заседать сегодня?
  - Ход  собрания покажет,  -  туманно  ответил грязно-серый  мужчина.  -
Кандидатов у нас всего девяносто семь, но могут быть неожиданности.
  - Ско-о-олько?
  Умнова со  вчерашнего вечера удивить было  трудно,  милые ветры перемен
дули  в  Краснокитежске с  разных  сторон  и  всегда  -  непредсказуемо.  Но
девяносто семь кандидатов - это, знаете ли, в страшном сне...
  - Мы провели опрос в городе, народ назвал лучших. Все - в списке.
  - Лариса,  -  тихо сказал Умнов,  -  это навечно.  Мы сорвем программу.
Василь Денисыч нам не простит. Кто эти сумасшедшие?
  - Не сорвем,  -  так же тихо ответила Лариса, для которой, похоже, факт
гранд-выборов не был откровением.  -  Все учтено...  А это не сумасшедшие, а
представители общественных организаций. Хозяева завода.
  - Ошибаешься, Лариса, - мило поправил ее Умнов, неплохо поднаторевший в
развешивании ярлыков.  А и то верно: каждый журналист - немного товаровед. -
Хозяева завода - рабочие, а представители общественности - Слуги народа.
  - Не совсем так, - не согласилась Лариса. - Слуги народа освобожденные,
те,  кто  за  службу зарплату получает.  А  эти  трое  -  выборные,  двое  -
итээровцы, третий - сам рабочий. Значит, хозяева...
  Так они шли,  мило беседуя на  социально-терминологические темы.  Умнов
слушал ее  и  недоумевал.  Вроде  она  всю  эту  чепуху всерьез несет  -  не
улыбнется даже. А в голосе - Умнов чувствовал! - сквозила легкая ирония. Над
кем?  Над  чем?  Над сложной иерархией наименований?  Или над ним,  Умновым,
иерархию эту не  знающим?..  Хозяева им  не  докучали -  неслись вперед,  на
собрание торопились, на демократический акт. И все же любопытный Умнов успел
задать  мучивший его  вопрос,  отвлек хозяев от  ненужной спешки к  вершинам
демократии.
  - А  скажите мне,  -  крикнул он им в литые спины,  -  почему коляски -
двойные?
  - По   технологии,   -   бросил  через  плечо  Хозяин-рабочий.   -   По
утвержденному в Совмине СНИПу...  Поспешайте за нами,  товарищ журналист.  И
так опаздываем... - и все трое скрылись в тугих дверях заводоуправления.
  - Ничего не понял,  -  отчаянно сказал Умнов, поднимаясь рука об руку с
Ларисой по широкой лестнице, ради праздника устланной ковровой дорожкой.
  Лариса сжалилась, объяснила:
  - Двойные -  это общий термин.  А  так мы делаем коляски для двойняшек,
тройняшек,   четверняшек  и   пятерняшек.   -   И  добавила  нудным  голосом
гида-профессионала: - Единственный завод в Союзе.
  - И большой спрос на пятерняшные? - праздно поинтересовался Умнов.
  - Республики Средней Азии до последней разбирают.
  Больше Лариса ничего добавить не успела, потому что они вошли в большой
актовый  зал,  дотесна  заполненный рабочим людом.  Умнов  ожидал  увидеть в
президиуме добрую  сотню  клиентов -  все  кандидаты плюс  несколько главных
Хозяев,  но на сцене было на удивление малолюдно:  всего семь человек сидело
за  столом  президиума,  крытым зеленым бильярдным сукном.  Справа от  стола
стояли  всегда  переходящие знамена,  древки  которых  напоминали  опять  же
бильярдные кии.  В зале тут и там понатыканы были софиты, между первым рядом
и  сценой расположились телевизионщики с  переносными камерами,  фотографы с
"лейками",  "никонами" и  "зенитами",  а  также  один  художник-моменталист,
который мгновенно рисовал портреты трудящихся на листах в  альбоме,  вырывал
их  и  щедро дарил портретируемым.  Еще на сцене стояло два стенда,  на коих
разместилось множество черно-белых фотографий.
  - Кандидаты, - поясняюще шепнула Лариса.
  Они   малость   задержались  в   проходе,   пытаясь  хоть   куда-нибудь
протолкнуться, и немедля были замечены из президиума.
  - Товарищ Умнов, - крикнули оттуда, - сюда, пожалуйста.
  - Спасибо,  я  здесь пристроюсь,  -  крикнул в  ответ Умнов и скоренько
уселся одной ягодицей на  половинку стула в  десятом ряду:  сидевший с  краю
радушно подвинулся.
  - Идемте,  Андрей Николаевич, нам туда надо, - на людях Лариса называла
его официально - на "вы".
  - Тебе надо, ты и иди, - вспомнил забытую было тактику Умнов. - А мне и
здесь хорошо.
  - Только не убегай,  -  жалобно попросила Лариса.  А закончила бодро: -
Когда увидимся?
  - В шесть часов вечера после собрания,  - привычно схамил Умнов. - Иди,
тебя ждут.
  Лариса помедлила секунду,  соображая:  "в шесть часов" -  это шутка или
всерьез?  Потом, видать, вспомнила название старого фильма, расцвела улыбкой
и решительно поперла к сцепе.  Как ни грубо звучит это слово,  но другого не
подобрать:  именно поперла,  расталкивая локтями, плечами, коленями забивших
проходы вольных выборщиков.  Добралась до президиума, села с краешку - как и
положено хорошо воспитанной Дочери.
  Председательствующий -  костюмчик у  него был чисто серым,  да  и  лицо
Умнову знакомым показалось:  не  он  ли  на банкете слева от Василь Денисыча
сидел?  Он, он, из Отцов, родимый... - монументально поднялся, монументально
постучал стаканом по графину с  водой и монументально же повел речь.  И хотя
грамотный Умнов понимал,  что  монументально стучать или  говорить -  это не
по-русски,  монументы не разговаривают,  иного сравнения к  случаю не нашел.
Здешние монументы умели все.
  - Мы  собрались  здесь  сегодня  для  того,  -  начал  монумент,  чтобы
совершить  воистину  демократический  акт:   избрать  руководителей  завода,
которые  достойно  смогут  осуществлять  на  своих  постах  вашу,  товарищи,
политику.  Ту,  значит,  которую вы им накажете проводить.  А поэтому город,
скажу  я  вам,  серьезно отнесся к  процессу.  Названы самые  достойные люди
Краснокитежска, самые уважаемые. Вот, например, учительница по физике Кашина
Маргарита  Евсеевна  -  ее,  как  будущего  главного  энергетика,  школьники
назвали, ваши, так сказать, дети, внуки, и гороно поддержало... Вот бригадир
слесарей ДЭЗа  o 8 Мелконян Гайк Степанович. На его участках ни разу не было
аварий в водоснабжении и,  извините, канализации, а на этих участках вы сами
живете,  сами  пользуетесь благами цивилизации,  которые стойко охраняет ваш
кандидат на  пост  главного технолога.  Вот  зубной  врач  стоматологической
поликлиники Тамара  Васильевна Рванцова,  вы  ее  тоже  хорошо  знаете,  она
председатель женсовета вашего завода,  точнее - совета жен, которые, кстати,
на пост директор а ее и выдвинули. Ваши жены, дорогие друзья, ваши, простите
за каламбур,  домашние королевы...  А вот и от пенсионеров кандидат:  бывший
бригадир заливщиков,  ветеран войны  и  труда Старцев Григорий Силыч,  тоже,
заметим,  председатель,  но - совета ветеранов завода. Он у нас на директора
от  ветеранов идет...  Да  что  тут  долго  перечислять!  Вы  списки видели,
изучали,  обсуждали, всех кандидатов знаете: и на пост директора, и на посты
его заместителей,  и  на  другие важные посты.  Добавлю лишь,  что наравне с
остальными будут баллотироваться и нынешние руководители завода,  которых вы
тоже знаете.  Так что нечего тут китайские церемонии разводить,  не в  Китае
живем, давайте обсуждать. Хлестко и нелицеприятно.
  И сел Отец города - чистый монумент, памятник развитому социализму.
  Умнов  осмотрелся:  неужели  присутствующие в  зале,  забившие  его  до
отказа,  весь  этот  бред  принимают  всерьез?  Неужели  они  всерьез  будут
голосовать за  слесаря с  дантистом?  Неужели никто не встанет и  не скажет:
"Ребята, демократия - это вам не игра в солдатики. Чур, сегодня я - генерал,
а  завтра ты  им будешь..."  Ну ладно,  банкет с  компотом -  безобидный,  в
сущности,  идиотизм.  Ну ладно,  костюмированные панки с металлистами - тоже
слегка допустить можно,  сама  идея их  "движений" в  основе своей не  шибко
серьезна...   Но   директор-то  профессионалом  должен  быть!   Энергетик  с
технологом дело  знать  обязаны!..  И  вдруг он  услышал внутри себя  голос,
который складно произнес давным-давно слышанное:  "Не  боги горшки обжигают,
товарищ Умнов".  То-то  и  обидно,  что  не  боги.  Разве за  семь с  лишним
десятилетий,  что  родная власть существует,  не  было у  нас такого,  чтобы
вчерашний химик становился министром...  чего?..  ну,  скажем,  культуры,  а
вчерашний металлург -  сегодняшним председателем колхоза?  Было, было, сотни
раз было! Разве хороший директор завода или фабрики не бросался с размаху на
партийную работу, где надо не только людей понимать, но и такую кучу проблем
решать,  с которыми он у себя на заводе и не сталкивался...  Старый принцип:
не сможешь -  поможем,  не справишься - перебросим. Был начальником тюрьмы -
становись  директором театра.  Был  оперным  певцом  -  поруководи цирком  в
масштабе страны...  А  что  такого?  Ну,  к  примеру,  выберут  они  сегодня
учительницу физики главным энергетиком -  так она ж не одна в энергетической
службе.  У нее подчиненные -  профессионалы.  Да и сама она про энергетику в
своем институте учила,  закон Ома от  закона Джоуля-Ленца запросто отличает.
Так что пусть работает.  Опять повторим: не боги горшки обжигают... Господи,
взмолился Умнов,  доколе же мы будем жить по этому вздорному принципу? Когда
поймем наконец,  что  не  горшки обжигать надо -  державу спасать от  плохих
горшечников...
  Но тут в президиуме произошло некое шевеление,  и у Умнова, который уже
ничему не удивлялся, зародилось подозрение, будто устроители нынешнего фарса
кое-что  приберегли  про  запас.  Более  того,  почтеннейшая публика  о  том
распрекрасно ведает, иначе почему "народ безмолвствует"?..
  Отец-председатель снова поднялся и сделал существенное добавление.
  Он так и заявил:
  - Есть,   товарищи,  существенное  добавление.  В  президиум  поступили
самоотводы.  Вот  что  пишет,  например,  товарищ Кашина:  "Прошу снять  мою
кандидатуру с голосования,  поскольку я чувствую, что гораздо большую пользу
Родине  принесу  на  ниве  среднего  образования".   Благородное  заявление,
товарищи,  граждански мужественное.  Думаю,  надо уважить.  Будем голосовать
сразу или другие самоотводы послушаем?
  Из зала понеслось:
  - Другие давай... Чего там канителиться... Списком будем...
  - Значит, еще самоотвод - Мелконяна Гайка Степановича. "Прошу снять мою
кандидатуру с голосования,  поскольку я чувствую, что гораздо большую пользу
Родине  принесу  на  ниве  водоснабжения и  канализации".  Тоже  гражданский
поступок,   товарищи,   нельзя   не   оценить   самоотверженности   товарища
Мелконяна... А вот что заявляет нам Тамара Васильевна Рванцова: "Прошу снять
мою кандидатуру с  голосования,  поскольку я  чувствую,  что гораздо большую
пользу  Родине  принесу  на   ниве  зубопротезирования".   Тут   еще   много
самоотводов,  общим числом...  -  он наклонился к грязно-серому соседу,  тот
что-то  шепнул  ему,  -  общим  числом  девяносто  один  экземпляр.  Фамилии
перечислить?
  - Не  надо!..  -  заорали  из  зала.  -  Догадываемся!..  Голосуй,  кто
остался!..
  - А  остались у  нас в  списке для голосования те,  кого вы лучше всего
знаете.  На  пост  директора завода баллотируется нынешний директор Молочков
Эдуард Аркадьевич. На посты его заместителей - его заместители Тишкин В.А. и
Потапов Г.Б. На пост главного энергетика...
  Дальше Умнов не слушал. Согнувшись в три погибели, он пробирался сквозь
толпу к  выходу -  чтоб только из  президиума его не  заметили,  чтоб только
бдительная Лариса не окликнула,  не приказала безжалостно отловить. У Умнова
был план.  К  его великому сожалению,  план этот касался не  побега вообще -
судя по  утренним экзерсисам,  он  пока обречен на  провал,  -  но  изучения
вариантов побега:  назрела мыслишка кое-что посмотреть в гордом одиночестве,
кое-что проверить, кое-что прикинуть. А там - пусть ловят. Там, если хотите,
он и сам сдастся...
  Он  вышел в  фойе  и  облегченно вздохнул.  Фарс с  горшками для  богов
обернулся фарсом с выборами для демократии.  Списочек составили,  кандидатов
наворотили  -  сотню,  перед  вышестоящими инстанциями  картинку  выложат  -
закачаешься.  Инстанции - они сейчас хоть и делают вид, что только наблюдают
со стороны,  а  на самом деле ой-ой-ой как во все влезают.  Со стороны.  Вот
почему  здесь  выбирают одного  из  одного.  Или  -  точнее!  -  шестерых из
шестерых.  Богатый выбор... Впрочем, и это, как говорится, часто имеет место
- в  той  же  первопрестольной,  например.  Умнов с  усмешкой вспомнил,  как
недавно выбирали нового директора столичного издательства,  как  сидел он  -
демократический кандидат! - один-одинешенек на сцене перед сотрудниками, как
пересказывал свои  анкетные данные,  о  коих  всем присутствовавшим известно
было досконально.  А их,  к примеру,  интересовало:  сколько у кандидата жен
было,  венчанных и невенчанных,  -  так ведь не спросишь о том,  несмотря на
объявленную гласность...  Да разве только издательство?..  Сколько в  газету
писем  приходит  -  о  таких,  с  позволения сказать,  выборах!  Умнов,  сам
вопросами экономики не  занимающийся,  тем  не  менее в  экономический отдел
частенько захаживал, почту просматривал: а вдруг да и выплывет что-то по его
теме, что-то нравственное. И выплывало. И находил. И писал - остро и зло...
  Но сейчас его интересовало совсем другое.

  Умнов сбежал по  ковровой лестнице,  миновал заводской двор -  пустой в
этот час,  лишь сиротливо стояли автопогрузчики, электроплатформы, маленькие
электромобильчики "Пони",  и  лишь у трех красных КамАЗов с прицепами курили
шоферы,  сплевывали на  асфальт  и  негромко матерились.  Их-то  и  надеялся
увидеть Умнов: заметил машины, когда спешил на собрание.
  - Чем недовольны,  командиры?  -  бодро спросил он,  подходя к шоферам,
доставая из  кармана  рубашки  духовитую индийскую сигаретку "Голд  лайн"  и
ловко крутя ее в пальцах.
  Один из камазовцев приглашающе щелкнул зажигалкой.
  - Не надо, - отстранился Умнов. - Бросил. Просто подержу за компанию.
  Умнов никогда не курил,  но сигареты при себе держал:  образ бросившего
сильно  сближал  его  с  курящими  собеседниками.   Маленькие  журналистские
хитрости,  объяснял Умнов, перефразируя любимый штамп известного футбольного
комментатора.
  Камазовцы на штамп клюнули.
  - Завидую,  -  сказал один,  в ковбойке,  смачно затягиваясь. - А я вот
никак...
  - Сила  воли  плюс характер,  -  добавил второй,  в  майке,  цитатку из
Высоцкого.
  - Так чем же  недовольны?  -  повторил вопрос Умнов,  пресекая ненужные
всхлипы по поводу собственной стойкости.
  - Стоим,  -  сказал  первый  шофер  и  добавил несколько идиоматических
выражений.  -  Они,  блин,  там штаны протирают,  глотки дерут,  а  мы здесь
загорай на халяву...
  - За готовой продукцией приехали?
  - За ней, чтоб у ней колеса поотваливались.
  - И далеко повезете?
  - На базу.
  - А база где?
  - Слушай, ты чего пристал? Шпион, что ли?
  - Шпион, шпион... Так где база?
  - Вот,  блин,  прилип...  Ну,  на Робинзона Крузо,  сорок два. Доволен,
шпион?
  - Это улица такая?
  - Нет, блин, пивная!.. Конечно, улица.
  - В Краснокитежске?
  - Ну не в Лондоне же!..
  - Так вы  местные...  -  в  голосе Умнова послышалось такое откровенное
разочарование,  что  первый камазовец,  гася  бычок о  подошву тираспольской
кроссовки, спросил не без сочувствия:
  - Поправиться,  что ли,  хочешь?.. Нету у нас, друг. Сходи в стекляшку,
скажи Клавке, что от Фаддея - она даст, она добрая...
  - Да нет,  я не пью,  - отмахнулся Умнов. - Я так просто. А кто коляски
из города повезет? Выходит, не вы?..
  Тут вмешался третий камазовец,  самый из них солидный - килограммов под
сто, до сих пор хранивший гордое молчание.
  - А не пойдешь ли ты туда-то и туда-то? - спросил он, называя между тем
вполне конкретный адрес отсылки.
  - Не пойду,  - не согласился Умнов. - Ребята, вы не поверите, но меня в
этом вашем Краснокитежске заперли.  Хотел сегодня уехать,  мне на юг надо, а
ни хрена не вышло.
  Камазовцы посуровели.  Легкое,  но  гордое  отчуждение появилось на  их
мужественных, изборожденных ветрами дорог лицах.
  - Бывает, - туманно сказал первый, в ковбойке.
  Остальные молчали,  разглядывали небо,  искали  признаки дождя,  грозы,
смерча,  самума, будто не ехать им по разбитым магистралям Краснокитежска, а
взмывать  над   ним   в   облака   с   ценным  грузом  двойных  колясок  для
среднеазиатских пятерняшек.
  - Что бывает? - настаивал Умнов.
  - А не пойдешь ли ты туда-то и туда-то?  -  спросил третий,  не изменив
конечного адреса.
  - Ребята, я серьезно. Понимаете - плохо мне. Страшно.
  И  тогда,  словно  поняв  умновские  зыбкие  страхи,  первый  камазовец
полуобнял Умнова,  дыхнув  на  него  сигаретно-пивным  перегаром,  и  шепнул
доверительно:
  - Поверь на слово,  друг: не рыпайся. Раз не можешь выбраться, значит -
судьба. Значит, Краснокитежск - твой город.
  - Какой мой? Какой мой? Я из Москвы, понял? Москвич я! Коренной!
  - А чем твоя Москва от Краснокитежска отличается? Та же помойка. Только
больше...  Ладно, некогда Нам с тобой ля-ля разводить. Бывай, москвич. Держи
нос по ветру, верное, блин, дело.
  И  все  сразу,   как  по  команде,  пошли  прочь,  не  оглядываясь,  не
попрощавшись,  будто дела у них в момент подвернулись - важней некуда, будто
спешка выпала - все горит, все пылает, не до пустого им трепа с посторонними
шпионскими харями.

  И тут перед Умновым возник кот.  Не исключено, что он был родным братом
утреннего приятеля Умнова,  а может,  и сам приятель неторопливо дотрусил от
гостиницы до завода:  и расцветка один к одному,  и хвост антенной торчит, и
глаз тот же -  желтый,  в крапинку, с черным щелевидным зрачком. Умнов любил
кошек и легко запоминал их в лицо.
  - Здорово, - сказал Умнов. - Это ты или не ты?
  Кот  не  ответил,   вопреки  вздорным  утверждениям  классиков  мировой
литературы,  повернулся и  пошел,  чуть покачиваясь на тонких длинных лапах,
подрагивая худой антенкой,  явно  завлекая Умнова за  собой.  Тогда,  утром,
припомнил Умнов, он завлекал не зря - до близких ворот довел безошибочно.
  Умнов,  пос